Фортанга

– Говори, девочка!

– Они говорили что-то про самоубийство…

Тетя Марем резко присела, схватившись за сердце. Зелиха подхватила ее за руку и медленными шагами проводила до кровати.

– Простите меня! – чуть ли не расплакалась девушка. – Я могу ошибаться!

– Нет, дитя… – чуть успокоилась она, – это я могла ошибиться. Ты очень помогла мне, не переживай ни о чем, езжай домой.

Убедившись в том, что женщина пришла в себя, Зелиха взяла пакет и направилась к выходу.

В багажник загрузили ящики с продуктами. Идрис открыл девушке дверь. Наблюдая по дороге за ее лицом в зеркало, он вымолвил:

– Все оказалось не так просто, как кажется, да?

– О чем ты?

– На тебе лица нет, Зелиха, и эта горечь мне хорошо знакома, – улыбнулся он.

– Я устала… А ты за всеми так внимательно следишь?

– Ревнуешь? – продолжал улыбаться Идрис, передразнивая девушку.

– Кто ты мне такой, чтобы я тебя ревновала? Высади меня здесь!

– Я же шутил, дурная! Как всё дотащишь?

– Уж точно без твоей помощи!

Зелиха, едва видя дорогу под ногами, направилась в сторону дома, держа тяжелый ящик и положенный сверху на него пакет.

Девушка вошла в дом. Из комнаты доносилась ярая дискуссия. Через слово слышалось «овца», что указывало именно на неё. Несмотря на то что со стороны Зелихи не было дурных поступков по отношению к матери, она всегда испытывала некую вину, так как недоверию и презрению женщины к ней не было предела.

– Я дома, – встав на пороге комнаты, сказала она.

– А зачем ты приехала? Оставалась бы там! Всего лишь…

– Пол-одиннадцатого, – добавила Зуля, выплевывая семечки от черешни в кулак.

– Как же тебе хорошо у чужих людей!

– Мам, я же работала весь день, что за разговоры?

– Кто работает, тот носит деньги домой, а не объедки!

Подойдя быстрым шагом, Зелиха кинула переданные деньги на комод матери и вышла из комнаты, где стали слышны громкие шаги ее сестры. В коридоре у коробки чавкала Ася, трогая жирными от мяса руками подарочный пакет.

– Ты больная? – выдернула пакет Зелиха.

Та молча ушла в комнату, после чего выскочила Зуля:

– Что, тебя водитель не захотел, и ты решила оскорблять моего ребенка? Ты не будешь тут показывать свой поганый характер! – замахнулась она.

– Все, все! Не ссорьтесь! – разглядывая пакет и коробку в прихожей, сказала мама. – Оставь ее, ты тоже весь нервный. Будьте дуружными! Посмотри, какой простыня! – достала коробку она. – Нет, нет, это мы не откроем, – вернула обратно в пакет, – это пригодится, когда Зуля будет замуж выходить.

Зелиха с насмешкой посмотрела на сестру, а потом с недоумением на мать, но, впервые вырванная из лап разъяренной Зули, решила не продолжать этот разговор и молча ушла в свою комнату.

– Ты ее лицо видела? – оскорбилась Зуля, возмущенная тем, что слова о ее замужестве вызвали смех у Зелихи, которая, кажется, стала ее душевным упреком.

Мать махнула рукой и скривила лицо, утешая тем самым любимицу, и ушла с пакетом в свою комнату.

Зелиху не покидала мысль о завтрашней гостье. До сих пор она считала, что именно бедность является причиной разлада в семье, но, узнав, насколько нежеланна внучка Марем в том доме, где царит роскошь и богатство, взглянула на жизнь иначе. Она перевернула комнату в поисках своего платья с лимонами, но вещь как будто провалилась сквозь землю.

– Мам, ты не видела мое желтое платье? – спросила она, зайдя к матери.

– Не видела, – не отрываясь от экрана телевизора, ответила женщина.

