Летающий пролетарий

Владимир Маяковский

Летающий пролетарий

Предисловие

     В «Правде»пишется правда.          В «Известиях» –    известия.     Факты.            Хоть возьми       да положи на стол.     А поэта             интересует       и то,            что будет через двести     лет         или –               через сто.

I. Война, которая будет сейчас

     Когда           перелистываем        газетный лист мы,     перебираем                новости       заграницы болотной,     натыкаемся – выдумали          ученые империалистовы:     то газ,             то луч,    то самолет беспилотный.     Чт_о_ им,             куриная судьба горька?     Человечеству                  помогают,           лучи скрестя?     Нет –           с поднебесья       новый аркан     готовят             на шеи   рабочих и крестьян.     Десятилетие                страницы        всех газетин     смерть начиняла –      увечья,              горе…     Но вздором                покажутся         бойни эти     в ужасе             грядущих фантасмагорий.    ……………..                2125 ГОД.     Небо горсти сложило        (звезды клянчит).     Был вечер,                выражаясь просто.     На небе,              как всегда,         появился аэропланчик.     Обычный –               самопишущий –             «Аэророста».     Москва.     Москвичи     повылезли на крыши     сорокаэтажных  домов-коммун.     – Посмотрим, что ли…           Про что пропишет.     Кто?          Кого?                Когда?      Кому? –ТРЕВОГА.     Летчик            открыл  горящий газ,     вывел           на небе  раму.     Вывел           крупными буквами:ПРИКАЗ.               МОБИЛИЗАЦИЯ.           А потом –    т_е_л_е_г_р_а_м_м_у –     Р_а_п_о_р_т. Наблюдатели.              Берег восточный.     Доносим:     «Точно –     без пяти восемь,     несмотря              на время раннее,     враг          маяки                потушил крайние».     Ракета.             Осветились       в темноте     приготовления –    лихорадочный темп.     Крыло к крылу,   в крылья крылья,     первая,             вторая,    сотая эскадрилья.     Еще ракету!Вспыхнула.           Видели?     Из ангаров                выводятся истребители.     «Зашифровали.  Передали           стам     сторожевым                советским постам.     Порядок образцовый.        Летим              наперерез,     в прикрытиигазовых завес».     За рапортом –  воззвание:             «Товарищи,       ясно!     Угроза –              Европе    и Азии красной.     Америка –               разбитой буржуазии оплот –     на нас            подымает    воздушный флот.     Не врыть              в нору    рабочий класс.     Рука – на руль!    Глаз – на газ!»     Казалось,               газ,   смертоносный и душненький,     уже         обволакивает     миллионы голов.     Заторопились.  Хватали наушники.     Бросали в радио:     «Алло!            Алло!!»     Мотор умолк, тревогу отгаркав.     Потух           вверху                  фосфорический свет.     А люди            выводили    двухместки из ангариков,     летели –              с женой –       в районный совет.     Долетевшим                до половины     встречались –                   побывавшие в штабе.     Туда!           Туда!! Где бомбы           да мины     сложил            арсенальщик       в страшный штабель.               РАДИОМИТИНГ.     – Товарищи!На митинг! –             радио кликал.     Массы           моремвздымало бурно.     А с Краснойплощади        взлетала восьмикрылка –     походная              коминтерновская трибуна.     Не забудется                  вовек       картина эта.     В масках,               в противогазном платье     земля           разлеглась     фантастическим макетом.     А вверху –                коминтерновский председатель:     – Товарищи!                 Сегодня        Америка     Союзу           трудящихся     навязывает войны! –     От Шанхая               до ирландского берега –     фразы           сразупо радиоволнам.             АВИОМОБИЛИЗАЦИЯ.     Сегодня             забыли   сон и дрёму.     Солнце            искусственное         в миллиард свечей     включили,               и от аэродрома             к аэродрому     сновали     машины   бессонных москвичей.     Легкие разведчики,       дредноуты из алюминия…     И в газодежде,   мускулами узловат,     рабочий             крепил   подвески минные;     бомбами –     летучками      набивал кузова.     Штабные             у машин    разбились на группки.     Небо кроили; место свое     отмечали.               Делали зарубки     на звездах –                  территории грядущих боев.     Летчик.             Рядом – ребятишки              (с братом)     шлем          помогали  надеть ему.     