скачать книгу бесплатно
Тут я сразу вспоминаю свои муки при принятии этого решения, а потом и утаённый от Миши откат, полученный в цеху. Наверно, Бригадир в чём-то прав. Правда, мне непонятно, где должна проходить граница этой умеренности.
– А насчёт вашей идеи, – между тем продолжает Сан Саныч, – скажу, что вы всё делаете правильно. Рад, что техническая интеллигенция умнеет прямо на глазах. Если ваша первая конструкция будет удачной, то вы в будущем вполне можете делать что-то в таком же духе и для других заказчиков. Может, потом и работа в загибающемся КБ будет тебе уже не нужна.
– Оборонку не брошу, – упёрто заявляю я. – Хочу делать серьёзные вещи, а не разные поделки.
– Возможно, ты и прав, – с прежней задумчивостью замечает он. – По-хорошему, заниматься надо тем, что тебе нравится. Я вот в каждый дом, который мы строим, и в каждую квартиру, которую мы ремонтируем, стараюсь душу вложить. Всегда думаю, что там будут жить живые люди. Возможно, поэтому у нас от заказчиков отбоя нет. Вот и раскручиваемся понемногу в своих малых предприятиях.
– А постоянно падающий рубль?
– Так мы авансы сразу же на валютные счёта переводим, в зелень. А доллар – он и в Африке доллар! Конечно, это к сожалению. Обидно мне за наш рубль, да и за государство в целом. Понимаешь, привык я жить в великой стране и ничего с этим не могу поделать!
– Я тоже к этому привык.
– Я как-то тебе говорил о своей уверенности в том, что всё ещё вернётся. Только это возвращение величия нужно делать собственным трудом. И это будет труд таких людей, как ты. Ты – идеалист, но для дела это полезно, ведь компромиссы хороши только в дипломатии.
Опять слушаю и удивляюсь его мудрым рассуждениям, речи, её оборотам… Интересно, как он со своими работягами разговаривает? Не уверен, что так же, но, судя по тому, что работа идёт успешно, они его понимают.
– Мне понравились ваши с твоим другом планы, – налив ещё по рюмке, снова начинает говорить Бригадир. – Если ваша лестница удастся, то готов вас привлекать и в будущем, когда возникнет такая необходимость. И, кстати, совет: держите деньги в зелени. Лучше лишний раз в обменник сбегать, чем в один прекрасный момент, когда всё обесценится, остаться ни с чем. Сам же видишь, какая сейчас жизнь.
– Вижу… – вздыхаю я, при этом думая, что перемены в условиях существования людей привели к изменению их взглядов, воспитанных у нашего поколения советской властью. – Мой друг Михаил тоже сильно переживает о наступлении времени, когда все наши прежние идеалы в одночасье стали ненужными.
– При последних коммунистах особых идеалов у нас уже не было! – с оттенком досады одёргивает меня мой собеседник. – Просто в то время, как я уже тебе говорил, во всём чувствовалась стабильность, к которой мы привыкли. Мы знали, что государство нам обеспечивает бесплатную медицину и образование, какую-никакую работу, жильё… А сейчас власти нам только много обещают, но ничего гарантировать не в состоянии. Считается, что каждый человек, даже старый и немощный, должен думать о себе сам. Это принципиальное отличие того, что есть, от того, что было. С одной стороны, конечно, такая позиция воспитывает в людях самостоятельность, но с другой – все мы оказались в положении брошенных на глубину, не умея плавать. Они там, на верху, считают: если захочешь – плавать научишься и выплывешь, а не научишься – никто о тебе жалеть не станет.
Слушаю его рассуждения и вспоминаю свои мысли на эту тему. О многих вещах мы одинаково думаем!
– А насчёт прежних идеалов могу тебе высказать своё мнение. Эти прекрасные идеалы были созданы коммунистами-романтиками, которые приучили страну в них верить, но потом пришедшие к власти коммунисты-прагматики своими действиями заставили людей разувериться в нарисованных ранее прекрасных замках. Многие уже десять-пятнадцать лет назад, потеряв эту веру, стали искать возможность жить хоть и в рамках существующего в стране порядка, но немного по-другому. Я был одним из таких, за что и поплатился сроком, так что из социализма шагнул в капитализм уже подготовленный, а вот ты с твоим другом только сейчас начинаете осваивать новую для вас жизнь. Скажешь, я не прав?