Не желая того, Зелиха заглянула в комнату к сестре:

– Ты не видела мое желтое платье?

– Зачем оно тебе? Спать? Или утром мыть в нем посуду? – прихорашиваясь у маленького зеркальца, висящего на старом обшарпанном шкафу, спросила Зуля.

– Я ищу свою вещь, да и я не ты, чтобы уходить куда-то в такое время… – на свой страх и риск вымолвила девушка.

– Мама сегодня добрая, Зелиха, но, клянусь, войну со мной ты не осилишь, я искупаю тебе в собственных слезах потому что ты очень грязная! И я это докажу! Пошла вон!

– Ты больная? Я кормлю твоего ребенка! Какие у тебя со мной счеты?

Подбежав к Зелихе, она со всей силы ударила ее по лицу так, что Зелиха, сама того не понимая, оказалась на полу.

В коридор выбежала мама.

– Ой, какая аферистка! Ты еще в окно выпади, чучело!

– Ай, что тут? – крикнула бабка.

– Эта тварь пришла на разборки, мол, она кормит моего ребенка! Мне угрожать эта сопля не будет!

Зелиха побежала в свою комнату, а мать начала на весь дом проклинать покойного мужа, оставившего на ее долю нищету и вечно грызущихся дочерей.

Уткнувшись лицом в уже мокрую от слез подушку, Зелиха услышала, как кто-то, под кем скрипят полы, пытается тихо пройти в комнату. Подняв голову, она увидела круглую тень и оглянулась. В темноте был виден слегка приоткрытый шкаф. Она подошла к нему и первое, что увидела, это рукав своего пропавшего платья. Зелиха включила свет и радостно стала доставать его, чтобы завтра надеть на работу. Но ее радость была короткой. Мятое, пропитанное запахом гари и с множеством въевшиеся жирных пятен платье было уже не пригодно к использованию.

– Спасибо, Ася, что хоть вернула, – громко сказала Зелиха, чтобы тень под дверью это услышала.

– Хи-хи! – раздалось в ответ.

– Ты почему не даешь девочке спать? – зашла бабка. Увидев лицо дочки и висящее на шкафу испорченное платье, она пробормотала: – Не расстраивайся. – Совсем неискренно прозвучал ее голос. – Твоя сестра непутевая, вот и злится на весь мир! Ты будь умнее, приноси ей что-нибудь, говори красивые слова, всем рассказывай, какая у тебя сестра – дома за матерью смотрит! Будь хитрой!

Зелиха молчала в ответ, так как хотела сберечь силы дойти до кровати.

– И вообще, Зелиха, оставайся там через ночь, – как будто выдавила из себя бабка. – Как ты там говорила, «влинвайся» в доверие.

Эти слова как солнце посреди морозного дня обрадовали Зелиху. Она вскочила и обняла мать. Это было лучшим завершением дня. Девушка умылась, приложила банку со сгущенкой к распухшей щеке и уснула, с нетерпением ожидая утра.

Это было прекрасное утро. После стольких ночей в интернате и после дома, где царствовали несправедливость, бедность и жестокость, даже мысль уснуть в чистоте и покое казалась невообразимой. Зелиха мечтала скорее понять эти чувства. С невероятной силой ее манило в дом Марем. Увидев, что сестра еще не вернулась, она быстро намазала щеку ее просроченным тональным кремом и напудрила лицо. Зелиха смотрела в зеркало, разышляя, почему бы не подкрасить губы, чтобы бледный оттенок лица стал менее заметным. Ну и раз все спят, а день сегодня и вправду хороший, то девушка не удержалась и от туши. Не дожидаясь Идриса, она вышла из дома и направилась к остановке.

Ворота стояли открытыми. Из двора хлестала вода. Идрис, закатав рукава рубашки, смывал пену с вымытой машины, Шахло протирала подоконники, стоя на стремянке.

– Ты чего так рано? – удивился он, увидев Зелиху. – Доброе утро! – прикрывая глаза рукой от солнца, рассматривал ее он.

