скачать книгу бесплатно
Маркиза Алло
Мадринья ду Пекаду
Личность анонима, направившего в 1836 году пасквиль А. С. Пушкину, до сих пор остается неизвестной. Герои книги находят ответ на этот вопрос в Португалии, открыв связь между произведениями великого русского поэта и португальским фольклором. Забавные ситуации и непредсказуемые повороты в судьбах героев заставят трепетать даже самое искушенное читательское сердце, а жанр эстетического детектива придаст особый шарм приятному чтению. «Маркиза Алло» – продолжение романа «Пророчество для Зэ».
Маркиза Алло
Мадринья ду Пекаду
Редактор Т. А. Полуэктова
Иллюстратор Ю. Бахтина
Корректор Мария Черноок
© Мадринья ду Пекаду, 2022
© Ю. Бахтина, иллюстрации, 2022
ISBN 978-5-0056-1964-8
Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero
Маркиза Алло
Вечером слушаю сказки – и вознаграждаю тем недостатки проклятого своего воспитания. Что за прелесть эти сказки! Каждая есть поэма!
А. С. Пушкин
Глава I. Везде здесь так…
Упрямый ветер трепал космы колючих темно-зеленых растений, которые ввиду отсутствия более мягких представителей царства флоры заменяли на мысе Судьбы травяной покров. Стебли колючек толщиной в палец расползались веером, пригибаясь к земле, и снова выпрямлялись, как только сын бога Эола ослаблял свой напор. По вытоптанным дорожкам, укрываясь от резких порывов, слонялись группы туристов, мечтавших запечатлеть на фотокамере или телефоне самую западную точку Европы и, соответственно, Евразии.
Мыс Кабо де Рока, как он звучал по-португальски, помимо своей географической уникальности, притягивал семидесятиметровым обрывом, чудесным видом на Атлантический океан и почти прозрачными зеленоватыми волнами, пытающимися запрыгнуть на утес и каждый раз отступающими, не преодолев и десятой части желанной высоты, оставляя на камнях в качестве следов неудачного штурма белые кудрявые парики.
На простой и строгой стеле, увенчанной неизменным атрибутом эпохи Великих географических открытий – земным шаром из полос с крестом, похожим на мальтийский, – были запечатлены строки великого португальского поэта Луиша Камоеша: «Здесь заканчивается суша и начинается океан».
Монотонный и почти писклявый голос гида одной из групп вещал о корабельном лесе, посаженном в местечке под названием Лейерия принцем Энрикешем по прозвищу Мореплаватель (который, кстати, сам никогда никуда не плавал, потому что воды боялся, но море очень любил и даже первую в стране школу морской навигации основал). Из этого леса были построены корабли, которые, получив дополнительную надстройку, стали называться не как раньше, посудинами, а каравеллами. Каравеллы позволили португальцам оторваться от вековых упражнений в прибрежной рыбалке и начать совершать длительные переходы по океану.
Зэ гордо, если не сказать эпично, стоял на самом краю обрыва со сложенными на груди руками. Со стороны он был похож на раскрашенный памятник задумчивого мыслителя или поэта, поставленный на географическом мысе, чтобы именно в этом месте он мог созерцать беспокойство океана и предаваться думам о бренности, вечности или творческих трудах, еще не оставленных потомкам.
Конечно, было бы очень соблазнительно предположить, что Зэ, до сих пор размышляющий над словами своего пророчества, приехал не куда-нибудь, а на мыс Судьбы, чтобы здесь, на границе моря и суши, под натиском тревожного ветра получить знак свыше, который подсказал бы ему, что делать дальше.
Распознав знак, Зэ величаво расправил бы плечи, поднял красивую голову и, устремив взор на линию венчания неба и земли, произнес афоризм, который сразу стал бы классическим.
Но увы! Причина нахождения Зэ в этом очаровательном месте была более чем прозаичная: по просьбе посла он привез сюда то ли в сотый, то ли в двухсотый раз гостей посольства, которые, приезжая по самым важным делам в Лиссабон, никогда не упускали возможности посетить самую западную точку Европы.
