скачать книгу бесплатно
На главной просеке была вбита первая вешка с номером, около неё вставлен колышек с веревкой длинной двадцать пять метров и погнали…
Вбивается вторая вешка, возвращаешься, снимаешь колышек и переставляешь его на вторую вешку, рубишься до третьей вешки, возвращаешься и рубишься до четвертой и так до самого подъема на сопку, поперек всей долины.
Всё было бы легко и просто, если бы эта работа делалась втроем. Но её придется делать одному. И это Лёнька прекрасно себе представлял.
Сейчас они закончат с Борисом этот профиль, и он останется один на один с тайгой. И ему всё это придется делать одному.
– Ну, что ж, придется попотеть, – отгонял от себя невольный страх Лёнька. – Ничего! Справлюсь, – убеждал он себя. – Ведь Витька же работал и не сдох…
А если учесть, что вокруг витают тучи комаров, пот застилает глаза, постоянно хочется пить, руки заняты то топором, то мачете, да ещё за собой приходится тянуть длиннющую веревку…
Одним словом, не работа, а каторга.
Он попытался отогнать от себя все страхи, вновь подумав:
– Сам знал, куда ехал. Это тебе не дома бездельничать, книжки в кресле читать, – но тут проскочила провокационная мысль: – А ну его, эту работу, ко всей такой-то матери. Вернусь домой, там хоть отдохну, – но второе гордое мальчишеское «Я» тут же воспротивилось: – Ты что? Слабак? Маменькин сыночек? Чтобы потом на папу показывали пальцем и говорили, что сын у него ничтожество и тряпка? Нет! – мальчишеское «Я» начинало побеждать: – Не будет такого! Все могут, значит, и я смогу! – окончательно решил он для себя.
Первый профиль, который они пробивали с Борисом, закончился, и они вернуться на главную просеку.
– Ну, а теперь за работу, пацаны, – Борис потрепал каждого из них по плечу. – Сегодня сделаете только по одному профилю. Смотрите, если на пути попадется толстое дерево, не рубите его. Вечером нам об этом скажете, мы его потом вместе срубим, – он рассмеялся: – Когда закончите, то возвращайтесь на заимку. На сегодня вам и одного будет достаточно, – он махнул мальчишкам рукой и пошел рубить следующий профиль.
Лёнька с Сашкой прошли дальше по просеке, нашли новые профили для себя, и врубился в тайгу.
Так и началась Лёнькина трудовая деятельность на прииске Комсомольск-на-Хугдере.
Выбрав профиль, Лёнька осмотрелся. Впереди был редкий лесок. Он вытащил из чехла мачете и начал срубать мелкие деревца и кусты, попадающиеся на пути.
Вешки, которые он нарубил, оказались тяжелой ношей.
За плечами у него был рюкзак с едой и водой. На поясе в чехле мачете. В сапог топорищем вниз, воткнут топор. В руках, вечно путающаяся веревка. Вешки были лишними, и он оставил их на главной просеке.
Прорубив первые двадцать пять метров, он нашел небольшую осинку, срубил её, зачистил от веток и вбил в землю. Первый шаг был сделан.
Вернувшись к просеке, он вынул колышек и потянул веревку к первой вешке.
На просеке на него с новой силой навалились комары, но как только он вошел в лес, количество их значительно уменьшилось, и он снял капюшон энцефалитки.
Дышать стало намного легче, и пот перестал застилать глаза.
Это открытие его обрадовало, и второй отрезок он прошёл намного быстрее, а потом пошло всё, как на автомате. Рубить кусты, подлесок, ставить вешки и опять всё заново.
Вешки выстраивались одна за другой. Он видел не только три последние из них, а с десяток, выстроившихся в ряд с белыми, затесанными стволами.
Работа шла! Лёнька даже удивился, как это он с полчаса назад сомневался в своих силах. Всё было так легко! Он не чувствовал усталости. Был только азарт. Работа даже чем-то начала напоминать ему игру.
Он крушил всё, что попадалось на пути, не ощущая усталости, только иногда останавливался, чтобы перевести дыхание и смахнуть со лба пот.
Дойдя до места, где долина начала переходить в подъем сопки, он вбил последнюю вешку и осмотрелся.
– Наверное, здесь можно и закончить, – вспомнил он слова Бориса.
Мелкий подлесок закончился, вокруг начали появляться толстые березы и лиственницы. Почему-то комары уже не так одолевали его. Да и он престал обращать на них внимание, автоматически отмахиваясь от наседавших насекомых.
Здесь, в редком березняке, стояла абсолютная тишина, слышался только шелест листьев и перекличка каких-то птичек. Наверное, таёжному жителю они были знакомы, и он различил бы их, но Лёнька, раскинувшись на траве, только с упоением их слушал.
