скачать книгу бесплатно
Подписал Барон Толль. Айджергайдах, 11/24 февраля 1902 г.[18 - Там же. Л. 59.]
Отправляя эту просьбу в Иркутск, барон еще, вероятно, не знал о телеграмме, полученной в начале февраля на полярной станции: президент Академии наук предписывал экспедиции ограничить свою деятельность исследованием Новосибирских островов и окончить плавание в устье Лены.
Требование Академии наук имело небольшую предысторию. Н. Н. Коломейцев, выполняя поручение начальника экспедиции, вопрос о складе угля на о. Диксон решил просто и быстро. Доставка же угля на о. Котельный обходилась очень дорого, около 75 тыс. р.
Комиссия по снаряжению Русской полярной экспедиции выразила готовность выделить эту сумму, однако вскоре изменила решение, сославшись на то, что уголь этот будет стоить дороже самой шхуны.
Фирма Громовой, хоть и на жестких условиях, но обещала доставить уголь в нужное место. Отказ же в отпуске денег со стороны Петербургской комиссии заставил и ее изменить договор: в нужное время пароход фирмы, без всякого угля, дойдет до устья Лены и лишь заберет участников экспедиции.
И хотя приказание президента Академии наук и желание барона Толля закончить экспедицию в районе якутского побережья совпадали, в глубине души Толль был очень недоволен ее результатами. Безусловно, он не считал, что вопрос о существовании Земли Санникова совсем закрыт. Толль помнил, как внезапно возник в разорванной туманной пелене о. Беннетта, и считал, что в подобном случае «можно было десять раз пройти мимо Земли Санникова, не заметив ее».
Он начинает строить планы; принимаются они в тяжелой внутренней борьбе, часто меняются. Наконец, вызревает решение: с началом полярного дня отправиться на поиски Земли Санникова на собачьих упряжках; если результат опять будет отрицательным – заняться обследованием почти неизученного о. Беннетта. Именно эта научная работа при невыполнении главной цели – открытия новой земли – позволила бы ему достойно отчитаться о результатах экспедиции.
Увидеть барона Толля, поддержать, высказать ему свое уважение и любовь в Айджергайдах спешили старые знакомые, помнившие Эдуарда Васильевича еще по прошлым экспедициям. Так, на встречу с каюром Василием Гороховым прибыл его тесть эвен Николай Протодьяконов. Их обоих барон соблазнял поездкой на о. Беннетта. Они оба дают согласие, хотя и считали план Толля рискованным. И только старый якут Джергели, сопровождавший барона еще в 1886 г. в его полярном путешествии на о. Котельный, заявлял, что риска никакого нет, и на о. Беннетта «птиц больше, чем комаров». Летовавший на Новосибирских островах семь раз, он верил в существование Земли Санникова и однажды на вопрос Толля: «Хотел бы ты побывать на ней?», ответил навсегда запомнившимися словами: «Раз ступить – и умереть!» И сегодня Джергели, несмотря на неудачные поиски, продолжал уверять, что видел эту Землю, и всеми способами пытался вселить эту веру в барона Толля.
30 марта Толль возвращается на зимовье и сразу же отправляет в поездку к о. Беннетта (в надежде все-таки увидеть искомую Землю) капитана судна Ф. А. Матисена. Через несколько дней тот возвращается с докладом, что сумел пройти на север от о. Котельный только 7 миль, дальше лежала огромная полынья. Над ней висел туман, вдали ничего не было видно.
В мае попытался обследовать западную часть моря вокруг небольшого о. Бельковского А. В. Колчак, но и он наткнулся на полынью, протянувшуюся и на север и на запад.
Чуть раньше, в конце апреля, на о. Новая Сибирь с тремя якутами уезжает Бируля. Он должен был по плану все лето провести на острове, занимаясь исследованиями, и дождаться «Зари», которая заберет его партию, возвращаясь с о. Беннетта.
