скачать книгу бесплатно
– О, благодарю вас, благородные и добрые господа, что сжалились над сиротинушкой! – поклонился Виталик. И застонал:
– Проклятые выходные! Чёртовы ролики! Ролики – и вообще коньки – это моё больное место. Вернее, я весь теперь – одно сплошное больное место. Ну, пойду, поползу на своё рабочее место. Пока вы наслаждаетесь тут жизненными благами.
– Ты совсем не изменился после встречи с Вероникой, – неодобрительно сказала ему вслед Наташа.
– Это значит, что всё складывается как надо, – обернулся Виталик. – Когда совместная жизнь меняет людей, то разве ж это жизнь? Это какая-то бесконечная и мучительная пластическая операция души.
* * *
Если Дом Мёртвого Хозяина регулировал свою температуру лучше любого устройства климат-контроля, то недостроенное здание на окраине Санкт-Петербурга, в котором помещались некоторые не самые секретные шемоборские лаборатории, похвастаться таким умением не могло. Особенно тяжко приходилось запертому в одиночной подвальной камере Дмитрию Маркину.
Ни сквозняка, ни ветерка. От жары потрескалась даже кафельная плитка на полу в туалете. Душевую закрыли, и оттуда по ночам слышится неприятный клёкот. Вода из крана льётся тёплая и ржавая. Пить её можно только закрыв глаза.
Невидимая стена в коридоре надёжно охраняет выход. Раз в день, ранним утром, Эрикссон убирает её и позволяет пленнику выйти на поверхность и подышать настоящим воздухом. Наверное, можно было бы убежать, воспользовавшись моментом. Но спустя час необъяснимая сила загоняет несчастного обратно в камеру.
Но сегодня не было даже прогулки. Ковыряя ложкой безвкусную серую кашу, Дмитрий Олегович представлял блестящие подносы, фарфоровую посуду, витающий над тарелками аромат жареного мяса, сдобренного приправами. «Скатерть белая залита вином». Да, в сущности, сгодился бы и портвейн, чтобы горло промочить.
Эрикссон возник в углу камеры неожиданно, как всегда, но бывший ученик успел краем глаза заметить какое-то движение, и, обернувшись, увидел, что образ учителя складывается у него на глазах из маленьких разноцветных точек. Последний мазок плюхнулся на рукав – и Ингвар как будто ожил, превратился из голографического изображения в почти настоящего человека.
Казалось, что жара утомила даже мёртвого шемобора: во всяком случае, задания, которые он давал своему подмастерью в последнее время, с каждым разом становились всё однообразнее и скучнее.
– Ну что. Очередной талантливый, но непокорный коллега двинул кони? – ухмыльнулся Дмитрий Олегович, и бодро отодвинул тарелку в сторону. – И мне нужно придумать, как сделать его посмертное существование максимально невыносимым?
– Хорош мерзавец, – сказал куда-то в сторону Эрикссон, – сам отделался лёгким испугом и пожизненной каторгой, а с каким удовольствием обрекает на адские муки тех, кто провинился меньше, чем он сам!
– Начальник, а за что прогулка-то отменилась? – строптиво спросил пленник. – Я вроде хорошо злодействовал.
– Моя бы воля – я бы тебе и завтраки с ужинами отменил. Но, – Эрикссон поднял глаза вверх, – те, кто стоит выше меня, полагают, что так ты быстро скопытишься. А прогулка не отменилась, нет. Она у тебя нынче долгой выйдет.
Следует напомнить, что зелёные хвосты – тайный шемоборский отдел по борьбе с должностными преступлениями – не только занимаются измышлением наказаний для провинившихся сотрудников, но и предотвращают то, что пока ещё можно предотвратить.
– Дельце пустяковое, – сказал Эрикссон, – не надорвёшься. Угодил в ловушку один блистательный работник – не чета тебе, злобному завистливому мальчишке, подбросившему отраву своему учителю. Блистательного работника надо выручать. Это сделаешь ты.