Пока гости делали очередной снимок, Зэ просто смотрел в морскую даль, на пустой горизонт в легкой дымке. Мыслей не было никаких. Даже игра света и тени на гребнях изумрудных волн не трогала его. Опустошение – так можно было бы выразить его состояние. Хотя как можно чувствовать себя опустошенным у полной чаши океана?
«Именно отсюда португальские каравеллы отплывали к неведомым землям, чтобы открыть для европейцев новые страны и континенты, острова и путь в Индию», – продолжал усыпляюще рассказывать гид, изящно показывая рукой вдаль, где слушатели, всячески пытавшиеся отодвинуться подальше от края обрыва, могли себе живо вообразить острова, континенты и нарисованный жирным красным пунктиром по водной неровности путь в Индию.
«Как в капле воды можно увидеть целый океан, так в двух предложениях португальского гида можно было сделать вывод о целой стране», – неожиданно подумалось Зэ.
«Именно отсюда никогда ни одна португальская каравелла не отплывала. Для этого были уютные порты, где были люди, склады и запасы. Посмотрел бы я на этого гида, если бы ему на плечи положили бочонок питьевой воды или вина, который он должен был бы доставить на борт каравеллы, пришвартованной у Кабо де Рока! Как бы он скользил по срывающимся камням, рискуя быть покалеченным при каждом следующем шаге, а потом по галопирующим вверх-вниз сходням заносил бы бочонок на борт!..»
«Везде здесь так, – продолжал размышлять Зэ, – говорят что-то, а на самом деле все было совершенно по-другому. Если сказать точнее: говорят одно и в подтверждение слов показывают картинку. Эту картинку слушающий воспринимает как подтверждение слов говорящего, а на самом деле происходит подмена предметов, понятий, в результате чего – обман, просто обман!
Да, но почему это характерно только для Португалии? По всему миру так! Вспомни собственное пророчество. Кем ты собирался стать? Спасителем? Вторым мессией? Спасти человечество? Пострадать за него? А на самом деле оказался в окружении разновозрастных женщин, да еще по наивности собирался ради них пожертвовать своей жизнью. Неимоверная глупость. Страшные сны до сих пор снятся!
Хотя, если бы рядом оказалась Татьяна, он бы решился еще раз на подобное приключение. Рисковать, когда видишь ее глаза, – одно удовольствие. Вот только жизнь повторений не любит, планы людей в расчет не принимает и лепит все по-своему».
Глава II. Святой Петр
Петр Иванович, когда шел на службу, никогда не брал еду с собой. Возможность выйти с территории посольства на обед была для него своеобразной маленькой отдушиной, глотком свежего воздуха, который можно было вдыхать, не делясь с коллегами и посетителями консульского отдела.
Не то чтобы заведующий консульским отделом не любил людей. Любил! С точки зрения независимых экспертов человеческих душ, он был даже гуманистом, причем гуманистом с большой буквы, который по мере сил и возможностей помогал страждущим, даже выходя за рамки должностных инструкций. Однако количество страждущих было слишком велико. Силы простого смертного и прочности нервной системы обычного биологического индивидуума не хватало на то, чтобы изо дня в день, неделя за неделей и месяц за месяцем вежливо и терпеливо, уважительно и внимательно выслушивать бесконечные жалобы, истории, сетования на несправедливость всеобщую, подлость локальную, недопонимание и встретившиеся странности.
Без пяти минут час, выскользнув через боковую калитку, Петр Иванович, прижимая под мышкой вытертый портфель зеленоватого цвета, обогнул длинный хвост очереди, который предстояло принять после обеда. Несколько раз глубоко вздохнув, он свернул в узкий сумрачный проулок, который, незамысловато петляя, вывел его к более широкой улице. Приятная прохлада сменилась пышущим жаром раскаленной брусчатки и нагретых каменных стен плотно стоящих домов. Хорошо, что идти было недалеко. Через несколько десятков шагов заведующий консульским отделом, спустившись вниз на шесть ступенек, толкнул знакомую дверь и оказался в уютном ресторанчике, в котором подавали приличное домашнее вино в кувшинах и нехитрые блюда.