И он          объяснял  пионерам и октябрятам,     из-за чего тревога       и что – к чему:     – Из Европы выбили…          из Азии…    Ан,     они – туда                навострили лыжи, –     в Америку, значит.       В подводках.   За океан.     А там –              свои.   Буржуи.           Кулиджи.     Мы        тут            забыли и имя их.     Заводы строим.   Возносим трубы.     А они     не дремлют.      У них –              химия.     Воняют газом.  Точат зубы.     Ну, и решили –   дошло до точки.     Бомбы взяли. С дом – в объем.     Камня на камне,    листочка на листочке     не оставят.Побьют…          Если мы не побьем.ВПЕРЕД.     Одна          машинавыскользнула плавно.     Снизилась,                смотрит…          Чего бы надо еще?     Потом рванулась –      обрадовалась словно     сигнализировала:     «Главнокомандующий.     Приказываю:Пора!     Вперед!!              И до Марса        винт отмашет!»     Отземлились,                  подняли рупора.     И воздух              гремит    в давнишнем марше. МАРШ.     Буржуи            лезут в яри     на самый              небий свод.     Товарищ             пролетарий,     садись на самолет!     Катись            назад,  заводчики,     по облакам свистя.     Мы – летчики     республики                рабочих и крестьян.     Где не проехать   коннице,     где не пройти  ногам –     там         только                летчик гонится     за птицами врага.     Вперед!             Сквозь тучи-кочки!     Летим,            крылом блестя,     Мы – летчики     республики                рабочих и крестьян!     Себя          с врагом померьте,     дорогу            кровью рдя;     до самой              небьей тверди     коммуну     утвердя.     Наш флаг              меж звезд       полощется,     рабочью             власть   растя.     Мы – летчики,  мы – летчицы,     рабочих и крестьян!НАЧАЛО.     Сначала             разведчики       размахнулись полукругом.     За разведчиками –      истребителей дуга.     А за ними               газоносцы        выстроились в угол.     Тучи          от винтов                    размахиваются наугад.     А за ними,                почти     закрывая многоокий,     помноженныйфонарями         небесный свод,     летели            огромней,     чем корабельные доки,     ангары –              сразу   на аэропланов пятьсот.     Когда           повороты   были резк_и_, –     на тысячи               ладов и ладков     ревели            сонмы                  окружающих мастерских     свистоголосием   сирен и гудков.     За ними             вслед  пошли обозы,     маскированные  каким-то           цветом седым.     Тихо…     Тебе – не телегой _о_б земь!..     Арсеналы,               склады     медикаментов,  еды…     Под ними              земля   выгибалась миской.     Ждали           на каждой    бетонной поляне.     Ленинская               эскадрилья         взлетела из-под Минска…     Присоединились   крылатые смоляне…     Выше,           выше                ввинчивались летчики.     Совсем высоко…     И – еще выше.     Марш отшумел.  Машины –            точки.     Внизу – пощурились       и бросили крыши.     Проверили.                Есть –      кислород и вода.     Ед_у_     машина в минуту подавала.     И влезли,               осмотрев       провода и привода,     в броню             газонепроницаемых подвалов.     На оборону!Заводы гудят.     А краны     мины таскают.     Под землю               от вражьего газа уйдя,     бежала            жизнь заводская. ПОХОД.     Летели.     Птицы           в изумленьи глядели.               Летели…     Винт,     звезда блестит в темноте ли?      Летели…     Ввысь           до того,   что – иней на теле.      Летели…     Сами          себя ждогоняя еле,             летели.     С часами              скорость      творит чудеса:     шло         в суткидвое сполна;     два солнца – в 24 часа;     и дважды              всходила луна.     Когда ж             догоняли     вращенье земли –     сто мест              перемахивал         глаз.     А циферблатпоказывал          им     один     неподвижный час.     Взвивались,прорезавши           воздух весь.     В удушьи              разинув рот,     с трудом              рукой,    потерявшей вес,     выструивали                 кислород.     Врез_а_лисьразведчики           в бурю и в гром     и, бросив               громовую одурь,     на гладь              океана    кидались ядром     и плыли,              распенивши воду.     Пловучей              миной   взорван один.     И тотчас              все остальные     заторопились в воду уйти,     сомкнувши               брони стальные.     