Усиленно начинает готовиться к походу и барон Толль. Он спешно приводит в порядок экспедиционные дела и отчеты, разбирает коллекции, проверяет снаряжение и приборы. Задуманное Толлем предприятие заключалось в следующем. На паре собачьих упряжек, в сопровождении спутников, с запасом провианта и снаряжения пересечь о. Котельный, проехать вдоль южных берегов Земли Бунге и о. Фадеевский, по льду через Благовещенский пролив перебраться на Новую Землю, а уже оттуда на о. Беннетта. На случай встречи с чистой водой путешественники брали с собой две байдарки. С о. Беннетта Толль намеривался совершать рекогносцировки по морскому льду в предполагаемый район Земли Санникова.
В спутники Толль выбрал астронома Зееберга, единственного ученого, оставшегося в экспедиции. Фридрих Георгиевич, 28-летний кандидат физико-математических наук, сын лютеранского пастора, никогда раньше не бывал в Арктике. Он был согласен даже на должность кочегара, но Толль решил, что в должности магнитолога и астронома он будет полезнее. Каюрами стали Василий Горохов и Николай Протодьяконов.
Все хорошо понимали, что поездка эта необычайно рискованна, что отправляться в такой опасный путь несколько поздновато по времени – весна, но отговаривать Толля было бесполезно. Он твердо решил, что «дорога к дому лежит только через о. Беннетта».
Вечером 23 мая Толль и его спутники покинули зимовье. Еще долго в тихом неподвижном воздухе раздавалось легкое поскрипывание полозьев да гортанные окрики каюров. Потом стихли и они… Барон в последний раз отправлялся за своей «синей птицей» – на поиски Земли Санникова.
Перед отъездом Толль передал Матисену подробнейшую инструкцию и запечатанный пакет с надписью: «Вскрыть, если экспедиция лишится своего корабля и без меня начнет обратный путь на материк, или в случае моей смерти».
В инструкции Толль предписывал капитану шхуны с наступлением навигации выйти в море, снять с о. Новая Земля группу зоолога Бирули и оттуда проследовать за ним на о. Беннетта к мысу Эмма.
«Что касается указаний относительно Вашей задачи снять меня с о. Беннетта, то напомню только известное Вам правило, что всегда следует хранить за собою свободу действий судна в окружающих его льдах, так как потеря свободы движения судна лишит Вас возможности выполнить эту задачу.
Предел времени, когда Вы можете отказаться от дальнейших стараний снять меня с о. Беннетта, определяется тем моментом, когда на “Заре” израсходован весь запас топлива для машины до 15 т угля».
В этом случае Матисену предлагалось идти в бухту Тикси, куда должен был прибыть пароход «Лена». В инструкции обращалось особое внимание Матисена на необходимость любой ценой сохранить все научные материалы и коллекции. Сам же Толль, если его не снимет «Заря», со своей группой предполагал возвратиться на материк на байдарках до наступления полярной ночи.
* * *
Наступление навигации ждали с нетерпением. «Троица», заполнявшая теперь кают-компанию – Матисен, Колчак и доктор Катин-Ярцев, – свободное время пыталась скоротать за счет библиотеки, музыкальных экспромтов Матисена и выпуска юмористического «Журнала кают-компании», куда помещались шутливые сочинения в прозе и в стихах.
А. В. Колчак на его страницах запечатлел себя в заметке «Ожесточение нравов гг. членов Русской полярной экспедиции». В шутливо-разоблачительной репортерской форме речь шла о попытке экипажа выкормить двух совят, принесенных кем-то на борт корабля. Воспитательный эксперимент закончился тем, что начавший летать совенок был съеден собаками, а судьба другого, к сожалению, неизвестна.
Между тем наступало лето. На берегу закончили наблюдение, инструменты перенесли на судно и стали заготавливать дрова – уголь нужно было экономить.
Желание поскорее выйти в открытое море было столь велико, что уже 1 июля попытались освободиться от сковывающего льда при помощи взрывов. Однако не успели выйти на внешний рейд, как скопившийся лед тут же захватил яхту в объятия и, не торопясь, повлек ее на юго-восток, т. е. в противоположном направлении. Бороться против этих ледяных объятий было делом бесполезным, нужно было подчиниться.
Почти месяц дрейфовала шхуна вместе с ледовым «лоцманом», оказавшись к концу этого путешествия у Ляховских островов. Обратно пробиться в Нерпичью бухту, чтобы исправить повреждение корпуса, удалось только 4 августа. Через четыре дня снялись с якоря и снова вышли в открытое море.
