Бот любит двоицу

– Ну, пап, пап, быстрее!

– Сейчас, сейчас.

Когда собака была настроена и включена, ребенок схватил поводок и рванул на прогулку с новым членом семьи. Но животное, не готовое к таким резким сменам положения, не шевельнулось и, натурально заскулив, повалилось на бок.

– Глупая, тупая собака! – заорал малыш.

Отец вытянул руки в молящимся движении, но талонорегистратор на ближайшем фонаре уже печатал голубой бланк и призывно пищал.

– Пааап, хочу, чтобы собака бегала. Почему тупая собака лежит?

Голубой лист увеличился в длину, и пока отец семейства успел добежать до талонарегистратора, тот уже выдал еще парочку квитков, потому что разъяренный малыш изо всех своих скудных сил пинал рободога маленькой ножкой.

“Удивительно, откуда в детях столько жестокости”. Покрасневший отец, с кучей голубых бланков на его имя со всей силы врезал парню по уху и тот залился горланистым ором и слезами. Девочки подростки язвительно прыснули. Виктор Николаевич смотрел вслед уходящей с пикника семье и думал о несчастном рободоге под мышкой несчастного отца и о несчастном ухе несчастного мальчика, который не переставал плакать.

Когда злосчастный пылесос вернулся домой, всё встало на свои места, и ритм жизни больше не вылетал в форс-мажорное окно. Виктор Николаевич всё таким же аккуратным почерком оформлял отчеты по бредовым и не очень изобретениям, тестировал и анализировал, распечатывал и упаковывал. С невероятным постоянством автошеф кормил мужчину пюре и рыбными котлетами каждую пятницу, овощным смузи и мясными биточками каждый понедельник и сырниками каждый вторник. За окном всегда было солнечно, вечерами всегда было прохладно, и на какой бы режим Виктор Николаевич не выставлял свое одеяло, одеяло жены было стабильно выставлено на противоположный.

Мужчина и сам точно не понял, в какой конкретно день этой рутины до него однозначно дошло, что ничего он не хотел сильнее, чем изобрести какое-нибудь чудо техники самостоятельно. Бесконечная лента голубых бланков, серьезных и не очень переработок, личные неудачи натолкнули его на мысль о том, что он страстно желает видеть собственное имя на штрафных листах об оскорблении авторских прав. Вереница неменяющихся снов, ночь за ночью приходили под его климатическое одеяло и приносили чувство триумфа и радости несостоявшемуся инженеру. Виктор Николаевич думал усердно, анализировал и сравнивал, но всё что у него получалось придумать, было в той или иной мере лишь переработкой или комбинацией уже существующих или отклоненных им же изобретений.

Однажды ночью ему приснилась сцена, разыгравшаяся в парке, где униженный отец надавал оплеух своему бестолковому отпрыску за оскорбление рободога. Она пришла к нему почти такая же, как и была на самом деле, только мальчик орал на собаку громче и злее, используя словечки, не подходящие его детскому лексикону. И отец, увитый голубыми талонами, как мумия, бил его жещще и остервенелее. И сестры хохотали громче и довольнее. И он сам, Виктор Николаевич, смеялся от души, удовлетворенный наказанием, а в какой-то момент даже захотел подойти к мальчишке и стукнуть по голове. Он не сделал этого, но внутренне был уверен, что никто бы его не осудил, а наоборот, даже сам отец наверняка бы пожал его большую руку, за то, что он ей внес весомую лепту в воспитание дитя.

Проснулся Виктор Николаевич недовольный, раньше будильника. Жена мирно спала на соседней подушке, издавая какие-то умилительные звуки, и мужчина долго смотрел на хорошо знакомое красивое лицо.

На зеленом циферблате числилось время: 5.43. Тихий проснулся за 17 минут до начала автодня, но спать больше не хотелось. Сон неприятным осадком осел на его душе. Маленький мальчик, маленький рободог и большой отец. Все они искренне ненавидели друг друга.

Мужчина тихо встал и подошел к талонорегистратору. Миниатюрный прибор был как-то связан с миллионами такими же как он, печатал на разных бланках, принимал разные бланки, всё анализировал и вносил куда-то в базу. В ту базу, которая синтезированным женским голосом встречала его каждое утро на работе и каждый вечер провожала оттуда же.