Официант ловким движением приподнял солонку и бутыль с оливковым маслом, неизменным атрибутом всех португальских ресторанчиков, постелил одноразовую белую бумажную скатерть. Узнав постоянного посетителя, он отошел на несколько минут и вернулся с кувшином домашнего вина, глиняным стаканчиком, вазочкой с маслинами и тарелкой маринованных свиных ушек.
– Сегодня неплохое бакаляу, сеньор, – негромким голосом сказал официант.
– Хорошо, – согласился Петр Иванович, опрокидывая залпом первый стаканчик.
– Как всегда, вы платите только за первый кувшин вина, а все последующие – за счет заведения, – напомнил официант.
Постоянный посетитель кивнул, закусил маслиной и пришел в хорошее расположение духа, стряхивая с себя подавленное состояние, неизменно возникающее в ходе утренних приемов.
«Остались еще в жизни приятные моменты, – подумал консул, наливая второй стаканчик. – Ведь, если рассуждать не всуе, абстрагируясь от повседневной рутины, все эти люди, которые занимают очередь в четыре часа утра у дверей консульства, не виноваты в том, что от них местные власти и работодатели требуют справки, переводы документов, заверенные копии. Они заложники условий жизни в этой стране, и мой святой долг – помочь им. Уже не важно, как они здесь оказались, какими мечтами руководствовались и как себе представляли светлую полоску в судьбе. Я им нужен, чтобы решать их проблемы. Они приходят за помощью и должны ее получить. При этом, конечно, их совершенно не волнует, что в консульстве на приеме остался один дипломат. Не вовремя Родион Маркович в больницу попал, ох, не вовремя. Хотя от него было больше вреда, чем пользы, тем не менее с очередью он умел разговаривать, плачущих женщин и детей успокаивал быстро, да и горлопанам рты умел метким словцом заткнуть».
Третий стаканчик с очередной маслиной сместил акцент в рассуждениях заведующего консульским отделом, и он принялся себя подбадривать, периодически повторяя самому себе:
– Мы справимся, мы сможем! Нам бы день простоять и ночь продержаться!
Бакаляу действительно была недурна: правильного посола и не слишком сухая. Расправившись с рыбой, Петр Иванович вспомнил слова народной португальской песни про реку Тежу, на которой, собственно говоря, стоял город Лиссабон, и, пользуясь тем, что посетителей в этот час было немного, вполголоса пропел часть припева: «Ах, Тежу, Тежу, прекрасна ты в лучах заката», – и опрокинул при помощи глиняного друга очередную порцию вина, приятным душем пролившегося в желудок на правильно посоленную бакаляу.
Надо сказать, что музыкальные способности не были сильной стороной личности дипломата, поэтому мотив песни про реку Тежу удивительным образом совпадал с мотивом народной песни, исполняемой за шесть тысяч верст в другом месте: «Ах, Самара-городок, беспокойная я…»
Вдруг сзади на русском языке послышалось:
– Вы хотели сказать «Ах, Теша, Теша, прекрасна ты в лучах заката»? Не так ли, Петр Иванович?
Петр Иванович обернулся. За соседним столиком сидел высокий мужчина средних лет с гладко выбритым подбородком. Черные глаза смотрели уверенно и даже несколько настырно. Глубокие залысины обнажали красивый высокий лоб, однако брови, начинаясь от переносицы густым гребешком, быстро переходили в редкие заросли, что придавало выражению лица незнакомца несколько комичный вид. В руке он держал такой же глиняный стаканчик, и перед ним лежала на тарелке початая порция бакаляу.
– Простите, не хотел вам мешать во время обеда…
– Простите, не хотел вам мешать во время обеда. Понимаю, что с соотечественниками вы общаетесь сверх меры в приемные и неприемные часы, поэтому, наверное, видеть нас не рады.
При этом незнакомец сделал ударение на слове «нас».
