скачать книгу бесплатно
– Ну иди, иди.
Но паренек сразу не ушел.
– Товарищ Шкапов, вы извините, что вам пришлось здесь спать.
– А?
– Извините, говорю. Тот хороший номер оказался занят. Какая-то шишка из Москвы… Мне обещали этот номер для вас, но понимаете…
– А?.. Ну черт с ним. Дай же мне спать.
Но паренек не уходил.
– Я старался, товарищ Шкапов. Я очень старался…
Потом он ушел.
Колышев шагал в тишине, миновал одну раскладушку и вторую, миновал и этого спящего старика, у которого, как выяснилось, он забрал лучший номер. «Шкапов… Шкапов… Что-то знакомое. Где я слышал эту фамилию?» – думал Колышев.
Но так и не вспомнил.
* * *
Как-то возвращаясь из института домой, Колышев остановил машину возле аптеки – притормозил, встал, все честь честью – и вошел в аптеку, чтобы взять для жены лекарство.
– Пожалуйста. – И Колышев, когда подошла очередь, подал рецепт.
– Этого лекарства сейчас нет.
– Как так – нет?
– К нам не поступало.
Быть этого не могло. Колышев с утра специально звонил, и ему сказали – вот-вот завезут.
– Я звонил. Я этого так не оставлю!.. С утра был завоз. Я… – И тут он осекся. – Зина?!
– Что?.. Ах ты, боже мой – Толик!
Она тоже его узнала – из полуовального окошечка улыбалась и глазами, и ртом, и вообще всем лицом.
– Ну… ну а как же лекарство? – сказал Колышев, приходя в себя.
– Нет… лекарства.
Люди в очереди стали шуметь и переминаться с ноги на ногу.
Зина сказала:
– У нас обеденный перерыв. Через пятнадцать минут.
– Я подожду возле аптеки.
– В скверике, ладно? На левой стороне…
Колышев быстро двинулся к выходу, потому что очередь была накалена добела – перерыв, все хотели успеть.
И вот – встреча в скверике, с крыш течет, апрель.
Он рассказал Зине, что женился поздно, но все же женился – ребенку десять, мальчик, в школу ходит, шустрый такой пацаненок. «Поздно, а все же женился удачно. Бывает же так», – рассказывал Колышев.
– Это самое главное, – солидно заметила Зина. – Человек так устроен. Как у него в семье, так и в жизни.
Колышев согласился – что да, то да. И спросил:
– А ты как?
У Зины были две дочки. Обе уже замуж вышли. Обе уже родили по ребенку.
– Так ты уже бабушка?
– Да. И колясочки катаю в скверике…
Помолчали.
– Мне сорок восемь, – начала считать Зина, – значит, тебе…
Она не помнила. И Колышев подсказал:
– Пятьдесят два.
Они сидели на скамеечке в скверике – недалеко от аптеки. Была весна. Люди шли мимо, торопились. А у ног, у самого края лужи, гомонили воробьи.
Оба были люди полные, солидные, особенно Зина. На улице он бы ее не узнал – низенькая, и грузная, и медлительная женщина. С красноватым, кирпичного цвета, лицом.
– Знаешь, как я узнал тебя?.. Лицо в вашем аптекарском окошечке получается как в овале. Как фото…
Но Зина была настроена поговорить о более реальном. Она стала рассказывать о своих дочках – всю себя на них потратила, такая судьба, обе болеют. Что ни год – попадают в больницу. Обе плохо вышли замуж. Обе трудно живут… Вот и вся жизнь пролетела.
– А я всю жизнь цифры пересчитывал, – усмехнулся Колышев.
Они сидели рядом на скамейке – почти чужие, далекие, потратившие жизнь каждый на что-то свое.
* * *
О лекарстве они вспомнили в самом конце разговора.
– Лекарство привезли, – сказала Зина. – Я слышала, что привезли. Но мало.
– Я так и думал.
– В продажу не поступило. У нашей заведующей, у Вероники Петровны, какие-то свои планы насчет распределения.
– Какие планы?
– Не знаю. Я человек маленький.
И тогда Анатолий Анатольевич заявил:
– Она не имеет права этого делать!
Тут же выяснилось, что Зина побаивается. Конечно, поговорить с заведующей можно, но боязно…
– Что? Боязно? – Колышев не понимал. – Почему?
– Боязно…
– Но почему? – И Анатолий Анатольевич с улыбкой объяснил Зине, что бояться начальства совершенно не следует, все мы люди, все мы одинаковы. И более того – если правильно и толково объяснить, начальник всегда уступит.
– Ой, не знаю, – сказала Зина.
– А я тебе говорю – уступит.
И, улыбаясь, Анатолий Анатольевич встал со скамейки:
– Мы, Зина, сейчас же пойдем к твоей заведующей. И поговорим с ней. Спокойно и убедительно – главное, чтобы было убедительно.
– Может быть, ты один пойдешь?