Начало августа. К этому времени уже закончился полярный день. 31 июля наблюдали первый закат солнца; начались туманы и снегопады; стало заметно холодать; в тихих заводях вода подернулась ледяной коркой… А команда «Зари» приступила к своей главной задаче – дойти до о. Беннетта, чтобы забрать там барона Толля и его спутников. Однако добиться этой желанной цели не удалось.
Наверное, стоит взглянуть на карту Новосибирского архипелага со всеми его островами, бухтами и проливами, чтобы понять, сколько же сил было затрачено, сколько планов было передумано, сколько попыток совершено, чтобы только приблизиться к этому заветному острову.
Вначале было решено обогнуть о. Котельный с севера, воспользовавшись проливом между ним и о. Бельковским. Но в проливе стоял сплошной лед, проход был закрыт. Тогда Матисен решил обогнуть о. Котельный с южной стороны и Благовещенским проливом подойти к Новой Земле, где около мыса Высокий «Зарю» ожидал Бируля. И опять сплошная масса разбитого дрейфующего льда не дала возможности не только подойти судну к берегу, но и отправить шлюпку с матросами (как предлагал боцман), чтобы с острова снять зоолога с каюрами.
Было давно известно, что Благовещенский пролив с его мелководьем и переменным быстрым течением опасен для мореплавателей. Ледовая обстановка может в любой момент неожиданно измениться, и, в лучшем случае, команда потеряет половину матросов, а Бируля получит «лишние рты». Кроме того, Матисен понимал, что в случае необходимости Бируля может добраться до материка самостоятельно. Во-первых, Новая Земля находится гораздо ближе к побережью, чем о. Беннетта, а во-вторых, мелководное море Лаптевых хорошо промерзает. Здесь могучие айсберги, доставая до дна и как бы цепляясь за него, останавливаются, прекращают свое движение.
К северу же от Новой Земли глубина значительно возрастает. Здесь уже открытый океан, среди которого и высится о. Беннетта. Здесь идет вечное движение льда. Летом океанские течения уносят лед, образуя громадную полынью, осенью она заполняется отдельными льдинами и ледяным крошевом, зимой – движущимися массами льда.
И, действительно, Бируля дождался замерзания Благовещенского пролива и уже в декабре 1902 г. был на побережье Якутии.
Капитан шхуны решает обогнуть Новую Землю с юга и подойти к о. Беннетта с восточной стороны. Вначале это ему удалось. «Заря» быстро идет на север, но вскоре судно упирается в многолетний торосистый лед. На поиски прохода среди ледяных полей потерян целый день, но все тщетно – все проходы забиты льдом. Приходится возвращаться назад.
Следовало немедленно выбираться из ледяных оков, иначе «Заря» могла быть затерта льдами. Матисен имел все основания прекратить поиски. Этого требовала обстановка, так предписывала инструкция Толля. Но ни капитан Матисен, ни его помощник Колчак, ни один из членов команды не допускали и мысли о том, чтобы прекратить поиски и оставить барона Толля в беде, пока есть хоть малейшая возможность его поиска.
Предпринимается еще одна, последняя попытка найти подход к о. Беннетта. Для этого нужно было по-прежнему обойти о. Котельный с северо-запада, но не между ним и о. Бельковский, как было в первом случае, а западнее о. Бельковский. Но и тут всех ждала неудача: «…стоял лед стеной, ни с какой стороны не давая проходу. Подходил сентябрь, ночи становились уже темные; угля на судне осталось только дойти до устья Лены. Тогда командир повернул на юг», – вспоминает боцман Н. Болотников.[19 - Болотников Н. Я. Указ. соч. М., 1976. С. 52.]
Действительно, погода совсем испортилась: снег, дождь, туман, разбитый лед, среди которого встречались и многолетние поля. Угля в бункере судна оставалась предельная норма (15 т). Приходит время вскрыть письмо, оставленное Э. В. Толлем перед отъездом.
«Командиру яхты “Заря” лейтенанту Фёдору Алексеевичу Матисену.