– А что ж это он, такой изумруд яхонтовый, угодил в ловушку, из которой даже я его смогу вытащить? Я у вас вроде бы хожу в неудачниках и двоечниках. Или ветер переменился?
– Не переменился! – оборвал Эрикссон. – Он – внутри ловушки. Ты будешь – снаружи. И ты, мой друг, никогда, никогда в такую ловушку не попадёшь. Но не потому, что ты умнее. Ум тут вообще ни при чём.
– А что причём?
– Сердце причём. У тебя его нет. Вернее, есть, но ты им не пользуешься.
– Шемоборчик втюрился? – ухмыльнулся Дмитрий Олегович. – Бедный зайка. Ему отказали, да? И он, весь такой с разбитым сердцем, не может толком работать? И я должен объяснить бедолажечке…
– Если бы ему отказали! Если бы! Наоборот! Наш бедный коллега угодил в ловушку, имя которой – иллюзия счастливой семейной жизни, – делая ударение на каждом слове, почти прокаркал Эрикссон. – Он увяз в этой иллюзии, и сам старательно её поддерживает.
– Ну и пусть поддерживает, если такой дурак. Лишь бы работал.
– Так в том-то и дело, дружок, в том-то и дело. Он не работает. Вернее, работает – но на себя, а не на нас. Уже пятерых носителей упустил. Почём зря занимает квадрат! Ведь остальные кураторы видят его и ребят своих туда не посылают. И только мы с тобой знаем правду.
– Да? И что мне делать с этой правдой? Влюблённые логических доводов не приемлют. Скрутить парня и силой отвезти на другой край света? Или прикончить его возлю…
– Напоминаю, – казённым голосом прогнусавил Эрикссон, – что функционируя в интересах второй ступени, ты не имеешь права причинять материальный вред живым людям.
Дмитрий Олегович почувствовал, как нагревается охранная цепочка у него на шее.
– Твоя задача – выкопать из земли талант нашего заблудшего коллеги. Уж что-что, а разрушать чужие иллюзии ты умеешь. Ну, что расселся? Собирайся, раб!
– Скажите, а в тех местах, ну, куда вы меня отправляете на долгосрочную прогулку – там так же жарко, как здесь? Или, может быть, в этих благословенных землях иногда идут дожди? Или даже снега?
– Ага. А также случаются цунами, землетрясения и падения с неба кусков раскалённой лавы.
– И как некоторые в таких условиях умудряются сохранять свои иллюзии? Значит, вертолёт уже подан и стоит у дверей? Я готов.
– Вертолё-от ему. Гонять ещё из-за тебя ценную технику. Далеко ехать не придётся. Остановишь на шоссе маршрутку – через полчаса будешь на месте. Устроишься где-нибудь – тогда и получишь дальнейшие указания.
– За что ж вы так Петербург-то ненавидите? – покачал головой бывший ученик.
– Это ты его ненавидишь. А я успел полюбить. Вот и тебе подыскиваю задания рядом.
– У Джорджа можно поселиться? Или обязательно нужно найти клоповник с тараканами и мокрицами, чтобы осознать всю свою ничтожность?
– Я мог бы поймать тебя на слове и сказать – ищи клоповник. Но мне важно, чтобы ты справился с задачей. Мне это очень важно. Поэтому, так и быть, селись у своего Хозяина Места. Заодно будет, где от мунговских Бойцов укрыться.
Дмитрий Олегович вспомнил последнюю встречу с грозными старушками Гусевыми. Что-то с каждым разом ему всё труднее и труднее от них ускользнуть. Как бы на этот раз не влипнуть. Ай, ладно. Он вскочил на ноги. Лишь бы вырваться на свободу, а там – вокзал, багажный вагон, Владивосток, Япония, Аляска…
– Я тебя везде найду, – осклабился Эрикссон. – Постой, постой… Ты что, собрался ехать в город в пижаме?
