скачать книгу бесплатно
К нам подошел Тони, отец Джека. До того он был в хорошем настроении, радовался подаркам и прогулке, но сейчас его поведение резко переменилось. Глаза широко распахнуты, руки протянуты к нам.
– Зачем она здесь? – тихо спросил он у Джека.
Двое стояли примерно футах в двадцати и продолжали на нас смотреть. Женщина перестала кричать, она старалась убрать волосы за уши, на лице страдание.
– Не знаю, не знаю, – ответил Джек. – Мне не известно, где они теперь живут. Я не знал. – Он оглядывал озеро. – Я полагал, тут никого не будет.
Никогда я не видела Джека таким. Он был в отчаянии, заламывал руки, не отводя взгляда от женщины.
Ее кофта сливалась с вереском, волосы упали на лицо, прилипли, мокрые от дождя. И, будто что-то решив, она двинулась к нам. Почти бегом. Женщина приближалась к нам, то и дело поскальзываясь на траве и вереске, ветер развевал длинные седые волосы у нее за спиной. Я тут тоже оступалась: земля промокла, как губка, и уходила из-под ног неожиданно.
Отец обернулся к Джеку. Он всю жизнь занимался бизнесом – своя вискарня, – и было видно, что он умеет справляться с неожиданностями.
– Как они узнали?
Джек прищурился, глядя на женщину, идущую к нам широким шагом.
– Не думаю, что они узнали, – ответил он. – Не повезло.
– Давай отойдем с главной дороги, – позвал нас Тони, показывая на участок дороги вокруг озера, чуть более заросший, чем остальные.
Отвернувшись от женщины, мы неуверенно поднялись по склону. Я подчинилась, не зная, что еще делать. Ведь наверняка же вскоре кто-нибудь все объяснит…
Женщина остановилась у подножия склона, по которому поднимались мы. Муж кричал ей вслед, умоляя оставить нас в покое.
Я не думаю, что наш уход заставил ее отступить. Нет, по какой-то другой причине она выглядела опустошенной – отвернулась, закусила манжету кофты и зарыдала.
А потом, перед тем как решительно уйти, она повернулась и выкрикнула одну только фразу, хлестко прозвучавшую в шуме ветра и дождя.
– Как вы можете спать по ночам? – спросила она с сильным шотландским акцентом.
Не могу сказать, к кому это относилось. Упрек был брошен нам всем, стоящим на ветру.
Она отвернулась и пошла прочь, а мы двинулись дальше вокруг озера тропой, идущей повыше, обходя следы диких животных и растения, твердые стебли которых путались в ногах.
– Что это было? – спросила я у Джека тихо, когда женщина ушла.
Ее еще было видно вдали – она убирала волосы назад, тряся головой, сгибаясь под ветром.
Родители Джека обернулись и уставились на меня. На лицах у них было странное выражение, конечно, если я его не придумала. Кажется, это было осознание.
– Пусть тебя это не волнует, – сказал Джек сдавленным голосом.
– Кто она?
Джек обернулся к родителям:
– Просто тетка, затаившая злобу на отца.
Я моргнула. Вообразить себя в подобной семье я просто не могла. Против моего папы никто никогда не таил злобу – даже при его странных привычках выключать перед сном все электроприборы и каждое утро стучать по барометру.
Я перехватила взгляд, которым обменялись Джек с отцом. Что он значил, мне было непонятно, но казалось, нечто важное.
– Я купил землю возле ее дома, заплатил застройщику. Потом поставил там фабрику, – сказал Тони, слегка пожав плечами. – Фабрика дымит. А там нетронутая шотландская сельская местность, зеленый пояс. Дело дошло до суда, было очень неприятно. Не ожидал их увидеть снова. – Он махнул рукой в ту сторону, откуда пришли двое.
Он говорил снисходительно, будто считал женщину сумасшедшей хиппи или кем-нибудь в этом роде. Но я так не думала. У меня перед глазами стоял ее страдающий образ; запомнилось, как она убирала волосы от лица. Мне казалось, что она горевала. Такого я видела достаточно.
Синтия энергично кивала. Потом все отвернулись от меня, а ветер и дождь так разошлись, что больше вопросов я задавать не могла. Только Дэйви то и дело оборачивался ко мне и даже вытягивал шею. Его синие глаза блестели на осеннем солнце.