– Но почему же? – импульсивно возразил Петр Иванович. Потом, немного поостыв, усмехнулся: – На самом деле вы правы! Через бронированные стекла приемных окон консульского отдела на тех, кто приходит к нам, – здесь Петр Иванович не удержался и сделал специально акцент на словах «к нам», – мы стараемся смотреть по-человечески, но не всегда это получается. Мы срываемся вроде как по пустякам, а на самом деле из-за перенапряжения, постоянного дерганья, не совсем дружелюбных взглядов и токсичных замечаний, которые отпускают наши граждане в адрес сотрудников консульства.
– Не хотел вас задеть, извините. Разрешите, я пересяду к вам за столик?
Незнакомый собеседник звонко щелкнул пальцами, привлекая внимание официанта. Подождав, пока его приборы перекочуют на столик к Петру Ивановичу, незнакомец продолжил:
– Извините, что затронул больную тему. Иногда пытаюсь поставить себя на место другого человека, влезть, так сказать, в его шкуру. Получается не всегда гладко. Позвольте представиться, Ларион Ахметович, на родине – инженер-проектировщик турбин для электростанций, здесь – сварщик на временных работах в строительстве.
– Ничего, я вас понимаю. Извините меня тоже за высказывание. Иногда позволяю себе говорить начистоту. Мы с вами знакомы?
– Нет, просто в Португалии нет ни одного русскоговорящего, кто бы не знал русского консула – святого Петра, как вас здесь называют.
– Святой Петр? Звучит громко. Но увы! Известность моя гораздо больше моих возможностей по оказанию помощи этим людям. – Уголки глаз старого дипломата увлажнились. Ему подумалось, что возможности небесной канцелярии очень бы пригодились, чтобы уменьшить многочасовые очереди.
Собеседники чокнулись и опрокинули по стаканчику со словами «За здоровье!».
– Не скромничайте. Вы делаете достаточно. Никому не отказываете, хотя попадаются среди нашего брата отпетые мошенники и оголтелые авантюристы. А грусть ваша – следствие недостаточно глобального видения происходящих процессов.
– То есть? – удивился консул, считая, что Институт международных отношений, многочисленные курсы по повышению квалификации и красный диплом Дипломатической академии формируют глобальное видение в достаточной степени, чтобы судить о тенденциях миграционных потоков в Европу из стран постсоветского пространства. Наверное, Петр Иванович на этот раз посчитал бы себя задетым, если бы не очередной глиняный друг, который оказался весьма кстати и заставил дипломата не спешить со встречной критикой.
– Вы, безусловно, считаете, что все эти инженеры, учителя, врачи и операторы машинного доения едут в Португалию, как когда-то сами португальцы плыли через Атлантический океан в поисках новых земель?
– Да, в поисках лучшей жизни. Вспомните поговорку: рыба ищет где глубже, а человек – где лучше.
– Согласен, – улыбнулся собеседник, – но отчасти. Вы никогда не оценивали происходящие события как очередную волну миграции?
– Очередную? Вряд ли! Советский Союз установил дипломатические отношения с Португальской Республикой только после Революции гвоздик, а до тысяча девятьсот семьдесят шестого года оформить визы было некому, так как не было ни посольств, ни консульств.
– А раньше?
Петр Иванович задумался.
– Нет, не помню. Португальцы к русским царям на службу нанимались, с Наполеоном на Москву в тысяча восемьсот двенадцатом году ходили. Такое было. А чтобы в обратную сторону… Не помню.
Ларион Ахметович помолчал какое-то время, затем сказал:
– Реки – моя любовь. Я всю жизнь ими интересовался. Учиться пошел, специальность выбирал, чтобы подружить воду и турбину. Всегда к каждой реке подходил как к живому существу. Всю подноготную знал, до горизонта геологических веков докапывался. Так получилось и с рекой Тежу, которая начинает свой путь в Испании под именем Тахо и при пересечении границы меняет название на привычное слуху любого португальца Тежу. На самом деле она не Тахо и не Тежу, а просто Теша или Тешка, так как течет медленно, неспешно огибая невысокие зеленые холмы, и так же неторопливо отдает свои воды океану. Название это она получила в незапамятные времена от предков славянских племен, освоивших эти земли в ходе очередной волны миграции шесть-восемь тысяч лет назад, а Тахо и Тежу – последующие языковые трансформации.