– Доброе! – судорожно ответила девушка, заметив на себе его внимание.

– Доброе утро, Зелиха, ты как раз вовремя!

– Доброе, Шахло. Я сегодня остаюсь с ночевкой! – поделилась радостью девушка.

– А, здорово, – безэмоционально ответила Шахло и предложила взяться за тряпку.

– Почему ты без настроения?

– Вовсе нет! С чего ты взяла?

– Не знаю, мне показалось, ты грустная.

– Тебе показалось, – улыбнулась Шахло, еще раз неодобрительно взглянув на лицо девушки, которая очень сильно ощущала изменения в голосе, взгляде и настроении людей.

«Вот так, значит…» – подумала Зелиха, перестала улыбаться и молча продолжила уборку.

К обеду начали съезжаться гости. Без еды и воды во время поста люди просто смеялись, усевшись в беседке среди цветущих деревьев, осознавая, что это и есть та пища души, без которой день не имеет смысла. Все эти женщины – родные сестры тети Марем. Их было пятеро. Самая младшая жила за границей. Они любили собираться, вспоминать и рассказывать разные истории из своей жизни. Оказывается, тетя Марем была им вместо матери, потому и поздно вышла замуж, занятая заботой о девушках. Свою же они потеряли еще будучи совсем маленькими. Из их слов было ясно насколько замечательным человеком был покойный муж тёти Марем. Женщины говорили, что он «подарок от Всевышнего» за то мужество и заботу, которую он к ним проявлял. Но дальше одна из женщин стала рассказывать историю, как расплакалась однажды, увидев маленькую Аишу (дочь Марем) на лошади, а рядом в соломенной шляпе, держа ее за спину, медленно шел он – ее герой, ее отец.

– Редко отец так любит дочь, обычно все тепло они отдают сыновьям… Он очень любил свою девочку! – добавила сестра Марем. – Я счастлива, что они теперь вместе!

Платки на их головах спустились до глаз, за мгновение смех сменился слезами. В беседке затихли голоса, было слышно лишь пение птиц и шелест деревьев. Тетю Марем гладили по спине и протирали ее слезы своими цветными платочками.

– Ты должна радоваться, Марем! Не каждая мать воспитала такую дочь! Сейчас приедет твоя внучка, это же милость от Всевышнего! Не ребенок, а ангел… Дом, в котором находится эта девочка, озарен светом…

– Да, Роза наш ангелочек…

– У нее чистое сердце, нет вот этой нашей гордыни и тщеславия…

– А какая красивая… Тьфу, тьфу, тьфу, Машаллах!

На задний двор со стороны огорода в серые невзрачные ворота задом заехала газель. Мужчины стали выгружать тушку коровы. Шахло выставила как никогда много посуды, они поднимали ее из подвала, так как гостей в этот вечер ожидалось очень много.

– Тетя Марем сегодня сказала накрыть на столы во дворе тоже.

– Зачем?

– Как зачем? Чтобы все желающие могли зайти и поесть. Идрис откроет ворота и будет созывать всех на ифтар.

«Сколько всего я могла бы забрать домой… – подумала Зелиха. – Вместо этого непонятно кто будет растаскивать эту еду…»

– Мы редко так делаем, но сегодня едет ее внучка, и она хочет ее порадовать.

– Порадовать? – улыбнулась Зелиха. – Может, было бы достаточно купить ей подарок?

– Нет, она не из тех, кого обрадуешь подарком.

– Не смеши меня, она моего возраста, зачем ей эти массовые застолья? Может, она вообще с дороги уставшая, хочет тишины и покоя…

– Давай делать свое дело, Зелиха, они сами разберутся.

«Цирк… – подумала она. – Просто избалованная девочка, которой все пытаются угодить из жалости…»

На кухню зашли снохи, перебив запах еды своим резким парфюмом.

