скачать книгу бесплатно
– Ну, давай по одной, – предложила девушка.
Лешка молча кивнул.
Когда Лешка выпил еще полстакана, ему вдруг стало совсем плохо. Он встал и молча, пошатываясь, пошел на свежий воздух.
– Туалет в огороде, налево, – вдогонку крикнула Любаша, – я пока постелю постель.
Лешка вышел из дома. Его мутило, и он пошел со двора на улицу. Едва оказался за забором, как его начало тошнить. Рвота была сильной, содержимое желудка фонтаном выходило наружу, мешая Лешке дышать, забивалось в нос. Он задыхался, сплевывая рвотную массу, высмаркиваясь и вытирая слезы. Спазмы желудка продолжались две–три минуты.
После того, как этот кошмар прекратился, Лешка вытер рот рукой и постоял некоторое время, держась за забор. Все плыло у него перед глазами. Не понимая, зачем он здесь, пошатываясь, Лешка пошел вдоль забора. Через некоторое время он услышал разговор парней и смех девчонок.
– Так, опасность, – пронеслось в пьяной голове и, свернув на другую улицу, он побежал. Деревенские собаки лаяли ему в след. Скоро он выбежал из деревни и оказался на проселочной дороге. Пробежав еще несколько метров, Лешка почувствовал усталость и безразличие. Он сел на землю, под громадной сосной и на минуту закрыл глаза. В этот момент память покинула Лешку.
Пришел в себя он от холода. Несчастный любовник лежал на земле, под сосной. Он был весь мокрый от утренней росы и его колотил озноб. Поднявшись, Лешка отряхнул одежду и огляделся. Кругом был лес. Светало. Голова раскалывалась от боли, во рту деревянный язык. С трудом вспоминая, что с ним произошло, Лешка стал понемногу определять место нахождения. Оказывается, он вышел из деревни в правильном направлении. Выйдя на дорогу, побежал что есть силы в сторону казармы. Через полчаса Лешка спал в казарме, бросив грязный комбинезон и ботинки под кровать.
* * *
Парко-хозяйственный день начинался с построения перед самолетами. Командир полка подполковник Кравченко резким и громким голосом давал указания.
– Всем курсантам ответственно отнестись к проведению парко-хозяйственного дня. К 18.00 все самолеты должны блестеть, как у кота яйца. Места стоянки самолетов убрать от лишнего мусора. За отбойниками все вылизать. Увижу, кто сачкует, помножу на ноль и выверну наизнанку.
После указаний Лешка, Мишка и Ахмед подошли к своему самолету.
Прапорщик Загорулько, несмотря на большой живот, лихо лазил по самолету, открывая какие-то лючки. Мальчишки решили не мешать ему и расположились на траве, за отбойником.
– Эх, пацаны, сейчас бы на денек домой, уже клубники валом, редиска, огурчики, – мечтательно сказал Ахмед.
– А я бы борща поел мамкиного, а еще яблок моченых, бочками в погребе стоят, – Лешка сглотнул слюну.
– Не, хлопцы, вы не пробовали драники. Готовил их отец. Помню, в воскресенье поспать хочется, а тут он заходит: рота, подъем, драники остывают. Мы с сестрой Машкой пулей неслись на кухню, – сказал Мишка.
– Так, бездельники, загораем? Растудыт вас через водило, я научу вас любить авиационную технику. Что развалились, как списанные пневматики? Ну-ка, быстро взяли ветошь и ведра, марш драить самолет, – услышали они голос прапорщика Загорулько. Он стоял рядом, для устрашения держа в руках кусок резинового шланга. Курсанты пулей вскочили на ноги, застегивая куртки комбинезонов.
– Что вытаращились, жертвы аборта? Ты, – прапорщик показал на Мишку, – начинаешь с хвоста, а ты, – кивнул на Лешку, – с носа. А тебе, курносый, – обратился он к Ахмеду, у которого был характерный, с горбинкой, кавказский нос, – сверху.
Мальчишки, не ожидавшие от добряка Семеныча такой строгости, бросились к самолету. Им и в голову не могло прийти, что Семеныч может так ругаться.
Ахмед взял ведро с мыльным раствором и быстро полез на самолет. Он не успел забраться на крыло, как услышал грозный окрик:
– Ну, куда тебя, лешего, понесло? Куда ты в сапогах поперся на самолет? Босиком надо, в сапогах на девку свою полезешь, а это – самолет. Как ты его будешь любить, так и он тебя.
Ахмед стал разуваться, а Загорулько продолжал уже более спокойно, поглаживая самолет по алюминиевому боку.
– С ним надо нежно, с любовью. Как с любимой девушкой. Как ты к нему, так и он к тебе. Будешь лелеять его, холить, и он тебя не подведет, правда, Григорий? – обратился он к самолету по имени.
– Товарищ прапорщик, а почему Григорий? – спросил забравшийся наверх самолета Ахмед, намывая плоскости.
– Потому что звать его – Григорий. Это я его так назвал. Почему, не знаю. Григорий он, и все тут.
– Семен Семенович, а вы давно в авиации? – спросил Мишка из-за самолета.
