скачать книгу бесплатно
Глаза как у желтушника…
– Во что был одет?
– То ли плащ, то ли куртка, измятый весь. Только верхнюю одежду запомнил. Может, и не обратил бы внимания, да полы так странно торчали в разные стороны, словно картонные. Грязная, наверное, одежда-то.
Саморуков хотел было спросить, видел ли бомж какое-нибудь оружие в руках убийцы, но глянул в сторону Никитина и осекся. На лице начальника отдела выступила испарина.
Саша почувствовал, как начинает чуть учащаться пульс на висках, достал из кармана платок и спросил:
– Брови белесые, бесцветные, губы тонкие? Подбородок острый? Верхняя губа чуть выдается над нижней?..
Матвеич вскинул на Никитина удивленный взгляд.
– Точно.
Опера, привыкшие ко всяким закидонам своего шефа, не вмешивались и молча разместились, как на насестах, на столах районных оперативников.
– Лет пятьдесят, говоришь?.. – Саша задумался. – Точно, так и есть. Все правильно.
Немного поговорив с районными оперативниками, Никитин велел притормозить Матвеича до утра, установить его личность, прошлое и после отпустить на все четыре стороны. Садясь за руль, он снова вспомнил события тридцатилетней давности.
– Надо заехать или нет? – уже почти кричал в машине Стариков, прикоснувшись рукой к плечу Никитина.
Александр очнулся от забытья, развернулся с переднего сиденья к Старикову.
– Прости, Игорь.
Стариков вздохнул.
– Саша, я говорю, давай в психушку заедем к этому Русенкову. Душа у меня что-то не на месте. Такое впечатление, что он не больной вовсе. Я, скорее всего, шнягу гоню, потому что такое маловероятно, но мне кажется, будто мужик что-то сказать хочет и боится.
Никитин посмотрел на часы.
– Хорошо. Черников будет в ГУВД через час, так что, я думаю, успеем.
Двадцать минут спустя машина оперов остановилась у входа в лечебницу, прямо перед запрещающим знаком с пояснением: «Кроме машин ЦПЛ».
– Вы? – откровенно удивился главврач, увидев входящего Старикова. – Нашли что-то интересное в карточках?
– Нет, мы по другому поводу. Нам хотелось бы побеседовать с Русенковым.
Врач удивился еще больше.
– Больной на процедурах. А зачем он вам?
– Вам же сказали, побеседовать, – уточнил Саморуков.
– Нет проблем. Кабинет психолога по-прежнему свободен. Вы помните дорогу?..
Русенков смотрел в стену невидящим взглядом и твердил о том, что она погубит свою жизнь. Главврач пытался сделать все возможное, чтобы переключить бывшего мурманского полицейского на другую тему, но тот оставался неумолим.
– Нам бы обвенчаться.
Врач повернулся к Никитину, безошибочно угадав в нем старшего, и спросил:
– Он вам еще нужен?
Стариков и Саморуков обреченно вздохнули и встали, ожидая того же от Александра.
Но тот, едва подрагивая ресницами, застопорил взгляд на лице Русенкова и заявил:
– Я еще поговорю с ним.
Врач, а следом и опера покинули кабинет.
– Будет толк? – спросил Стариков Мишку.
– Я вообще не понимаю, какого черта мы сюда приперлись. Ты тоже, психолог!..
– Как вас зовут?
Русенков продолжал смотреть в стену.
– Я знаю, что вы – не сумасшедший. Что вас здесь держит?
– Далось ей это венчание.
– Чего вы боитесь?
Молчание.
– Вы сказали: «Ищущий да обрящет». Что вы имели в виду? – Никитин снова посмотрел на часы. – Знаете, у медиков есть такой профессиональный принцип: никогда не подвергай сомнению диагноз, поставленный коллегой. У нас, ментов, если вы понимаете, о чем я говорю, тоже есть принцип: всем, чем можешь, помоги коллеге, идущему по следу преступника. Если вы забыли этот принцип, тогда нам на самом деле разговаривать не о чем. – Саша встал и пошел к двери.