Петр Иванович откинулся на стуле, стараясь сосредоточить уплывающий взгляд на говорящем. Ему в голову пришла мысль: «А не шутит ли он?» Так как общий настрой еще был далек от того, чтобы просто отмахнуться от гипотезы инженера, заведующий консульским отделом решил поддержать беседу:
– А как же лузитане?
– Лузитане? Хорошо! Давайте поговорим о лузитанах, – согласился собеседник. – Что могут сказать о них европейские ученые? Ничего. То есть если спросить у специалистов, что им известно, то они ответят, посмотрев в свои многостраничные монографии, что известно только то, что кто такие лузитане – доподлинно неизвестно!
Петр Иванович эту мысль в кожуре каламбура переварил и, в принципе, согласился. Ларион Ахметович продолжал:
– На рубеже первого века нашей эры римляне активно колонизируют земли за Гибралтарским проливом, упираются в Атлантический океан и идут на север. Местное население не оказывает цивилизованным завоевателям никакого сопротивления. Под знаменем Августа и Трояна обустраиваются города, строятся опорные пункты, акведуки, храмы в честь Марса и Венеры и дороги по имперским стандартам. Позднее по этим дорогам с кривыми саблями, похожими на молодой месяц, будут носиться дети пророка Мухаммеда, которых назовут маврами или, на местный манер, мауришками. Римские опорные пункты дадут фундамент средневековым замкам и крепостям. К этому времени латынь, заменившая местный язык, вульгаризируется и перестает быть похожей на латынь первого-второго века нашей эры, так как впитывает в себя множество слов, оставшихся от лузитан. Слова, записанные латинскими буквами, приобретают новую жизнь на бумаге, продолжая сохранять первоначальное звучание. Наслоение культур становится настолько плотным, что разобраться в первопричине какого-то явления будет непросто даже маститым специалистам. Логика событий, о которой вещают европейцы, более-менее начинает проявляться с девятого века, когда королевство Португалия мечом и языковыми отличиями оформляет суверенное государство на отвоеванных территориях: на юге – у мавров, на востоке – у Кастилии. Согласны?
Петр Иванович кивнул. Ларион Ахметович продолжил свой экскурс:
– Неожиданным образом мирандельский язык, являющийся, заметьте, до сих пор одним из двух государственных языков Республики Португалии, проявляет себя в раннем Средневековье в качестве литературного поэтического средства по всей Европе. В Булони и Астурии, Кастилии и Толедо, Гаскони и Бискайе трубадуры слагают песни и гимны в честь прекрасных дам и отважных рыцарей. Древнейшие из известных нам шедевров, такие как «Песнь о Сиде» или «Песнь о Роланде», написаны на мелодичном, с большим количеством гласных «а», мирандельском языке. Сложно представить, чтобы поэты и писатели сплошь были выходцами из одной академии или были представителями небольшого народа вроде цыган, который не имел определенной территории, но при этом зачаровывал своим творчеством европейскую элиту. Скорее речь идет о литературной традиции, уходящей корнями в эпоху неизвестных нам лузитан, которым римляне, повторюсь, привили латиницу, но не смогли поголовно переучить на классическую латынь разрозненные группы рыбаков, земледельцев и пастухов, сохранивших напевность речи и перестроивших под нее строгие латинские фразы. Так, река Теша, сохраняя первоначальное звучание, получает свое португальское название Тежу…
Петр Иванович посмотрел на новый кувшин вина, принесенный официантом, и, немного поразмыслив, заказал вторую порцию бакаляу. Его маневр был в точности повторен Ларионом Ахметовичем.