– Прав, конечно… – и я вздыхаю. – И правильно ты сказал, что мы умнеем.
– Вот и умнейте! Привыкайте к новым правилам игры. А игра нынче идёт на выживание.
* * *
Все детали будущей лестницы изготовлены. Меня очень беспокоило, как мы будем вывозить их с территории нашего режимного предприятия, ведь во время тотальной неоплаты труда в нашем КБ охрана продолжает свирепствовать, рассматривая всех и каждого чуть ли не через лупу. Однако люди из цеха преодолели эту проблему за вполне разумные деньги. Как не вспомнить слова Сан Саныча о том, что во властных структурах достаточно помахать долларовыми купюрами, чтобы решить свой вопрос. Конечно, охрана не является властью, но, видно, ей об этом просто забыли сказать. В конце концов всё железо было привезено в уже почти завершённый коттедж, где мы с Мишей в течение нескольких вечеров и выходных всё собрали. Результат нас впечатлил. Даже я, человек, спроектировавший эту винтовую лестницу, не ожидал, что она получится такой симпатичной. На прочность своё изделие тоже проверили и убедились в его надёжности. Сан Саныч походил по самой лестнице, вокруг неё, поцокал языком, усмехнулся и сказал, что, пожалуй, пригласит ещё пару своих заказчиков сюда на экскурсию. На мой вопрос, значит ли это, что мы должны вскоре ждать новых заказов, ответил утвердительно. Мы с моим соисполнителем тогда переглянулись и решили, не забегая вперёд, обсудить дальнейшие действия чуть позже, когда получим следующую заявку. Расчёт за все труды превысил мои скромные ожидания. Деньги были распределены между всеми исполнителями, то есть мной, Михаилом и цехом. Начало показалось нам неплохим.
В следующее воскресенье меня позвали посмотреть ещё один почти построенный загородный дом в одном из дачных посёлков. Увидев результат нашего совместного труда, владелец строения пожелал вписать в него то же самое.
Когда мы подъезжаем к участку на старых «Жигулях» Бригадира, мне сразу бросается в глаза потрясающая безвкусица будущей постройки и мелькает мысль, что вряд ли это строили Сан Саныч и его люди. Налицо попытка придать будущему зданию вид какого-то средневекового замка с двумя башенками, с которыми архитектурно совершенно не вяжется всё остальное. Видно, Бригадир правильно оценивает бросаемые мной взгляды.
– Всё понимаю, – усмехается он, сосредоточенно объезжая лужи на дороге. – Самому тошно на это смотреть, но хозяин, как известно, – барин. Проект был сделан им самим, и нам пришлось ему следовать.
– Кто-то из новых русских?
– Ну да. Мальчишка без образования лет тридцати, в своё время сильно поднявшийся на поставках в ларьки тушёнки, а теперь занимающийся такими же поставками рыбы. Мне он неприятен, но зарабатывать надо, невзирая на человеческие антипатии.
Въезжаем во двор. Около постройки рядом со стоящим тут же «Мерседесом» прохаживается сильно оплывший молодой человек с солидным животиком, уже наваливающимся на джинсы. Его непонятный, но фирменный пиджак по своему цвету со штанами также не монтируется, как и башенки с коттеджем.
– Привет, – здоровается он с нами, не протягивая руки. Потом, глядя на Сан Саныча, небрежно кивает на меня: – Этот?
– Да. Это Павел, конструктор лестницы, которую вы видели, – тон сказанного вежливый, уважительный, но с холодком.
Оценивающе смерив меня взглядом, хозяин коттеджа снова кивает, теперь уже на дверь:
– Пошли!
Его подчёркнутое пренебрежение сильно раздражает, но правильно было сказано ещё в машине, что зарабатывать надо вне зависимости от отношения к заказчику. Я уже понял, что винтовые лестницы надо вписывать в обе башенки, и сейчас меня беспокоит только одно – можно ли будет при этом обойтись одним проектом. Не хотелось бы делать одну и ту же работу дважды.
Моя догадка подтвердилась, и вот я ползаю по башенкам с рулеткой, снимая размеры. Кажется, мне повезло. Сантиметры и даже миллиметры в обеих совпадают в точности.
– Ну что, сделаешь? – снова не обращаясь ко мне по имени, спрашивает хозяин.
– Сделаю, – пожимаю я плечами, прикинув, что ранее сделанные чертежи можно будет немного подкорректировать, изменив в них размеры. – Только мне надо будет сюда ещё пару раз приехать, если потребуется что-то уточнить.