– Так, почитай, уже двадцать шестой год пошел. Начинал еще на Як-18, затем Л-29, а сейчас вот «Альбатрос».
– А сколько же вы курсантов выпустили? – спросил Лешка.
– Да пару полков наберется, – ухмыльнулся Семеныч.
– А вы всех своих курсантов помните?
– Конечно, мы же все в одной каше варимся. Слухами передается, кто где. А когда перелетами здесь садятся, обязательно меня навещают. Командующий авиацией в Чехословакии, генерал Пронин Вовка, вон месяц назад на пролетающем Ан-26 ящик пива чешского передал. Помнит, как я его по аэродрому гонял шлангом резиновым, – ухмыльнулся Семеныч. – А месяц назад летчик-испытатель Федоров пролетом был. Так пригласил в столовую, обедали вместе, я, он и командир полка, – закончил гордо Загорулько.
Курсанты под руководством строгого Семеныча старательно вымыли самолет так, что тот засиял.
– А правда, наш Григорий красивее всех? – спросил Ахмед, отойдя от самолета и любуясь им.
– Красивее или нет, не знаю, но то, что лучший в полку, за это отвечаю, – сказал Семеныч. – Это сейчас у вас пикирования да горки. А пойдет пилотаж – там он свой норов покажет. Так что любите его, – и, немного помолчав, добавил: – И уважайте. Ну, орлы, пойдем, перекусим.
Зайдя за самолет, Семеныч аккуратно расстелил газету и стал выкладывать из сумки продукты. Это были домашней выпечки хлеб, вареные яйца, домашняя колбаса, сало, пирожки с печенкой и яйцом, крынка с квасом. При виде всего этого, у мальчишек побежали слюнки.
– Что стоим? Налетай!
Ребята не заставили себя долго уговаривать и уже через минуту, довольные, трескали за обе щеки.
Перекусив, Семеныч пошел на инженерный пункт управления заполнять формуляр самолета, а мальчишки остались собирать инвентарь.
– Миха, ну-ка садись, – Ахмед взял водило самолета, – Леха, помогай.
Мишка уселся верхом на водило, а Ахмед с Лешкой покатили его по рулежной дорожке, при этом посвистывая и покрикивая. Мишка, сидя лицом к мальчишкам, корчил им рожицы, изображая наездника, а Ахмед с Лешкой, опустив головы вниз, упираясь, катили его что есть силы.
Неожиданно водило уперлось в чей-то ботинок. От резкой остановки Мишка кубарем свалился на землю. Подняв голову, курсанты обомлели: перед ними стоял командир полка Кравченко. Лешка, Ахмед и Мишка вытянулись по стойке смирно.
– Так, говнюки, играем, делать вам нечего. Вы что сюда, на курорт приехали, все пашут, а вы развлекаетесь? Где техник самолета? – его слова звучали, как раскаты грома.
– Я здесь, товарищ командир, я на минутку на ИПУ, формуляр заполнить, – подбежал запыхавшийся Загорулько.
– Какой на хрен формуляр, с этих недоносков глаз нельзя спускать, они к девкам на свидание на самолете укатят, ты и не заметишь, – продолжал ругаться командир полка.
Загорулько молча опустил голову, а мальчишки стояли вообще в полуобморочном состоянии.
– Так, этих в лес, и до отбоя копать яму два на три метра и в глубину два. Бегом марш, после выполнения доложить, – строго закончил командир.
Курсанты побежали в казарму за лопатами.
– Так вот что значит на ноль помножить. Я уже хотел сказать, мама, роди меня обратно, – на бегу испуганно говорил Ахмед.
– Теперь и шефу достанется, зря мы детством занялись, – ответил Мишка.
Копание ямы оказалось делом трудным и утомительным. К отбою мальчишки не успели докопать сантиметров двадцать, и командир полка усилил им наказание, приказав на следующий день, в воскресенье, эту яму закапывать.
На следующий день, уже вечером, злые и усталые, они сидели к ленинской комнате и писали письма. Завтра новый день. Опять подготовка к полетам, полеты, разбор полетов и опять полеты.
Мальчишки не заметили, как летная работа стала главным делом для них. Она занимала все время, заставляла трудиться с раннего утра до позднего вечера. Но это был приятный труд и благодарный. И стали они так относиться к своему делу благодаря совершенной методике подготовки летчиков, которая была сильнейшей в мире.
Из них, шаг за шагом, делали не только профессиональных летчиков-истребителей, но и советских офицеров, благородных, честных. Способными отдать жизнь за свою Родину и свой народ. Труд сотен людей, начиная со старшины роты и заканчивая начальником училища был направлен на это. Пройдет много времени, и Лешка поймет это. И ему захочется сказать: «Глубокий поклон Вам, офицеры и прапорщики, инструктора и преподаватели. Нет на Вас обиды за строгость, есть только чувство глубокой благодарности и уважения».
* * *
Подходил к концу второй месяц летного обучения. Курсанты уже уверенно управляли самолетом. Некоторые из них заканчивали «вывозную программу» и готовились к самостоятельному вылету.
