скачать книгу бесплатно
– Пару недель назад обещали заплатить, – в сердцах сказала она. – Не сезон, людей им мало! Крутиться надо, а не ждать, когда придут! Ладно, поехали, ни хрена с них не выбьешь, хотя бы картины никуда не задевали.
Она еще немного побурчала, но потом успокоилась. Я предложил поделиться частью своих командировочных, если ей сильно не в дугу. При знакомстве я сказал, что по заданию торговой фирмы изучаю спрос на товары. Предложение кредита немного взбодрило её:
– Да, в общем-то, вроде как терпимо, но если это возможно, – не откажусь, – как-то не смело сказала Марина. – Только если ничего не продам, то хоть самой ложись, – добавила она и смутилась вырвавшейся присказке. Искоса глянула на меня, а я сделал вид, что не врубился и Бруклицыну, похоже, это задело. Она примолкла, рассеяно глядя на дорогу.
Я высадил её у дома и одолжил 100 долларов, больше она брать не пожелала.
Как хорошо, что мы встретились с вами
На следующий день было тепло и солнечно, пляж ожил, а набережная еще больше наполнилась народом. Ночью к её центру пришвартовался плавучий отель – корабль “Принцесса Днепра”. И уже со второй половины дня на его борту играл оркестр, а через мощные усилители музыка заполнила все пространство вокруг.
К кораблю потянулся народ. Периодически музыка выключалась, и звучал призыв посетить бары и рестораны корабля, или поселиться в его каютах – номерах.
Я посидел в баре на набережной, выпил пива, и старался не пропустить ни одного проходящего, хоть мало-мальски похожего на моего клиента. Потом побродил по пляжу, полюбовался красотами моря, посмотрел на то, как развлекается народ, катаясь на дельтапланах и водных мотоциклах.
Я сидел в скверике, когда увидел его. Он шел в сторону гостиницы “Ореанда” в пиджаке и галстуке и с другой дамой. А сбоку и чуть сзади, делая вид, что он тут ни при делах, шел его телохранитель в майке и шортах и с сумкой на плече, в которой можно спрятать и пулемет. Они прошли к морю, постояли у парапета, потом зашли в ресторан. Длинный остался на улице, посматривая кругом и за своим боссом за стеклом.
Парочка села у окна, но так, что хорошо была видна только дама. Я устроился неподалеку и все это видел. Несколько раз Длинный глянул в мою сторону, но я старательно смотрел на море. Мне стало тревожно, в таких играх мне еще не приходилось участвовать. Я встал и тихонько спустился к морю, смешался с народом на причале, и стал смотреть за телохранителем издали и вскользь краем глаза.
Где-то через час рядом с Длинным появился, и мой клиент с дамой, и они направились к стоянке машин. На этот раз сели не в БМВ, а в “Фольцваген”, и поехали в город. Значит, у него две машины, а может и больше, возможно и несколько лёжек, и моя задача, похоже, все больше усложнялась. А может плюнуть на все и укатить, пока цел, с такими, как Длинный, шутки плохи.
Мои раздумья прервал очередной попрошайка. Они тут никому прохода не дают, только и слышно: “Дай, дай”
– Могу доллар дать, с сотни сдача будет? – спросил я мужичка, в замызганной до ужаса ветровке и мятых штанах. Мужик оживился, и хитро косясь подсиненным глазом, сказал:
– Подождешь, принесу.
– Тогда, извини, мне некогда.
Я встал и направился к выходу с набережной.
Вечером Бруклицына снова рисовала портреты желающим, а я прогуливался с ее подругой Аллой, как она мне её представила. Аллочке за тридцать, у неё все при всем, и как женщина она мне сразу понравилась. Смешливая разведенка, с девчонкой на руках, она работала бухгалтером в пансионате. Через час я уже знал её нехитрую биографию и почти все о пансионате, и о соседях по дому.
Мы выпили на веранде ресторана вина, а потом танцевали на причале у “Принцессы Днепра”.
Оркестр на верхней палубе старался во всю, а моя партнерша так прижималась в медленных танцах, и была так горяча, что мне тут же захотелось куда-нибудь в темноту, в свободный полет чувств и желаний.
Мы углубились в приморский парк, зашли за густые заросли каких-то душистых южных кустов. И здесь наши души и тела, под тихое сопение, охи и вздохи понеслись в рай…
Рядом за кустами бродил народ, гремела музыка, и София Ротару проникновенно пела о «червонной руте», которую не следует «шукать вычёрами», а я, порядком истосковавшись по женщинам, выделывал такое, чего и от себя не ожидал, да и от Аллочки тоже.
Уже потом, немного успокоившись, поправляя платье и прическу, Аллочка сказала, что никогда не думала, что в столь неуютной и тревожной обстановке, заниматься любовью так хорошо.
Мы вернулись на причал, я предложил выпить пива, но Аллочка отказалась.
– Возьми себе, а я у тебя отхлебну, – сказала она, и мы так и сделали.
Я взял пива, мы присели на скамейку на набережной и прихлебывали по очереди из бутылки. От пива и пережитых чувств, тело моё наполнила приятная истома, и все вокруг было красиво, и вечер чудесный, и ни о чем думать не хотелось. Но через какое-то время я поймал себя на том, что по инерции ищу в толпе на набережной своего клиента, и настроение испортилось.
Мы пошли туда, где сидели художники. Половина из них уже ушла, но Бруклицына была на месте. Она подозрительно осмотрела Аллочку, мельком взглянула на меня, и как-то заскучала.
Интересно, а на что она рассчитывала, знакомя нас.
Бруклицына быстро справилась с собой, и подчеркнуто равнодушно слушала виновато-сладостное щебетание Аллочки о том, где мы были и что делали. Только дальше танцев у парохода и бутылки пива, в ее рассказе дело не шло, и все наши похождения на этом заканчивались. Но, похоже, что Бруклицына в это не очень-то верила, глядя на умиротворенное лицо Аллочки, да и мое тоже.
Мы собрали вещички художницы и направились домой.
Народу на набережной поубавилось, стало меньше и гонщиков на роликах. Желтые фонари на набережной разгорелись во всю, из кафе и ресторанов звучала музыка, и уходить не хотелось, но Бруклицына устала, а ей завтра рано вставать.
– Давай я за тебя с утречка порисую, – предложил я, – а ты поспи. Покажи, что и как. Я в школьной стенгазете карикатуры рисовал.
– Порисуй, – сказала она равнодушно.
– А что, мне давно хотелось попробовать масляными красками, да все случая не было.
– Попробуй, – устало сказала она.
– Да нет, я так, для разговора, лучше, чем у тебя при всем желании не получится.
икий пляж и статуэтка китайская
Ночь прошла без приключений, а с утра я прогулялся на рынок, посидел в баре, на набережной, выпил пива. Потом полежал на пляже, разок окунулся, вода была еще холодной, посмотрел на то, как развлекается народ, катаясь на дельтапланах и водных мотоциклах.
Я сидел в скверике с журналом, а по аллее шла Бруклицына. В сереньком сарафанчике, какая-то вся неприметная. Она меня не видела, и трогать её мне не хотелось, но все же окликнул.
Марина увидела меня, приветливо махнула рукой, подошла. На мой вопрос – куда направляется, сказала, что просто гуляет. Я предложил пойти на пляж. Бруклицына скривилась и сказала, что на пляж она не ходит, а если и ходит, то не на городской, а куда-нибудь подальше.
– Чтобы мужики не приставали, – сказала она, хитро усмехнувшись.
«Дама не без юмора», – подумалось мне.
– Согласен, куда и подальше.
– У меня нет купальника с собой.
– Можно и без него, тут вот некоторые без верха загорают, нижняя часть, надеюсь, есть?
Бруклицына удивленно глянула на меня и, помедлив, сказала:
– Надеюсь, что есть.
– Ну, так что, идём, куда подальше…
Мы пошли через парк, спустились к морю и бережком вышли к тихому местечку у высокого каменистого уступа. Я постелил пляжное полотенце, которое таскал с собой в сумке, лихо разделся и прилег на него.
Бруклицына стояла рядом, глядела на море, потом сняла сарафан. Верха действительно не было, но не это было главным. То, что я увидел, не вписывалось ни в какие мои ожидания и предположения. Теперь было понятно, почему она не ходила на городской пляж.
Таких фигур ни до, ни после, мне не приходилось видеть. Точенная китайская статуэтка – вот первая мысль, что пришла мне в голову. Все было округло, пропорционально и идеально. Ни одного изъяна, ни одного изгиба, который бы хоть как-то выделялся или портил это произведение искусства, не было. Кожа была гладкая и точно светилась.
Я смотрел на это совершенство и глазам не верил, что все это можно упрятать в безликих и бесформенных кофтах, безразмерных джинсах и серых сарафанах, а главное – зачем?!
Мое неподдельное восхищение передалось и ей. Смущение тронуло лицо Марины, глаза её стали глубокими, и в этой потаённой глубине зажглись чуть приметные искорки.
– Теперь понятно, почему я не хожу на городской пляж, – сказала она.
– Да, тобой можно просто любоваться.
– Вот они и любуются, а я комплексую.
– Никогда бы не подумал, что по этому поводу можно комплексовать. Другая бы на твоем месте давно что-нибудь рекламировала.