Потом я увидела, что Джек оставил у меня на руке синяки. Я их заметила, когда принимала душ.
– Ты ее тоже знал? – спросила я у Джека, когда мы были с ним одни.
Мы стояли на террасе, солнце садилось за прудом. «Замковый ров», – подразнила я Джека при первом приезде, и он застенчиво улыбнулся.
– Кого? – переспросил он, оборачиваясь. Джек пил сок, и его пальцы оставили на стакане следы. – Восхитительно, клубничный сок.
– Женщину у озера.
– А! Знал, да.
Я ждала. Он теребил волосы.
– В эти юридические дела были втянуты мы все. Просто ужас. По сути, папа отобрал кусок ее земли под свою фабрику. Это… она реагировала очень эмоционально.
– Не без причины, – заметила я.
– Да. Но мы создали кучу рабочих мест. Во время экономического спада, – продолжал Джек. – Хотя это было действительно ужасно. У меня из-за нее душа болела.
– Она тебя узнала.
– Да. Пока шло дело, она будто именно ко мне обращалась. Думала, что я ей сочувствую – тем более что так и было. Травматично вышло для всех.
– Похоже на то.
Мы замолкли.
– А был только Бен? – Джек глядел на меня искоса, поднося стакан ко рту.
– Только Бен?
– Из бывших, – он говорил обычным тоном, но, видя, что я насторожилась, добавил: – До меня вдруг дошло, что ни разу не спрашивал об этом.
– Да, – ответила я. – По сути, да. Настоящего бойфренда у меня до него не было. Мы были молоды. А у тебя?
– Никого серьезного. Ничего такого, как сейчас.
– Как что? – спросила я, зная, что напрашиваюсь на комплимент. Я ждала, что он свернет разговор на ребенка, поскольку это куда серьезнее, чем все прошлое.
Он так не сделал, а ответил, глядя на меня:
– Любовь.
– Никого до меня не любил? – спросила я, не в силах перестать улыбаться.
– Так – нет. – Он опустил глаза, ковыряя бетонный пол босой ногой. – Ты – необыкновенная.
Собаки во дворе бегали по лужам под прохладным осенним солнцем.
– А ты собачник? – Я все еще улыбалась.
– На самом деле нет. У нас всегда были кошки. И я хотел еще кошек. Они, кстати, ловили крыс.
– Тогда почему теперь собак держите? – Я гладила двумя пальцами шелковое ухо Моцарта. Интересно, подумала я лениво, будет ли так делать Уолли, когда ему будет год? Или два?
– Мы… не знаю. Просто завели собак несколько лет назад. Без причины.
Сказал так быстро, будто чуть не проговорился о том, о чем следовало молчать.
* * *
Мы все не ложились допоздна. Для меня это не было проблемой: я бросила попытки спать ночь напролет. Собственное тело в кровати ощущалось бесформенной кашей, и я просыпалась чуть ли не каждый час.
Даже Дэйви остался с нами. Он отложил свою миссию, хотя в основном молчал. Пожилую даму с озера не вспоминал никто.
Внизу все играли в настольную игру, я спустилась последней. Жаль, что при этом не было Кейт – она бы надо мной смеялась, а не ужасалась, что я не знаю, когда были последние выборы в Испании. У меня и Кейт с общей эрудицией было совершенно ужасно. Я однажды созналась, что не знаю, где на карте Ирак, а она не знает, как восходит солнце.
Джек тоже веселился, но еще, кажется, смутился, сразу же напомнил, что я работала в больнице.
– В какой области? – спросил Тони.
На нем были очки для чтения, и он посмотрел на меня сквозь них. Взгляд у него был несколько тяжелым – я бы не удивилась, узнав, что он когда-то работал дипломатом или занимался политикой. У него был вид очень серьезного и властного человека: седеющие волосы, складки на лбу, никаких морщин от смеха. Ничего похожего на Джека.
– Педиатрия.
– А сейчас ты кто?
Я запнулась. Синтия зажгла свечи, и свет менялся, когда шевелилось пламя.
Кто я? Женщина, девушка Джека, дочь, сестра, подруга.