"А как бы вот так взять и покончить с этой злостью. Разорвать к черту эти голубые бланки и климатические одеяла. Глядишь и жизнь бы стала налаживаться”.

И тут произошло нечто. Виктор Николаевич в нерешительности замер, боясь спугнуть странное чувство. Что-то неминуемое, похожее на морскую волну, которую Тихий вживую видел только в детстве, накатывало огромной лапой на застывшую фигуру. Давно повзрослевший Витя едва ли смог наклонить голову, проверить – сухие ли коленки. Не сожрала ли его искусственная волна соленого моря на берегу созданного людьми оазиса.

Эта была идея. Он нащупал ее, пока еле уловимую, схватил и всеми силами старался не упустить. И даже подтащить к себе, развить мысль, закрепить в памяти. Мужчина метнулся к огромной глыбе стеклопакета, посмотрел на просыпающийся мир – на аккуратные, синтезированные деревья, на обреченные светофоры, на сотню маленьких талонорегистраторов, привинчинных то здесь, то там, готовых услужливо в любой момент наказать.

И идея сформировалась. Она показалась изобретателю в чем-то простой, но всё же, по-настоящему ГЕНИАЛЬНОЙ! Какие горизонты открывало его изобретение! Какие почести получал Виктор Николаевич в раздразненном воображении!

Не в силах ждать ни минуты, он схватил компьютер и записал кратко, насколько мог, идею, сформулировал цели, задачи, описал аудиторию, нашел с десяток плюсов и ни одного минуса.

За пару минут до будильника, Виктор Николаевич оформил письмо на приемную почту Робопатента и запрограммировал таймер отправить его в 8.01, как только он сам сядет за свое рабочее место.

Когда Александра Ивановна раскрыла голубые, полные неба, глаза, ее муж, гладко выбритый, хорошо пахнущий, с завязанным галстуком, стоял у Молли и выгружал румяные вторничные сырники.

На работу он спешил как никогда: перегнал старенький автороб на повороте, миновал несколько светофоров, встретил пару знакомых и искренне приветствовал их. Мужчина пришел на работу даже раньше, чем требовалось, и, когда на экране компьютера начался обратный отсчет, оставалось еще 15 минут до официального начала рабочего дня и того момента, как письмо автоматически найдет свое место в папке “Входящие”. Тихий, сгорая от нетерпения, успел вынести пару разгромных вердиктов одному никуда не годящемуся и одному в целом неплохому изобретениям, когда ящик наконец-то пополнился долгожданным письмом.

Он открыл его моментально, поставил отметку о прочтении, чтобы никто из других сотрудников не увидел его заявки, распечатал письмо, не читая, стал переписывать каллиграфическим почерком на листок и украсил его внизу жирной зеленой печатью. Ему было немного страшно, но он отнес письмо администратору. Дрожащая рука отпустила сложенный пополам и еще раз пополам листок.

– Тихий! – Администратор, рано поседевший мужчина лет сорока, строгими тонкими очками уставился на оробевшего мужчину. – Сколько раз я просил тебя, прекрати мять листы!

– О. прости… те. Я запомню.

Седой мужчина поцокал языком неоднозначно, развернул лист А4 и свернув его в трубочку, отправил по пневматической трубе наверх, в кабинет генерального директора Робопатента.

Виктор Николаевич толком не знал, какая судьба была у одобренных им и другими сотрудниками изобретений. Они отправлялись куда-то наверх, под силой невидимых мужчине пневматических сил и там, быть может, уже чья-то властная фигура недовольно морщится над его сложенным пополам листком и читает, читает, читает. О! Ну какой же бессердечный истукан его начальник, сколько можно читать, неужели не видно, что идея, которая посетила светлую голову офисного клерка инновационна и прорыва! Ее следует немедленно реализовать, пока кто-нибудь не украл, не утащил прямо из-под носа золотой шанс.

Виктор Николаевич осекся. Украл! А что если высокочтимый начальник Робопатента потому и помалкивает, что уже переписывает своим аккуратным почерком выверенные каракули Тихого.

Мужчина судорожно перепроверил личную почту, потом встал и провел некоторое время у кулера. Подышал у окна и снова сел в кресло. Обратный отсчет возобновился, призывая начать работать. Нечеловеческим усилием Виктор Николаевич открыл одно из пришедших ночью писем и начал переписывать его медленно, тщательно проверяя каждую букву – на деле же постоянно ошибаясь, неаккуратно замазывая ошибки тонкой кисточкой белого корректора.

