скачать книгу бесплатно
Хорошо, что я научился зарабатывать.
Возле подъезда никого не было, я открыл кодовый замок и проскользнул внутрь. Кивнул консьержу. Дом у нас хороший, на охрану мы скидываемся. Ночь всё-таки время неспокойное. У полиции и Росгвардии сейчас полномочия огромные, но отчаянного или отчаявшегося народа хватает.
– В Комок ходил? – спросил консьерж.
Он уже пожилой мужик, под полтос, но крепкий. До Перемены служил в армии, но теперь армии сократили, потом пытался устроиться в полицию, но таких желающих много. Консьерж сидел за перегородкой и смотрел маленький телевизор, короткая дубинка лежала перед ним на столе.
– Ага, – сказал я без уточнений. Достал пачку сигарет и через окошко положил перед консьержем.
Тот расплылся в улыбке:
– Ого! «Соверен»! Я такие курить начинал, еще в школе учился… Сколько я тебе должен, Макс?
Он даже сделал движение, будто лезет в карман.
– Нисколько, Андреич. Подарок, – улыбнулся я.
С людьми надо поддерживать хорошие отношения, особенно если от них зависит твоя безопасность.
– Спасибо еще больше, – сказал консьерж, нюхая закрытую пачку. – Прям как в детство заглянул…
Лифт я вызывать не стал, это плохой тон – зря тратить электричество и ресурсы механизмов. Поднялся на четвертый этаж, позвонил в дверь.
Открыл, конечно, отец. Был он навеселе, но умеренно.
– Сына…
Я позволил себя обнять и даже поцеловал отца в небритую щеку.
Они у меня не алкоголики. Бытовые пьяницы. Ну а что делать пожилым людям, когда мир обрушился? Им уже под семьдесят, и ничего в жизни не светит.
– Кто там? – позвала из гостиной мама. Голос у нее был чуть громче, чем хотелось бы, и очень характерно вибрировал.
Отец виновато посмотрел на меня. Сказал:
– Мама… отдыхает.
Повернулся в глубину квартиры, крикнул:
– Это Максим! Продукты принес!
– Максимушка! Иди сюда! – позвала мама требовательно.
Пришлось идти. Я разулся, прошел по нашей большущей квартире, где стоял затхлый кисловатый запах. Мебель у родителей роскошная, наверное, ее всё еще можно хорошо продать – где сейчас в Москве купишь итальянскую мебель? На стенах висели картины, тоже не самые дешевые когда-то. Айвазовский и Поленов – это в хорошие времена было важно. Окна наглухо зашторены. Я подумал, что, когда в следующий раз найму людей убирать в доме, скажу, чтобы постирали все шторы.
Мама сидела перед телевизором, здоровенным, но тоже старым. Как раз перед Переменой сменили. И смотрела канал «Ностальгия», как делают все сбрендившие пенсы.
Шло телешоу, которого давным-давно не существовало. Веселый молодящийся ведущий расспрашивал маленькую девочку, кем она хочет стать. Девочка жеманно объясняла, что она уже и так звезда «Тик-Тока», а будет суперзвездой интернета. Смотреть на это было грустно, потому что никакого «Тик-Тока» давно нет, как и интернета. Если девочка выжила в Перемену, то ей трудновато было приспособиться.
Мать сидела в кресле, держа в руках красивый хрустальный бокал – тоже с прежних времен.
– Максимушка, – мама подставила щеку под поцелуй. – Будешь красненького? Тебе же можно немного вина, ты не за рулем?
В бокале была красная жидкость. Я знал, что это: разведенная сиропом водка. Мама делала вид, что это вино, но, может быть, она уже сама в это верила.
– Нет, спасибо, – сказал я. – Надо поработать. У меня… сессия.
Иногда мама думала, что я еще школьник. Чаще – что я учусь в институте, куда на самом деле так и не успел поступить. Порой, правда, у нее случались озарения, и она удивлялась: «Максимушка! Тебе же двадцать пять лет! Ты должен был уже закончить институт!»
Тогда я говорил, что учусь в аспирантуре, и мама успокаивалась.
Но в этот раз уточнять не пришлось, мама сразу закивала:
– Конечно. Не надо тебе пить. Это вредно. А учеба – очень важно. Из тебя выйдет прекрасный дипломат.
Смотреть на маму было грустно. Она никогда не любила косметику, но за собой следила. А последние годы лицо у нее стало обрюзгшее, как у всех пьяниц… да к черту, у всех хронических алкоголиков!
– Я пойду, мам, – сказал я.
– Ты принес картошку? – неожиданно спросила мама.
– Да.
– Извини, что попросили о такой мелочи…
Я мог бы объяснить, что пакет настоящей картошки нынче – совсем не мелочь. Куда дешевле был бы здоровенный отруб стейка из мраморной говядины, потому что говядину в Комке легко синтезируют, и она как настоящая, а с картошкой проблемы и за нее берут дорого. Есть и несколько простых вещей, которых вообще не продают, хоть ты их рэдками засыпь, только руками разводят.
Приятно думать, что пришельцы чего-то не могут, но мне кажется, они просто издеваются над людьми. Или дрессируют нас, чтобы люди совсем не перестали заниматься сельским хозяйством и всяким производством.
– Хочешь, я пожарю… – Мама попробовала встать, но у нее не получилось, она чуть не расплескала бокал. Я подхватил его и поставил на журнальный столик. – Ох, что-то я уже сплю… Заходи завтра, я пожарю.
– Конечно, мама, – ответил я.
