скачать книгу бесплатно
Глава XV
Мучительное путешествие
За два часа до захода солнца гаучо и его немой спутник появились на горизонте усадьбы. Гаспар заметил желтое пятнышко дома с вершины большого холма, в трех милях от эстансии по дороге к становищу тобасов. Далеко объехав самый лагерь индейцев, Гаспар проделал последнюю часть пути по этой единственной дороге к дому. Целых восемь часов прошло с тех пор, как он выехал на заре из зарослей сумаха, покрывающих берег притока Пилькомайо, а между тем всадники проехали не больше двадцати миль. Обычно гаучо делал двадцать миль за каких-нибудь два часа или того меньше.
Но на этот раз у него были серьезные основания не торопиться. Во-первых, он не хотел, чтобы его заметили, а поэтому ехал петлями и зигзагами, пользуясь всеми встречными прикрытиями, прячась за каждой купой пальм или дубов.
Во-вторых, нельзя ехать быстрым аллюром с совершенно неподвижным, безжизненным спутником, который не только не управляет своим конем, но даже не держит поводьев, свободно свисающих с конской шеи. За всю дорогу странный спутник ни разу не подбодрил свою лошадь хлыстом, шпорами или окриком.
Вот путники поднялись на холм, с которого уже виден родной дом. Что же гаучо не торопит коня? Почему он не спешит? Наоборот, он туго натягивает поводья, и конь его застывает на месте, а вслед за ним, как послушный автомат, замирает и второй всадник.
– Я знаю, – бормочет гаучо, – как бьются сердца под этой крышей. Но скоро они сожмутся еще мучительней. Бедная вдова! Что скажет она, когда услышит… когда увидит?.. Пожалуй, грохнется без чувств…
Подумав немного, он продолжает:
– Солнце зайдет часа через два. Лучше подождать. Не следует привозить его засветло. Пусть она не сразу его увидит. Надо ее подготовить, смягчить потрясение… Каррамба! Какая сцена мне предстоит! Лучше ослепнуть, чем видеть все это. Лучше оглохнуть, чем слушать ее рыдания…
И Гаспар повернул коня к высокому омбу, стоявшему неподалеку от холма. Он остановился под тенью дерева, а за ним и второй всадник. Но гаучо спрыгнул с седла, привязал обоих коней к омбу и растянулся на земле, а спутник его сидел на коне и не шелохнулся.
Недолго пролежал Гаспар. Приложив ухо к земле, он уже через несколько минут услышал звуки, заставившие его сначала присесть, а потом вскочить. То был конский топот. Вскоре гаучо увидел и всадника.
– Чиприано! – воскликнул он и добавил: – Сеньора Гальбергер не может меня дождаться…
И в самом деле, от эстансии во весь опор мчался Чиприано. Он правил коня прямо на становище торбасов, оставив омбу примерно на триста ярдов в стороне.
Но проехать мимо дерева ему не пришлось.
Гаучо отвязал коня, вскочил в седло и поскакал наперерез.
– Гаспар! – взволнованно воскликнул юноша, завидев его. – Ну что? Какие новости? Неужели ты не нашел их?
– Спокойнее, сеньорито, – отвечал гаучо, подъезжая. – Я нашел одного.
– Одного? Но кого же?
– Вашего дядю… Но увы…
– Он умер, умер. Так я и знал. Но где же моя кузина? Жива она или умерла? Гаспар, скажи, что она жива. Умоляю тебя, скажи, что она жива.
– Крепитесь, сеньорито, будьте молодцом, как всегда. С вашей кузиной, наверно, не так уж и плохо. Найти ее мне не удалось, но я уверен, что она жива. Что же до дяди, то приготовьтесь к самому страшному. Ну, обещайте мне быть мужчиной, и едем.
С этими словами Гаспар повернул коня и поехал к омбу, а за ним двинулся онемевший от горя Чиприано.
Но как только юноша увидел безжизненного всадника под деревом, к нему вернулась способность речи, и гаучо стал свидетелем такого взрыва боли и ярости, какого не ожидал от бедного Чиприано.
Глава XVI
Мертвец
Еще раз закат окрасил в пурпур пампасы, а сеньора Гальбергер все еще ожидала своих близких: и пропавших, и ускакавших на розыски. Один за другим уезжали люди с усадьбы, но никто не вернулся.
И теперь, устремив взгляд на окутанную мраком степь, она волнуется и плачет. Мрачная ночь представляется ей бездонной пучиной, поглощающей всякого, кто осмелится в нее погрузиться. Мгла сковала степной простор, и женщине кажется, будто невидимая рука набросила на пампасы густой покров, чтобы скрыть от ее глаз дорогих ей людей, быть может, уже заснувших вечным сном…
Так стоит она на веранде об руку с сыном, и оба напряженно вглядываются в бесконечную даль. Ничего не разглядишь в этом черном хаосе ночи, но мать и сын не покидают веранды. Сеньора в полном отчаянии. Не видать ей мужа и Франчески! Кто знает, вернется ли племянник… Раз и опытному и энергичному Гаспару не удалось найти пропавших, что может поделать мальчик – Чиприано? Наверно, всех их захватил какой-то могучий враг, и все они погибли, попав в одну и ту же ловушку!
Как ни томительны были часы ожидания, сеньоре Гальбергер предстояло нечто худшее… Но сначала ей довелось пережить минуту радости, мимолетную, как солнечный луч, последний перед грозой.
Внезапно собака, лежавшая у ног Людвига, насторожилась и с громким лаем бросилась во двор.
Мать и сын, перегнувшись через барьер веранды, устремили взгляд на черную равнину. Вскоре до их слуха донесся лошадиный топот, прозвучавший для них музыкой надежды.
К эстансии приближались всадники; с громким криком выбежала сеньора Гальбергер в сад и остановилась за воротами, у тына. Невдалеке чернели силуэты всадников. Людвиг еле догнал мать.
Увы, их было не четверо, а только трое!
– Это, должно быть, отец с Франческой и Гаспаром, – трепещущим голосом проговорила сеньора, – Чиприано, верно, разминулся с ними. Но и он скоро вернется…
– Нет, – покачал головой Людвиг. – Я узнаю белую кобылу Чиприано.
– Неужели отстал Гаспар?
– Не думаю, – печально ответил Людвиг, сразу сообразивший, что дурные предчувствия оправдались. – Едут двое взрослых мужчин, а вслед третий всадник – Чиприано.
Долго гадать им не пришлось. Всадники остановились у тына. Лунный луч осветил лицо передового: то был Гаспар, в его спутниках сеньора узнала мужа и племянника.
Окинув взглядом лошадей, она убедилась, что Франчески нет.
– Где Франческа? – воскликнула она. – Где моя дочь?
Молчанье… Гаспар поник головой, а сам Гальбергер застыл, как изваянье.
– Что это значит? – спросила сеньора, подходя к гаучо, а потом к мужу. – Где Франческа? Что вы сделали с моим ребенком?
Но муж не ответил ни словом, ни жестом, ни взглядом. Сеньора Гальбергер растерялась:
– Людвиг, что ж ты молчишь? Людвиг, дорогой Людвиг, отчего ты не отвечаешь! Ах, я знаю, знаю – она умерла…
– Не она, а он! – раздался над ее ухом шепот.
Говорил Гаспар, соскочивший с коня и приблизившийся к жене натуралиста.
– Он? Кто «он»?
– Увы, сеньора, – ваш супруг и мой хозяин!
– Может ли это быть… – И дрожащими руками сеньора обняла колени безмолвного всадника.
Мертвое тело, прикрученное к седлу, слегка покачнулось. Шляпа Гальбергера упала на землю, и бледный луч луны осветил землистое лицо и стеклянные глаза.
С диким криком отпрянула женщина и без чувств рухнула на сырую траву.
С диким криком отпрянула женщина и без чувств рухнула на сырую траву
Глава XVII
По следам
Медленно тянутся часы. Снова близится к западу солнце, озаряя безбрежную равнину и зеленые пальмовые рощи. Великолепные олени и пятнистые косули неспешно бредут на водопой с обширных и спокойных пастбищ, почти никогда не оглашаемых конским топотом и лаем охотничьих свор. В Чако у оленей и косуль почти нет врагов, кроме темно-красной пумы и желтого ягуара, близких родственников льва и тигра – мощных хищников Старого Света.
Сейчас нам придется перенестись на лесную прогалину, расположенную в двадцати милях вверх по Пилькомайо, считая от становища тобасов, и, следовательно, милях в тридцати от усадьбы, еще недавно принадлежавшей Людвигу Гальбергеру. Не все домочадцы покойного остались в эстансии. Трое из них греются у костра, пылающего на прогалине. Один из них – сын убитого, другой – племянник. Нужно ли говорить, что третий – Гаспар-гаучо? С какой целью они покинули родной дом? Обстоятельства сами говорят за себя. Читатель уже понял, что друзья наши выслеживают преступников, убивших Гальбергера и похитивших Франческу.