– Ускоряйтесь, девочки! Вы не успеете! – усевшись с телефоном за стол, сказала Зейнаб. – Будьте вы не ладны! – на родном языке добавила она полушепотом.

– А ты чего сидишь? – зашла разодетая в шелка Саида. – Давай готовь стол в зале! – прошлась глазами по комодам и вновь ушла к гостям.

– Ты мне еще тут будешь права качать! – фыркнула Зейнаб. – Из-за какой-то малолетки устроили целую свадьбу, – и грубыми шагами покинула кухню.

– Она еще не приехала, а уже всех разозлила, – улыбнулась Шахло.

– Почему так?

– Тише, Зелиха. Разложи финики и орехи по вазам.

Идрис разжег костер в огороде. Он разделал мясо, в то время как сыновья Марем стояли в сторонке и обсуждали жаркий климат и политику; и что-то мне подсказывает, что ни один, ни второй не испытывали себя голодом ни дня.

Огромный котел закипел, солнце заходит, и вот уже близится время разговения. Шахло с Зелихой едва успели накрыть на столы, как двор начал заполняться гостями. Работы было много как никогда, но зал… Пока, переодевшись, не пришли мужчины, Зелиха бегала с посудой в главную парадную комнату дома и ее глаза искрились от ее красоты. Стол буквально ломился от разновидностей сладостей, свежих роз в дорогих вазах с ангелами, фруктовых нарезок и многого другого. Восторгаясь красотой и богатством стола, она сожалела о том, что не сможет сегодня повезти продукты домой, так как остается на ночь. Особое восхищение вызывали хрустальные люстры огромных размеров. Они сияли так, что светом ослепляло глаза.

– Я иду молиться. Будь здесь, пожалуйста, мало ли им что-то понадобится, – попросила Шахло и покинула кухню, где уже стоял накрытый стол.

Прозвучал азан, загремела посуда. Голоса людей стали слышаться громче. Смех и радость воцарили в доме. Смотря на всё это, Зелиха испытывала грусть. В ее голове крутился лишь один вопрос: почему на одном клочке земли жизни людей настолько отличаются?

– Ну что тут? – с охотой садясь за стол, спросила Шахло.

– Все тихо, все едят, – засмотревшись в окно, ответила девушка.

– Ты ждешь кого-то? – запивает финик водой.

– Нет.

К открытым нараспашку воротам подъехала машина. Из зала начала выходить толпа женщин, чтобы встретить гостью.

– Приехала! – вскочила Шахло из-за стола.

Это была она: светло-русая, нежная, добрая, высокого роста пухленькая девочка с зелеными глазами. Зелиха вспомнила слова ее бабки о том, что они очень похожи, и наконец убедилась в этом сама. Роза была словно младшая сестра Зелихи. Обнимая всех на своем пути, она глазами искала бабушку, которая ждала ее, раскинув руки и вытирая слезы со щек у дверей дома. Девочка растворилась в объятиях Марем. В обнимку они прошли в зал, а вслед за ними и все остальные. Весь вечер девочку окружали люди, ее усадили рядом с бабушкой, и каждый подкладывал что-то в ее тарелку. Позже в зал принесли цветы и подарки, подготовленные для гостьи родственниками ее покойной матери.

Зелиха впервые чувствовала жуткую усталость. Она была расстроена тем, как пышно встретили маленькую гостью, вспоминая день своего приезда домой. Она стояла лицом к кухонному комоду и запихивала в рот восточные сладости, пользуясь отсутствием Шахло. Так будет легче не уснуть, думала она, прикидывая количество посуды, которую нужно будет перемыть после чаепития. Чайный сервиз, а еще и редкой красоты и космической стоимости, мыть не так просто, как тарелки и приборы. Это почти ювелирная работа. А эти хрустальные тортницы весом с арбуз? Какое счастье, что на кухне две огромные раковины и целая полка, наполненная губками разных цветов и форм, а также ароматных средств, от которых посуда блестит и слышен тот самый скрип чистоты. Конечно, хрусталя в доме Зелихи не имелось, но она точно знала, что от парочки украденных флаконов здесь никто не обеднеет, да и к тому же как приятно будет мыть невзрачную посуду дома и сохранять мягкость рук с запахом горной лаванды.

