Кто в тереме?

– Это да. Мать ни разу не приехала. Следователь говорил, что и позвонила-то всего один раз. Не думаю, что она на зону к ней будет ездить.

– Я к ней буду ездить… А то ведь совсем захряснет девка.

Бурлаков воззрился в немом изумлении. Дуня его невысказанный вопрос поняла.

– Мама меня поймет. Она простит.

Дуня по-прежнему говорила об умершей матери как о живой.

– А как Юля к этому отнесется?!

– Да, наверно, плохо отнесется… Она ее имени слышать не может. Но я все равно буду ездить. У Юли я есть, сестры есть, а у этой Киры – вообще никого.

То ли от сильного волнения, то ли воспринимая уже капитана как своего, она говорила, переходя то на общеупотребительный, то на свой собственный язык.

Бурлаков подумал: перестанут ли когда-нибудь женщины его удивлять? Вот и Лида. Зачем, собственно, пришла, кто ее заставлял? Учитывая их далеко не дружеское, не столь давнее общение…

Людмила Петровна уже у самой двери спохватилась:

– Вадим Сергеевич, а вы приходите к нам на чай!

Увидев изумление на его лице – засмущалась. Она уже успела по некоторым своим каналам узнать, что жена от капитана ушла.

– Ну, если наше приглашение не покажется вам нескромным

Ах, простота провинциальных нравов! В таком серьезном учреждении, да солидному человеку, при чинах, – вот так, с бухты-барахты!..

– Почему же нескромным… И к кому это – к вам?

– Ну, ко мне, конечно. Просто мы же с Лидией Федоровной в одном дворе живем, даже в одном доме. Я и привыкла: мы да мы! А у меня пирожки с тыквой – мировые получаются!

– У меня лучше! – не сдержалась Лида.

– Безусловно! – с жаром подтвердила Людмила Петровна.

* * *

Бурлаков не задержался с визитом, явился уже через неделю, на Татьянин день. Компания была в сборе: кроме Людмилы Петровны и Лиды, естественно, Людмила Ивановна и Зоя Васильевна. Пирожки и в самом деле были замечательные – и с тыквой, и с яблоками, и с мясом и капустой. Где чьи – никто не уточнял, налегали сообразно вкусам.

В возникшей паузе Людмила Ивановна обратилась к Зое Васильевне:

– Зайка, почитай стихи! Наверняка же что-то новенькое сочинила!

И пояснила Вадиму Сергеевичу:

– Она у нас темы из жизни берет. Как какая-нибудь история – так раз! – готово стихотворение!

Зоя Васильевна опасливо взглянула на Лиду.

– Про меня, что ли? – осведомилась Лидия Федоровна. – Давай, послушаем!

«День покатился по наезженной…» – начала Зоя и запнулась, и опять с опаской взглянула на Лиду.

– Да читай уже! – та досадливо махнула рукой.

День покатился по наезженной…

А где-то там, а где-то там —

Нарисовалась и забрезжила,

И устремилась по пятам

Негаданная и нежданная,

Некликанная и незванная,

Неотвратима – от незнания —

Твоя беда, твое страдание.

А ты, в неведеньи счастливом,

Работаешь на перспективу

И строишь планы на потом…

О веке грезя золотом

Кроишь недели, дни планируешь,

Минутами манипулируешь…

И может, только сердце слышит:

Тебе беда в затылок дышит!

Она с тобой – на юг и запад,

Чтобы обрушиться внезапно

В день, обозначенный судьбой,

И стать лицом к лицу с тобой,

Чтоб рядом быть с тех пор всегда…

Ты, обреченно и устало:

«Ничто беды не предвещало!» —

Кому-то скажешь иногда.

Лида встала и молча вышла из комнаты. Бурлаков укоризненно покачал головой.

– Ничего, ничего! – Сказала Людмила Петровна. – Пусть привыкает. Ей теперь с этой бедой жить, что ж теперь, весь век как с больной нянчиться?

Лида отсутствовала недолго, вернулась с бутылкой коньяка.

– Помянем Гарика, – сказала. – Царство ему небесное! А вам, Вадим Сергеевич, спасибо. Он там теперь будет лежать отомщенный.

– Да что я, – засмущался Бурлаков. – У меня такая работа. Подруг своих благодарите.

– Их я тысячу раз благодарила, и еще не раз поблагодарю.

…Расходились по домам в разные стороны. Сеял редкий снежок. Уходить с улицы не хотелось, воздух был изумительный, пахло соленым арбузом.

«День покатился по наезженной…» – твердил Бурлаков, шагая неторопливо к остановке.

Конец.

Для оформления книги использованы собственные фотографии автора.