Всплывали,                опасное место пройдя,     стряхнувши                с пропеллеров             капли;     и вновь             в небосвод,        пылающ и рдян,     машин     многоточие     вкрапили.               Летели…     Минуты…               сутки…       недели…Летели.     Сквозь россыпи солнца,       сквозь луновы мели     летели.                НАПАДЕНИЕ.     Начальник               спокойно       передвигает кожаный     на два            валика  намотанный план.     Все спокойно.  И вдруг –            как подкошенный,     камнем –              аэроплан.     Ничего.             И только     лучище     вытягивается разящей         ручищей.     Вставали,               как в пустыне миражи,     сто тысяч               машин    эскадрильи вражьей.     Нацелив             луч, истребленье готовящий,     сторон с десяти    – никак не менее –     свистели,               летели,      мчались чудовища –     из света,               из стали,        из алюминия.     Качнула             машины   ветра река.     Налево            кренятся    по склону.     На правом               крыле    встает три «К»,     три         черных                «К» –     Ку-клукс-клана.     А ветер             с другого бока налез,     направо             качнул огульно –     и чернью              взметнулась         на левом крыле     фашистская                загогулина.     Секунда.              Рассмерчились бешено.     И нет.            Исчезли,    в газ занавешены.     На каждом аэро,    с каждого бока,     как будто               искра –      в газовый бак,     два слова               взрывало сердца:               «Тревога!     Враг!»                АЭРОБИТВА.     Не различить                  горизонта слитого.     Небо,           воздух,  вода –         воедино!     И в этой              синеве –      последняя битва.     Красных,              белых                    – последний поединок.     Невероятная битва!       Ни одного громыханийка!!     Ни ядер,              ни пуль не вижу мимо я –     только            винтов  взбешенная механика,     только            одни                 лучи да химия.     Гнались,              увлекались ловом,     и вдруг –               поворачивали           назад.     Свисали руки,  а на лице            лиловом –     вылезшие              остекленелые глаза.     Эскадрильи,атакующие,           тучи рыли.     Прожектор               глаз   открывает круглый –     и нету            никаких эскадрилий.     Лишь падают                 вниз     обломки и угли.     Иногда,             невидимые,       башня с башнею     сходились,                и тогда       громыхало одно это.     По старинкедрались        врукопашную     два         в абордаже   воздушные дредноута.     Один разбит, и сразу –           идиллия:     беззащитных, как щенят,     в ангары              поломанные        дредноуты вводили,     здесь же              в воздухе       клепая и чиня.     Четырежды               ночью,     от звезд рябой,     сменились               дней глади,     но все            растет,   расширяется бой,     звереет             со дня н_а_ день.     В бою           умирали  пятые сутки.     Враг          отошел на миг.     А после             тысяча   ясно видимых и жутких     машин           пошла напрямик.     В атаку!              В лучи!! –         Не свернули лёта.     В газ!!! –                И газ не мутит.     Неуязвимые,прут без пилотов.     Всё         метут               на пути. ГНУТ.     Командав нахмурился.         Кажется – крышка!     Бросится наш,  винтами взмашет –     и падает              мухой,    сложивши крылышки.     Нашим – плохо.   Отходят наши.     Работа –              чистая.     Сброшена тонна.     Ни увечий,                ни боли,        ни раны…     И город             сметен   без всякого стона     тонной            удушливой     газовой дряни.     Десятки             столиц   невидимый выел     никого,     ничего не щадящий газ.     К самой             к Москве     машины передовые     прут,           как на парад,        как на показ…     Уже         надеющихся   звали вр_а_лями.     Но летчики,долг выполняя свой,     аэропланными кольцами –           спиралями     сгрудились                по-над самой Москвой.     Расплывшисьво все       небесное лоно,     во весь             непреклонный         машинный дух,     враг летел,наступал неуклонно.     Уже –           в четырех километрах,                в двух…     Вспыхивали                в черных рамках     известия              неизбежной ясности.     Радио           громко     трубило:              – Революция в опасности! –     Скрежещущие звуки     корежили              и спокойное лицо, –     это     завинчивала люки     Москва            подвальных жильцов.     