Шахло тащит поднос с посудой, едва не поскользнувшись на проходе.

– Зелиха, протерла бы полы… – выдохнула она.

Девушки стали перебирать посуду от мусора, как за спиной раздался шум упавшей швабры. Испугавшись, обе обернулись и не поверили своим глазам. Подкатав рукава платья, Роза присела на карачки и стала тряпкой протирать полы.

– Не стоит утруждаться! – возразила Шахло, пытаясь забрать тряпку.

– Все нормально, – тихо сказала Роза, протерев лоб тыльной стороной ладони. – Будте осторожны с ними, пожалуйста, это подарок моей матери бабе, – кивнула она на чашки с изображением женщин и деревьев.

Перекинувшись взглядами, Шахло и Зелиха еще аккуратней стали сушить сервис.

– Роза?! – воскликнула тетя Марем, кинувшаяся на поиски внучки. – Это не твоя работа! Вставай немедленно! – поднимая девочку за руку, возмущалась она.

– Но, бабуля…

– В доме полно народу! Тут есть кому навести порядок! – Поняв, что девочка не торопится оставлять мытье полов, женщина пообещала ей, что поставит помогать своих снох, но лишь если Роза отправится отдыхать после долгой дороги.

Роза отжала тряпку и покинула кухню. Зелиха увидела кислое лицо Шахло.

– Что это было?

– Я не знаю, что это было, но мне страшно представить, что сейчас будет… – обреченно прошептала уставшая Шахло и была права.

Прежде чем на кухню зашла Зейнаб, вперед нее залетело полотенце, кинутое из коридора. Фыркая от возмущения, она быстрым движением завязывала платок на голове. Не сдержав своего гнева, младшая сноха накинулась на девушек:

– Вам за что платят, а? За то, чтобы члены семьи драили за вас кухню, а? Вы после этого надеетесь тут задержаться, а? – зашвыривая фрукты из вазы в коробку, бурчала она.

– А ну успокойся! – Медленным шагом зашла Саида с текущим по лицу от жары макияжем. – Они не виноваты, – начиная протирать вазы полотенцем, добавила она. В отражение Зелиха увидела палец у губ старшей снохи, требующий Зейнаб замолчать.

– Эта мышь начала играть в свои игры… – на родном языке, тихо сказала Саида. – Уже зал на ушах, как эта несчастная тут мыла полы, какой у нее иман, какая набожность… Это уметь надо устраивать такое представление… Ты недооцениваешь эту змею…

– Чувствую, нам долго придется терпеть эти унижения! – немного коряво также на родном ответила Зейнаб, которая пришла замуж из соседнего села, но не знала ни языка, ни традиций.

– Она не успела приехать, а ты уже унижена? Тебе надоело твое замужество? Или ты хочешь проиграть какой-то соплячке?

– Я хочу принять душ и лечь спать, а не торчать на кухне! Зачем нам две домработницы, если мы должны убираться сами?

– Не забывай, что ты младшая сноха, дорогуша! – покидая кухню, сказала Саида.

– Да-да, а точнее – жена наследника, – улыбнувшись, себе под нос шепнула Зейнаб.

Наконец-то в доме утихло. Шахло и Зелиха выключили везде свет и направились через двор в домик для прислуги. Открыв дверь, Зелиха вдохнула воздух, наполненный чистотой. Аромат дерева и кружащий голову простор. Шахло положила стопку постельного белоснежного белья на ее деревянную кровать со спинкой, обитой бархатом. Высушив лицо и ноги, Зелиха заползла под простыню, лицом уткнувшись в подушку. Это было волшебно! Сквозь приоткрытое окно прорывался летний прохладный ветер, мелкие капельки дождя начали нежно постукивать по стеклам. Шахло за тонкой стенкой уселась на молитвенный коврик, включив ночник. Зелиха рассматривала светлую деревянную обивку вокруг, белый тюль на окнах, еще пахнущую новизной мебель и представляла, как бы она была счастлива, будь у них такой дом. Казалось бы, ничего невозможного и это близко не тот дворец, в котором живет тетя Марем, но этот домик – место абсолютного покоя, красоты и уюта.

