скачать книгу бесплатно
До сидевшего под плетнём Кровлева донеслись обрывки тихого разговора командиров.
– Нет, – говорил комбат ротному, отрицательно качая головой, – ничего я тебе дать не могу. Ни усиления, ни даже патронов. Нету у меня ничего…
– Они сейчас очухаются и накроют нас артиллерией вон из-за того косогора, – показывал рукой ротный в ту сторону, куда сбежали уцелевшие немцы.
– Вероятнее всего…
– Тогда надо отступить.
– Отступать нельзя, – комбат взялся за велосипед. – Закрепляйтесь тут.
– Хутор в низине. Здесь классическое место для огневого мешка, – сквозь зубы процедил ротный.
Кровлев невольно оглядел ближайшие косогоры. Профессиональный опыт артиллериста безошибочно подсказал ему, что ротный прав на двести процентов. На месте немцев он именно так бы и сделал – накрыл ворвавшихся в хутор ополченцев с близлежащих высот огнём артиллерии и миномётов.
– Понятно, понятно, – уже вновь сидя в седле, покивал в своей манере комбат. И подытожил: – Занимайте оборону в хуторе.
Абсурдность этого приказа, кажется, была понятна ему самому. Отведя глаза, напомнил ещё раз:
– Отступать нельзя.
И уехал. Следом за его велосипедом привычной трусцой припустил ординарец. Ротный несколько секунд задумчиво смотрел, как полевая сумка снова ритмично стучит удаляющемуся ординарцу пониже поясницы. Затем поскрёб подбородок и, глядя куда-то словно сквозь переминавшегося рядом с ноги на ногу телефониста, пробормотал себе под нос:
– Раз нельзя отступать, попробуем наступать.
И уже громко:
– Командиров взводов ко мне!
Через полчаса они попытались взять косогор к западу от хутора. Когда рота цепями карабкалась на пригорок, по хутору у них за спиной ударила немецкая артиллерия. От домов полетели щепки, вскоре позади возник пожар. Но ополченцев там к этому моменту уже не было. Кровлев видел, как ротный, оглянувшись назад на пылающий хутор, покачал головой и, нахлобучив фуражку поглубже, пристегнул подбородочный ремешок…
Патронов у них хватило лишь на то, чтобы заставить маячившее наверху немецкое боевое охранение убраться за гребень косогора. Прерывистой скороговоркой, расстреливая последние разнокалиберные боеприпасы, забахали экзотические винтовки атакующих. Но, видимо, самое весомое слово, неприятно поразив противника, сказал трофейный пулемёт ополченцев, минут пять бодро поливавший гребень длинными очередями.
С криками «даё-о-шь!» отчаянно попытался с ходу подняться до самого верха первый взвод, но вынужден был залечь на скате под плотным ответным огнём. На этом успехи ополченцев и закончились.
– Патроны на исходе! – долетела до ротного передаваемая с обоих флангов по цепям информация.
Тот в ответ лишь кивнул, продолжая напряжённо всматриваться в окружающие их с трёх сторон холмы. Вскоре винтовки ополченцев смолкли совсем. И только лишь пулемёт продолжал огрызаться теперь уже совсем короткими, с большими паузами очередями. Выработавшимся за время участия во многих прошлых боях чутьём, которое вернулось к нему сейчас в полной мере само собой, Кровлев распознал, что дело плохо – сейчас артиллерийский удар придётся по их распластавшимся на склоне цепям. Так и случилось. Расстреляв хутор, немецкие орудия перенесли огонь на покинувшую его советскую пехоту. Сначала до них долетали только осколки от рвавшихся чуть ниже, за их спинами снарядов. Возникла робкая надежда, что для расположенной прямо перед ними за возвышенностью немецкой батареи они всё-таки окажутся в мёртвой зоне. Но когда из-за холмов слева и справа ударили миномёты, начался настоящий ад. Прижатые огнём к самой земле цепи потонули в сплошной пелене разрывов. Смешались крики, ругань, вопли и стоны раненых. Большинство ополченцев приникли к самой земле, царапая её ногтями, немногие попытались окапываться, а кто-то побежал назад к хутору, тотчас попадая под артиллерийский огонь. Оставшихся на месте продолжали крошить и утюжить миномёты. Вцепившись в каску на голове двумя руками, Кровлев с трудом оторвал голову от сухого дёрна. Попробовал оглядеться. Метрах в двадцати от него двое ополченцев пытались заставить вновь стрелять пулемёт, из которого торчала снаряженная патронами недожёванная лента. Но управляться с трофеем они, видимо, не умели, а так ловко стрелявший из него крепыш сержант распластался рядом мёртвым, широко раскинув руки по сторонам. Мина ударила поблизости, подбросив тело сержанта, который, казалось, ещё раз взмахнул руками. Один ополченец повалился на землю, а второй, бросив пулемёт, прихрамывая, побежал обратно в сторону хутора. Через несколько секунд на месте бегущего человека молниеносно возник и тут же погас короткий огненный всполох. Когда дым рассеялся, на склоне не было ничего, кроме чёрной воронки.