– Это ты с ним договаривайся, – теперь раздражающий меня юнец кивает на Сан Саныча. – Некогда мне тут с вами возиться.
– Ты, Паша, когда надумаешь, скажи, и мы съездим, – спокойно соглашается Бригадир.
– Ну всё! – решает хозяин коттеджа и собирается садиться в машину.
Про авансирование на работу не сказано ни слова! И тут от накопившегося раздражения меня прорывает. Прекрасно помню, какие условия мне поставили в цеху насчёт аванса и как потом я размер этого аванса скорректировал, пригрозив обратиться за производством в другое место. Решаю действовать здесь так же.
– Ну что ж, когда будет выплачен аванс, я начну работать, – с максимальным спокойствием сообщаю я и поворачиваюсь к Сан Санычу. – Думаю, можно тоже ехать.
– Ты что, совсем борзый? – подходит ко мне возможный заказчик. Его какие-то блёклые глаза просто сверлят меня. – Я сначала посмотрю, что ты там наворотишь, а уж потом буду решать, нужно ли мне это.
– Значит, заранее будем считать, что не нужно и мы не договорились, – и первым иду к «Жигулям».
Ясно, что при таком подходе можно и без оплаты остаться, но своей смелости даже я сам удивился.
– Погоди! – он неожиданно даёт задний ход. – Сколько ты хочешь?
– Надо всё посчитать, – сухо объявляю я, открывая дверцу.
– Хорошо. Посчитаешь и через него передашь, – звучит как приказ, и снова следует кивок в сторону Сан Саныча без упоминания его имени.
– Я тебе уже говорил, что ты на ходу подмётки рвёшь, – усмехается Бригадир, когда мы уже выезжаем из посёлка. – Не ожидал я от тебя такой прыти. Он, как оказалось, тоже – вот ты его и сломал.
– Очень неприятный мальчик, – констатирую я.
– Что ж делать, если для жизни надо зарабатывать, где только можно. Хозяева в солидном возрасте, имеющие советское воспитание, как правило, более адекватные люди, а вот такие пацанчики – это вообще бывает страшно, – старательно растолковывает мне попутчик. – Они едва немного заработали, так сразу же теряют чувство реальности и думают, что схватили Бога за бороду. С ними вообще надо поосторожнее.
– Ну, как получилось, так получилось. Считаю, что неплохо. А я сегодня же прикину, сколько будут стоить работа и изготовление, и на ближайшей тренировке тебе передам расчёт.
* * *
Сейчас можно с уверенностью констатировать, что наша жизнь начала меняться к лучшему. Наше с Мишей предприятие, которому дано название «Меткон» – «Металлические конструкции», – могло бы начать работать вполне успешно, но новая договорённость на конструирование винтовых лестниц идёт снова мимо него, то есть без перечисления безналичных денег. Авансировать и рассчитываться заказчик будет наличкой. Мы с моим другом долго спорили, кто из нас в этой фирме будет исполнять обязанности директора. Я всячески отпихивался от предложения Михаила возглавить новое дело, но в конце концов уступил давлению. Сам он, окончив бухгалтерские курсы, взял на себя функции бухгалтера. Возможно, всё сделано правильно, ведь так получилось, что осмотр будущего объекта установки нашего изделия делаю я и я же договариваюсь о финансовых условиях и сроках. Правда, меня, не привыкшего административно руководить, спасает только то, что штат в новой фирме всего два человека – мы с Мишей. То есть исполнителей тоже всего два. Я разрабатываю конструкцию в целом, он уже понемногу помогает вычерчивать те детали, на которые у меня не остаётся времени. Собирать лестницы тоже планируем вдвоём.
В одну из суббот Миша и его Нина повезли меня прилично одеться. Полученные за первую нашу лестницу деньги сделали такой шаг возможным. Во избежание всяких неприятных неожиданностей вещевой рынок для покупок выбрали специально не тот, где работает моя бывшая жена. За два часа хождения по разным контейнерам с импортным тряпьём и утомительных примерок в антисанитарных условиях мне был подобран достойный наряд в количестве целых двух комплектов. Благодаря Нине всё это выглядит вполне соответствующе времени и даже с претензией на респектабельность. Потом поехали ко мне домой и там покупки обмыли. Теперь на работу я прихожу в виде, который мне кажется элегантным до неприличия.