Глава III. Зеленое вино
Вам никогда не приходило в голову, что вопрос «Сможешь встретить?» всегда звучит в самый неподходящий момент, независимо от сезона, погоды и времени суток. Потому что именно тогда, когда нужно кого-то встречать, назначена важная встреча, запланировано серьезное и неотложное дело или же именно в этот период тот, кто должен встречать, предполагает находиться максимально далеко от места встречи.
Зэ постоянно слышал подобную фразу, потому что указания, поручения и просьбы о том, что кого-то где-то надо встретить, были частью его повседневной работы, которая как раз и состояла в том, что заранее спланировать предстоящий день было нельзя.
Однако голос Татьяны, которая позвонила (даже не написала, хотя могла бы предупредить заранее) с тем же вопросом: «Ты меня встретишь?» – необыкновенным образом расчистил в графике Зэ полдня, хотя еще минуту назад он был уверен, что свободного времени у него совсем нет.
Ущерб оказался небольшим: жена советника не попала к назначенному времени на маникюр в другой конец города («потому что в том районе маникюр дешевле на три евро, чем около посольства»), а завхоз был вынужден заказать доставку, и ему не удалось сэкономить на бесплатных разгрузочных работах, которые, в случае использования машины Зэ, естественно, сделал бы водитель, то есть Зэ собственной персоной.
Водитель по очереди позвонил обоим пострадавшим и твердым голосом, не вызывающим никаких возражений, сообщил, что посол дал ему указание ждать около бизнес-центра до окончания важного мероприятия и никуда не отлучаться, поэтому жертвы отправляются по своим делам самостоятельно. После чего, не слушая никаких жалоб и сетований, которые извергались водопадом в ответ на такую новость, с чувством выполненного долга и неоспоримого внутреннего достоинства повесил трубку.
Встретив Татьяну в аэропорту, Зэ подумал, что можно совместить приятную беседу с обедом, и повел машину узкими улочками к неприметному ресторанчику со стертыми ступенями, которые с мостовой шли не вверх, а вниз – к входной двери, тем самым показывая, каким почтенным возрастом обладает заведение, которое в течение веков оставалось на месте, в то время как очередные слои мостовых накладывали и наращивали, поднимая проезжую часть вверх.
Когда Мануэль I Счастливый мчался по этой улице, в упомянутый трактир вели еще три ступеньки вверх и небольшое крылечко. Через полтора столетия, когда здесь же проносился экипаж Афонсу VI Победителя, вход для посетителей уже был на одном уровне с мостовой. В наши дни улица Святого Себастьяна в Лиссабоне поднимается на метр с лишним, и чтобы зайти в ресторан, нужно спуститься по ступеням.
Расположившись за столиком, Зэ наконец-то предался еле сдерживаемым эмоциям. Поговорить в машине не удалось, потому что постоянно верещал телефон: Зэ требовался и там, и тут, и везде… Паркуясь, Зэ не выдержал и отключил назойливую трубку.
– Рассказывай, куда, зачем? Как ты здесь оказалась? Проездом или на несколько дней? Безумно рад тебя видеть, даже сделал домашнее задание, которые ты мне дала в прошлом месяце. Кто бы подумал, что через столько лет после окончания школы я буду заниматься выписками, комментариями, выводами. Практически доклад подготовил. Еще хочу спросить: а зачем тебе это нужно?
– Хорошо, все по порядку. Во-первых, нас долго и тепло благодарили за возвращение книги в библиотеку.
– Это ты про «Книгу сказок» переводчика Алонсо?