– Всё, нам конец, – отчётливо произнёс кто-то рядом с Кровлевым.
Будто подхлёстнутый этими словами, Фёдор отчаянно заработал локтями, интуитивно перемещаясь вперёд к гребню, который был перед ними. Очередной то ли визг, то ли вой, всполох огня – и вот уже вокруг отчаянно хрипят раненые, и сверху, как в замедленном кино, даже не падают, а будто парят, плавно снижаясь, огромные комья земли и дёрна. Однако песком Кровлева сверху осыпало весьма ощутимо. Машинально он быстро ощупал голову, плечи, туловище – вроде цел. Рука нашарила в нагрудном кармане гимнастёрки маленькую пластмассовую табакерку – её подарил брат жены, когда приезжал к ним в Ленинград год назад. Табакерка идеально подошла, чтобы положить в неё награду с прошлой Великой войны – Георгиевский крест, с которым у Кровлева была связана давняя особая история. Хоть такие награды последние четверть века и были здесь не в чести, он бережно хранил крест дома всё это время. Уходя на войну, взял его с собой, руководствуясь даже самому себе не до конца понятными мотивами. Просто было ощущение – так надо. Сейчас ему отчего-то вспомнилось, что на кресте изображён Георгий Победоносец…
Он снова поднял голову и неожиданно уткнулся в знакомый чёрный артиллерийский ранец. Тот самый, ещё царский. Весь низ ранца был пропитан бурыми пятнами. Рядом лежал на животе парень в пиджаке и кепке. Помнится, он ещё предлагал Кровлеву сменять сапоги. Теперь парень, кусая сжатые кулаки, трясся всем телом крупной дрожью. Лицо его было белее полотна, а из глаз потоком лились от боли слёзы. Кровлев перевёл взгляд на его спину – она вся была исполосована осколками. Под разорванными в клочья лоскутами одежды на спине что-то билось и пульсировало, толчками выбивая наружу чёрные фонтанчики крови. Прежде чем Фёдор успел машинально протянуть руку к карману брюк и нащупать там индивидуальный пакет, парень умер. По лицу его так и продолжали крупными ручьями течь слёзы. Кровлев оттолкнул ранец в сторону и пополз дальше. Снова вой, грохот и несколько секунд тишины. Фёдор сполз в неглубокую воронку. Молодой ополченец, сжимая в руках медный крестик на поношенной тесёмке, отчётливо произносил в голос:
«Живый в помощи Вышняго, в крове Бога небесного водворится…»
«Речет Господеви: Заступник мой еси и прибежище мое, Бог мой и уповаю на Него…» – проползая вперёд, принялся повторять следом за ним Кровлев слова с юности выученного девяностого псалма, обычно читаемого в опасности…
Каким-то чудом он оказался в самой передовой цепи. Пригибаясь и иногда карабкаясь на четвереньках, по цепи пробирался ротный. Он что-то кричал залёгшим ополченцам, тормошил их, указывая рукой в сторону ближайшего холма. Очумевшие и оглушённые, ополченцы только закрывали головы руками. Минут через пять Кровлев с десятком товарищей ползком продвинулись ещё немного вперёд к гребню перед ними. Здесь же оказался и ротный. Снял фуражку, посмотрел на перебитый осколком ремешок, вытер ладонью окровавленный подбородок и снова глубоко нахлобучил фуражку на голову.
– Единственный шанс – только вперёд! – сквозь грохот услышал Кровлев слова командира.
– Пропадём! – испуганно обронил кто-то.
– А вариантов нет – здесь по-любому пропадём, – ротный обвёл их взглядом.