Сверху            видно:  мура –     так толпятся;  а те –     в дирижаблях да – на Урал.     Прихватывают жен и детей.     Растут,             размножаются         в небесном ситце     надвигающиеся  машины-горошины.     Сейчас закидают!     Сейчас разразится!     Сейчас     газобомбы     обрушатся брошенные.     Ну что ж,               приготовимся           к смерти душной.     Нам ли            клониться,      пощаду моля?     Напрягшись                всей    силищей воздушной,     примолкла               Советская Земля.ПОБЕДА.     И вдруг… –  не верится! –                будто     кто-то     машины            вражьи  дернул разом.     На удивленье полувылезшим              нашим пилотам,     те скривились  и грохнулись               наземь.     Не смея радоваться –         не подвох ли?     снизились, может,      землею шествуют? –     моторы            затараторили,         заохали,     ринулись              к месту происшествия.     Снизились,                к земле приникли…     В яме,            упавшими развороченной, –     обломки     алюминия,      никеля…     Без подвохов.  Так. Точно.     Летчики вылезли.     Лбы – складки.     Тысяча вопросов.     Ответ –             нем.     И лишь     под утро    радио-разгадка:     – Нью-Йорк.Всем!      Всем!            Всем! РАДИО.     Рабочих,              крестьян      и лётные кадры     приветствуют                  летчики         первой эскадры.     Пусть           разиллюминуют     Москву            в миллион свечей.     С этой минуты  навек мин_у_ют     войны.            Мы –                 эскадра москвичей –     прорвались.Нас    не видели.     Под водой –до Америки рейс.     Взлетели.               Ночью    громкоговорители     поставили.                И забасили          на Нью-Йорк, на весь     «Рабочие!               Товарищи и братья!     Скоро ль              наций   дурман развеется?!     За какие серебренники,           по какой плате     вы     предаетенас, европейцев?     Сегодня             натравливают:          – Идите!     Европу            окутайте    в газовый мор! –     А завтра              возвратится победитель,     чтоб здесь                на вас      навьючить ярмо.     Что вам             жизнь  буржуями д_а_рена?     Жмут          из васто кровь,          то пот.     Спаяйтесь               с нами     в одну солидарность.     В одну коммуну –     без рабов,                без господ!»     Полицейские –  за лисой лиса –     на аэросипедах…      Прож_е_ктора полоса…     Напрасно! –Качаясь мерно,     громкоговорители     раздували голоса     лучших            ораторов Коминтерна.     Ничего!             Ни связать,        ни забрать его –     радио.     Видим,            у них –   сумятица.     Вышли рабочие,   полиция пятится.     А город             будто  огни зажег –     разгораетсяза флагом флажок.     Для нас             приготовленные мины     миллиардерам кладут под домины.     Знаменами               себя   осеня,     атаковываютарсенал.     Совсем как в Москве        столетья назад     Октябрьскаяразрасталась гроза.     Берут,            на версты     гром разбас_и_в,     ломают            замков  хитроумный массив.     Радиофорт…                  Охраняющий –              скинут.     Атаковали.                Взят вполовину.     В другую!               Схватка,       с час горяча.     Ухватывают                какой-то рычаг.     Рванули…                еще крутнули…               Мгновение, –     и то чересчур –    мгновения менее, –     как с тыщи                струнищ       оборванный вой!     И тыща            чудовищ   легла под Москвой.РАДОСТЬ.     В «ура» содрогающимся          ртам еще     хотелось орать   и орать д_о_сыта, –     а уже           во все небеса        телеграммищу     вычерчиваларадиороста:     «Мир!     Народы кончили драться.     Да здравствует   минута эта!     Великая             Американская федерация     присоединяется   к Союзу советов!»     Сомнений –                ни в ком.     Подпись:              «Американский ревком».               ВОЗВРАЩЕНИЕ.     Утром           с запада   появились точки.     Неслись,              себя  и марш растя:     «Мы – летчики  республики             рабочих и крестьян.     Недаром             пролетали –     очищен            небий свод.     Крестьянин!Пролетарий!     Снижайте самолет!     Скатились               вниз                    заводчики,              по облакам свистя.     Мы летчики – республики            рабочих и крестьян!     Не вступит                вражья      конница,     ни птица,               ни нога.     Наш летчик                всюду гонится     за силами врага.     Наш флаг              меж звезд полощется,     рабочью власть растя.     Мы – летчицы,     мы – летчики рабочих и крестьян».