– Да, верно. Я познакомилась с благодетелем. Им оказался Иван Игнатьевич, симпатичный такой старичок, в молодости занимавшийся переводами с португальского. Затем он работал в крупном издательстве. Защитился, имеет степень по филологии, сейчас на пенсии, занимается своими изысканиями. С моей точки зрения, немного странноватый, но в целом – ничего. У него очень приятная улыбка и белые усы. Как раз в усы он и улыбается, из-за чего чувствуешь себя простофилей или как минимум ничего не понимающей особой. Я рассказала ему про отмененный конгресс, про замок на горе, про грани пирамиды, про условие масонов по отгадыванию имени анонима и про то, как практически счастливым образом для тебя и для меня все это закончилось и совсем несчастливым – для бедного Саши и раненого Родиона Марковича. Он внимательно выслушал и сказал, что у меня есть реальный шанс отыскать маркизу Алло. Знаешь, как он это объяснил? Сначала комплимент сделал. Пояснил, что так как я ко всем окружающим отношусь по-доброму, они не закрывают сердца передо мной, и поэтому мне становятся доступны вещи, которые обычно скрыты от глаз. А потом так попросту добавил: «Возвращайтесь в Португалию, найдите маркизу и спросите, почему, подобно Идалии Полетике, она ненавидит Александра Сергеевича. Она вам ответит правду, а даже если солжет, вы, Татьяна, почувствуете обман сердцем и все равно доберетесь до истины. В довесок на кону стоят человеческие жизни: масоны не успокоятся, и каждые сорок четыре года будет крутиться рулетка анонимного пасквиля. Если мы докопаемся до первопричины, легче будет договориться прекратить это средневековое безобразие». Еще Иван Игнатьевич дал денег на поездку. Кстати, он несколько раз мне говорил, чтобы я обязательно взяла тебя с собой. Утверждал, что ему будет спокойнее, если в путешествии меня сопроводит молодой человек, так хорошо проявивший себя в истории с анонимом.
– Я ничего не сделал, все мои заслуги – результат удачных случайностей, – поскромничал Зэ.
– Вот здесь я с тобой не согласна! Кто хотел принести себя в жертву, чтобы спасти запертых в замке обезумевших от истерик женщин? Чьи удачные случайности, как ты выражаешься, помогли разобраться в нападениях, мышах и поломках?
– Но анонима до конца я так и не вычислил, хотя подозрения были. Брошь с русалкой на пирамиду швырнула Полина, злясь на то, что Старая Дева ударила кинжалом Родиона Марковича, и думая, что преступница жизнью поплатится за свое злодеяние. Так что я здесь ни при чем!
– Неважно. К этому все шло. Если бы ты не рассказал присутствующим дамам про делишки Старой Девы, Полина не вскипела бы праведным гневом. Так что от лаврового венка спасителя женщин из ада тебе никак не отвертеться.
– Да, да… – вполголоса проворчал Зэ, так, чтобы Татьяна не услышала. – В этом мире от женщин из ада никуда не деться!
– Когда Иван Игнатьевич спросил меня, в чем ты разбираешься, – продолжала девушка, – я ничего не нашла лучше, чем ляпнуть, что ты разбираешься в вине. Он рассмеялся, сказав, что у каждого нормального мужика игрек-хромосома замотана цепочкой ДНК с данными природного сомелье. А потом задумался и сказал, чтобы я тебе поручила выяснить, как португальское зеленое вино оказалось в русских былинах. В тот же вечер я тебе и написала…
– Да, домашнее задание меня озадачило. На первый взгляд, никаких точек соприкосновения… Подожди, дойду до машины, возьму тетрадку с записями. Пока закажи горячие блюда. Мне то же, что и себе. И хлеба обязательно. Черного хлеба у них все равно нет, хотя бы белого.
Пока Зэ ходил к машине за тетрадью, Татьяна быстро достала зеркальце из косметички, критически осмотрела себя, пару раз нахмурилась, затем поправила челку и так же быстро его спрятала. К возвращению приятеля она приняла безмятежный вид и сидела как ни в чем не бывало, и догадаться, какой из прыщиков ее больше беспокоил, было невозможно. Зэ раскрыл тетрадь, исписанную неровным почерком.
– Так, смотрим. Я взял книгу Путилова Б. Н. «Былины», вышедшую в издательстве «Советский писатель» в тысяча девятьсот восемьдесят шестом году. Там ребята серьезные, просто так бумагу переводить не будут. В книге больше пятисот страниц. Сделал выписки, зеленое вино упоминается пятьдесят один раз, то есть в среднем каждые десять страниц повествования. Картина получилась пестрая.
Первое, что бросилось в глаза, – зеленое вино можно разводить стоялыми медами:
