скачать книгу бесплатно
Он потянулся к бутылке, но остановил руку.
– Десяток бомбардировщиков справился бы за день. А так… двадцать тысяч добровольцев на планету с полумиллионным населением. Правда, у нас были тяжелые танки, они и проутюжили всю их армию. Такую же скороспелую, как наша. Все взрослые мужчины Хаарана… с дрянным оружием в руках. Осталось четыреста тысяч. Женщины и дети.
Томми передернул голыми плечами.
– Эта сука… прославленный подручный самого Лемака… полковник Штаф… – Голос Дача неожиданно дрогнул. – Он согнал гражданских в концлагеря… импровизированные. Стадион, полный женщин и ребятишек, пустырь, обнесенный колючкой под током и полный детей… Они шли, как овцы. Ожидали сортировки и ссылки. Он собрал их вместе, Томми! Понимаешь? Было бы легче по домам… поодиночке. Но часть бы ушла, сообразила. Заселен был лишь один материк, голая степь, не спрячешься, но часть бы ушла.
– Выпей, – тихо сказал юноша.
– Мы тянули три дня. Ждали военных кораблей… террор-группы с их газами и вирусами, просто бомбардировщики. Потом Штаф собрал офицеров… у меня было временное лейтенантское звание. И сказал, что придется работать самим.
– Выпей, Дач.
Кей глотнул.
– Многие отказались. Очень многие. Наотрез. Их посадили в транспорты и отправили обратно. Все долетели. Потом им дали ордена, этот сраный «Клинок огня» второй степени. Все честно. Осталась половина, даже меньше. Те, кто понимал – надо. Девять тысяч. Мы прикинули – по сорок четыре на каждого. И по четыре десятых. – Он засмеялся нелепым, чуть пьяным смехом. – Подростков твоего возраста были готовы убивать все. Женщин, как ни странно, тоже. Труднее оказалось с детьми. Я первый сказал, что смогу. И добавил, что корь в прошлом году убила в десять раз больше детей, чем мы, при всем желании, сумеем. Вот и заслужил… прозвище. Имен в газетах не было, цензура бдила. Но слова лейтенанта, «который стал корью», гуляли по страницам долго. Как алкарис узнал имя, почему запомнил – не знаю.
– Это было нужно, Кей? Убивать всех?
– Со стратегической точки зрения – уже нет. Инфраструктуру планеты мы развалили, трудоспособных мужчин перемололи броней. Эти ошалевшие женщины и ревущие детишки алкарисам подмогой бы не стали. А вот с политической… не знаю. Ты хочешь слушать дальше?
Томми едва уловимо заколебался:
– Да… пожалуй.
– В моей группе было девять солдат. Нам досталась гимназия, где держали полтысячи учеников. От шести до шестнадцати. Они трое суток провели в спортзале, спали вповалку, ели какую-то дрянь, постоянная очередь в единственный туалет, от которого несло на весь зал. В первый день, как сказали охранники, они еще пели песни, школьные гимны… потом перестали. Мы зашли, и я сказал, что всех отпускают по домам. Чтобы выходили поодиночке, расписывались в журнале и запомнили гнев Императора на всю жизнь. Они сразу ожили и загалдели. Я стоял во дворе с лазерником «Старый Боб», с тех пор ненавижу эту модель. Вечер, полутьма. Дети выходили, я стрелял со спины. Ни шума, ни крови… лишь волосы на затылке дымились. Двое наших оттаскивали трупы за угол, на пустырь. Через полминуты – следующий. Так – трое… Потом я попросил смену, и ребята, эти вчерашние фермеры, которые верили в Долг, но шли как на собственную казнь, вдруг легко согласились. Минут пять я блевал в учительской, потом умылся и пошел таскать тела. Знаешь, что я увидел? Эти два недоумка, которые первого пацана несли как спящего сына, сейчас выкладывали на бетоне телами слово «ГРЕЙ». Я надавал им по морде, решил, что с перепугу нажрались наркотика. Вроде бы помогло. Потом пошел в зал, где было еще шесть рядовых.