И ушел, оставив ее смотреть по сотому разу веселое шоу из прежних времен. Канал «Ностальгия» не зря популярен, у них там и новости свои, с новым звуком, наложенным на старое видео, и шоу, и сериалы. Если не смотреть в окна, то кажется, что вокруг обычная хорошая жизнь, как в две тысячи двадцатом или двадцать втором, а из всех проблем – только эпидемии и «рост международной напряженности».
Отец ждал меня у дверей. Молча протянул банку пива.
– Оставь себе, – сказал я. – Настоящее, из Комка.
– Нам с матерью хватает водки с сиропом, – ответил отец. – Не стоит портить продукт.
Я подумал и забрал банку.
– Они их синтезируют? – спросил отец небрежно. – Или какие-то старые запасы?
В отличие от матери, он понимал, какой мир за окнами. Только делал вид, что тоже выжил из ума.
– Думаю, что синтезируют.
– Ты-то как?
– Нормально, пап.
– Спасибо, Максим.
Мне было очень неловко. Я спросил:
– Мама давно из дома не выходила?
Отец кивнул.
– Может, вам как-нибудь прогуляться? Я такси закажу. До парка и обратно. Или в ресторан. Такой маршрут придумаю, что она ничего странного не увидит.
– Думаешь, кольцо вместо Луны не заметит? – спросил отец устало.
Честно говоря, я думал, что не заметит. Или убедит себя, что не заметила. Но я не стал спорить.
– Ладно. Я еще подумаю. Вы это… держитесь.
Отец кивнул, и я вышел. Торопливо, как выходят из больницы, где очень долго умирает близкий человек.
Ну, оно ведь так и было.
Спустившись на пару этажей, я открыл дверь своей квартиры. Поставил пиво в холодильник.
Спать было рано.
Раньше, во времена интернета, можно было найти любое развлечение в сети. Потрепаться в чатах, поиграть в сетевуху, посмотреть кино. Сейчас с этим труднее.
Хотя компьютер у меня есть, куча старых игр и видео на дисках тоже. Если уж совсем по-олдовому – можно бумажную книгу почитать. Я себе натаскал из родительской квартиры, да и от прежних хозяев много чего осталось.
Еще можно выпить пива, помимо сегодняшней банки у меня была заначена еще одна.
В итоге я пошел в кабинет бывшего хозяина квартиры, где держал одежду, кое-какие припасы, а еще поставил турник, гири, параллетсы. Разделся до трусов и принялся качать пресс. Так, из упрямства, чтобы не заниматься фигней.
Тренироваться совсем не хотелось, и когда в дверь позвонили – я это занятие радостно прекратил. Набросил халат и пошел к дверям. В домофон не звонили, значит, это папа. Может, всё-таки решил выпить пива?
Я подумал, что с удовольствием выпью с ним по банке. Хотя, конечно, его сразу развезет, и он начнет вспоминать чудесные прежние годы…
Наверное, после визита к родителям у меня в голове что-то перемкнуло. Я даже в глазок не глянул. Сразу поднял засов и открыл.
Передо мной стояли жница Дарина и куколка Наська.
Я остолбенел.
Во-первых, от того, что консьерж меня не предупредил. Во-вторых, потому, что на дворе уже ночь, а ночью ни жницы, ни куколки не выходят. В-третьих, потому, что жители Гнезда вообще не ходят к людям в гости, ни днем, ни ночью.
Ну и, в довершение всего, они выглядели странно. У Дарины был порван рукав на левом плече – от локтя и до самой шеи. Кое-где чешуйки уже срослись, но в прорехе виднелась розовая незагорелая кожа, и это казалось очень неуместно. Контейнер с мутагенами Дарина поставила под дверь – наверное, даже жнице тяжело его таскать. Лицо было неподвижное, будто маска.
А Наська была перепачкана чем-то черным, особенно руки и лицо. Кровь или грязь? Или и то, и другое? Одного крокса не хватало, она стояла перекособоченная и тихо, беззвучно плакала.
– Ты сказал «заходи, если что», – произнесла Дарина. – Если что. Я зашла.
Она посмотрела на Наську и поправилась:
– Мы зашли.
Я отступил от двери, соображая, что же происходит. Спросил:
– А консьерж…
– Он уснул, – сказала жница. – Не волнуйся. С ним всё будет в порядке.
Дарина вошла, толкая куколку перед собой, потом втянула контейнер. Закрыла дверь, даже с засовом сама справилась. Снова посмотрела на меня.
– Мне надо идти. Можно, чтобы Наська побыла у тебя?
– Что случилось? – спросил я наконец.
Наська начала всхлипывать громче.
– Гнездо убито, – сказала Дарина. – Я пойду. Надо понять, что произошло. Можно оставить девочку у тебя, в безопасности?
Я ошарашенно потряс головой.
Что?
Гнездо убито?
В центре Москвы убили две сотни Измененных?
– Максим, можно…
– Да замолчи! – прикрикнул я, соображая, что делать. – Так… сейчас… стойте здесь!
Я метнулся в свой «спортивный кабинет». Торопливо натянул свежие джинсы, рубашку. Открыл сейф и достал макаров. Разрешения на ношение оружия у меня не было, но я не идиот – выходить ночью без ствола. Лучше пусть оштрафуют.
Застегивая кобуру под мышкой, я вернулся к двери. Набросил ветровку. Сказал:
– Наську мы оставим, но не у меня. Я пойду с тобой.
– Ты со мной не пойдешь, – покачала головой Дарина.
– А спорим, пойду? – спросил я. – Спорим, ты на это и надеялась, когда сюда шла? Иначе придумала бы, где куколку оставить.
Дарина сдалась сразу.
Конечно же, она на это надеялась.