– Тебе ничего не нужно? – спросила Шахло, появившись в проходе в длинной ночной рубашке и с распущенными ниже пояса черными волосами.

– Вау! – восхитилась Зелиха. – Какие у тебя красивые волосы! – привстала с постели.

– Ой, – засмущалась Шахло, еще держа в руках расческу, – спасибо конечно! – улыбнулась она.

– Зачем ты их прячешь? Тебе же, наверное, днем очень жарко!

– На меня надели хиджаб в двенадцать лет, у нас в семье нельзя иначе.

– Надели? Или ты надела?

– Ну, изначально было сложно и непривычно… Хотелось, конечно, быть как другие девчонки, но сейчас я рада… – смущенно улыбнулась она, но не стала продолжать озвучивать свою мысль.

– Ты влюблена?

– Нет!

– В любом случае только что в твоих глазах были огоньки, либо я так сильно устала… – засмеялась Зелиха и натянула на себя пушистое белое одеяло.

Спустя несколько часов зазвенел будильник. И если его можно было выключить, то трясущую за плечо Шахло – нет. Она, как комар над ухом, жужжала что-то про дела, не понимая, что в такой постели и в такую рань не грех и поваляться.

– Ты сумасшедшая! – спросонья пробормотала Зелиха. – У меня глаза не открываются! Слиплись!

– Зелиха, мы не у себя дома, высыпаться не получится. Нам нужно работать! Давай вставай!

– В этом доме все держат пост и спят до обеда! Что такого, если мы выйдем на час позже?

– Нельзя! Вставай! Мы не все.

– Шахло, ты сумасшедшая…

– Вот бы тебя поднимать на утренний намаз, ты бы точно померла от недосыпа…

Зелиха, укутавшись в свитер Шахло, идет рядом, прижимаясь под зонтом. На улице тускло и туманно. Холодный ветер пронизывает насквозь.

– Несколько дней будут лить дожди! – чуть ли не кричит ей на ухо Шахло.

– Не придется подметать двор… – в ответ говорит Зелиха, прижимая руки к холодному носу.

Девушки засмеялись. Они зашли на кухню через дверь из сада, так как двери дома еще стояли закрытыми. Раковина была полна посуды. Шахло поднесла к носу один из стаканов и скривила лицо.

– Похоже на карвалол…

За кухонной дверью, ведущей в дом, слышится шум. Щелчок в замочной скважине – и перед ними появилась едва стоящая на ногах тетя Марем.

– Как вы сегодня рано, – потерянно сказала она и положила ключ от двери на шкаф, распахнув ее.

Девушки поздоровались и с непониманием взглянули друг на друга.

– Ты умеешь мерить давление, Зелиха? – обратилась к ней пожилая женщина, и Шахло немедля стала доставать аппарат с большой полки с медикаментами. – Я обратилась к Зелихе!.. Принесешь в мою комнату.

Застыв на секунду, Шахло недовольно опустила глаза и протянула аппарат девушке.

– Иди… Ей нужна именно ты…

В спальне Марем приглушенный свет. Об окна бьется дождь. Стойкий запах валерьянки напоминал медицинский кабинет в интернате. Девушка присела рядом на край кровати, где лежала женщина, и попросила ее руку.

– Оставь девочка. Это уже ничего не изменит…

– Вы себя плохо чувствуете?

Она грустно взглянула на Зелиху.

– Тебе нужны мои проблемы, дитя? – улыбнулась она.