Мне стало совсем не по себе. Нет, они не били детей, не запугивали, не насиловали девчонок постарше. Просто над ними, мучениками-добровольцами, вдруг стал витать веселый энтузиазм. «Мальчик, пропусти девочку вперед! Будь вежлив!», «Малыш, ты сам домой доберешься? Правда? Ну, иди…» Все были как обколотые, все. Рыжий толстяк, который рыдал по дороге и говорил, что у него самого двое детей и зря он согласился, студентик, что с утра не вылезал из сортира – нервный понос его прохватил. Все – пьяные. От крови, смерти, власти. А то, что власть над детьми, их сводило с ума еще больше. Тогда я понял – чем беззащитнее жертва, тем слаще это чувство. На их примере понял. Я-то начал убивать, еще когда сам был ходячей соплей…
– Кей, не надо. – Томми вдруг коснулся его плеча. – Перестань, не рассказывай. Тебе плохо от этого.
Дач смотрел на его руку долго и с удивлением. Потом покачал головой:
– Я закончу. Я снова пошел на выход, взял винтовку, стал ждать. Вышел мальчик лет восьми – и обернулся. Словно почувствовал что-то. Посмотрел на меня и сказал: «Не надо!»
– Так ты ему крикнул «Не смотри»?
– Хотел крикнуть… Парень, студентик, который вел мальчика по коридору, схватил его за плечи и закричал: «Стреляй щенка!»
– И ты…
– Выстрелил, – сухо сказал Кей.
– Все-таки ты дерьмо.
– Что-то подобное мне сказали в штабе. Правда, по другому поводу – когда я доложил, что после выполнения задания вся группа погибла в засаде. На проверки не было времени. Мне не поверили, но ничего выяснять не стали.
– И что, засада была?
– Из одного человека. А теперь иди и дай мне спокойно разобраться с бутылкой.
Пожав плечами, Томми вышел.
10
– Честно говоря, мне все равно, кого придется убить, – сказал Кей. Томми, не прекращая намазывать джемом тост, искоса посмотрел на него:
– А мне – нет.
– Понимаю. Но добраться до Ван Кертиса куда сложнее, чем до Императора. Так что можешь расслабиться.
Юноша хмыкнул, пожимая плечами. Спросил:
– А что, другого выхода нет?
– Видимо, нет. Алкарис посчитал планы твоего отца вполне реальными. Он действительно способен вывести часть людей в иные вселенные. Грею после этого конец, но и всей Империи – тоже. А еще алкарис считает, что Грея можно уничтожить.
– Верю. – Томми налил себе кофе. Посмотрел в широкое, на всю стену маленькой столовой, окно. На улице было пасмурно и тихо – Джиенах просыпался поздно.
– Если бы ты был Кертисом-старшим, то отказался бы от затеи с «Линией Грез» после смерти Грея?
– Я бы вообще ее не начинал. Свалил бы сразу. – Томми улыбнулся, на мгновение превращаясь в молодого человека с обложки журнала мод. – На фиг надо.
Дач помолчал. Томми, казалось, даже не помнил о их ночном разговоре. И сейчас его ничто не удивляло.
– Знаешь, ты иногда напоминаешь мне силикоидов. Спокойствием.
– Тогда уж клаконцев.
– Это ты зря. Они очень эмоциональны… просто их эмоции трудно понять.
– Тебе виднее. У тебя-то тоже реакции нестандартные.
Дач подавил желание влепить парню оплеуху. Слишком давно начался у них такой стиль общения, чтобы стоило его менять. Вначале он даже был рад – когда затаенный страх у мальчишки уступил место равнодушной иронии.
Потом стало поздно.
– Ты понимаешь, что я сказал?
– Что хочешь шлепнуть Императора. Но ты вроде всегда этого хотел.
– Теперь я перейду к делу.
– Будешь брать дворец штурмом?
– Нет. Через месяц – Преклонение Ниц.