Поручая Вам вести весь личный состав Русской полярной экспедиции, ученый персонал и команду судна экспедиции на яхте “Заря” или другим указанным мною в инструкции от 19 мая путем до сибирского берега и дальше на родину, я передаю Вам в целях единодушного исполнения этой задачи на тот случай, если Вам не удастся снять меня с острова Беннетта, или на случай моей смерти все права начальника экспедиции.
Э. В. Толль. “Заря”, Нерпичья губа, 20 мая 1902 г.».
* * *
23 августа «Заря» повернула на юг. Все понимали, что в данной ситуации другого решения быть не могло. Начинать третью зимовку в открытом море среди льдов да еще с недостаточным запасом угля и провизии было просто нельзя.
Впоследствии, когда Матисена обвиняли в том, что именно «это решение стоило Толлю жизни», Александр Васильевич никогда не отмежевывался от участия в этом решении и никогда не осуждал капитана. Прежде всего он был способным учеником русской военной школы: Колчак ни разу не нарушил главную военную заповедь – подчинение воле старшего по званию. А кроме того, в те тяжелые дни они были тесно связаны друг с другом единой целью, единой ответственностью, единой надеждой.
Теперь нужно было как можно быстрее добраться до Петербурга, Академии наук, великого князя Константина Константиновича, чтобы решить вопрос о немедленной поисковой партии. Чувство вины перед своим другом и учителем, вины за то, что не смогли ему помочь собственными силами, не покидало обоих офицеров ни на минуту. Оно заставляло их торопить события, ускорять решение разных вопросов, связанных с отъездом на материк. Но обстоятельства часто оказываются сильнее человеческого желания и даже его воли.
Другого пути, как от о. Котельный к морю Лаптевых, далее пароходом до Якутска, потом санным почтовым трактом до Иркутска и уже оттуда по железной дороге в Петербург, не было. Этот путь диктовала сама Сибирь с ее ранней северной зимой, началом долгой полярной ночи и огромным пространством Ледовитого океана…
Через три дня «Заря» подошла к берегу бухты Тикси,[20 - Тикси – по-якутски пристань.] что на берегу моря Лаптевых. Здесь ее уже ожидали М. И. Бруснёв и старик Джергели с внуком Степаном. Узнав, что «кум-барон» остался на острове, Джергели тут же предложил Матисену своих оленей, чтобы ехать на помощь Толлю, как только замерзнет море. К старому якуту присоединился Бруснёв, а вскоре и вся команда изъявила желание остаться на «Заре» и принять участие в спасении Э. В. Толля.
Однако капитан был вынужден «остудить» этот горячий порыв соболезнования, ибо без разрешения Академии наук он не имел права оставлять в Сибири кого-либо из участников экспедиции. Тем более что парохода, который должен был доставить экспедицию в Якутск, в бухте еще не было, и нужно было попытаться собственным ходом войти в дельту р. Лены.
Три дня Колчак с боцманом и двумя матросами занимался промерами Быковской протоки, куда их вместе со шлюпкой перевезли на оленях. Но фарватера нужной глубины для прохода «Зари» в русле Лены моряки так и не нашли. И согласно инструкции Толля шхуну приходилось оставлять в Тикси. А. В. Колчак отыскал в бухте укромный уголок рядом с небольшим безымянным островком, названным позже Матисеном именем М. И. Бруснёва. К его берегу подвели «Зарю», и команда занялась ее консервацией.
А 30 августа, когда все уже устали ждать пароход и готовились к переходу на материк «сухим путем», раздался гудок. Это была «Лена», то самое (четвертое вспомогательное) судно, что вслед за «Вегой» Норденшельда обошло мыс Челюскина, самую северную точку земного материка. Через несколько минут она вошла в бухту, подошла к острову и встала бок о бок с «Зарей».
Опасаясь раннего ледостава, капитан «Лены» на сборы отпустил всего три дня. Началась усиленная перегрузка экспедиционного инвентаря, личных вещей команды, многочисленной документации.
Видимо, эта спешка и привела к несчастному случаю, происшедшему на шхуне. Матрос Николай Безбородов, второпях разряжая винтовку, случайно выстрелил и попал в ногу кочегару Трифону Носову. Рана оказалась серьезной, ее выходное отверстие вчетверо превышало входное, ибо пуля была с развертывающейся оболочкой. На «Лене» раненому отвели самую просторную каюту, а Катин-Ярцев буквально не отходил от него ни на минуту.
Надеясь на то, что Толль со своими спутниками все же каким-либо способом обнаружится после их отъезда, Колчак с Матисеном решили организовать ему достойную встречу.
На о. Новая Сибирь до конца ноября продолжал работать зоолог экспедиции Бируля. На о. Фадеевский оставался зимовать квартирмейстер Сергей Толстов. Кроме того, в нескольких местах на Новой Сибири и Фадеевском острове были сооружены поварни и созданы склады провизии. Позднее к ним должен был подключиться М. И. Бруснёв. Он прибыл на пароходе «Лена», чтобы помочь в эвакуации экспедиции на материк.
Матисен договорился с Бруснёвым, что тот непременно побывает на Новосибирских островах и попробует дождаться Толля на о. Новая Сибирь. Но перед этим к оставшимся на «Заре» экспедиционным собакам нужно было докупить еще несколько; приготовить шесть хороших нарт; приобрести в Усть-Янске нужное количество рыбы для корма собакам и нанять пять промышленников-якутов. И после окончания полярной ночи (около 1 февраля) эта партия должна отправиться на острова.
Если же к этому времени Толль и Бируля вернутся на материк, то Бруснёв еще с осени заготовит для них у Чай-Поварни (мыс Святой Нос) достаточное количество ездовых оленей, на которых они сами доберутся до поселка Казачье. Если же на материке никто не появится, Бруснёв вместе с Толстовым и проводниками на шести нартах отправятся на острова им навстречу.[21 - Отчет лейтенанта Матисена о плавании яхты «Заря» в навигацию 1902 г. и о возвращении экипажа в Иркутск // Изв. ВСОИРГО. 1904. Т. 35. № 2. Иркутск, 1904. С. 127.]
«Зарю» приходилось покинуть. Охранять ее был оставлен матрос Толстов. Он должен был дождаться замерзания бухты и передать шхуну на хранение промышленнику Торгенсону, жившему вместе со своей семьей на Быковском носу. А затем он, вероятно, и должен был отправиться на о. Фадеевский.
2 сентября «Лена» снялась с якоря. «Заря» отсалютовала ей флагом. Все долго не уходили с палубы, провожая прощальным взглядом родную шхуну. Многие догадывались, что это был последний салют «Зари».
В музее поселка Тикси среди экспонатов, посвященных Русской полярной экспедиции под руководством Э. В. Толля, есть миниатюрная копия баркентины «Заря» (баркентиной, или шхуной-барком, моряки называли судно, бывшее когда-то барком, охотившимся на китов или тюленей, но с грот-мачты которого впоследствии сняли прямые паруса).
Уже в Петербурге на заседании Академии наук, где поднимали вопрос о спасении барона Толля, лейтенанту Матисену было поручено определить судьбу шхуны «Заря». Поэтому зимой 1903 г. он вновь совершает поездку в бухту Тикси, снимает с яхты все ценное научное и навигационное оборудование, приборы и остается ждать весеннего ледохода, чтобы передать шхуну новым владельцам. Там же, на совещании в Академии наук, было решено уступить ее торгово-промышленной фирме Анны Ивановны Громовой Ленского речного пароходства «в благодарность за оказанные полярной экспедиции услуги».
23 июля 1903 г. на «Заре» был спущен флаг и, к сожалению, о дальнейшей судьбе первого исследовательского судна России, принадлежащего Академии наук, мало что известно. Говорят, что потрепанная временем шхуна, а вернее, ее разрушенные части и обломки, долго находились в порту Тикси. Еще в 30-е годы прошлого века их можно было видеть на берегу, куда, вероятно, оставленное без охраны судно было вынесено бурей. А потом и эти следы затерялись.
* * *
Речные суда весьма редко поднимались до устья Лены. И молодые офицеры, зная, как им повезло, с нетерпением ждали встречи с легендарной дельтой. Устье Лены, действительно, похоже на греческую букву «дельта» и, как уверяют опытные моряки, нет на земном шаре устья большего размера, чем это. Основание треугольника по морскому берегу составляет 425 км, а на площади дельты может спокойно разместиться целое государство – 30 тыс. кв. км!