Добавил решительно:
– Приказываю прорваться наверх и выйти из-под огня.
Десяток пар глаз смотрели на командира с отчаянием и надеждой одновременно.
– Пошли, ребята! – выдохнул ротный.
Он поднялся в рост первым. С винтовками наперевес встали остальные. Кровлев видел, как откинуло назад телефониста, неловко грохнувшегося спиной прямо на свою катушку. Ещё через двадцать метров, когда они выскочили на гребень, пуля попала ротному прямо в лоб. Откатилась в сторону по траве потрёпанная фуражка. Перескочив через неё, они пробежали дальше. В руках Фёдора дёрнулся, хрустнул и заскрежетал от попавших в него осколков «лебель». Но они – несколько оказавшихся наверху из целой только что полёгшей роты – уже устремились к небольшому оврагу впереди. За ним маячили заросли высокого кустарника.
– К лесу, братцы, к лесу! – задыхаясь, кричал кто-то рядом на бегу.
Вой, визг, разрыв за спиной.
– Бра-а-атцы!!! – Отчаянный крик сзади уже у самой земли и корчащаяся на дёрне фигура.
– Быстрей, быстрей!!! – лихорадочно повторял кто-то, дышащий прямо в спину и наступавший на самые пятки.
К лесу Кровлев выбрался почему-то один. Хотя отчётливо помнил, что по оврагу их пробиралось несколько, как минимум трое. Остановился, перевёл дыхание. Никого. Обстрел остался сзади и чуть справа. Он уже затихал. В конце оврага наткнулся на мёртвого красноармейца в полном снаряжении и стальном шлеме образца тридцать шестого года. Похоже, из кадровых. Судя по запаху разложения, красноармеец лежал здесь на жаре уже не первый день. Кровлев осмотрел свой разбитый «лебель» с расщеплённым прикладом. Винтовку оставалось только выбросить. Что он и сделал тут же. Вытащил из-под убитого трёхлинейный карабин, убедился в его исправности. Снял с мертвеца набитые патронами подсумки, навесил их на свой ремень. Прислушался. Огляделся. Закинул карабин за плечо и принялся осторожно пробираться обратно на восток.
Глава 5
Телефонный звонок разбудил Златкова поздно вечером. Из института он пришёл часов в девять – весь день принимал экзамены у студентов. Уставший и не очень довольный своими подопечными, Алексей решил прилечь на полчасика до ужина, да так и провалился неожиданно в глубокий сон.
– Слушаю, – глухо пробормотал Златков в трубку, успев, перед тем как нажать кнопку ответа, уронить телефон на пол и снова взять его в руки.
Кот бесшумно отошёл на середину комнаты. В его изумрудных глазах читалось сочувствие к потревоженному чьим-то звонком хозяину.
– Стало быть, советую приехать, – без всяких приветствий прозвучал в трубке хриплый и, похоже, не вполне трезвый голос. – И советую побыстрее.
– Кто говорит?
– Так это, Гена…
– Какой Гена? – ничего не понял Златков.
– Крокодил! – загремела трубка. – Мультик такой смотрел?
– Простите, что? – тупо переспросил Алексей.
– Слушай, кто вообще бухает – я или ты? – В голосе говорившего прозвучала даже как будто лёгкая обида вперемешку с завистью. – Давай уже втыкайся. В общем, так: комнату освобождают – соседи уже себе её хапнули. Все вещи Галины Фёдоровны выкидывают на помойку. Мешки стоят в коридоре. Там же и бумаги, фотографии какие-то были. Если тебе что-то нужно – приезжай.
Сообразив наконец, кто звонит и о чём речь, Алексей одним рывком подскочил на диване:
– Придержи их. Я еду.
До метро он бежал бегом. Успел за десять минут до закрытия станции. Вышел на Фрунзенской и быстрым шагом направился по пустой в этот час набережной к уже известному ему дому на Обводном канале.
Обшарпанную дверь коммуналки открыл Гена. Высунувшись на секунду в коридор, тут же спряталась обратно в своей комнате женщина в халате. Провернулся ключ в её замке.
– Вынесли. Всё подчистую, – развёл руками Гена. – Просил обождать – ничего не слушают. Всё по барабану. Только что последний мешок на помойку уволокли.
– Куда?
– Щас куртку накину, покажу.