Томми потянулся за салфеткой. Заметил:
– Императора, кажется, убивали раз пять. Хочешь быть шестым, забывшим об аТане?
– Я помню о нем всегда, мальчик. Это моя проблема, как ты когда-то сказал. Верно?
– Ага. – Томми поднялся. – Твой кофе остыл. Я пойду?
– Завтра мы вылетаем… на Таури или Эндорию – еще не знаю. Ты со мной?
– Конечно. Можно подключиться к игровой сети? Сегодня в виртуалке четвертьфинал «Властителей».
– Дьявол. – Кей встал, хватая Томми за руку. – Для тебя что, беготня по электронным лабиринтам важнее жизни?
– Одно другому не мешает.
– Томми, мы сейчас говорили о том, что даже в замысле карается смертью. Все, теперь мы смертники! Понимаешь? У нас нет шансов, абсолютно нет! Я просто не вижу для себя иного выхода, кроме как попытаться. Я всегда воевал за человечество, пусть оно меня не слишком-то и любило. Тебе встревать не обязательно, ты даже можешь вернуться к Кертису, он простит. Но ты соглашаешься сдохнуть и идешь махать мечом в несуществующем мире! Томми, что с тобой?
Юноша пожал плечами. Дач вдруг почувствовал себя старым, очень старым, впервые за прожитые полвека. Древним идиотом, умеющим убивать и разговаривать на языках чужих рас. И не понимающим единственного человека, пацана, вместе с которым собирается умереть.
– Дач, я просто люблю играть. Вот и все. Что мне теперь, сидеть и переживать, что нас шлепнет охрана Грея?
Томми смотрел на Кея, и на мгновение тот узнал в нем Артура. На какой-то миг они стали похожи не только внешне – мальчик, которого он вел на Грааль, и мальчик, убивший Кея на Каилисе.
– Иди, – Дач отпустил его руку, – воюй. Мне надо нанести пару визитов и обновить пропуск. Кстати, хочешь объясню, почему на орбитальных базах запрещено играть?
– Да.
– Как я говорил – потому что в любой игре можно победить.
– Ну и?.. – В голосе Томми вдруг дрогнула жалобная детская нотка.
– Что ты делаешь, когда тебя в игре сбивают или полосуют на кусочки?
– Перегружаюсь и иду по-новой.
– Вот именно. К этому быстро привыкаешь. Веришь, что смерть обратима…
– Она и так обратима.
– …и всегда можно начать заново. Вместо ярости остается азарт. Вместо ненависти – честолюбие. Вместо страха – обида. Ты можешь быть асом в лучшем пилотажном симуляторе, но грохнешь свой корабль на первой же посадке. Можешь быть снайпером лучше мршанцев, но не подстрелишь врага даже из интеллектуальника. Ни один профессионал не играет в игры.
– Значит, я любитель…
– На твоей майке, Томми, написано «Большая игра – Смерть!». Это не так. Большая игра – это жизнь. Скажи, что будет, если я войду с тобой в виртуалку, в этот ваш долбаный лабиринт с монстрами?
– Профессионалам запрещено, – быстро ответил Томми.
– Правильно. И не потому, что я займу первое место, – там слишком много непонятного для меня. Но игру вам испорчу. Я там стану жить. А жизнь такая грязная штука, что все скользкие огнедышащие монстры, о которых ты взахлеб рассказываешь по утрам, покажутся тебе милыми и добродушными. Иди играй. Но помни – не во всех играх побеждаешь… Черт, это в тебе, наверное, от Арти осталось. Бесконечный аТан. Но он-то понял в конце концов…
Кей вышел быстро, не дав Томми ответить.
Часть вторая
Ванда Каховски
1
– Беленной неведомо понятие добра и зла. Беря за точку отсчета мораль иных рас или даже различных социальных групп людей, мы получим результаты столь разные, что критерии будут утрачены полностью. Этично ли уничтожение слабых индивидуумов? Да, с точки зрения булрати или общества Кииты. Этично ли уничтожение потенциально разумных инопланетных видов? Да, с точки зрения всех рас, кроме Алкари и Псилона.