– Я не люблю свое тело, любуются им, а я хочу, чтобы любили просто меня: мой характер, ум, мои способности художника.
– Но для женщины, я полагаю, на первом месте, все же, как она выглядит.
– Ну не всегда, лично для меня это не главное, особенно после некоторых событий.
Она замолчала, смотрела на море, потом заговорила:
– Когда мы поженились, муж меня заставлял позировать чуть ли не каждый день, дипломную работу готовил, но не получалось. Он психовал, говорил, что у меня все слишком идеально, поэтому вместо живого человека получается кукла. И выходило, что тело моё в этом виновато.
Пришлось тему диплома срочно менять. И потом он пытался меня рисовать, но кроме скандалов и оскорблений я ничего хорошего по поводу себя от него не слышала.
– Да он просто ненормальный! Любой мужик с такой женщиной как ты, если, разумеется, подчеркнуть достоинства, даже пройтись почтет за честь. И как художник, ты весьма талантлива. Я не специалист по живописи, но как любитель могу сказать, твои картины очень выгодно выделяются на общем фоне местной живописи.
– Выходит, я женщина хоть куда!?
– Получается, что так.
– Ну, так и полюби меня, – хитро усмехнувшись, сказала Марина.
– Что, прямо сейчас?
– Да… У тебя, как и у всех мужиков, вместо высокой и светлой любви – кровать. Так что пойдем лучше купаться…
Голыми руками гада не возьмёшь
Меня повязали на следующий день утром, когда я хотел взять машину со стоянки и прокатиться немножко по побережью. Было часов около девяти, перед этим я прогулялся по набережной и рынку, высматривая своего клиента, но они выследили меня первыми.
Я зашел на стоянку, снял чехол с машины, кинул его в багажник, открыл дверцу и тут меня крепко взяли за руку. В доли секунды ключ от машины оказался в руке Длинного. Я даже не сообразил, откуда он мог появиться, рядом, вроде как никого не было.
– Извиняюсь, в чем дело? – давя испуг, спросил я.
– Давай, садись, – сказал Длинный, резко проталкивая меня в машину на переднее сидение, что рядом с водителем. – Сейчас мы прокатимся, и ты объяснишь, какого хрена крутишься возле нас.
Он вставил ключ зажигания и повернул его. Надо сказать, что я люблю делать всякие штучки, вроде того же противоугонного устройства, которое и смастерил у себя в машине, но забыл предупредить об этом Длинного.
Он повернул ключ, и в миг сработало устройство, размещенное под сидением, выстрелив в задницу Длинного мощным электрическим разрядом, что не смертельно, но очень больно. Длинный подлетел на сиденье, приземлился, получил еще разряд и снова с воплем подлетел вверх.
Крикнув: “Прыгай, убьет!”, – я пихнул его в открытую дверку, и Длинный кубарем вылетел из машины. Выключив противоугонное устройство, я стремительно пересел за руль, завел мотор и, нажав на газ, вылетел за ворота стоянки, благо они были открыты. В зеркало я видел, как Длинный поднялся с асфальта и стоял, отряхиваясь, почесываясь, и приходя в себя.
Если Длинного шандарахнуло в задницу, то меня по мозгам. Я мчался по улицам, толком не зная, куда и зачем, пришел в себя уже за городом. Остановился на обочине, вышел.
Ялта была внизу, а дальше искрилось море под невысоким еще солнцем. Дельтаплан кружил у берега, нацеливаясь на посадку, а над городом по канатной дороге медленно плыли цветные вагончики. Я проводил их взглядом до верха, и сел в машину. Решение было одно: взять вещи, паспорт и домой. И тут же возник вопрос, а куда домой, и что сказать брату – перетрухал и сбежал?!
Да и задаток, возможно, придется вернуть, но это не страшно, большая часть денег еще цела, а потраченные можно и не возвращать, сказать: не видел, не нашел, пусть проверяют, посылают кого покруче. А ведь брат предупреждал – Коляна голыми руками не возьмешь.
Я включил приемник, близкая Турция транслировала свою музыку, и под ее заунывное звучание я провалился в сон странный и красочный. Сполохи яркого света и цвета раздувались в огромные шары. Но вот цвета загустели, в них появилось больше красного и темно-зелёного, а пространство наполнялось глубиной и каким-то неуловимым смыслом, понятным лишь разуму и душе. Покой, с чуть приметной горчинкой тревоги, заполнил меня.
А затем цвета растаяли, и появился невесть откуда взявшийся текст. Подобное я видел и раньше, находясь то ли во сне, то ли в необъяснимой яви. Обычно текст шел каким-то потоком, но я понимал его смысл и, что интересно, он был на удивление ритмичным и можно сказать музыкальным.