Правда, франтить скоро будет не перед кем – из нашего КБ люди потихоньку разбегаются. Очень грустно наблюдать знакомый конструкторский зал почти пустым, ведь вместо сорока двух человек теперь здесь работают только двенадцать, из которых лишь трое являются такими же, как и мы с Мишей, энтузиастами, не желающими бросать дело своей жизни и, чтобы его как-то двигать дальше, вынужденными вечерами подрабатывать, кто где может. Администрация предприятия не в состоянии нам сказать, когда наш труд по госзаказу будет снова оплачиваться. Пассивная часть оставшегося контингента приходит на работу неизвестно для чего и всё время просто просиживает, болтая и охая по поводу нынешней жизни или занимаясь неизвестно чем и только других расхолаживая.
Вообще, несмотря на успехи в подработке для возможности хоть как-то жить, поводов для глобального оптимизма мало. Вчера мы похоронили нашего Василия Петровича, который, как и собирался, покинул своё предприятие вперёд ногами. Нет, он не умер на рабочем месте, а банально стал жертвой малолетних наркоманов, напавших на него в его же парадной. Почти всё так же, как и тогда со мной. Очень жалко этого замечательного мужика. С ним было комфортно работать, он от многих отличался надёжностью практически во всём.
Сидим с начальником в кабинете и обсуждаем ситуацию, сложившуюся в отделе.
– К сожалению, Павлуха, тебе придётся взять на себя ещё и наследство Петровича, – со вздохом сообщает Миша.
– Это я уже понял, – киваю я и вздыхаю. – Только что мы будем делать с нашей внеклассной работой?
– Сейчас бы Ромкины мозги очень пригодились, – бормочет мой друг, – но чего нет, того нет.
Мысль ко мне приходит совсем неожиданно.
– А если попробовать пристегнуть кого-нибудь из отдела к нашим лестницам? Естественно, не бесплатно. Тут возможны варианты… Можно нагрузить этих людей нашей дополнительной работой, и тогда я смогу полностью сосредоточиться на производственных заказах – своём и Петровича. Либо я занимаюсь лестницами и по-прежнему решаю глобальные проблемы обеих наших конструкций по госзаказам, а всю мелкую работу выполняют привлечённые нами люди.
– Второй вариант мне нравится больше, – замечает начальник.
– Наверно, ты прав. Он позволит мне контролировать оба процесса.
– Хорошо, а кого мы привлечём? Почти все толковые разбежались, остались те, на кого трудно положиться, или возрастные… Правда, среди тех, кто работал под Петровичем, тоже ещё остались толковые и… тоже возрастные, – вздыхает Михаил.
О людях, работавших под началом покойного Василия Петровича, я знаю мало, но трое моих сотрудниц, которые, как мне кажется, ещё сохранили тягу к работе и даже некоторый энтузиазм, – женщины возрастом за пятьдесят.
– Может сто?ит поговорить с кем-нибудь? – начальник вопросительно смотрит на меня. – Только давай вместе, ведь тебе с ними дальше дело делать! Согласятся – хорошо, а нет – это уже будет их трудностями.
– Тогда давай говорить прямо сегодня и одновременно со всеми.
– Со всеми – это с кем? Вообще со всем оставшимся коллективом? – он уточняет с некоторым напряжением.
– Ну да…
– Думаю, это плохая идея. Мы сами должны выбрать себе партнёров для будущих работ, а уж потом можно будет что-то объяснять всем остальным.
Действительно, Михаил администратор гораздо лучше меня. Он во всём прав! Сначала надо сделать свой выбор нам, а уже потом ставить остальных перед фактом.
– Согласен!
* * *
Предварительно выбрав себе для дальнейшей работы пятерых нынешних сотрудниц со старой закалкой и заручившись на это их согласием, решили созвать общее собрание отдела, чтобы всё объяснить честно, без недомолвок. Народ собрался с явным напряжением, ведь после всех дурных новостей от администрации КБ ничего хорошего от начальника отдела никто уже не ждёт. Есть напряжение и у нас с Михаилом, поскольку мы примерно догадываемся, что будет после нашей информации.