Гена зашлёпал по коридору в глубь квартиры. Алексей вышел обождать его на лестничную клетку. Опёрся руками о перила с наполовину выломанными прутьями. По лестнице поднимался здоровенный мужик в спортивном костюме и резиновых шлёпанцах. Златков окинул его равнодушным взглядом и отвернулся в другую сторону.
– Опять ты?! – внезапно подскочил мужик к не ожидавшему никакого подвоха Алексею и схватил того ручищами за грудки, разворачивая к себе и сильно встряхивая. Златкова впечатали в стену так, что у него клацнули зубы. Затрещал пиджак, посыпались на пол оторванные пуговицы.
– Опять за комнатой пришёл?! – ревел мужчина, прижимая Алексея к стене. – Тебе же сказали, не лезь сюда! Убью за жилплощадь. Ты не понял?!
«Мишаня», – вспомнил Златков имя сынка соседки, бесновавшейся прошлый раз по поводу комнаты. Как говорится, яблочко от вишенки недалеко падает…
Когда его попытались встряхнуть третий раз, Алексей рявкнул прямо в перекошенную злобой физиономию перед ним:
– Убрал руки!
Мишаня на секунду опешил и ослабил хватку. Рефлексы из времён, когда они пацанами дрались во дворах, сработали сами собой. Златков растопыренной ладонью снизу сильно надавил противнику на подбородок и нос, запрокидывая ему голову назад. Тот хоть и был значительно выше ростом, начал заваливаться, теряя равновесие. Резким движением всем телом Алексей окончательно высвободился от захвата и переместился в сторону так, что входная дверь в квартиру оказалась у него за спиной.
– Ах ты, сука… – прогудел Мишаня.
Алексей едва успел увернуться – летевший ему в голову кулак с грохотом вошёл в деревянную створку.
– А-а-а! – заревел бугай. – Убью!
Ещё пару раз Алексей успешно уворачивался от свистевших над его головой кулаков. В промежутках между Мишаниными замахами пытался тому хоть что-то втолковать.
– Не нужна мне комната… Я совсем по другому делу… Вовсе не к вам…
Первый удар, который он всё-таки пропустил, пришёлся Златкову вскользь по зубам. Кровь закапала на вытертые каменные ступени.
– Да угомонись ты, дурья башка! – в сердцах прокричал Алексей.
– У-у-у… А-а-а, – сквозь яростное сопение только и неслось в ответ.
От второго пропущенного удара полетели искры из глаз. На выкинутый в ответ прямо кулак Златкова противник налетел носом практически сам. Отвратительно хлюпнуло и чавкнуло – Мишаня закрыл ладонями лицо. Алексей сбежал на несколько ступеней вниз. Продолжать драку совершенно не хотелось. Проговорил, обернувшись:
– Что же у вас одно барахло-то на уме.
Размазывая по лицу сопли и кровь, Мишаня утёрся и снова начал надвигаться на Алексея. Из-за его спины вынырнул Гена. Моментально оценив обстановку, подскочил к Златкову, увлекая его по лестнице вниз:
– Валим!
– Убью, сука! Только появись ещё здесь! – гремело сверху, когда они выскакивали из подъезда на улицу.
В подворотне Гена, порывшись в кармане тренировочных, протянул Алексею измятый и весьма несвежий носовой платок:
– Утрись.
Алексей стёр кровь с губы, заправил в брюки выбившуюся из-под ремня рубашку, отряхнул и одёрнул пиджак. Потрогал начинавший заплывать глаз.
– Спасибо, – протянул платок обратно.
– Это… – смутился Гена. – В общем, извини.
– Да ты-то здесь при чём…
Через два двора они остановились у мусорного контейнера.
– Вот тут всё.
Шмыгнув носом, Гена добавил:
– Были ещё, как их, на лошади ездить… Шпоры! Мне их Галина Фёдоровна подарила. Я пацаном тогда был. Но я их на Уделке прошлой осенью продал. На бутылку не хватало. Каюсь…
– Спасибо тебе, – ещё раз поблагодарил Златков.
Оставшийся один на один с контейнером Алексей закатал рукава и, откинув крышку, при неровном свете фонаря, подвешенного на протянутую поперёк двора-колодца проволоку, заглянул внутрь. Видно было плохо: уличный электрический свет мерцал на высоте метров пяти где-то за спиной. Сунул руку внутрь и тут же влип во что-то клейкое и противное. Вытащил руку, стряхнул с неё остатки какой-то выброшенной еды. Недовольно пискнув, из контейнера наружу выбралась большая серая крыса с длинным хвостом и скачками наискось через двор устремилась к ближайшему подвальному окну.