Весь день прошел в нервном ожидании и, выходя из рабочего корпуса, Тихий ощутил острую грусть и отвращение ко всему, чем он занимается, ко всем людям вокруг него, к собственному дому и себе самому. Будучи уверенным, что кто-то другой уже пожинает плоды его, Виктора Николаевича, усилий, он поплелся домой медленным шаркающим шагом.

На полпути он понял, что место, которое он сам привык называть домом – было не тем местом, в которое ему сейчас хотелось бы вернуться. Строгий вид аккуратной жены, ее чертово одеяло, которое общий язык с кондиционером находит лучше чем с ним самим. Треклятый автошев и его вкусные, бесспорно, вечерние тефтели на пару с рисом и овощами.

Виктор Николаевич шел медленно, внимательно озираясь и думая о том, что каждый пиксель, из миллиарда окружавших его, должно быть кем-то придуман и запатентован. Кто-то получил в свое время лавры создателя: автор вот этой реалистично-переполненной рекламной панели, автор этого умного дорожного робота, создатель авторобов и автокаров. Последних он даже знал, филиалы и логотипы компании Boston Dynamics находились во всех городах, где пользовались их роботами общественного транспорта. Именно эти ребята когда-то убедили весь мир отказаться от устаревшей круглой формы колеса и заменить ее множественными ногами с микрозацепами и электромоторами. Теперь их авторобы, автокары, автоциклы и множество других авто-транспортных средств прошагивали мимо Тихого на своих устойчивых ножках, оснащенных пространственной стабилизацией. И всё же Виктора Николаевича начинало мутить, едва он заходил в эргономичный салон.

Разглядывая знакомый город, мужчина дошел до городского парка, который находился чуть поодаль от здания Техподдержки. Почти настоящий и шумный, он раскинулся на огромной площади и, без сомнения, был местом сосредоточения вечернего города. Всюду смеялись и пели, ругались и молчали сотни людей. У входа в парк находилась главная достопримечательность города, а возможно и всей страны, памятник Создателя. Вылитый из бронзалла, двенадцать метров в высоту, он в любое время суток собирал толпы туристов. Лицо Создателя всегда казалось Виктору Николаевичу печальным.

Первый робот, стоял тут же, слитый воедино со своим творцом, который держал руку на его металлическом плече и вместе они: Создатель и Создание смотрели куда-то вперед выпученными бронзаллическими шариками. Виктор Николаевич перевел взгляд на робота. Тот был ниже человека на несколько метров и на него никак не походил. Прямоугольная голова, бесполое тело, руки и ноги в суставах заканчивались и начинались снова через пару сантиметров. А в нечеловеческих ладонях робот держал целый мир.

В этом полом земном шаре, зажатым между огромными пальцами можно было сфотографироваться, забравшись по лестнице позади скульптуры. Люди охотно пользовались шансом и, совершенно точно, не хватит одной человеческой жизни, пусть даже и продленной, чтобы пересмотреть все фотографии с соответствующим хэштегом в глобальной сети.

Но Виктора Николаевича привело сюда кое-что другое. В самом низу, на подножии памятника, на ослепительной как солнце панели, были выбиты имена выдающихся создателей прошлого и настоящего. С тех самых пор, как первая модель робота сошла с конвейера, и эта скульптура заняла свое место, список постоянно рос. Он, тонкой лентой, опоясывал памятник по кругу, поднимался вверх и уже почти заезжал на ноги Создателя. Тихий, прочитал несколько имен – кого-то он знал хорошо, слышал в новостях и всё такое, кого-то помнил смутно, по учебникам истории, а о ком-то даже не имел представления. Были здесь и те, чьи имена он ежемесячно видел на голубых бланках.

Мужчина провел мягкими пальцами по свободному месту в конце списка. “Совсем немного осталось нам изобретать”. Здесь, рядом с этим бессмертным символом человеческой мысли, его собственная идея вдруг показалась ему не такой уж и великолепной. Ну, действительно, как он, обычный клерк, писака, может конкурировать с Лю Цинфэном – инженером, навсегда изменившим понятие “диагностика” и создавшим ИИ доктора. Или вот, например, Марк Олейник – основатель компании, выпустившей в продажу автошефа Молли 1.0. Нет… не здесь его место. Единственное место, которое он, Виктор Николаевич, может назвать заработанным по праву – это там, под одеялом, вечно настроенным не так, как у его жены.