Дмитрий Олегович взглянул на себя и зажмурился. Когда сидишь несколько месяцев взаперти, как-то перестаёшь обращать внимание на такие мелочи, как приличная одежда. Единственный свой выходной костюм – уже не слишком белую рубашку и порядком истрепавшиеся джинсы – он как раз перед завтраком выстирал, потому что вода из-под крана в туалете полилась вдруг не ржавая, а вполне прозрачная, и пленник решил не упускать редкую возможность.
– У вас тут на верхних этажах найдётся, должно быть, средство для сушки одежды? – заискивающе спросил он.
– У нас вся одежда, равно как и верхние этажи, соткана из иллюзий. Мы и сушим её исключительно силой мысли. Сядь на место, неудачник.
– Послушайте, послушайте, нет! – топнул ногой Дмитрий Олегович. – Я могу и в пижаме. То есть, я вполне… Если вдуматься…
– Я, наверное, не рассказывал тебе, – улыбнулся Эрикссон, – забыл. Неподалёку от шоссе, чуть севернее от нас, располагается один элитный сумасшедший дом. Не успеешь проголосовать на обочине, как тебя вернут в крепкие объятия психиатрической бригады.
– Я готов рискнуть. Правда, я всё им объясню. Только, пожалуйста, не лишайте меня возможности вырваться из этого ада хотя бы на несколько дней! – воскликнул Дмитрий Олегович. И прикусил язык: теперь-то учитель нарочно оставит его догнивать в этом чулане.
– Слушай, а ты сейчас, на одно такое маленькое мгновение, даже на человека стал похож. Успокойся, задание денёк подождёт. Оно подождёт ещё пару недель, прежде чем нужно будет переходить к более серьёзным мерам. Но ты всё-таки не трать время зря. Сиди, обдумывай операцию. Завтра подъём в шесть утра и выступление в сторону населённого пункта, для конспирации именуемого Северная столица.
– А почему в шесть утра?
– Потому что гуманизм мне не присущ. Ещё вопросы будут?
Эрикссон сложил на груди руки и в последний раз окинул взглядом бывшего ученика, как бы размышляя – не отобрать ли у него едва забрезживший шанс вырваться на свободу? А потом исчез так же, как появился. Кривая его ухмылка немного повисела в воздухе – затем пропала и она.
* * *
Небывалое дело – за пятнадцать минут до начала летучки в кабинете Даниила Юрьевича сидело всё сознательное население Тринадцатой редакции, а самого шефа ещё не было. Не было и Шурика. Впрочем, на последнего особенно никто и не рассчитывал: в воскресенье вечером он только-только должен был вернуться из отпуска, и в данный момент наверняка спал и видел во сне узкие средневековые улочки старых европейских городов.
В кабинете было вполне прохладно, но никто не спешил закрывать окно. На широком подоконнике сидели сёстры Гусевы и доедали пирог.
– Вкуснотища! – с набитым ртом сказала Галина. – К слову о вкусном. Слыхали? Автор «Краткой истории ядов» – отравился!
– Насмерть? – вздрогнула Наташа.
– Да нет, конечно, – успокоила Галина. – Салат несвежий купил в магазине, на презентацию сегодня не придёт. А вот в прошлом году автор «Истории огнестрельного оружия» насмерть повесился.
– Странно, что не застрелился, – не удержался от комментария Виталик.
– Ага, вот, кстати, о тебе, – вынырнул из папки с документами Константин Петрович. – Ты на прошлой неделе что в книжном натворил?
– Я не творил. Я Лёву подменял. Он зашивался, ну и отправил меня на презентацию с автором кроссвордов. Чтоб дедуле было не скучно сидеть там и представлять своё очередное творение.
– Он-то сидел. А вот ты почему бегал? Схватил микрофон и носился с ним по магазину! Очевидцы свидетельствуют: ты преграждал дорогу покупателям и выкрикивал: «Купите кроссворд! Это лучшее средство от смерти!!!!» Люди перепугались, решили, что началось ограбление.