И Колчаку сразу же вспомнилась карта, где р. Лена кажется похожей на могучее дерево – корни ее ушли в океан, а крона достигает Байкала.
Только река – не дерево, и сила ее не в корнях, а в кроне, т. е. в многочисленных притоках. 4,5 тыс. км бежит река, не уставая, а делаясь все мощнее и полноводнее. Бежит через 20 параллелей, то прорываясь через горные цепи, то разливаясь долинным привольем. Бежит через века. И, как утверждают моряки, немного найдется на земле рек, способных сравниться с Леной, а уж в Сибири-то точно нет ей равных.
Лоцманских карт в то время еще не существовало. И капитан, боясь сесть на мель, вел пароход только днем. «Лена» тяжело и медленно поднималась вверх по реке, и, стоя на палубе, Колчак мог часами наблюдать за ее могучим и стремительным течением, встречать и провожать острова, отмели, перекаты, любоваться огромными медно-красными скалами, вылизанными ветрами и водами…
Полярные путешествия А. В. Колчака (Плотников И. Ф. Александр Васильевич Колчак. Исследователь, адмирал, Верховный правитель России. М., 2003)
Ночью во время стоянки, когда Колчаку не спалось, он выходил на палубу и видел небо, усеянное массой звезд. Казалось, что для темноты не осталось места. Звезды были большие и не очень, белые, синие, зеленоватые. Какие-то из них мерцали, какие-то нет. Александр Васильевич внимательно всматривался в небо, пытаясь отыскать свою «полярную» звезду. Кстати, висели они так низко над головой, что, казалось, до этой звезды можно легко дотянуться и, осторожно сняв, засунуть ее себе за пазуху на счастье…
В разговоре с капитаном Александр Васильевич чувствовал его особое, как бы почтительное отношение к великой реке. «Характер-то у нее с норовом, озорной. Вот течет себе как ни в чем не бывало, а сама исподволь готовит каверзу. Вдруг в неделю обмелеет да начнет корабли на мель сажать, – не торопясь, рассказывал капитан. – А то, наоборот, взыграет в пору летних дождей, буйно разольется и начнет затапливать долины да прибрежные деревеньки. Вот Якутск, например, куда мы сейчас идем, в старину трижды затапливался и трижды переселялся на новое место».
Между тем, несмотря на все принятые меры, через несколько дней у Носова началось заражение крови, и 10 сентября он умер. Через два дня его похоронили в поселке Булун (первый значительный населенный пункт на Лене) возле церковной ограды. Здесь же покинул пароход и Бруснёв – ему нужно было получить от исправника разрешение на продление «срока отлучки от места ссылки», а потом уже вернуться в Казачье.
До Якутска добирались почти месяц, и только 30 сентября пассажиры сошли на берег. Событие это даже запечатлено в летописи г. Якутска за 1902 г. «30 сентября возвратился с низовий Лены пароход “Лена” с грузом и некоторыми членами из экипажа “Зари”, с лейтенантом Ф. А. Матисеном во главе. “Заря” оставлена в гавани Тикси».
Знакомство: Якутск, Якутский тракт, Иркутск
И опять надо было ждать: санный Иркутский тракт еще не действовал.
Путешественники начали приводить в порядок коллекции, вычислять и высчитывать, составлять и переписывать отчеты. Хорошими помощниками им в этих делах оказались политические ссыльные, совершенно безвозмездно они старались как можно больше быть полезными ученым.
И странные мысли приходили в голову будущему Верховному правителю России, а тогда просто молодому офицеру. Людей наказывали, отрывали от семьи, любимого дела, удаляли от родных мест, от цивилизации, а они… Будто не помнят обиды, будто считают свое наказание заслуженным, будто напрочь отделяя себя от правящей власти, продолжают на новом месте служить добру, знаниям, природе и просто людям. Почему?!
Колчак, конечно, знал, что с самого начала освоения Сибири она становится для царского правительства громадной «тюрьмой без решеток», куда ссылались самые стойкие из ее противников: сподвижники Степана Разина, московские стрельцы, за ними Радищев, декабристы, народовольцы.
Именно здесь, в Якутском крае, отбывал ссылку штабс-капитан лейб-гвардии Драгунского полка Александр Бестужев, более известный как поэт и писатель Марлинский, увлекавший читателей романтическими приключениями своих героев. Здесь же, на севере, он и сам заинтересовался неброской красотой сибирской природы, своеобразной поэзией якутского фольклора, этнографией и историей потомков великого Чингисхана…
И как удивительно своевременно в памяти возникли когда-то случайно слышанные или прочитанные слова адмирала Мордвинова, члена Верховного государственного суда над декабристами: «Получив просвещенное образование, они обладают всеми необходимыми данными для того, чтобы опять стать людьми, полезными для государства. Положительные науки: физика, химия, механика, минералогия могут способствовать процветанию Сибири, которую природа щедро одарила своими дарами».
Адмирал отказался подписать смертный приговор декабристам, а своим предложением как бы выдвинул идею создания в Сибири своеобразной Академии наук. И, боже мой, как же прав был адмирал!
* * *
По рассказам старожилов, а вернее, их потомков, по некоторым сопоставимым фактам, которые сегодня бережно собирает и хранит писатель, журналист, краевед Якутска Петр Кириллович Конкин, можно выделить два адреса, где осенью 1902 г. мог проживать в Якутске Колчак.
Сегодня, пытаясь как можно аккуратнее вписаться в тот тяжелый октябрь, можно увидеть, что у членов экспедиции появилось много свободного времени, они стараются найти различные возможности, чтобы занять его. Поэтому, вероятнее всего, Александр Васильевич поселился в доходном доме якутки Анастасии Егоровой-Сыроватской, находившемся на ул. Полицейской (ныне ул. Емельяна Ярославского).
Совсем недалеко, на той же улице, имел дом казачий хорунжий Иннокентий Николаевич Жирков, где он содержал буфет и бильярд и, проживая почти рядом, Александр Васильевич, вероятно, частенько заходил к Жиркову, ибо всем биографам адмирала известно, что бильярд был его весьма любимой игрой.
Деревянный, с волютными наличниками, окруженный большим палисадником с разросшимся тальником и дикой яблонькой, дом Жиркова и сегодня стоит на ул. Емельяна Ярославского, к сожалению, дожидаясь очереди сноса «ветхих свидетелей старины».
Дом же Егоровой-Сыроватской сгорел года три-четыре назад (это хорошо помнит П. К. Конкин). На его месте – сейчас пустырь около дома 1/1 на ул. Курашова – можно сегодня увидеть старинную каменную кладку фундамента и даже определить количество комнат.
Однако жители Якутска не захотели так просто расстаться с этим домом. B современном архитектурном комплексе «Старый город», расположенном в самом центре Якутска, среди заново построенных острожных стен и сторожевых башен, степной Думы и купеческих особняков, мясных рядов и кружала (пивной) стоит ресторан «Ирбис», а на его стене помещена мемориальная доска с надписью: «Доходный дом Егоровой-Сыроватской. Год постройки – начало XIX в. Восстановлен и реконструирован в 2005 г. в рамках программы “Старый Город”».
Объяснить, почему в городе два дома (один, построенный в начале позапрошлого века, сгорел, а другой совсем новый: и построен заново, и на новом месте) выдаются за один, никто не берется…
В Якутской летописи за 1902 г. есть интересная запись: «6 октября. Освящено вновь построенное двухэтажное здание женской гимназии, что близ Преображенской церкви. На торжестве присутствовали, кроме архиерея, вице-губернатора и других представителей города, остановившиеся проездом в Петербург лейтенанты Ф. А. Матисен и А. В. Колчак и другие участники экспедиции барона Толля».
Церковь сохранилась, прекрасно отреставрирована, а вот со зданием гимназии опять казус. В 90-х годах прошлого века его сломали (некоторые уверяют, что дом сам сгорел или его подожгли), а на его месте построили новое здание, где теперь располагаются Якутское православное епархиальное управление и мужское православное училище.