Мужчина вдохнул полной грудью, как будто долго не дышал до этого. Развернулся к Создателю широкой, но не нужной в автоматизированном мире спиной и быстрым шагом, не оглядываясь, направился к дому.

Остаток недели прошел спокойно, без изменений. В воскресенье Тихий читал новости, которые не успел прочитать из-за работы, его жена смотрела робовизор, поливала и пересаживала цветы, которые очень любила. Виктору Николаевичу тоже нравилось большое число горшков расставленных по дому – комнатные растения напоминали ему о том, что он всё еще человек, живущий в гармонии с природой. Тем более зеленые питомцы не требовали большого количества сопроводительных гаджетов и обходились семье Тихого достаточно безболезненно.

Утро понедельника наступило как всегда – в 6 утра, под нагретым, и оттого, ставшим родным одеялом. А от родных очень тяжело уходить. Умывшись, сделав жидкую зарядку, позавтракав и одевшись, Виктор Николаевич вышел навстречу городу. Тот приветственно окатил его шумом авторобов, автокаров, сигналами сети и прочим техническим шумом.

– Виктор Николаевич, потрудитесь задержаться сегодня на работе на 2 минуты.

– Хорошо, хорошо, – отвечал он приятному голосу автоматизированной леди.

Компьютерное кресло скрипнуло и сдалось под упавшим на него весом, слегка опустилось. Виктор Николаевич сделал пару вдохов и придвинул клавиатуру ближе. Развернув непрекращающийся поток писем, среди которых несколько дней назад было и его собственное, мужчина начал откручивать список к началу. И тут он увидел это. Письмо, датированное прошлой субботой, украшенное необычной фиолетовой иконкой. Таких сообщений Виктор Николаевич никогда раньше не получал. Письма выше и ниже по списку уже открывались сотнями других работников Робопатента, но этот фиолетовый конвертик так и оставался нераспечатанным. Стрельнув глазами влево и вправо, мужчина навел нерешительной рукой безжизненный курсор на иконку электронного письма и щелкнул два раза. Услужливая сеть быстро подгрузила текст:

“Уважаемый Тихий Виктор Николаевич, ваша заявка получила одобрение от статиста Робопатента и была рассмотрена генеральным директором корпорации. Ваше собеседование назначено на понедельник 7 августа 12.00. Просьба не опаздывать. С уважением, генеральный директор Робопатента Томин Роберт Михайлович”.

Виктор Николаевич перечитал два раза. Потом отхлебнул воды из кулера и прочитал еще трижды. Всё было верно, ему не показалось, это не была зрительная галлюцинация или сон, как те, что мучали мужчину последние дни. Тихий был в этом уверен, он ущипнул себя несколько раз за руку, за мочку уха и даже за язык. Таймер услужливо увеличился на пять минут. Виктор Николаевич титаническим усилием воли заставил себя приступить к работе. Часы показывали ровно 8.15. Между мужчиной и встречей с главой Робопатента стояли авто-таблетница, умная машинка для стрижки волос, ИИ коробка передач, роболейка, робоножик, робопарик и куча других робовещей.

Виктор Николаевич писал и тестировал, тестировал и писал, остриг себе клок волос автоматической машинкой, ошпарился от роболейки (она сгорела прямо у него в руках). Проходя к кибпочте и обратно к рабочему месту, а затем, возвращаясь в альтернативном порядке, он только и думал о том моменте, когда его имя, имя Тихого В.Н. появится на бронзаллическом изваянии у ног самого известного в стране робота.

Так прошли три часа. Наступило время обеда, и Молли накормила всех работников корпорации наивкуснейшим куриным супом и макаронами с баклажанной котлетой. Еда была как настоящая, синтетики почти не чувствовалось и в какой-то момент Виктор Николаевич даже забыл о мечтаниях, которые всей силой пытался не пускать в свой разум. Пытался, но снова и снова терпел поражение.

И вот, сразу после обеда, едва сдерживая раскаленными нервами съеденное внутри себя, мужчина вошел в лифт и нажал на кнопку, которую ранее никогда не нажимал. Тихий ехал на самый верх.