– Ну не знаю… Приехала ваша внучка…

– Боль она моя… Головная и сердечная… Хотя о чем я… У меня душа болит… А моя внучка на всё отвечает: душу лечит только Всевышний, и если она болит, значит, у тебя с проблемы в отношениях с Ним… Ты ничего мне не хочешь рассказать, девочка?

Зелиха задумалась.

– Ну разве что ваши снохи не рады приезду Розы, если я не ошибаюсь.

– Злились, да?

– Очень… – улыбнулась Зелиха.

– Не пойму, что им сделала эта несчастная… Я смотрю за ними лучше, чем смотрела за своей покойной дочерью… – задумалась женщина. – После обеда, девочка, мы с тобой уедем, но не с Идрисом. Поможешь мне дойти, я сегодня как никогда слаба… – Марем опустила голову на подушку и, отвернувшись, закрыла глаза.

Зелиха тихо вышла из комнаты, по пути разглядев все фото на туалетном столике.

– Что там? – поинтересовалась Шахло, с нетерпением ждавшая возвращение девушки на кухню.

– Уснула…

– Сказала что-нибудь?

– Только что очень устала, и да, мне кажется, она заболела. В ее комнате пахло лекарствами.

– Пусть Аллах ей поможет… Слушай, Зелиха, ты мне ничего о себе не рассказала. Я-то толком и не знаю, кто ты, хотя мы уже и живем в одном доме.

– Я тебя понимаю, Шахло. – Зелиха запихивала полотенца в стиральную машину. – Ведь и я понятия не имею кто ты, хотя мне кажется, ты хороший человек.

– Надеюсь. А что ты хочешь знать?

– А что обо мне тебе интересно?

– Ну, откуда ты, семья?

– Я выросла в детском доме, я не знаю, кто я и откуда. Живу с душевнобольной мамой и сестрой, по выходным убираюсь, готовлю им еду, таскаю зарплату, где только смогу найти копейку. Так и живем.

– Прости… – Шахло остановила работу. – Это, наверное, прозвучало грубо с моей стороны… Я не хотела тебя обидеть.

– А с чего ты взяла, что ты меня обидела? Я еще понимаю, извинись ты после того, как приревновала меня к хозяйке дома или к водителю, а сейчас и вправду нет причин.

– Вовсе нет! – растерялась Шахло. – Я работаю тут давно и впервые услышала такую просьбу, вот и удивилась!

– Померить давление? – улыбнулась Зелиха. – Твоя очередь, рассказывай.

– Я приехала к дяде, который жил здесь и работал коневодом, – попыталась Шахло сделать голос веселее. – Моей семье очень нужны были деньги. Сначала ходила по домам мыла посуду, потом дядя привел меня сюда помогать на похоронах. Тетя Марем прогнала свою помощницу и предложила мне эту работу. Конечно же, я согласилась. Дядя после того, как продали всех лошадей, уехал, а я решила остаться, хотя родители звали меня домой, чтобы выдать замуж за богатого вдовца… Узнав о моей проблеме, тетя Марем подняла мне зарплату, так что мне разрешили работать дальше. Поэтому я очень преданна ей.

– Почему нельзя работать рядом со своей семьей?

– Там незамужней девушке сложно найти работу либо за нее платят очень маленькие деньги. Мы больше склонны создавать семью и заботиться о детях и муже.

– Ну так и здесь так же. Снохи тети Марем разве работают?

– Нет, но они берут большие деньги каждый месяц. Зачем им работать? – Шахло подошла поближе. – На них повесили столько недвижимости, что те только и успевают брать деньги за аренду.

– Хоть кому-то же должно везти в этой жизни, – заправляя утюг водой, уныло сказала Зелиха.

– А ещё, – полушепотом, – дочь Марем очень много переписала на мужа, – добавила Шахло. – И когда разгорается очередной скандал, ее сыновья требуют забрать всё у зятя, говоря, что он женился на их сестре только ради денег и после ее смерти не должен иметь никакого отношения к ее приданому.