– Товарищи, – встав, начальник отдела обводит взглядом всех собравшихся, – мы собрали вас, чтобы объявить о некоторых изменениях в нашей с вами жизни. Вы сами знаете, что зарплату нам сейчас не платят и в ближайшем будущем выплаты тоже не предвидятся. У предприятия огромные долги, а наши заказчики постоянно говорят об отсутствии у них денег для оплаты ими заказанного всем организациям, работающим по их заданиям, и платят они лишь тем, кто для них сегодня важнее. К слову, долги предприятия – это наша с вами зарплата, ну и оплата коммунальных услуг, то есть свет, вода, тепло, не говоря уже про оплату услуг смежников. Могу вам также сказать, что если бы заказчики с нами рассчитались, то этой суммы вполне могло бы хватить на оплату почти всего, что КБ задолжало.
Люди слушают сосредоточенно, кажется, даже никто не дышит.
– Уверен, что в ближайшее время ждать денег не сто?ит, но они могут появиться, если наше КБ сможет доказать заказчикам свою нужность для размещения у нас их работ в будущем. Считаю, что заставить заказчика развернуться к нам лицом мы можем только одним способом – выполнением поставленных им задач в срок. Поэтому сейчас каждый из нас должен сделать для себя выбор: хочет ли он спасти предприятие или ему всё равно, что с ним будет, лишь бы урвать своё, а там – хоть трава не расти.
Михаил делает паузу и снова обводит взглядом сидящих перед ним людей. Я, вглядываясь в их лица, тоже пытаюсь определить, какой отклик у них находят слова начальника отдела.
– Однако вынужден констатировать, что при таком положении нашего КБ, оставшиеся здесь сотрудники как бы разделились на две неравные части, – продолжает он. – Одна, малочисленная, продолжает старательно выполнять госзаказ, считая это своим долгом перед предприятием и страной, где все мы живём. Другая – большинство – заняла позицию: «Вы мне сначала заплатите, а потом уж и работу требуйте». Ведь так?
Среди Мишиных слушателей проходит негромкий ропот и слышен тихий возглас: «А как вы ещё хотели?»
– Повторяю, всем нам пора для себя сделать однозначный выбор, – говорит Михаил, предварительно бросив взгляд в тот угол, откуда донеслись эти слова, – будем ли мы стараться спасти наше КБ или пассивно ждать, когда какой-то дядя решит все наши проблемы. При этом под спасением КБ я понимаю обязательное завершение конструирования наших изделий, чтобы было что предъявить заказчикам.
Завершив своё выступление, начальник садится.
– А почему вы, Михаил Александрович, считаете, что мы тут все сразу должны броситься решать проблемы, которые создали не мы? – встаёт одна из наших сотрудниц, никогда не отличавшаяся служебным рвением, но зато весьма активная на разных собраниях. – Пусть их решают те, кто их создал! Верно я говорю, девочки? – раздаётся одобрительный гул. – Лично я, – продолжает выступающая, – работать бесплатно отказываюсь. Увольняться я тоже не собираюсь. Вот буду приходить на своё рабочее место и либо книжки читать, либо носки вязать. А потом ещё и в суд на эту контору подам, чтобы выплатили то, что обязаны. Вот так вам!
Последнее явно относится к нам с Михаилом, поскольку мы сидим перед всеми.
– Другие тоже так думают? – задаёт провокационный вопрос начальник отдела.
Раздаются возгласы, поддерживающие только что выступившую сотрудницу. Машинально сканирую аудиторию. Те, с кем мы накануне разговаривали, явно не с ней, поскольку молчат. Это радует.
– Ну что ж, тогда хочу сделать некоторое объявление, – начальник делает паузу и, снова встав, продолжает: – В связи со сложившимся в отделе положением и понимая необходимость выполнения госзаказа мы с Павлом Сергеевичем, – он кивает в мою сторону, – приняли решение создать группу сотрудников, которая справится с такой задачей. Эти люди будут поддерживаться материально, то есть получать за свою работу деньги. Где мы их будем брать – это наши с Павлом Сергеевичем проблемы, которые, надеюсь, будут решены. Список тех, кто будет так работать, я сейчас зачитаю.
Пять заранее подготовленных фамилий зачитываются просто в гробовой тишине.
– А остальные? – вопрос звучит неожиданно хрипло, и поэтому непонятно, кто его задал, но, кажется, это был Григорий Алексеевич Назаров, являющийся не только конструктором в нашем отделе, но и по совместительству заместителем председателя профкома предприятия. Судя по его отношению к работе, этот мужик, похоже, раз и навсегда решил, что ему платят деньги за его общественные дела.