– Тьфу ты, зараза, – выругался Златков.
Крыс он терпеть не мог с детства. Постоял несколько секунд и, стиснув зубы, залез внутрь контейнера почти по пояс. В вонючем полумраке сначала почти ничего не было видно. Затем глаза чуть привыкли к темноте. Златков нашарил в кармане коробок, чиркнул спичкой. Тусклый огонёк на несколько секунд высветил осклизлые стенки и мусор на дне. Похоже, ему повезло – мусора было совсем немного. Десяток явно совсем недавно принесённых чёрных мешков лежали на самом верху. По-видимому, на них только раз успел ещё кто-то выкинуть пищевые отходы. Ощупывая, он принялся ворошить пакеты, откидывая тут же в сторону набитые всяким тряпьём. Периодически подсвечивая себе, извёл полкоробка спичек. Выбрался наружу, отдышался. Чуть переведя дух, опять полез внутрь. Мешок с бумагами отыскался где-то в середине. Снова выбравшись с ним наружу, при свете со скрипом качающегося уличного фонаря Алексей принялся бегло осматривать содержимое. Какие-то квитанции, корешки оплаченных коммунальных счетов, медицинская карточка из поликлиники… Ага, похоже, письма и какие-то фотографии. Видно было совсем плохо. Но это было явно из той категории, что он искал. Бог его знает, будет в этих бумагах какая-то полезная информация или нет. Надо будет разбираться с этим подробно в другом месте. Златков собрал всё обратно в пакет и положил его снаружи рядом с контейнером. Ещё раз слазил внутрь, повторно пересмотрел все пакеты – убедиться, что не пропустил ничего подобного. Вроде бы нет – в контейнере осталось одно тряпьё. Перекладывая очередной пакет, вытащил за ручку старую эмалированную кружку. Откинул её тут же внутри контейнера в сторону. Кажется, действительно всё. Последний раз зажёг спичку, оглядел все углы. Да, всё. Потухающее пламя на секунду выхватило боковину кружки – на белом фоне было изображено здание Адмиралтейства с корабликом на шпиле и растянутой надписью под ним – «Ленинград». С кружкой в руках Златков выпрыгнул из контейнера на асфальт. Разглядел находку повнимательнее – ну точно, она была как две капли воды похожа на кружку, которую они с Рязанцевым подняли рядом с погибшим бойцом. Алексей положил кружку в мешок. Надо было приводить себя в порядок и думать, как добираться до дома.
Сноп света от фар въехавшей машины пробежал по двору и упёрся в застывшего перед контейнером Златкова. Ослеплённый в первый момент, Алексей щурился и прикрывал глаза тыльной стороной ладони. Хлопнула дверца – Златков сумел разглядеть на ней синюю полосу.
«Вот некстати», – пронеслось в голове. Хоть он и не делал ничего дурного, встреча с полицией в такое время и в таком виде по определению сулила мало хорошего.
«Мишаня вызвал? – быстро прикидывал Златков. – За разбитый нос поквитаться? А, кто ж его теперь знает…» Больше всего он забеспокоился не о себе, а о том, что не сможет изучить добытые материалы…
– И что мы тут делаем? – окончательно ослепляя Златкова, упёрся ему в лицо луч мощного фонаря.
Алексей разглядел лейтенантские погоны на плечах возникшего перед ним стража порядка. Фонарь мазнул лучом света по нему с головы до пят и снова, слепя, упёрся в лицо.
– Вид не самый свежий, – лейтенант оглядел стоявшего перед ним человека в измятом костюме с задранными до локтя рукавами, рубашке без галстука и, чуть наклонившись в его сторону, принюхался. – Вроде трезвый. Чем, спрашиваю, занимаемся тут, гражданин?
– Доброй ночи, – отозвался Златков как можно спокойнее. Кивнул на мешок рядом с контейнером. – По ошибке бумаги нужные вместе с мусором выбросили. Доставал вот.
Лейтенант сделал шаг назад. Из машины вышел второй полицейский с погонами сержанта. Фонарь перекочевал к нему. Сержант обошёл контейнер, заглянул в него, долго светил внутрь. Придвинулся к Златкову:
– Отойди-ка.