Кто совершил злодеяние? Гаспар и юноши не могут ответить на этот вопрос и теряются в смутных догадках. Одно ясно – в черном деле участвовали индейцы. Следы, которые ведут вдоль берега Пилькомайо вниз по течению до притока, а затем сворачивают к месту преступления, оставлены индейскими лошадьми.
Но Гаспар не догадывается, к какому племени принадлежат эти индейцы. Впрочем, то была не единственная загадка, смущавшая следопытов. Среди множества отпечатков копыт они обнаружили следы подкованной лошади. Можно было предположить, что один из индейцев ехал на лошади, угнанной во время набега у белых колонистов. Но следы подков отпечатались на земле четырежды: самый старый след вел вверх по реке, самый, свежий – вниз по течению. К тому же он не обрывался на месте преступления, а шел дальше, по направлению к покинутому становищу.
Тот же след был найден на берегу притока, где совершилось убийство: он приводил к зарослям сумаха и продолжался по тропинке тапиров до роковой прогалины. Из всего этого явствовало, что всадник на подкованной лошади не только знал об убийстве, но даже принимал в нем участие.
Все эти подробности были открыты не юношами, а Гаспаром-гаучо. Но сделать из них выводы он не умел, так же как и его спутники.
После отъезда из эстансии трое путников только сейчас расположились привалом. А усадьбу они покинули незадолго до полудня, вскоре после похорон, состоявшихся рано утром: жаркий климат Парагвая не позволяет откладывать погребение.
Сеньора Гальбергер не задерживала мужчин дома. Она страдала не только как жена, но и как мать и сама отправила гаучо с юношами на поиски Франчески.
Нечего и говорить о том, с каким жаром принялись мужчины за поиски. Все трое готовы были пожертвовать жизнью, лишь бы вернуть Франческу.
До сих пор они придерживались следов похитителей, тщательно разбираясь во всех петлях и поворотах, «но плана действий еще не составили. Днем им было не до рассуждений. Но с наступлением темноты, когда поневоле пришлось прервать поиски, они улучили время для разговора. Между прочим, только сейчас они вспомнили, что следует позаботиться и о собственной безопасности. Негодяи, от рук которых пал Гальберберг, не остановятся и перед убийством его друзей…
И вот, устраиваясь на ночлег, путники действовали чрезвычайно осторожно. Костер они развели небольшой – лишь бы вскипятить мате, – да и тот разложили в ложбинке, чтобы не был виден издали огонь. К тому же как раз с той стороны, куда уводили следы убийц и откуда, следовательно, можно было ждать нападения, раскинулась пальмовая роща.
Прежде чем располагаться привалом, Гаспар тщательно осмотрел местность и, только убедившись в полной безопасности привала, принялся расседлывать коней, приказав предварительно юношам раскладывать костер.
Глава XVIII
Кто был всадник на подкованном коне
Сидя у костра и поджидая гаучо, юноши разговорились о горестных событиях. До этого момента они не успели даже вдуматься в двойное несчастье. Людвиг не догадывался, кто были преступники; но у Чиприано были некоторые подозрения. Теперь он поделился ими с двоюродным братом.
– К убийству причастны тобасы, – заявил он.
– Что ты, Чиприано! – воскликнул Людвиг. – Зачем им было убивать отца? Что побудило их к злодеянию?
– Кой-какие основания были, во всяком случае, среди тобасов есть один человек, извлекший выгоду из убийства.
– Один? На кого ты намекаешь?
– Я говорю об Агваре.
– Об Агваре? При чем он здесь? Зачем ему понадобилась жизнь моего отца?
– Зачем? Да для того, чтоб завладеть твоей сестрой.
Людвиг вздрогнул и в полном недоумении уставился на Чиприано.
– Что ты хочешь сказать, Чиприано?
– Я, кажется, ясно выразился. Ты был слеп, но я давно замечаю, что Агвара влюблен во Франческу.
Людвиг обомлел. Малонаблюдательный, он не обращал внимания на странное поведение Агвары, бросавшееся в глаза ревнивому Чиприано. И сейчас Людвиг не сразу поверил кузену.
– Уверен ли ты, Чиприано? – неуверенно спросил Людвиг. – Не померещилось ли тебе это все?
– Уверен, как в том, что меня зовут Чиприано. Я давно слежу за Агварой и однажды хотел поколотить этого наглого мальчишку, но дядя меня удержал. Он боялся, как бы это не повлекло ссоры с Нарагваной.
– А отец обо всем догадывался? Я хочу сказать: знал ли он об Агваре и Франческе?..