– Я могу и один. Но, по-моему, тебе полезно посмотреть, как это делается.
Они пошли вдвоем. И действительно, Колышев легко и просто доказал заведующей ее неправоту. И лекарство добыл. И, разумеется, не только для себя одного – редкое лекарство тут же поступило в продажу.
– Вот видишь. Ничего хитрого тут нет, – сказал Анатолий Анатольевич, прощаясь.
Зина (Зинаида Сергеевна) не сводила с него сияющих глаз:
– Ух как ты ее!
– Понравилось?
– Очень!
Они простились. Колышев перешел на ту сторону улицы, сел в машину и уехал домой. А еще через месяц Зинаиде Сергеевне пришлось уволиться «по собственному желанию».
* * *
Зинаида Сергеевна пообивала пороги, побегала, но в итоге, чтобы работать по специальности, пришлось устроиться в другом районе – в больницу сестрой. Правда, человек она была старательный, и руки что надо, и медтехникум за плечами – так что уже через год она стала старшей медицинской сестрой.
В общем, эта работа ей даже больше нравилась, чем прежняя. Все-таки люди, все-таки не просиживанье в аптеке.
Мужу она объяснила, что история получилась из-за одного старого знакомого, которому она взялась помочь.
Муж отчитал:
– Думать надо. Тебе уже полста лет, слава богу… В такие годы с работы на работу не бегают. Не девочка.
* * *
Но зато здесь жил Колышев – в том самом районе, где теперь работала Зинаида Сергеевна. Более того: ее больница и его дом – неподалеку.
Теперь Зинаида Сергеевна знает, что Колышев – это крупный начальник и ученый, – Анатолия Анатольевича, и его жену, и даже его сына здесь знают все. И потому Зинаида Сергеевна робеет. Она испытывает некую дрожь и некий трепет, даже когда видит его из окна; что там ни говори, а ведь большой и уважаемый человек. И утром Зинаида Сергеевна старается побыстрее и пораньше проскочить некий асфальтовый пятачок.
Но бывает, случай подводит, деться уже некуда.
– Здравствуйте, Анатолий Анатольевич. С добрым утром.
– Здравствуй, Зина.
Колышев пересекает пятачок и садится в машину.
А Зинаида Сергеевна спешит в больницу. Иногда она думает о Колышеве – ей представляется, что когда-нибудь (не дай бог, конечно!) он поступит в отделение, где она работает. Большие люди частенько прихварывают, ну там сердце пошаливает, или печень, или просто нервы.
И вот она будет дежурить – следить, как сестры дают ему порошки или берут из вены кровь. Сама Зинаида Сергеевна сейчас уже старшая сестра всего отделения, порошками она не занимается, но, скажем, ответственное переливание крови или что-то иное – это она умеет сделать на высшем уровне, не нервируя врача и не мучая больного. Свое дело она знает. Ей придется посидеть у его постели – Колышев небось обрадуется. Она сядет неподалеку, и они побеседуют. Поговорят о том и о сем.
Пойте им тихо
Рассказ
Однажды палату посетил знаменитый профессор.
Он бегло просмотрел «дела» больных и еще более бегло прошел вдоль коек. Он входил в палату и почти тут же выходил. Он прямо-таки промчался. Однако он сделал одно замечание. Выйдя из этой палаты, он сказал лечащим врачам:
– Меня не так беспокоят их сломанные позвонки и суставы. Меня беспокоят их головы.
Он пояснил: он сказал, что больные этой палаты какие-то слишком подавленные. Вот именно, с подавленной психикой. И что одного этого предостаточно, чтобы остаться неполноценным и уже никогда не выкарабкаться. У ямы есть края.
Лечащие врачи согласно закивали головами: да, да, конечно… психика – это важно. На самом деле почти все они ему не поверили. Они решили, что «светило» слегка чудачествует. Главное, разумеется, было починить позвонки и суставы. А уж если очень понадобится, то пусть после починки делом займутся психологи и психиатры. Каждому свое.
* * *
О психике больных врачи, разумеется, не забывали. Они изо всех сил старались поддержать в них дух бодрости. И постоянно напоминали, что больные должны быть сильными и мужественными, они ведь мужчины. И это не беда, что их палата считается «тяжелейшей», это условность, не более того; досужая болтовня нянек.
Больных было трое. Им было наплевать, что их палата считается «тяжелейшей». Их мучили боли, и было жаль себя. Им было тягостно смотреть на летние облака в окне. Им казалось несправедливым то, что за окном лето в разгаре, а у них сломан позвоночник. Они часто плакали, жаловались и все такое.
Один больной поначалу все же отличался: боль он превозмогал. Фамилия его была Щербина. На утреннем обходе, несмотря на боль, он врачам улыбался. Профессия его до травмы была монтажник-высотник.
На обходе он говорил всегда одно и то же. Он говорил сдержанно. Он был как образцовый солдат рядом с сеном-соломой.