– Остальные? – переспрашивает Михаил. – Остальным мне предложить нечего, кроме полной свободы от всех обязанностей. Можете приходить на работу или вообще не приходить сюда, но заданий вам никаких даваться не будет. Если хотите, берите отпуск за свой счёт или вообще увольняйтесь, поскольку в обозримом будущем никакой зарплаты не предвидится.
Последнее было сказано с излишней резкостью, поэтому начался ожидаемый скандал. В возгласах наших сотрудников о нас с Мишей прозвучало много нового, но это пришлось выслушать.
– Послушайте, вы, оба! – в конце концов, взрываясь, обращается к нам как к руководству отдела Григорий Алексеевич. – Запомните, здесь не может быть частной лавочки, которую вы хотите организовать. Все мы находимся на государственном предприятии и не позволим вам творить беззаконие! Я напишу жалобу в администрацию и в профком! Попляшете у меня!
Глядя в лицо выступающего и видя, как он чуть не брызгает слюнями, стараюсь не засмеяться. Уж очень забавно выглядит его откровенное бешенство. Даже не знаю, следует ли нам отвечать на этот спич.
– Вы и не только вы можете писать куда угодно и сколько угодно. На уже принятые решения это влияния не окажет, – сухо реагирует начальник и подводит итог: – Короче, всё, что мы хотели вам сказать, уже сказано. Собрание окончено.
* * *
За неделю, которая прошла с момента собрания, наши дела сильно двинулись вперёд. Получив от нас небольшой аванс, пятеро наших сотрудниц весьма активно взялись за работу. А через два дня после собрания мы с Мишей были вызваны к руководству. Мы сразу же поняли, что Назаров, этот самый профсоюзный деятель, на нас нажаловался. Заранее обсудили, кто и что будет говорить, и пришли к выводу, что открывать источник финансирования мы не станем и сами поставим перед директором вопрос: хочет ли он, чтобы разрабатываемые по государственным договорам изделия были завершены. Действительно, в главном кабинете предприятия перед нами была положена написанная от руки жалоба на произвол администрации подразделения, которая «превращает государственную структуру в частную лавочку». От нас потребовали объяснений. Отвечали мы так, как и договаривались перед походом, а когда задали свой жёсткий вопрос, нужно ли выполнять условия госзаказа даже в условиях отсутствия финансирования, директор откровенно заюлил и сказал, что это надо делать, не нарушая закона. Пришлось задать второй вопрос – в чём усматривается нарушение. Ответа не последовало, а вместо него он стал говорить, что не хочет портить отношения с профкомом. Тогда я спросил, что ему важнее – выполнение госпрограммы или отношения с каким-то профкомом. Заодно напомнил, что являюсь ведущим конструктором, то есть ответственным за исполнение, по крайней мере одного из двух изделий, конструируемых в отделе, и не хочу марать перед заказчиком, где меня хорошо знают, своё доброе имя. Возможно, последние мои слова по причине своей резкости стали решающими. Ответом был взмах руки, символизирующий, что мы можем идти. Вообще у меня сложилось странное впечатление о прошедшем разговоре. Похоже, директор не очень заинтересован в нашей работе.
Рано мы с Мишей выдохнули, вернувшись с победой от директора. Утром в пятницу ко мне быстрым шагом, блестя очками, подходит Анна Викторовна, одна из тех пятерых сотрудниц, кто теперь работает в особых условиях.
– Вот полюбуйтесь, Пал Сергеич, – и на мой стол ложатся несколько чертежей деталей изделий по госзаказу, разрисованных поверх цветными фломастерами. Ими же сделаны абсолютно похабные матерные надписи печатными буквами. – Это вообще как называется?
Немолодая женщина пышет праведным гневом, а мне и ответить ей нечего.
– Ну что я могу сказать? – наконец выдавливаю я. – Это реакция на нашу работу тех, кто не с нами, – и показываю ей на стул: – Да вы садитесь!
– Но с этим же надо что-то делать! – выпаливает она, но садится. – Я готова понять их обиду, но уничтожать чужую работу…
– Анна Викторовна, вы пока успокойтесь, – прошу я её. – Прямо сейчас тихонько передайте остальным нашим, что сегодня в конце рабочего дня мы всё готовое перенесём в кабинет к Михаилу Александровичу. А за выходные мы с ним постараемся что-нибудь придумать.
– С готовым мне понятно, а с тем, что не до конца готово? – не успокаивается она.