Двадцать пятый этаж на первый взгляд не сильно отличался от всех остальных этажей в здании – много стекла, много металла. Виктор Николаевич сделал пару шагов вперед и остановился в стандартной нерешительности. В этот же момент прямо перед его перепуганным лицом появилась голограмма девушки:

– Виктор Николаевич, – сказала она слегка вопросительно, и мужчина с ужасом узнал в незнакомке голос автоледи, встречающей его каждое утро на пропускном пункте. – Вам назначено на 12.00. Спасибо, что пришли заранее. Идите по синей полосе.

Голограмма пропала, а под ногами посетителя загорелась синяя линия, петляющая по абсолютно пустому коридору. Кадык Виктора Николаевича нервно дернулся, за ним дернулась его левая нога, потом правая и снова левая. Так, шаг за шагом, неуверенно и медленно весь мужчина дошел по навигационной разметке до кабинета генерального. За столом его встретила девушка из голограммы. Она вежливо улыбнулась еле втиснувшимуся в дверь посетителю и сказала до одури знакомым голосом.

– Виктор Николаевич, присядьте, пожалуйста. Роберт Михайлович пригласит вас через несколько минут.

И она снова принялась за работу, полностью потеряв интерес к происходящему. Тихий влез в холодное неуютное кресло и подумал что, наверно, все кресла во всех кабинетах всех начальников в мире такие холодные и неудобные.

Девушка секретарь набирала что-то на лазерной клавиатуре, перебрасывала окна с одного монитора на другой легким касанием тонкого пальчика и совершенно не моргала. Виктор Николаевич смотрел на нее не отрывая глаз, по началу со стеснением, а после всё с большим и большим любопытством, понимая что перед ним не совсем обычная леди. Открывший было рот, чтобы задать неуместный, как и он сам вопрос, Тихий был сбит с мысли распахнувшейся дверью справа.

– Виктор Николаевич, – кукольные глаза синхронно с дверью устремились в сторону мужчины. – Вы можете пройти. Роберт Михайлович ждет.

Тихий никогда не видел начальника Робопатента вживую, поэтому первые несколько секунд не мог соотнести высокий статус своего босса с реальным человеком, читающим рабочие бумаги за большим столом. Ни дорогой костюм, ни приятное, гладко выбритое лицо, ни широкие глаза, ни прямой, с большими крыльями нос, ни тонкая полоса губ не напомнили ему человека обремененного властью. Но потом эти губы заговорили.

– Очень интересно… – пальцы медленно, раскрываясь веером, прокатились от одной стороны острого подбородка к другой. – Очень – очень интересно.

Виктор Николаевич не знал куда себя деть. В кабинете было два дивана, но оба они стояли в противоположной стороне кабинета, прямо у панорамного окна. Да и по большей части никто не предлагал горе-изобретателю присесть. Поэтому Тихий просто стоял посередине комнаты, с легким раболепным наклоном головы.

– Ну что, Виктор Николаевич, – Глава Робопатента впервые посмотрел на него, – признавайтесь, откуда вы украли идею своего изобретения?

Мужчина выпучил глаза, будто кто-то надавил на мягкое пузо.

– Ни… ни откуда, – выдавил он из себя не слишком уверенно. – Я сам … придумал.

– Прямо сам-сам? – Роберт Михайлович сощурил молодые глаза. – И придумали сами. И одобрили сами.

Виктор Николаевич почувствовал как краска заливает всё лицо и он превращается из обычного работяги в спелую помидорку.

– Ладно, не смущайтесь. – Босс хмыкнул. – Идея-то отличная!

– Правда?

– Правда-правда. – Тихий заметил, что начальник тяготеет к словесным повторениям. – Меня заинтересовал ваш проект. Расскажите о нем подробнее. Пожалуйста. Каким … – он помедлил. – Как бы вы его реализовали на физическом уровне?

– Ну. – Виктор Николаевич замялся. – Я думал, что может быть имеет смысл рядом с имеющимся устройством повесить новое, чтобы ассоциировалось, ну знаете, по-другому. Без негатива.

– Так-так, – Роберт Михайлович казался весь поглощен. – Продолжайте.

– Ну и, может даже звук другой сделать, чтобы не было так страшно, когда лист печатается.

– А может наоборот! – Босс вдруг подскочил со стула, обошел огромный стол так стремительно, что Виктор Николаевич со страху отступил на шаг. – Представьте как забавно будет получатся, ей Боту! Какая интрига, какое напряжение! – Роберт Михайлович присел на столешницу, – что же будет дальше – наказание или похвала?