– Ничего медицинского, – выбрала я ответ.
– Понятно, – сказал Тони. – Понятно, – второй раз он произнес эти слова медленнее.
Мы с Одри прозвали отца Джека «серебристая спина» – как доминантного самца стаи горилл, – хотя она его никогда не видела. Он должен держать все под контролем, руководить разговором.
– Здравоохранение слишком хлопотно? – продолжил он.
Именно такой была моя официальная отговорка. Долгие смены, судебные иски, график, лишающий социальной жизни, постоянное давление на психику. Хотя на самом деле все это меня никак не беспокоило.
– Да, – кивнула я. – Перестало радовать.
Мне хотелось рассказать обо всем, что заставило меня уйти. О событиях той чужой холодной зимы. О буре, разметавшей всю мою жизнь. Но я не стала, не могла так просто обсуждать смерть матери за настольной игрой. Объяснять, что я почувствовала, увидев, как родители Джека совместно готовят чай.
Укол ностальгии. Не говоря обо всем остальном.
Потом, когда все поднялись наверх, я пошла в коридор достать телефон из сумки. У меня была привычка брать его в постель, посмотреть Фейсбук, ответить на сообщения Кейт, она спросила: «Как тебе васильковые холмы?», выложить в Инстаграм свои уютные ножки в постели с Джеком. Это было приятное занятие для позднего вечера, когда мы с Джеком вместе.
Дэйви все еще был в гостиной в конце коридора – он любил задувать свечи. Одна из его странностей.
В гостиной еще светились янтарные отблески, мальчик обходил комнату, его тень падала на дальнюю стену. Когда Дэйви наклонялся задуть очередной огонек, видно было, как шевелятся волосы его густой и непослушной гривы. Он так часто расчесывал ее пальцами, что она почти всегда стояла дыбом. Мне были видны лишь его контуры в темноте – черные на оранжевом фоне, – но я увидела, что он поднял руку и тень шевельнулась. Потом этот жест повторился – Дэйви подзывал меня.
Я прошла по коридору, спустилась на три ступеньки в гостиную. Там горели только две свечи – высокая церковная свеча на каминной полке и свечка-таблетка в фонаре на подоконнике. Комната была почти погружена во тьму, Дэйви стоял в середине. Он был высоким, как Джек, но тощим и узкоплечим.
Дэйви поманил меня подойти поближе. Я осторожно приблизилась к нему в темноте.
– Ты же не знаешь? – спросил он, глядя вниз, на пыльную красную дорожку.
Я нажала на телефоне кнопку home, чтобы осветить помещение и рассмотреть Дэйви. Его лицо, красноватое от свечей, стало призрачным, сине-зеленым. На стене над камином висел портрет предка. Кто-то из прежних Россов, олицетворяющий передаваемую по наследству вискарню, основанную при королеве Виктории, и старые почтенные деньги, наращиваемые поколениями.
– Чего не знаю?
Я старалась не смотреть на жутковатый портрет за его спиной – очень похожий на Джека: тяжелый лоб, серьезные глаза, широкие плечи.
Дэйви смотрел в пол. Он вообще редко глядел на кого-нибудь, а сейчас точно не стал бы.
– Что было, что расстроило женщину.
– Женщину на озере?
Я смотрела на него, мысленно заклиная взглянуть на меня. Никогда еще я не слышала от него такой связной речи.
Дэйви не обратил внимания на мои слова, прошелся по комнате, задул свечу на камине. У меня погас экран телефона, и наступила темнота, чуть разгоняемая маленькой свечой на подоконнике, которая отражалась в окне, так что виднелись два крошечных огонька, хаотично мечущиеся в ночи.
– А что было?
Дэйви опять оставил без внимания вопрос и задул последнюю свечу.
Все стало черным.
– Про смерть, – сказал он. – О том, что… Джек спланировал.
И тут же Дэйви вышел из комнаты. Я тихо его окликнула, но он не остановился. Слышно было, как он поднялся по лестнице, скрипнула дверь, и я осталась одна.
К спальне Джека я взлетела стремительно, будто за мной гнались.
Дверь в комнату Дэйви была закрыта, изнутри слышались взрывы.