Лешка, Ахмед и Мишка одновременно проходили программу летного обучения. С одинаковым упорством они постигали азы летного мастерства. И Карцеву тяжело было выделить среди них лидера. Сегодня был ответственный день – его курсанты готовились к контрольному полету с командиром звена капитаном Тихомировым.
После предполетных указаний инструктора в курилке обсуждали очередную игру Динамо—Киев со Спартаком—Москва.
К Карцеву подошел старший лейтенант Антошкин и попросил закурить.
– Твои сегодня с Тихомировым летят? – спросил он затягиваясь.
– Хорошие ребята, ровно идут по программе. Но сегодняшний день покажет, как они с проверяющим слетают. Сам понимаешь, мандраж – штука коварная. Могут разволноваться, и тогда дополнительные полеты.
– А у меня двое неплохо летают, только вот с Птицыным проблемы, я ему уже пять полетов добавил, сегодня день покажет, что с ним делать.
– Да он, вроде бы, парень неплохой, летать рвется.
– Парень-то неплохой, только вот гонористый, высокого мнения о себе. Все знает и умеет, а как ручку управления отдашь, так ляпсус за ляпсусом.
– Ну, я пошел, вон Тихомиров идет к самолету, надо представить Понамарева, – сказал Карцев и побежал к самолету, возле которого уже «пилотировал» руками Лешка.
За десять минут до начала полетов летчики стали запрашивать разрешение на запуск двигателя. Не участвующие в этом залете курсанты собрались в курилке.
– Леха волнуется, наверное, – сочувствующе вздохнул Ахмед.
– Что ему волноваться, он лучший среди нас, поэтому Карцев его первым выпускает, – ответил Мишка.
– Пацаны, вы слышали, Борька Птицын пять полетов дополнительных получил, – подошел к мальчишкам Артур Чевадзе.
– Он мне вчера говорил, что его инструктор плохо учит, будет просить командира эскадрильи поменять инструктора, – присоединился к ним Тимур.
– Мне кажется, он о себе высокого мнения, ему надо «крылья подрезать», – сказал Мишка.
В это время взлетела зеленая ракета, предупреждающая о начале полетов, и первые самолеты стали подниматься в воздух. На аэродроме закипела привычная работа, где каждый был занят своим делом.
Неожиданно мальчишки заметили, как к командному пункту, на котором был установлен громкоговоритель, транслирующий радиообмен, побежали техники самолетов. Мальчишки незамедлительно рванули туда же. Подбежав, они услышали, что у 32-го остановился двигатель в зоне при выполнении штопора.
– 32-й, из штопора вышли? – услышали они голос руководителя полетов.
– 32-й из штопора вышел, запускаю двигатель, – узнали курсанты голос Антошкина.
– 32-й, ваша высота, – запросил РП.
– Высота 1500 метров, – спокойным голосом ответил Антошкин.
– Двигатель запустился? – беспокойным голосом запросил РП.
– Нет, первая попытка не удалась, обороты зависают, делаю вторую попытку, – ответил Антошкин.
– 32-й, высота.
– Высота 1000 метров, обороты опять зависли, – ответил Антошкин.
– 32-й, прекратить запуск, катапультироваться, – приказал РП.
Все стояли, молча уставившись в громкоговоритель, как будто от него зависел исход дела.
В это время к КП на большой скорости подъехал газик командира полка. Кравченко бегом стал подниматься по лестнице на КП.
– 32, как поняли? Катапультироваться, – повторил команду РП.
– 32-й понял, катапультируемся, – услышали спокойный голос Антошкина.
– Коля, переднего как следует проконтролируй, – услышали в эфире голос командира полка.
– 101-й, вас понял, все сделали, катапультируемся, – ответил Антошкин, и наступила тишина, которая продолжалась минуту, но всем показалось, что прошла вечность.
– Я 101-й, всем на посадку, – раздалось из громкоговорителя.
В это время засвистели винты поисково-спасательного Ми-8. Через пару минут он, оторвавшись от земли, взял курс в сторону 2-й зоны, где катапультировались Антошкин и Боря Птицын.
Из КП выбежал взволнованный инженер полка и закричал:
– Техник 12-го самолета, с документацией срочно на КП!
На стоянке самолетов все были встревожены происшедшим. Инструктора, собравшись около КП, курили, негромко переговариваясь. Все смотрели на громкоговоритель, в надежде услышать голос командира экипажа поисково-спасательного вертолета. Но, к сожалению, из громкоговорителя были слышны только голоса заходящих на посадку летчиков. Неожиданно в эфире раздался голос командира полка:
– 301-й, ваше место?
– 301-й освобождаю первую зону, иду на точку.
– 301-й, вам выйти в район второй зоны и попытаться отыскать парашюты на земле. При необходимости скорректируете поисково-спасательный вертолет.
– 301-й вас понял, беру курс в зону № 2.
– Комэска Серегин пошел во вторую, – зашептали инструктора.
Все: и курсанты и инструктора – были сильно взволнованы и много курили. Курсанты, для которых это было первым в жизни ЧП, старались уловить каждое слово инструкторов и очень переживали за судьбу катапультировавшихся летчиков.
Наконец в эфире раздалось:
– 301-й во второй, приступил к поиску.