Иногда это был научный текст, где звучали формулы и объяснялись какие-то технические решения. Но чаще текст был связан с историей. Бывало, что шли и потоки художественной прозы.
Но, очнувшись, только первые мгновения я еще продолжал осознавать смысл текста, а затем он начинал рассыпаться и в памяти оставались лишь какие-то обрывки мыслей и знаний, прозвучавших в этих посланиях, и что это такое вообще – оставалось загадкой.
Вот и сейчас я видел и слышал что-то подобное…
Главный герой – личность неординарная
Следует сказать, что повествование от первого лица имеет свои преимущества. Сказанное и написанное от своего имени воспринимается как более правдоподобное и мало кто сомневается, что не сам автор участник описываемых событий. Хотя еще Михаил Лермонтов в предисловии к «Герою нашего времени» предупреждал, чтобы его не отождествляли с героем его романа, как говорится «ничего общего».
Что касается недостатка описания от первого лица, то происходящее подаётся лишь глазами и ощущениями одного человека. Поэтому, чтобы не обеднять повествование, иногда мы будем смотреть на наших героев и, как бы со стороны. А еще у нас будут уходы «За горизонт событий», откуда, как утверждают учёные, возврата нет, но что там происходит, предположить можно.
И так, первое отступление с пояснением. В нем мы обратим внимание на некоторые, весьма любопытные черты нашего главного героя, от имени которого и ведется повествование, а для этого вместо – Я, впишем его имя – Виталий.
Так вот, Виталий был человеком неординарным, хотя бы потому, что у него постоянно и везде спрашивали «Сколько времени?». Особенно доставала ребятня, когда еще не были так распространены мобильники. Спрашивали и взрослые, их не останавливало и очевидное отсутствие часов – будучи в футболке, иногда он снимал часы с руки и прятал их в карман.
А еще спрашивали о направлении – куда и как пройти, или проехать. Хотя опять же независимо от того был он в своём городе или в каком-нибудь другом. И что примечательно, спрашивали в людных местах, где выбор, у кого спросить, был.
Проявляли к нему повышенный интерес и совсем маленькие дети. Бывало, что они останавливались и с каким-то взрослым любопытством смотрели на него, или подходили и смотрели, точно пытаясь что-то понять или спросить. Не оставляли без внимания и бродячие собаки – подходили, виляли хвостом, выказывая своё расположение.
Была и еще одна особенность. Когда его кто-нибудь обижал, и это сильно задевало или как-то влияло на ход его жизни, то через время обидчик тоже получал, что называется по заслугам. Его переводили на нижеоплачиваемую должность или эту должность и вовсе ликвидировали, от обидчика уходила жена, у него издыхала любимая собака или он попадал в какую-нибудь передрягу, а то и в аварию.
В общем, случалось что-нибудь, о чем он узнавал и тихо радовался восторжествовавшей справедливости. Однако происходящее с собой никак не связывал, хотя один раз, что-то такое в голове, всё же мелькнуло, но он не придал этому особого значения.
А вот одно из событий было для него не совсем понятное, но памятное.
На одном из концертов, где Виталий побывал, известная певица периодически соскакивала со сцены, пританцовывая, подходила к зрителям, в основном мужчинам из первых рядов обнимала их, а то и присаживалась на колени. И вот ему тоже вдруг страстно захотелось, чтобы она пришла и села ему на колени.
Певица это «услышала», только как – неясно. Но в очередной свой соскок, подпевая и пританцовывая, прошла почти через весь зал, с трудом протиснулась между рядами, и села ему на колени. При этом так припечаталась разгорячённым телом и промокшим насквозь чёрным платьем, что его рубашка и брюки, тоже стали влажными.
Продолжая петь, повернулась, на секунду их глаза встретились, искорка любопытства и удивления отразились в них. Её губы оторвались от микрофона и слегка коснулись его щеки. А потом она встала, пробралась к проходу, оглянулась, улыбнулась, махнула рукой и побежала вниз, к сцене.
А его рубашка и брюки, влажные от её пота и пропитанные запахом её духов, продолжали тревожить его, и было такое ощущение, что они занимались любовью.
Но если говорить вообще о женщинах, то это, как говорится, отдельная песня. Женщин Виталий любил, и они его тоже. В женских компаниях он чувствовал себя на много комфортнее, нежели в мужских. Женщины, собственно, и определили его сущность. Более конкретно на этот счет высказалась одна из мадам и в весьма интересной ситуации.
Он тогда еще работал в училище и был направлен в краевой центр на двухнедельные курсы повышения квалификации. Курсы в основном касались педагогики и воспитания, поэтому большинство составляли женщины, завучи школ по воспитанию, и в таком окружении Виталий чувствовал себя прекрасно.
