Во весь голос (сборник)

Директор,

                   лысый чёрт,

пощёлкал счётами,

                                     буркнул:

                                                     «кризис!»

и вывесил слово

                               «расчёт».

Кра́пило

                  сласти

                              мушиное се́ево,

хлеба́

           зерном

                         в элеваторах портятся,

а под витринами

                                всех Елисеевых,

живот подведя,

                             плелась безработица.

И бурчало

                    у трущоб в утробе,

покрывая

                   детвориный плачик:

– Под работу,

                           под винтовку ль,

                                                          на́ —

$$$$$$$$$$$$$$$$$$$$ладони обе!

Приходи,

                  заступник

                                      и расплатчик! —

Эй,

       верблюд,

                        открыватель колоний! —

Эй,

      колонны стальных кораблей!

Марш

            в пустыни

                               огня раскалённей!

Пеньте пену

                        бумаги белей!

Начинают

                    чёрным лата́ться

оазисы

             пальмовых нег.

Вон

        среди

                   золотистых плантаций

засечённый

                       вымычал негр:

– У-у-у-у-у,

                        у-у-у!

                                   Нил мой, Нил!

Приплещи

                     и выплещи

                                           чёрные дни!

Чтоб чернее были,

                                    чем я во сне,

и пожар чтоб

                         крови вот этой красней.

Чтоб во всём этом кофе,

                                               враз, вскипелом,

вариться пузатым —

                                       чёрным и белым.

Каждый

                добытый

                                 слоновий клык —

тык его в мясо,

                             в сердце тык.

Хоть для правнуков,

                                       не зря чтоб

                                                            кровью литься,

выплыви,

                   заступник солнцелицый.

Я кончаюсь, —

                            бог смертей

                                                   пришёл и поманил.

Помни

              это заклинанье,

                                            Нил,

                                                     мой Нил! —

В снегах России,

                                в бреду Патагонии

расставило

                     время

                                станки потогонные.

У Ива́нова уже

                              у Вознесенска

                                                         каменные туши

будоражат

                    выкрики частушек:

«Эх, завод ты мой, завод,

желтоглазина.

Время нового зовёт

Стеньку Разина».

Внуки

            спросят:

– Что такое капиталист? —

Как дети

                 теперь:

– Что это

$$$$$$$$$$$$$$$$$$$$г-о-р-о-д-о-в-о-й?.. —

Для внуков

                      пишу

                                в один лист

капитализма

                         портрет родовой.

Капитализм

                       в молодые года

был ничего,

                       деловой парнишка:

первый работал —

                                   не боялся тогда,

что у него

                   от работ

                                   засалится манишка.

Трико феодальное

                                   ему тесно́!

Лез

       не хуже,

                       чем нынче лезут.

Капитализм

                        революциями

                                                  своей весной

расцвёл

               и даже

                            подпевал «Марсельезу».

Машину

                 он

                      задумал и выдумал.

Люди,

            и те – ей!

Он

      по вселенной

                                видимо-невидимо

рабочих расплодил

                                    детей.

Он враз

               и царства

                                 и графства сжевал

с коронами их

                           и с орлами.

Встучнел,

                   как библейская корова

                                                               или вол,

облизывается.

                           Язык – парламент.

С годами

                  ослабла

                                 мускулов сталь,

он раздобрел

                         и распух,

такой же

                 с течением времени

                                                       стал,

как и его гроссбух.

Дворец возвёл —

                                не увидишь такого!

Художник

– не один! —

                                             по стенам поёрзал.

Пол ампиристый,

                                  потолок рококо́вый,

стенки —

                  Людовика XIV,

                                              Каторза.

Вокруг,

              с лицом,

                              что равно годится

быть и лицом

                          и ягодицей,

задолицая

                   полиция.

И краске

                 и песне

                               душа глуха,

как корове

                     цветы

                                среди луга.

Этика, эстетика

                               и прочая чепуха —

просто —

                   его

                         женская прислуга.

Его

       и рай

                 и преисподняя —

распродаёт

                      старухам

дырки

            от гвоздей

                                креста господня

и перо

             хвоста

                         святого духа.

Наконец,

                   и он

                           перерос себя,

за него

             работает раб.

Лишь наживая,

                              жря

                                      и спя,

капитализм разбух

                                    и обдряб.

Обдряб

              и лёг

                       у истории на пути

в мир,

            как в свою кровать.

Его не объехать,

                               не обойти,

единственный выход —

                                             взорвать!

Знаю,

           лирик

                       скривится горько,

критик

              ринется

                              хлыстиком выстегать:

– А где ж душа?!

                                Да это ж —

                                                     риторика!

Поэзия где ж? —

                                 Одна публицистика!! —

Капитализм —

                             неизящное слово,

куда изящней звучит —

                                             «соловей»,

но я

        возвращусь к нему

                                           снова и снова.

Строку

             агитаторским лозунгом взвей.

Я буду писать

                           и про то

                                           и про это,

но нынче

                  не время

                                   любовных ляс.