– Метагексоэпам-два, – раздалось за его спиной.
Никитин резко обернулся и чуть не утонул в глубине осмысленного взгляда Русенкова.
– Что вы сказали? – Он шагнул к больному и повторил вопрос.
Русенков поднял совершенно разумный взгляд на сыщика.
Дверь распахнулась, вошел главврач.
Никитин изумился той перемене, которая произошла в этот момент в облике Русенкова. Тот же стеклянный взгляд, бессмысленные, как у Пьеро, приподнятые вверх брови.
– Извините, ему пора отдыхать. Он из категории тех, кому не рекомендуется заниматься логическими размышлениями. Скажу простым языком, без медицинских терминов. Русенков – человек не для бесед.
– Нам бы обвенчаться.
Следуя по коридору за Никитиным, главврач поинтересовался:
– Он вам что-нибудь сказал?
– Вы же сами утверждали, что этот человек не для бесед. Им бы обвенчаться.
– В вас произошла какая-то перемена, поэтому и спрашиваю. Я же психиатр.
Никитин остановился, усмехнулся и проговорил:
– У любого, кто не связан профессиональной деятельностью с психически больными людьми, в душе будут перемены. Я ведь только что разговаривал с психом. Прощайте.
Он шел по коридору и бормотал одними губами, чтобы не забыть:
– Метагексоэпам, метагексоэпам…
Уже в машине, скрывшись за тонировкой стекол, он быстро достал блокнот и записал: «Метагексоэпам. Главврач. Дела Русенкова в Мурманске».
Глава 7
– Теперь давайте раскладывать по своим полкам все, что имеем.
Никитину уже надоело топтаться на одном месте. Более непонятного дела он не встречал за всю свою карьеру сыщика. В процесс включались новые действующие лица без всяких на то оснований. Как могут быть связаны единым умыслом преступника убийства положенца Вирта, ученицы средней школы и нувориша Верника? Пока ответа на этот вопрос не было. Если в городе завелся маньяк, то почему он действует вопреки всем мотивам поведения, известным мастерам сыска? Непонятно!..
– Сергей, какого цвета были глаза жертв? У них одинаковое прошлое, цвет волос, манера говорить? Какова связь между ними? Даже здесь опереться не на что. Как больной, по фамилии Русенков, человек не для бесед, может знать про какой-то метагексоэпам? Кто он? Почему под ногами постоянно путается главврач и Русенков при нем косит под дебила? Ты спрашивал у экспертов, Игорь, что такое этот… метагексоэпам-два?
– Спрашивал, – доложил Стариков. – Они сказали, что это каша, мед, дерьмо и пчелы в одном слове.
– Спасибо, – поблагодарил Никитин. – Сейчас иди и делай запрос на сотрудника УВД города Мурманска Русенкова Антона Антоновича. Все-все-все. «Хочу все знать». Захватил в юности такой киножурнал? Михаил, что по запросу в Москву?
– Ждем-с.
В конце стола зашевелился, словно пробуждаясь, Черников.
– Сегодня проверил все ориентировки за год по области. Человек в сером плаще нигде не отсвечивал.
– Да. А что насчет социального работника в черных брюках?
– Наружка его пасет. Раз молчат, значит, ничего выдающегося не происходит. Будем ждать письменного ответа. Может, там что прояснится.
– Понятно. – Никитин тяжело вздохнул.
У него было такое же ощущение в юности, когда он прыгал с парашютом. Ты стоишь перед вечностью, и не на что опереться.
– Что, Сергей, через полчаса нужно выдвигаться к мемуаристу Муромову?
– А ты коньяк купил?
– По дороге возьмем.
В тот момент, когда Александр и Сергей поднимались по лестнице дома, в котором жил доктор Муромов, в квартире данного персонажа происходило следующее.