II. Будущий быт

СЕГОДНЯ.     Комната –               это,   конечно,            не роща.     В ней           ни пикников не устраивать,    ни сражений.     Но все ж              не по мне –         проклятая жилплощадь:     при моей,               при комплекции –               проживи на саж_е_ни!     Старики,              старухи,      дама с моською,     дети          без счета –     вот население.     Не квартира, а эскимосское     или киргизское   копченое селение.     Ребенок –               это вам не щенок.     Весь день –в работе упорной.     То он тебя                мячиком       сбивает с ног,     то     на крючок запирает в уборной.     Меж скарбом –  тропинки,            крымских окольней.     От шума             взбесятся      и самые кроткие.     Весь день –звонки,        как на колокольне.     Гуртом,             в одиночку,        протяжные,  короткие…     И за это              гнездо –      между клеток  и солений,     где негде               даже   приткнуть тубу,     носишься              весь день,        отмахиваясь   от выселений     мандатом союзным,      бумажкой КУБу.     Вернешься               ночью,     вымотан в городе.     Морда – в пене, –      смыть бы ее.     В темноте               в умывальной           лупит по морде     кем-то            талантливо      развешенное белье.     Бр-р-р-р!     Душит           чад кухонный.        Встаю на корточки.     Тянусь            с подоконника         мордой к форточке.     Вижу,           в небесах –      возня аэропланова.     Приникаю              к стеклам,        в раму вбит.     Вот кто             должен   переделать наново     наш         сардиночный    унылый быт! БУДЕТ.     Год какой-то нолями разн_у_лится.     Отгремят              последние       битвы-грома.     В Москве              не будет      ни переулка,  ни улицы –     одни аэродромы   да дома.     Темны,     неясны  грядущие дни нам.     Но –          для шутки     изображу              грядущего гражданина,     проводящегоодни сутки. УТРО.     Восемь.             Кричит                    радиобудильник вежливый:     «Товарищ –                вставайте,          не спите ежели вы!     Завод –             зовет.     Пока          будильнику    приказов нет?     До свидания!                  Привет!»     Спросонок,                но весь –         в деловой прыти,     гражданин               включил      электросамобритель.     Минута –              причесан,       щеки –              даже     гражданки Милосской        Венеры глаже.     Воткнул штепсель,      открыл губы:     электрощетка –   юрк! –          и выблестила зубы.     Прислуг – никаких!       Кнопкой званная,     сама          под ним расплескалась ванная.     Намылила              вначале –     и пошла:              скребет и мочалит.     Позвонил –                гражданину          под нос     сам         подносится   чайный поднос.     Одевается –ни пиджаков,             ни брюк;     рубаха            номерами    не жмет узка.     Сразу     облекается     от пяток до рук     шелком            гениально скроенного куска.     В туфли –               пару ног…     В окно –              звонок.     Прямо           к постели    из небесных лон     впархивает                крылатый почтальон.     Ни – приказ выселиться,    ни – с налогом повестка.     Письмо от любимой      и дружеских несколько.     Вбегает сын, здоровяк –           карапуз.     – До свидания,  улетаю в вуз.     – А где Ваня?  – Он       в саду     порхает с няней.                НА РАБОТУ.     Сквозь комнату – лифт.           Присел –  и вышел     на гладь              расцветоченной крыши.     К месту             работы   курс держа,     к самому              карнизу    подлетает дирижабль.     По задумчивости    (не желая надуть)     гражданин               попробовал         сесть на лету.     Сделав            самые вежливые лица,     гражданина                остановила          авиомилиция.     Ни протоколов,   ни штрафа бряцания…     Только –              вежливенькое          порицание.     Высунувшисьиз гондолы,            на разные тона     покрикиваетзнакомым летунам:     – Товарищ,                куда спешите?             Бросьте!     Залетайте               как-нибудь         с женоюв гости!     Если свободны –    часа на пол     запархивайте на авиобол!     – Ладно!              А вы                   хотите пересесть?     Садитесь,               местечко в гондоле есть! –     Пересел…                Пятнадцать минут.И вот –     гражданин               прибывает        на место работ.   ТРУД.     Завод.     Главвоздух.       Делают вообще они     воздух            прессованный для междупланетных сообщений.     Кубик           на кабинку – в любую ширь,     и сутки             сосновым духом дыши.     Так –     в век оный     из «Магги»                делали бульоны.     Так же            вырабатываются          из облаков     искусственная сметана          и молоко.     Скоро           забудут                   о коровьем имени.     