Я

всю свою

                  звонкую силу поэта

тебе отдаю,

                     атакующий класс.

Пролетариат —

                              неуклюже и узко

тому,

          кому

                   коммунизм – западня.

Для нас

               это слово —

                                      могучая музыка,

могущая

                мёртвых

                                сражаться поднять.

Этажи

             уже

                    заёжились, дрожа,

клич подвалов

                            подымается по этажам!

– Мы прорвёмся

                                 небесам

                                                в распахнутую синь.

Мы пройдём

                         сквозь каменный колодец.

Будет.

            С этих нар

                                рабочий сын —

пролетариатоводец. —

Им

      уже

             земного шара мало.

И рукой,

                 отяжелевшей

                                           от колец,

тянется

               упитанная

                                   туша капитала

ухватить

                 чужой горле́ц.

Идут,

           железом

                           клацая и лацкая.

– Убивайте!

                        Двум буржуям тесно! —

Каждое село —

                              могила братская,

города́ —

                   завод протезный.

Кончилось —

                           столы

                                      накрыли чайные.

Пирогом

                 победа на столе.

– Слушайте

                        могил чревовещание,

кастаньеты костылей!

Снова

            нас

                   увидите

                                  в военной яви.

Эту

       время

                  не простит вину.

Он расплатится,

                               придёт он

                                                  и объявит

вам

       и вашинской войне

                                             войну! —

Вырастают

                      на земле

                                      слезы́ озёра,

слишком

                  непролазны

                                         крови топи.

И клонились

                         одиночки фантазёры

над решением

                            немыслимых утопий.

Голову

             об жизнь

                               разбили филантропы.

Разве

           путь миллионам —

                                               филантропов тропы?

И уже

            бессилен

                             сам капиталист,

так

      его

            машина размахалась, —

строй его

                  несёт,

                             как пожелтелый лист,

кризисов

                  и забастовок ха́ос.

– В чей карман

                               стекаем

                                              золотою лавой?

С кем идти

                     и на кого пенять? —

Класс миллионоглавый

напрягает глаз —

                                 себя понять.

Время

            часы

                     капитала

                                      кра́ло,

побивая

                прожекторов яркость.

Время

            родило

                          брата Карла —

старший

                 ленинский брат

                                  Маркс.

Маркс!

              Встаёт глазам

                                        седин портретных рама.

Как же

              жизнь его

                                 от представлений далека!

Люди

           видят

                      замурованного в мрамор,

гипсом

              холодеющего старика.

Но когда

                 революционной тропкой

первый

              делали

                           рабочие

                                           шажок,

о, какой

                невероятной топкой

сердце Маркс

                           и мысль свою зажёг!

Будто сам

                   в заводе каждом

                                                  стоя сто́ймя,

будто

           каждый труд

                                    размозоливая лично,

грабящих

                   прибавочную стоимость

за руку

             поймал с поличным.

Где дрожали тельцем,

                                         не вздымая глаз свой

даже

         до пупа

                        биржевика-дельца,

Маркс

             повёл

                        разить

                                     войною классовой

золотого

                 до быка

                                доросшего тельца́.

Нам казалось —

                               в коммунизмовы затоны

только

             волны случая

                                       закинут

                                                      нас

                                                            юля́.

Маркс

             раскрыл

                             истории законы,

пролетариат

                        поставил у руля.

Книги Маркса

                             не набора гранки,

не сухие

                цифр столбцы —

Маркс

             рабочего

                              поставил на́ ноги

и повёл

               колоннами

                                     стройнее цифр.

Вёл

       и говорил: —

                                сражаясь лягте,

дело —

              корректура

                                    выкладкам ума.

Он придёт,

                     придёт

                                   великий практик,

поведёт

               полями битв,

                                        а не бумаг! —

Жерновами дум

                               последнее меля́

и рукой

               дописывая

                                   восковой,

знаю,

          Марксу

                         виделось

                                          видение Кремля

и коммуны

                      флаг

                               над красною Москвой.

Назревали,

                     зрели дни,

                                         как дыни,

пролетариат

                        взрослел

                                         и вырос из ребят.

Капиталовы

                       отвесные твердыни

валом размывают

                                  и дробят.

У каких-нибудь

                               годов

                                         на расстоянии

сколько гроз

                        гудит

                                  от нарастаний.

Завершается

                        восстанием

                                              гнева нарастание,

нарастают

                    революции

$$$$$$$$$$$$$$$$$$$$за вспышками восстаний.

Крут

          буржуев

                          озверевший норов.

Тьерами растерзанные,

                                            воя и стеная,

тени прадедов,

                            парижских коммунаров,

и сейчас

                вопят

                           парижскою стеною:

– Слушайте, товарищи!

                                              Смотрите, братья!

Горе одиночкам —

                                    выучьтесь на нас!

Сообща взрывайте!

                                     Бейте партией!