Муромов барахтался на кровати, пытаясь вывернуться из-под подушки, которая тяжким грузом давила ему на лицо. В изголовье мемуариста на коленях стоял человек в коричневой кожаной куртке и с силой давил на эту самую подушку. С удовлетворением почувствовав, что барахтанье стало носить конвульсивный характер, он удвоил усилия, желая побыстрее закончить с этим делом.
И тут произошло непредвиденное. Раздался звонок в дверь. Человек вспомнил, что не запер ее изнутри, а лишь прикрыл, и мысль об этом разом изменила его планы. Он оставил подушку на голове жертвы и выскочил на балкон.
Четвертый этаж полногабаритного дома сталинской постройки. Прыжок вниз означал смерть, вверх, с целью дотянуться до балкона, – то же самое, только с большей высоты.
– Что это он не открывает? – забеспокоился Черников.
– Спит, наверное.
– Он сказал, что встает в семь и садится за мемуары.
– Ага. – Никитин неопределенно хмыкнул, разглядывая этикетку на бутылке «Дербента».
Черников толкнул дверь, и она неожиданно открылась. Ни слова не говоря, опер вынул ПМ и осторожно вошел в квартиру. За ним проследовал Саша. Его вид, с пистолетом в одной руке и бутылкой коньяка в другой, был несколько нелепым, но отвлекаться на то, чтобы избавиться от благородного напитка, не было времени.
Черников рывком перевалился через порог комнаты, за секунду оценил ситуацию в квартире и завопил:
– Саша! Займись дедом, я к балкону!
Балкон был пуст. Глянув вниз, он не обнаружил никаких признаков жизни или смерти на асфальте. Потом опер повторил движение человека в кожаной куртке – быстро поднял голову вверх. Не стоило даже думать о том, что можно дотянуться до балкона пятого этажа.
– Не на крыльях же он сюда прилетел! – в сердцах рявкнул он в комнату.
А там Никитин стащил старика на пол и делал ему искусственное дыхание. Саша уже понял, что тот будет жить. Пульс прощупывался, появилось и прерывистое дыхание.
– Давай, старик! – подбадривал его Никитин, продолжая давить толчками на седую впалую грудь. – Сейчас коньячку хапнем по маленькой! «Дербент», Кизляр, выдержка три года! Сорок два градуса! Как в сказке будешь.
– Ушел, сука! – со злостью выдавил Черников, входя и отмахиваясь от надоедливой тюлевой занавески. – Или улетел. – Некоторое время он глядел на Никитина, трудящегося в поте лица, потом заявил: – Хорош прессовать-то его!
– Посмотри у него лекарства на тумбочке. – Александр продолжал работать руками.
– А я в них разбираюсь? Валокордин, реланиум… Влей лучше пару капель коньяка ему в рот!
Наконец дыхание старика стало ритмичным.
Никитин поднялся с пола и коротко приказал Черникову, показывая на кучу пузырьков и таблеток:
– Дай нашатырь. Вон он стоит.
В это время этажом ниже двое братьев Мартемьянц семи и девяти лет воспользовались отсутствием дома взрослых и продолжали игру в полицейского и бандита. Забава заключалась в стрельбе друг в друга из пистолетов, снаряженных пистонами. Братья умело скрывались за складками местности в полногабаритной квартире и постоянно спорили о том, кто из них был убит первым. Иногда спор перерастал в масштабные драки, в ходе которых постигалась истина. Они приняли компромиссное решение быть убитыми по очереди, а потом младший Мартемьянц вдруг обратил внимание старшего на необычную ситуацию, сложившуюся за их окном. Балкон братьев был на другой стороне дома, поэтому они прильнули к окну.
Прямо перед ними висел мужик
Прямо перед ними, зацепившись руками за край балкона четвертого этажа, висел мужик. Такого они еще не видели никогда в жизни. Мужик не звал на помощь, не пытался подтянуться и снова залезть на балкон. Он просто висел, словно в этом был какой-то смысл.
Братья открыли окно. Видение не исчезло. Живой мужик в коричневой кожаной куртке спокойно висел, зацепившись руками за край балкона. Увидев открывающееся окно, он вздрогнул, но заметил детей и немного успокоился.