Мы встали перед проблемой общей морали с того момента, как человечество начало галактическую экспансию и утратило единство. Ни церковь Единой Воли – в силу своей синтетичности, ни власть Императора – в силу неизбежной гибкости правления не способны дать людям коллективные моральные ценности. Самым печальным является то, что любая попытка ввести в социум единую этическую систему явится причиной его развала, так как изменения в психологии жителей разных планет зашли слишком далеко…
Кей, откинувшись в кресле, слушал негромкий голос корабля. Хорошо поставленный и не несущий ни капли эмоций. Когда в рубку вошел Томми, он лишь мимоходом посмотрел на него.
– Идеальным решением проблемы морали явилось бы такое общество, где каждый индивидуум станет абсолютно независимым от других и сможет действовать в соответствии со своими представлениями о добре и зле. Подобный мир был бы, вероятно, чудовищен с точки зрения любого внешнего наблюдателя. К счастью, это невозможно, так как потребует, по сути, создания миллиардов вселенных – для каждого разумного организма.
Нынешнее положение дел облегчается разнообразием социальных структур и развитием межзвездных перевозок. Любой трудоспособный человек способен оплатить перелет в импонирующий ему мир. Закон Империи о свободе миграции, один из немногих реально действующих, дает ему юридическое право на такой поступок. Однако сам факт существования выбраковочных комиссий на Киите или традиция ранних браков на Культхосе выглядят аморальными с точки зрения других колоний, порождая напряжение и конфликты, подобные Таурийско-Ротанскому противостоянию. Еще более сложная ситуация возникает в тех случаях, когда в конфликт вступают иные расы. Трагедия Хаарана, закончившаяся чудовищной по масштабам и жестокости бойней беззащитных граждан Империи, поставила этот вопрос со всей очевидностью.
Остается признать – если какое-то чудо не даст людям, а в идеале и чужим, универсальных законов этики, рост напряженности будет продолжаться. Пройдут десятки или сотни лет, и социальный антагонизм колоний разорвет Империю.
Отбросив детали, могу сказать – я веду речь о пришествии Бога. Только сверхсила, непостижимая для понимания, способна стать тем авторитетом, перед которым склонится человеческий индивидуализм. Замена понятия «Бог» понятием «Воля» стала отражением нашей разобщенности. Пора вернуться к истокам и почувствовать страх перед небом.
Дач засмеялся. Сказал, обращаясь к Томми:
– Страх перед небом – это правильно. Это полезно.
– Что ты слушал?
– Ярлык! – скомандовал Кей.
– Академик Имперского института социальных проблем Николай Левин. Статья в «Ежедневном Имперском дайджесте» от семнадцатого мая пятьсот шестидесятого года. Последующие публикации…
– Хватит. Забавно, Томми? Среди бульварной мути в ежедневнике проскакивает статья на социальные темы. А потом дублируется две сотни раз по всей Империи.
– Кертис?
– Да. Твой отец готовит почву для «Линии Грез». Еще месяца два, и он объявит, что проблемы Империи решены. Можно получить свой мир… под свою мораль.
– Ясно. Дач, а ты сам совсем не хочешь «Линии Грез»?
Кей заколебался:
– Хочу. Только идиот может отказываться от исполнения желаний. Но это слишком большой подарок для чужих – уйти из Вселенной. Я бы все время вспоминал наш мир, который остался за спиной.
– Я тоже.
– Врешь ведь, – равнодушно сказал Кей. – У тебя нет никаких чувств к реальности – ни любви, ни ненависти. Ты пошел со мной, а не с Кертисом только потому, что роль копии клона слишком уж незавидная. Даже Артур, воспитанный Кертисом как сын, ничего, по сути, не значит. Ты был бы еще более беспомощен. Так, ходячая ошибка, напоминание о давней неудаче.
– Ну и что? Все равно мне жилось бы куда лучше, чем под твоим присмотром.
– Конечно. Но ты ведь пошел со мной.