Кулаком

                одним

                            собрав

                                         рабочий класс. —

Скажут:

                «Мы вожди»,

                                         а сами —

                                                          шаркунами?

За речами

                   шкуру

                               распознать умей!

Будет вождь

                       такой,

                                   что мелочами с нами —

хлеба проще,

                         рельс прямей.

Смесью классов,

                                вер,

                                       сословий

                                                         и наречий

на рублях колёс

                             землища двигалась.

Капитал

                ежом противоречий

рос вовсю

                   и креп,

                                штыками иглясь.

Коммунизма

                         призрак

                                         по Европе рыскал,

уходил

             и вновь

                            маячил в отдаленьи…

По всему поэтому

                                  в глуши Симбирска

родился

               обыкновенный мальчик

                                                               Ленин.

Я знал рабочего.

                               Он был безграмотный.

Не разжевал

                        даже азбуки соль.

Но он слышал,

                             как говорил Ленин,

и он

        знал – всё.

Я слышал

                   рассказ

                                 крестьянина-сибирца.

Отобрали,

                 отстояли винтовками

                                                        и раем

$$$$$$$$$$$$$$$$$$$$разделали селеньице.

Они не читали

                            и не слышали Ленина,

но это

            были ленинцы.

Я видел горы —

                              на них

                                          и куст не рос.

Только

             тучи

                     на скалы

                                      упали ничком.

И на сто вёрст

                           у единственного горца

лохмотья

                  сияли

                              ленинским значком.

Скажут —

                   это

                         о булавках а́хи.

Барышни их

                        вкалывают

                                             из кокетливых причуд.

не булавка вколота —

                                         значком

                                                         прожгло рубахи

сердце,

              полное

                            любовью к Ильичу.

Этого

            не объяснишь

                                       церковными славянскими

$$$$$$$$$$$$$$$$$$$$крюками,

и не бог

               ему

                      велел —

                                     избранник будь!

Шагом человеческим,

                                           рабочими руками,

собственною головой

                                          прошёл он

                                                               этот путь.

Сверху

              взгляд

                          на Россию брось —

рассинелась речками,

                                          словно

разгулялась

                      тысяча розг,

словно

              плетью исполосована.

Но сине́й,

                    чем вода весной,

синяки

              Руси крепостной.

Ты

     с боков

                   на Россию глянь —

и куда

            глаза ни кинь,

упираются

                     небу в склянь

горы,

          каторги

                         и рудники.

Но и каторг

                       больнее была

у фабричных станков

                                         кабала.

Были страны

                         богатые более,

красивее видал

                             и умней.

Но земли

                  с ещё большей болью

не довиделось

                           видеть

                                       мне.

Да, не каждый

                            удар

                                    сотрёшь со щеки.

Крик крепчал:

– Подымайтесь

$$$$$$$$$$$$$$$$$$$$за землю и волю вы! —

И берутся

                   бунтовщики-

одиночки

                   за бомбу

                                   и за рево́львер.

Хорошо

               в царя

                           вогнать обойму!

Ну, а если

                   только пыль

                                           взметнёшь у колеса?!

Подготовщиком

                                цареубийства

                                                          пойман

брат Ульянова,

                            народоволец

                                                     Александр.

Одного убьёшь —

                                  другой

                                              во весь свой пыл

пытками

                 ушедших

                                  переплюнуть тужится.

И Ульянов

                     Александр

                                         повешен был

тысячным из шлиссельбуржцев.

И тогда

               сказал

                           Ильич семнадцатигодовый —

это слово

                  крепче клятв

                                           солдатом поднятой руки:

– Брат,

               мы здесь

                                тебя сменить готовы,

победим,

                  но мы

                              пойдём путём другим! —

Оглядите памятники —

                                             видите

                                                          героев род вы?

Станет Гоголем,

                               а ты

                                       венком его величь.

Не такой —

                      чернорабочий,

                                                   ежедневный подвиг

на плечи себе

                          взвалил Ильич.

Он вместе,

                     учит в кузничной пасти,

как быть,

                  чтоб зарплата

                                             взросла пятаком.

Что делать,

                     если

                              дерётся мастер.

Как быть,

                   чтоб хозяин

                                          поил кипятком,

Но не мелочь

                          целью в конце:

победив,

                 не стой так

над одной

                   сметённой лужею.

Социализм – цель.

Капитализм – враг.

Не веник —

                       винтовка оружие.

Тысячи раз

                     одно и то же

он вбивает

                     в тугой слух,

а назавтра

                    друг в друга вложит

руки

         понявших двух,

Вчера – четыре,

                               сегодня – четыреста.

Таимся,

               а завтра

                              в открытую встанем,

и эти

          четыреста

                             в тысячи вырастут.

Трудящихся мира

                                  подымем восстанием.

Мы уже

               не тише вод,

                                       травинок ниже —

гнев

         у трудящихся

                                   густится в туче.

Режет

            молниями

                                Ильичёвых книжек.

Сыпет

             градом

                          прокламаций и летучек,