– Нет. Думаю, он ничего не подозревал, а мне не хотелось раскрывать ему глаза.
Как ни дики показались Людвигу слова двоюродного брата, он не мог не насторожиться. Но что бы юноша ни думал об Агваре, он никак не мог представить себе старика Нарагвану в роли предателя. Ведь он так долго был другом и покровителем отца.
– Не может быть! – снова воскликнул он. – Не может быть!
– Нет, так и есть… Я в этом убежден. Пожалуй, старый вождь ни в чем не виновен, но сын его способен на любую гнусность. Помяни мое слово, Людвиг! Это дело тобасов, и нам еще придется померяться с ними силами.
– Но куда они девались? Почему они внезапно исчезли, не предупредив отца! Право, все это очень странно…
– Вдумайся в то, что случилось, и ты многое поймешь. По-моему, все было решено заранее. Агвара уговорил отца позволить ему похитить Франческу, а старик, боясь встречаться с дядей, снялся вместе со всем племенем. Не сомневаюсь, что теперь они укрылись в глубине Чако, и нам нелегко будет их найти. Но Франческа с ними, и мы должны разыскать тобасов и отбить ее… Да, должны, хотя бы ради этого всем нам пришлось сложить головы. Не правда ли, кузен?
– Это наш долг, и мы его выполним, – решительно ответил Людвиг.
Тут к костру подошел Гаспар.
– Ну, сеньорито, пора ужинать, – прервал он беседу юношей.
С этими словами гаучо принялся за стряпню. Работа была несложная, так как почти весь ужин был приготовлен заранее и находился у путников в седельных сумках. Гаспар вытащил холодную баранью лопатку и хлеб. Овцы в Чако есть, – их разводят и сами индейцы, – а покойный охотник-натуралист не пренебрегал ни скотоводством, ни земледелием.
Оставалось только приготовить «парагвайский чай». Гаучо захватил с собой всю посуду, то есть железный котелок и три чашки из кокосовой скорлупы, называемые матэ (ибо это название не напитка, а посуды), и особые трубочки – «бомбиллы», сквозь которые парагвайцы тянут свой чай. Был у него и запас «хербы». Не хватало лишь молока. Но парагвайцы и без него охотно пьют свой любимый возбуждающий, но не опьяняющий напиток.
Подобно всем гаучо, Гаспар отлично варил парагвайский чай, и вскоре три мате наполнились кипящей жидкостью. Путники вставили в чашки свои «бомбиллы» и принялись тянуть чай, закусывая его бараниной с маисовым хлебом.
Для большей безопасности они погасили костер и теперь сидели у остывающей золы. За ужином Чиприано поделился с Гаспаром своими подозрениями. Для гаучо они не были неожиданностью: он и сам предполагал нечто подобное и давно уже наблюдал за сыном вождя, заглядывавшимся на дочь его дуэно – хозяина. Но он не допускал мысли о предательстве со стороны Нарагваны. Старый кацик, по его мнению, не способен на подлость. Подобно Людвигу, он терялся в догадках. В самом деле, зачем Нарагвана покинул насиженное гнездо? Объяснения Чиприано казались ему неудовлетворительными, но придумать что-нибудь другое гаучо не удавалось. Так все трое за вечер не пришли ни к каким выводам.
Подложив под голову седла и закутавшись в свои пончо, путники легли спать. Первым заснул Людвиг, потом Чиприано; как ни мучился он беспокойством и нетерпением, усталость взяла свое.
Один гаучо не смыкал глаз. Всю ночь ворочался он с боку на бок.
– На всем белом свете, – рассуждал он, – есть только один человек, желавший смерти моему хозяину. Да, такой человек существует, и зовут его Эль-Супремо…
С тех пор как мы бежали из-под его носа, он не перестает нас разыскивать. Но ведь прошло уже четыре года – срок достаточный, чтоб обо всем забыть. Но сеньор Хозе Франсиа злопамятен. Он никогда ничего не забывает… И уже меньше всего способен он простить обиду, нанесенную ему Гальбергером. Кто стал однажды этому человеку поперек дороги, тот ему враг до самой могилы. Право, я не удивлюсь, если окажется, что убийство подстроено диктатором. Странные следы подков… Подумать только: они отпечатались два раза в одном направлении и дважды в обратном. А свежий след оставлен не раньше вчерашнего дня… Пожалуй, вчера утром… Он ведет вниз по реке за старое становище. Как досадно, что я не свернул к становищу, чтобы рассмотреть его! Впрочем, успею и на обратном пути… Что же нас ждет впереди? С чем мы вернемся к сеньоре?..»