Хотя он и привык к перегрузкам, но сейчас, чувствовалось, что с непривычки, он устал.
Полежав ещё немного на пахучей, тёплой земле, он поднялся, достал из рюкзака хлеб с куском сала, нарезал его, достал фляжку с чаем и присел, облокотившись спиной, на ствол толстой березы.
Перекусив, он поднялся и, по прорубленному профилю, вышел на дорогу.
На дороге к заимке на него вновь напали комары, и ему пришлось накинуть капюшон.
На крылечке заимки уже сидел Сашка. Было видно, что он тоже только что вернулся. Вид у него был растрёпанный и уставший.
– Ну, и как тебе сегодняшняя работа, – подойдя к Сашке, поинтересовался Лёнька.
– С непривычки – тяжело. Если честно сказать, устал я, – признался Сашка, – но через пару дней привыкнем и будем делать уже по два профиля, а то и по три.
– Ну, про три, ты уже загнул, – усмирил пыл Сашки Лёнька. – Пошли лучше помоемся.
– А вот это правильно! – Сашка подскочил с крыльца и кинулся в заимку.
Лёнька прошел за ним. В заимке стоял полумрак, и было прохладно. Покопавшись в своих вещах, они с полотенцами на плечах, и прихватив по пустому ведру, вышли на берег Дубакита.
Берег был крутой, метров восемь, и чтобы спуститься к воде, надо было ухитриться, чуть ли не по отвесному косогору, по петляющей тропинке сбежать вниз.
В этом месте, где стояла заимка, река делала крутой изгиб и у самого берега вода нешуточно бурлила. Но, пройдя немного вверх, они нашли спокойную, неглубокую заводь и принялись умываться.
Лёнька скинул с себя энцефалитку, сапоги с брюками и попытался войти в воду, но она оказалась чуть ли не ледяной.
Сашка, видя, что Лёнька собрался купаться, наблюдал со стороны за его действиями.
Увидев, как Лёнька пробует ногой воду, посоветовал:
– Да не лезь ты туда, околеешь.
Но Лёнька, не слушаясь Сашкиных советов, всё-таки ступил в воду. Чтобы сократить муки привыкания к холоду, он бросился в эту неглубокую заводь, манящую своей прохладой.
Но, только он погрузился в воду, как у него из горла непроизвольно вырвался звериный рык, и он, как пуля вылетел из воды.
Сашка, глядя на бегающего по берегу и орущего Лёньку, покатывался со смеху:
– Ну, и что я тебе говорил!? – от души смеялся он. – Холодная же вода…!
– Теперь вижу, что холодная, – растираясь полотенцем, подтвердил дрожащим голосом Лёнька. – Но думал, не настолько же…
– А ты что хотел? – не унимался Сашка. – Тут вечная мерзлота тает, вот оттуда и вода.
Лёнька, закутавшись в полотенце, присел около Сашки:
– Чё? Ты что ли раньше не мог сказать, что это вечная мерзлота тает.
– Да я думал, что ты сам догадаешься, – пожал плечами Сашка.
Они осторожно вновь вошли в воду. От холода ноги сразу же онемели, и перехватило дыхание, но, немного привыкнув к температуре, мальчишки умылись по пояс, смыв дневной пот и растерлись до красна.
У воды ни комаров, ни мошки не было, так что можно было без одежды немного погреться на солнышке. Но, не успели они разнежиться, как откуда-то раздался еле слышный крик:
– Па-ца-ны —ы-ы!
Сашка забеспокоился:
– Наверное, мужики нас потеряли, – предположил он, прислушиваясь к далекому крику, и в ответ тоже прокричал: – Мы зде-е-е-сь! – потом повернувшись к Лёньке, кивнул в сторону заимки. – Погнали назад.
Они быстро собрались, зачерпнули прозрачной, чистой воды из речки и начали карабкаться вверх по косогору по той же самой крутой тропинке.
На откосе стоял Иван Михайлович и молча наблюдал за карабкающимися ребятами.
Когда они ещё только спустились к реке, Лёнька обратил внимание на цвет земли, покрывающий косогор.
В самом верху он был чёрного цвета. Этот слой был не больше двадцати сантиметров. Было понятно, что это плодородный слой почвы, питающей всю растительность.
Потом шёл слой светло-желтого цвета, напоминающий песок. Постепенно он переходил в темно-желтый глинистый цвет, а в самом низу косогора он неожиданно переходил снова в чёрный, но уже не такой, как плодородный слой почвы. Он был безжизненно чёрный.
Ленька с любопытством осмотрел косогор:
– Слышь, Сань, – он обратился к Сашке, – а почему земля такого разного цвета? – и показал на разноцветные слои земли на откосе.