Разве           столько  выдоишь          из коровьего вымени!     Фабрика.              Корпусом сорокаярусным.     Слезли.             Сорок –    в рвении яростном.     Чисто-чисто. Ни копотей,             ни сажи.     Лифт          развезпо одному на этаж.     Ни гуда,              ни люда!     Одна клавиатура –      вроде «Ундервуда».     Хорошо работать!     Легко – и так,     а тут еще               по радио –         музыка в такт.     Бей буквами, надо которыми,     а все           остальное    доделается моторами.     Четыре часа. Промелькнули мельком.     И каждый –                с воздухом,           со сметаной,       с молоком.     Не скукситесь,   как сонные совы.     Рабочий день –   четырехчасовый.     Бодро, как белка…        Еще бодрей.     Под душ!              И кончено –         обедать рей! ОБЕД.     Вылетел.              Детишки.      Крикнул:               – Тише! –     Нагнал     из школы    летящих детишек.     – Куда, детвора?     Обедать пора! –     Никакой кухни,   никакого быта!     Летают сервированные         аэростоловые Нарпита.     Стал     и сел.     Взял     и съел.     Хочешь – из двух,     хочешь – из пяти, –     на любой дух,     на всякий аппетит.     Посуда –              самоубирающаяся.              Поел –    и вон!     Подносит              к уху   радиофон.     Буркнул,              детишек лаская:     Дайте Чухломскую!      Коммуна Чухломская?..     Прошу –             Иванова Десятого! –     – Которого?                 Бритого? –           – Нет. Усатого!..     – Как поживаешь?     Добрый день.     – Да вот –                только      вылетел за плетень.     Пасу стадо.     А что надо? –     – Как что?!Давно больно     не видались. Залетай         на матч авиобольный. –     – Ладно!              Еще с часок         попасу     и спланируюв шестом часу.     Может, опоздаю…      Думаю – не слишком.     Деревня             поручила     маленькое делишко.     Хлеб_а_ –               жарою мучимы,     так я            управляю    искусственными тучами.     Надо          сделать дождь,        да чтоб – без града.     До свидания!ЗАНЯТИЯ.     Теперь –              поучимся.       Гражданинв минуту     подлетает               к Высшему        сметанному институту.     Сопоставляяновейшие         технические данные,     изучает             в лаборатории          дела сметанные…     У нас пока – различные категории занятий.     Скажем –              грузят чернорабочие,            а поэзия –             для духовной знати,     А тогда             не будет     более почетных   и менее…     И сапожники, и молочницы –                все гении. ИГРА.     Через час –д_о_ма.        Отдых.               Смена.     Вместо блузы –   костюм спортсмена.     В гоночной,всякого ветра чище,     прет,           захватив                    большой мячище.     Небо –            в самолетах юрких.     Фигуры взрослых,     детей фигурки.     И старики               повылезли,         забыв апатию.     Красные – на желтых.         Партия – на партию.     Подбросят               мяч  с высотищи             с этакой,     а ты подлетай,   подхватывай сеткой.     Откровенно говоря,       футбол –                тоска.     Занятие     разве что –        для лошадиной расы.     А здесь –               хорошо!      Башмаки – не истаскать.     Нос         тебе              мячом не расквасят.     Все кувыркаются –      надо,            нет ли;     скользят на хвост,       наматывают петли.     Наконец             один промахнется сачком;     Тогда:            – Ур-р-р-а!       Выиграли очко! –     Вверх,     вниз, вперед,         назад, –     перекувырнутся   и опять скользят.     Ни вздоха запыханного,           ни кислой мины –     будто           не ответственные работники,              а – дельфины.     Если дождь налетает        с ветром в паре –     подымутся               над тучами         и дальше шпарят.     Стемнеет,               а игры бросить             лень;     догонят солнце,    и – снова день.     Наконец             устал  от подбрасывания,   от лова.     Снизился              и влетел      в окно столовой.     Кнопка.             Нажимает.      Стол чайный.     Сын рассказывает:      – Сегодня                случайно     крыло поломал.   Пересел к Петьке,     а то б            опоздал   на урок арифметики.     Освободились на час        (урока нету),     полетели              с Петькой       ловить комету.     Б-о-о-о-льшущая!     С версту – рост.     Еле         вдвоем                удержали за хвост.     А потом             выбросили –        большая больно.     В школу             кометы таскать           не позволено. –     Сестра:             – Сегодня      от ветра     скатился клубок    с трех тысяч метров.     Пришлось снизиться –         нитку наматывать.     Аж вся            от ветра    стала лохматовая. –     А младший               весь   в работу вник.     Сидит           и записывает в дневник:     «Сегодня              в школе –       практический урок.     Решали –              нет или есть бог.     По-нашему –религия опиум.     