скачать книгу бесплатно
За маму помолись!».
«Осторожно, как будто зверушка…»
Осторожно, как будто зверушка
На охотника из темноты,
У заветных дверей побирушка
Смотрит в мир из дупла нищеты.
Целый вечер кафе-рестораны
Разгоняют на улице мрак,
Побирушку амбал из охраны
От дверей не прогонит никак.
Скажет ей: «Что, старуха – неймётся?
Что таращишься, как татарва?».
А она лишь в ответ улыбнётся:
«Жива».
«На куче навоза под сенью креста…»
На куче навоза под сенью креста.
Что с Иовом общего? Крест и проказа.
Но только проказа его-то чиста.
Моя же – зараза.
В провинции Уц не увидеть огня.
И к чистым в ночи не пускает привратник.
Возлюбленный Отче, отправь Ты меня
В любимый бомжатник.
Ты видишь, как сильно старается друг —
О пробку палёнки зубовный мой скрежет…
И Ты выпускаешь из ласковых рук:
«Никто здесь не держит».
«Я в добро верю, словно в расплату…»
Я в добро верю, словно в расплату.
Потому и хожу, как орёл.
Я сегодня подарок Пилату
Из-под чье-то полы приобрёл.
Извелась мелочишка в кармане
И ухмылка скреблась в бороде.
Я сегодня в каком-то дурмане
Непонятно разгуливал где.
Помню: ночью большое застолье,
К незнакомцу во тьме приставал,
Где-то видел огни да дреколье,
И кого-то в саду целовал.
А затем, плача, в каменоломню
Опускали кого-то гуртом.
А что было потом – я не помню,
Я не помню, что было потом.
Но, когда я домой ниоткуда
Возвращался в потёмках двором,
Меня тополь окликнул: «Иуда!».
И в руке прозвенел серебром.
«Чтоб всю ночь первоклассником прямо…»
Чтоб всю ночь первоклассником прямо
Не сидеть мне в троянском коне,
На крыло иудейского храма
Я поставлен был кем-то во сне.
И, когда вниз, подобная шорам,
С глаз упала вдруг чья-то рука,
С пацанячим щенячим задором
Я взглянул на весь мир свысока.
И морозом продрало по коже.
Трупы всюду клюёт вороньё.
И отпрянул я: «Что это, Боже?»
Был ответ: «Это сердце твоё».
«Я хотел бы в себе весь кошмар истребить…»
Я хотел бы в себе весь кошмар истребить,
Да к спине прилипает рубаха.
Для чего наделён я свободой любить,
Если я умираю от страха?
Я в раю Твоем яблоко спутал со злом.
Видишь, сколько внутри червоточин?
Я за кривду стою в темноте за углом
И мой нож очень остро наточен.
Я – как в тёмном шкафу своеволья скелет.
И в глазницах, как в омуте, мглисто.
Так, что, даже спустя целых тысячу лет,
Угадаешь Ты в них анархиста.
Пепел совести в сердце пустом застучал.
И я мщу, словно Тиль Уленшпигель.
Для того и свободою прежде венчал
Ты мою вековуху погибель.
«Все слова благородных кровей…»
Все слова благородных кровей
Не для басни кормить соловья —
А чтоб знать, что за смертью своей
Есть у каждого тайна своя.
Я, из мрака гуляя во тьму,
Там, где жизни прошёл карнавал,
Был свидетелем нынче тому,
Как бездетный старик умирал.
Там держала давно уж родня
Покрывала у пыльных зеркал.
Он совсем не заметил меня,
Он глазами кого-то искал.
Я стоял, безнадёгой заклят,
В полумраке прожив до седин,
И смотрел как пылал его взгляд,
Словно он умирал не один.
Словно мир становился тесней,
Словно руки да ноги вязал.
«Положите, – сказал, – вместе с ней».
Только с кем положить не сказал.
«Я уже так давно не расту…»
Я уже так давно не расту,
Что совсем покривился душой,
И не видно уже за версту
Моей детской надежды большой.
И печально глядит лилипут
Из-под ручки сухой в облака —
На Блефуску отчаянно ждут
От седого козла молока.
Если от облаков не сбежать,
Если в сердце гнезда не совью,
Дай, дружок, напоследок пожать
Комариную лапку твою.
Серёга Ветрогон
Мне память – что гурманам
Кумин и эстрагон,
В ней ходит атаманом
Серёга Ветрогон.
Сергей не за понюшку,
В моём большом дворе,
Легко пускает юшку
Сопливой детворе.
Люта у Ветрогона
Улыбка и слеза.
А на груди – корона,
На пальцах – два туза.
Кривит, как взрослый, губы,
Глотая самогон.
Хоть чёрту врежет в зубы
Серёга Ветрогон.
Со злой, у глаз, морщинкой,
По снегу, по траве,
С голодной рыщет финкой
В потёртом рукаве.
Мне память – как железо.
И как у зверя гон.
Слыхал я – из обреза
Застрелен Ветрогон.
Что сам он выбрал средство
Земной закончить путь.
Серёгу, словно детство,
Легко мне вспомянуть.
Ах, детство. В море мглистом
Ты камень бел-горюч.
Приехал я туристом
На монастырский ключ.
Вдруг в церкви на скамейке,
Под золотом икон,
В потрёпанной скуфейке…
«Серёга? Ветрогон?»
Сидел он, чуть сутулясь.
А прошлое текло.
Сказал: «Вы обманулись».
И посмотрел светло.
Там, где двое – во имя твоё