Заходил Александр Васильевич и в краеведческий музей. Он тогда ютился в двух маленьких комнатках гостиного двора. И возраст его был тоже небольшим – всего 10 лет. Его организовали и затем были бескорыстными и незаменимыми работниками все те же политические ссыльные. Первым экспонатом будущего музея был череп неизвестного ископаемого животного, привезенного якутом Г. Егоровым из Вилюйского округа. Датой официального открытия стал день 26 мая (7 июня) 1891 г. Первым консерватором (директором) стал В. Зубрилов.
С 1901 г. пост директора занимал П. В. Оленин, который помогал с отчетом членам экспедиции. Видимо, тогда они и познакомились и подружились с Колчаком. Когда же Александр Васильевич был назначен начальником экспедиции по поиску барона Толля, П. В. Оленин оказался его главным и незаменимым организатором в деле оснащения экспедиции.
Сегодня музей расположен в прекрасном двухэтажном здании, построенном специально в 1926 г., а с 1924 г. ему было присвоено имя известного большевика-революционера Емельяна Ярославского.
Консерватором музея Е. Ярославский был с 1915 по 1917 г. Его деятельность была оценена не только как внутримузейная: обработка, описание, классификация экспонатов, но и как поисковая, экспедиционная, откуда он привозил всегда массу интересных материалов. И как научная – на его счету несколько научных статей и очерков о работе и истории самого музея.
Между тем кончался октябрь. Земля укрылась сплошным снежным одеялом, которое теперь уже не исчезнет до весны. Наступили настоящие холода, температура наружного воздуха доходила до –30 °C. На реке вовсю идет шуга, по утрам над ней висит сплошной туман… (Начиналась полярная ночь!)
И вот, наконец, новость по всему городу: «Лена встала!». Что тут началось… Многие бегут на берег, чтобы удостовериться, что река действительно встала. Рыбаки суетятся, готовят сети, веревки, черпаки для льда, затачивают пешни – готовятся к подледному лову.
Путешественники начинают срочно упаковывать вещи. Ямщики, у которых уже все готово к новому зимнему сезону – лошади подкованы, конная сбруя в полном порядке, тулупы, меховые шапки, рукавицы и калоши закуплены, – успокаивают: через несколько дней лед станет достаточно крепким, и можно уже будет «встать на сани». А пока еще лед трещит, и треск этот начинается прямо под тобой и куда-то убегает вдаль – нужно еще подождать…
* * *
Лишь в ноябре, когда установился санный путь, члены экспедиции отправились на перекладных, от станка к станку (так на севере называли почтовые станции), вверх по Лене, по старому Иркутскому тракту. Матисен и Колчак торопились, нельзя было терять ни минуты, и так было много времени потеряно в ожиданиях.
На угощение ямщикам, на чаевые содержателям почтовых станков не жалели денег. Иногда шло в ход и крепкое морское словечко, но время в пути все равно тянулось медленно и однообразно…
Иркутский тракт (иркутяне его называют Якутским), протяженностью 2895 км, являлся важнейшей государственной дорогой, по которой ежегодно ездили тысячи людей – одни по государственным делам, другие – по делам торговли и промысла. Были среди них землепроходцы и путешественники, казачьи отряды, воеводы, торговцы и почтальоны, уголовники и ссыльные разных категорий, три поколения русских революционеров, разного рода сектанты… Это был великий торговый путь, соединивший Европейскую Россию с Сибирью, а через нее с Китаем, Дальним Востоком, Северной Америкой и островами Тихого океана.
Действовал он круглый год. Летний путь открывался с мая, зимняя дорога продолжалась с октября до середины, а иногда и до конца апреля. Летом людей и почту везли на почтовых лодках, зимой – на санях. На них ставились кибитки для пассажиров и «накладушка» для багажа, которая обшивалась кожей, циновкой или холстиной. В зависимости от чина проезжающего в повозку впрягали тройку, пару или одну лошадь.
Длинна дорога Иркутского тракта. Сколько же было дум передумано, сколько различных мыслей рождалось, а сколько воспоминаний то грели, то тревожили больную душу! Сколько душевных бесед происходило под мерный звон валдайских колокольчиков…