Осматривали образ –        богову копию.     А потом     с учителем       полетели по небесам.     Убеждайся – сам!     Небо осмотрели   и внутри            и наружно.     Никаких богов,   ни ангелов              не обнаружено».     А папаше,               чтоб не пропал             ни единый миг,     радио           выбубнивает      страницы книг… ВЕЧЕР.     Звонок.             – Алло!    Не разбираю имя я…     А!        Это ты!                Привет, любимая!     Еду!          Немедленно!     В пять минут     небо перемахну   во всю длину.     В такую погоду   прекрасно едется.     Жди         у облака –                    под Большой Медведицей.     До свидания! –     Сел,          и попятились      площади,               здания…     Щека – к щеке,   к талии – талией, –     небо          раза три облетали.     Что млечным путям       за кометной кривизной,     а сзади –               жеребенком –           аэроплан привязной.     Простор!              Тебе –    не Петровский парк,     где все             протерто     задами парок.     На ходу     рассказывает бывшее        в двадцать пятом году.     – Сегодня               слушал     радиокнижки.     Да…           это были                    не дни, а днишки.     Найдешь комнатенку,        и то – не мед.     В домком давай,    фининспектору данные.     А тут – благодать!       Простор –не жмет.     Мироздание!     Возьмем – наудачу.     Тогда           весной тащились на дачу.     Ездили            по железной дороге.     Пыхтят            и ползут понемножку.     Все равно,                что ласточку            поставить на н_о_ги,     чтоб шла,               ступая     с ножки на ножку.     Свернуть,               пойти по л_е_су –     нельзя!             Соблюдай рельсу.     А то еще              в древнее время             были,     так называемые   автомобили.     Тоже –            мое почтеньице –     способ сообщеньица!     По воздуху – нельзя.     По воде –               не может.     Через лес –                 нельзя.     Через дом –тоже.     Ну, скажите, это машина разве?     Шины лопаются,   неприятностей –  масса.     Даже          на фонарь                    не мог взлазить.     Сейчас же –ломался.     Теперь захочу –    и в сторону ринусь.     А разве –               езда с паровозом!                Примус!     Теперь            приставил     крыло и колёса     да вместе с домом      взял           и понесся.     А захотелось остановиться –     вот тебе – Винница,        вот тебе – Ницца.     Больным             во время оное     прописывались  солнечные ванны.     Днем          и то,                сложивши ручки –     жди,          чтобы вылез     луч из-за тучки.     А нынче             лети                  хоть с самого полюса.     Грейся!             Пользуйся!.. –     Любимой             дни ушедшие мнятся.     А под ними                города,       селения     проносятся                в иллюминации –     ежедневные увеселения!     Радиостанция Урала     на всю            на Сибирь     концерты орала.     Шаля,           такие ноты наляпаны,     что с зависти  лопнули б            все Шаляпины.     А дальше              в кинематографическом раж_е_     по облакам – верстовые миражи.     Это тебе              не «Художественный»да «Арс»,     где в тесных стенках –           партер да ярус.     От земли               до самого Марса     становись,                хоть партером,              хоть ярусом.     Наконец –               в грядущем         и это станется –     прямо           по небу                   разводят танцы.     Не топоча,                не вздымая пыль,     грациозно               выгибая крылья,     наяривают               фантастическую кадриль.     А в радио –буря кадрилья.     Вокруг     миллионы     летающих столиков.     Пей и прохлаждайся –         позвони только.     Безалкогольное.    От сапожникаи до портного –     никто           не выносит     и запаха спиртного.     Больному –                рюмка норма,     и то          принимает   под хлороформом.     Никого            не мутит    никакая строфа.     Не жизнь,               а – лафа!     Сообщаю это     к прискорбию товарищей поэтов.     Не то что нынче –      тысячами               высыпят     на стихи,               от которых дурно.     А тут –             хорошо!     Ни диспута,     ни заседания ни одного –             культурно!     Пол-двенадцатого.      Радио проорал:     – Граждане!Напоминаю –            спать пора! –     От быстротызасвистевши аж,     прямо           с суматохи бальной     гражданин,                завернув        крутой вираж,     влетает             в окно спальной.     Слез с самолета.     Кнопка.             Троньте!     Самолет сложился     и – в угол,как зонтик.     Разделся.               В мембрану –           три слова:     – Завтра              разбудить       в пол-восьмого! –     Повернулся                на бок      довольный гражданин,     зевнул            и закрыл веки.     Так         проводил свои дни     гражданин               в XXX веке.