– А чёрт его знает, – отмахнулся Сашка. – Не знаю. Надо будет у Михалыча спросить, – а потом, что-то вспомнив, добавил: – Река здесь делает крутой поворот, вот она и размыла эту землю.
Лёнька из Сашкиных рассуждений ничего не понял, но решил для себя, что об этом обязательно спросит у Михалыча.
Иван Михалыч наблюдая за мальчишками, лезшими по откосу, комментировал:
– Осторожнее, осторожнее. Воду не расплескайте, а то другорядь за ней пойдете.
А когда мальчишки подобрались к краю откоса, принял у них ведра с водой и пошёл к заимке.
Он уже разжег костер и повесил над ним на треноге объёмистый котелок. Тут же на столе были выставлены хлеб, банки с борщом и какая-то крупа.
Подождав, пока вода закипит, Михалыч бросил туда крупу, потом, дождавшись, пока она станет мягкой, вывернул в котелок две банки концентрированного борща.
Вскоре подошли два Бориса и, умывшись, тоже устроились у костра.
По поляне разнесся дурманящий запах борща. Лёньке хотелось, не то что есть, ему хотелось просто жрать.
Иван Михайлович последний раз попробовал варево в котелке и разрешил:
– Накладай. Жорево готово.
Мальчишки со своими мисками кинулись к котелку, но Иван Михайлович остановил их жестом:
– Все есть хотят, не вы одни только, – и, протянув руку к Сашкиной миске, уже по-доброму потребовал: – Давай свою тару.
Сашку не надо было долго уговаривать. Он сунул Ивану Михайловичу миску и, обжигая руки, когда тот налил туда борщ, уселся за столом.
Лёнька вслед за ним проделал то же самое.
И – все! Мир померк. Перед ним была только миска и борщ. Больше он ничего не видел, настолько был голоден.
Мужики не спеша наполнили себе миски борщом и устроились за столом.
На некоторое время на поляне были слышны только голоса перекликающихся птиц, треск угольков в костре и стук ложек по мискам.
Уговорив миску, Лёнька посмотрел на Ивана Михайловича. Тот перехватил его просящий взгляд и, поняв, что этому проглоту надо, разрешил:
– Наливай, наливай. Поэтому полный котелок и сделал.
Лёнька мигом налил себе ещё полную миску борща и принялся его уничтожать. Сашка безмолвно последовал его примеру.
Вот когда и вторые миски были опустошены, то мальчишки откинулись от стола и смогли осмотреться по сторонам.
Солнце уже начинала подбираться к вершинам сопок, чтобы вновь спрятаться за них. Вокруг стояла тишина и вечерняя прохлада.
Такая обстановка располагала только к разговорам.
Мужики тоже покончили с поздним ужином и, закурив, спокойно обсуждали события сегодняшнего дня. Они рассказывали о том, что им сегодня попалось на просеках, и планировали работу на завтрашний день.
Иван Михайлович предложил:
– Сделаем так. Мы, – он указал на себя и Борисов, – готовим завтрак и ужин. А пацаны таскают воду, готовят дрова, поддерживают костер и моют посуду. У нас будет своя очередность, а у них, – он указал на Лёньку с Сашкой, – своя. Я думаю, так будет справедливо, – и, осмотрев всех, добавил: – Так ведь?
– Всё правильно говоришь, Михалыч, – подтвердили его слова Борисы.
Мальчишки с ними тоже согласились.
– А когда Витька завтра приедет, то вам ещё легче будет, – добавил Михалыч. – Где его сорванца носит? Я так и знал, что он к сегодняшнему вечеру не обернется…, – Михалыч с раздражением выбросил окурок в костер и зло сплюнул. – Мабуть, завтра будет.
Но Лёньке не терпелось узнать, почему же косогор состоит из таких полос земли, поэтому он не обратил внимания на слова Михалыча о Витьке и подсел к нему и, как бы невзначай, начал разговор издалека:
– Михалыч, а крутой же здесь берег. Мы с Сашкой еле-еле на него взобрались.
– Да, берег крут, – посмотрев в сторону реки, подтвердил Михалыч. – Когда по весне Дубакит бушует, то он тут, на повороте, – он пальцем показал на поворот реки, – с берега, здорово землю сносит. Всё подмывает берег, да подмывает. Глядишь, лет через десять, и до заимки доберется.
– Не доберется, – вставил своё слово младший Борис. – Через десять лет тут драги будут работать. Все перекопают и заимку твою снесут.
– Жаль, что снесут, – тяжело вздохнул Михалыч и выпустил очередной клуб дыма. – А то, смотри, какая тут красота, – он ещё раз блаженно огляделся.