И он засмеялся звонким, без примесей голосом. Тихий невольно хохотнул в ответ, лепеча невнятное “ну да, ну да” и нервным движением поправляя галстук.

– А позвольте спросить, Виктор Николаевич, как вам в голову пришла подобная идея? Только честно. – Он широко размахнул руки, будто готовился приобнять посетителя.

– Ну, просто. Я был в парке и увидел, как отец ругает ребенка за то, что тот не мог разобраться с рободогом. Мне показалось это жестоким.

– К рободогу? – На вытянутом лице директора появилась тонкая улыбка.

– К мальчику. К отцу. К людям.

– А ну да, ну да. Знаете, Виктор Николаевич. Всё это чрезвычайно интересно.

Тихий знал. Единственное, что он не знал так это куда деть собственные руки, и оттого болтал ими в разные стороны, перемещая из карманов вдоль линии брюк и обратно, собирая их в замок и пряча за спину. К счастью, как будто опомнившись, Роберт Михайлович подпрыгнул на крышке стола и стремительно направился к стоящему у панорамного окна дивану, увлекая за собой Виктора Николаевича.

– Ну, надо же, помилуй Бот, присаживайтесь, конечно, присаживайтесь и рассказывайте дальше.

– Да мне собственно больше и нечего рассказать. Я просто… придумал.

– Просто придумал! – Глава Робопатента пришел в настоящий экстаз. – Вы только подумайте, он просто придумал! Сонечка! – Заорал он в датчик сенсорных часов. – Кофе нам.

Виктор Николаевич больше любил чай, но возражать не стал. Прекрасная София принесла поднос с фарфоровыми чашками спустя 20 секунд после команды. Протискиваясь между диваном и кофейным столиком, мужчина был атакован последним прямо в мизинец.

– Чёрт! – Голубой бланк не заставил себя ждать. – Как? – Виктор Николаевич даже забыл о поражённом пальце. – Это же просто стол.

– Не просто, – Роберт Михайлович, как обычно улыбаясь, хлопнул по стеклянной крышке, и та поднялась на десяток сантиметров. Изумлённый Тихий покорно оторвал голубой листок и начал вчитываться в мелкий шрифт. – Как вы думаете, Виктор Николаевич, а вот почему бланки всё еще печатают на бумаге?

– Если честно я никогда не задумывался об этом.

– В этом и дело. – Глава Робопатента следил за тем, как грустно и медленно большая фигура возвращалась к столу, в этот раз аккуратно его обходя. – Люди любят бумажки. Что поделать. Вот вы только что сказали, что "просто придумали" ту свою идею. Разве это не странно? Десятки лет, сотни, да нет, тысячи разработок, прототипы. А мы так и не можем научить их, как вы там сказали, “просто придумывать”.

Тихий замер.

– Кого “их”? – Пролепетал он, то ли робея от неприятного предчувствия, то ли обжегшись от горячей кружки настоящего кофе. А нет сомнений, кофе был именно настоящим – такой Виктор Николаевич пробовал впервые.

– Как “кого”? Вот их, – и Роберт Михайлович длинным пальцем указал на беззаботно удаляющуюся из кабинета Сонечку. – Ах, какая прекрасная работа. Вижу-вижу ваше изумление, дорогой Виктор Николаевич. Ну а что вы хотели, в каком уж веке живем! – Он опять развел руками. – Мы научились делать разных роботов: круглых и квадратных, маленьких и больших, поваров и уборщиков. Ну, а человек – создание тщеславное. По образу и подобию, и всё такое. Ну как вам кофе?

– Кофе? прекрасно, да… это настоящее, правда?

– О, да вы знаток. Настоящее-настоящее, самое что ни на есть.

Но Виктор Николаевич не мог отойти от непонятного чувства, что та самая кружка, которую он сейчас держал в руках, пять минут назад была в тонких и аккуратных пальчиках молодой автоледи.

– Ну что, сейчас будут готовы бумаги, мы их подпишем и запустим вашу идею в производство.

– Как? – Тихий поперхнулся. – Уже?

– Ну, а зачем ждать? Я всё понял, мне ваша идея нравится, я думаю, она перспективна. Со своими коллегами я уже обсудил.

– Но ведь у меня даже нет прототипа.

– Весь прототип уже здесь, – и Роберт Михайлович постучал тонким пальцем по аккуратно выстриженному виску.