– Я просто имел в виду, что они умрут от скуки, если не будут кроссворды разгадывать. А что?
– А то, что они со страху чуть не умерли! Впервые с таким сталкиваюсь. Несмотря на то, что в магазине были проданы все кроссворды нашего автора, и даже парочка из тех, что завалялись с 1978 года под столом у завхоза, магазинщики попросили никогда больше тебя не присылать!
Виталик шмыгнул носом.
– Ничего, – хищно улыбнулся Цианид, – через две недели под Сестрорецком открывается этнический базар. Мы тебя забросим туда с ящиком книг и микрофоном. Выбираться будешь сам. Что не продашь – потащишь на себе обратно. Понял?
– Понял, понял. Разберёмся с этим через две недели, – беспечно махнул рукой Виталик.
В конце концов, если уж он все кроссворды распродал, распродаст и книги. Ну, в крайнем случае, можно сжульничать и попросить Веронику, чтобы нашла его в тёмном лесу под Сестрорецком, голодного, несчастного, сидящего на двух коробках непроданных книг, и отвезла домой. А он тогда весь месяц будет посуду мыть вне очереди.
– И чтобы все сдали отчёты! Слышите! Виталик, Лёва – отчёты за февраль! – не унимался Цианид.
– У нас же июнь на дворе, – удивлённо пробормотала Наташа.
– За какой хоть февраль, касатик? За прошедший или будущий? – поинтересовалась с подоконника Галина Гусева.
– За май, конечно, – поправился Константин Петрович. – У нас июнь на дворе, а мы за май не отчитались.
– Я тогда напишу в отчёте, что я писал отчёт! – пригрозил Виталик. – Это же часа два времени! А то с меня спросят потом – что я в эти часы делал…
– На этой, как всегда оптимистичной ноте, предлагаю и начать, – бодро произнёс Даниил Юрьевич, входя в свой кабинет. – Как отрадно видеть вас в полном… почти полном составе.
– Дети мои, сегодня у вас инспекция из РОНО, – объявил Кастор, вплывая в помещение вслед за шефом. – Ведите себя прилично. Кто хочет плюнуть в соседа жеваной бумажкой – поднимает руку и спрашивает моего разрешения. Я не разрешу, но сам с удовольствием плюну.
Последним вошел Трофим Парфёнович. «Дети», не сговариваясь, повскакали с мест и вытянулись по стойке «смирно». Даже сёстры Гусевы скатились с подоконника, как два теннисных мячика.
– Вольно, – махнул рукой «верховный экзекутор».
Мунги бесшумно опустились на свои места, уставились в пол и постарались дышать тише. Когда на летучке появляется Кастор – можно готовиться к крупным неприятностям. Теперь, вероятно, следует ожидать катастрофы вселенского масштаба. Во всяком случае, разговор вряд ли пойдёт о повышении зарплаты.
Даниил Юрьевич невозмутимо сел на своё место, включил компьютер, раскрыл ежедневник и начал что-то зачёркивать и переправлять.
Трофим Парфёнович отошел в самый дальний угол и прислонился к стене. Если бы перепуганные сотрудники Тринадцатой редакции осмелились обратить на него взоры, их бы удивила неестественность его «расслабленной» позы: затылок и пятки плотно прижаты к стене, при этом одно колено согнуто, как по команде «вольно», которую он сам отдал оробевшим крошкам.
Кастор несколько раз прошелся по кабинету, сурово зыркнул на Виталика, осмелившегося поднять глаза от пола, покружил немного хищной птицей, остановился за спиной у Константина Петровича и так стоял почти целую минуту. Надо отдать должное выдержке коммерческого директора: он не упал на пол, не стал каяться в растратах, не вскочил с места. Он даже не пошевелился. Только едва слышно вздохнул с облегчением, когда Кастор снова принялся мерить шагами кабинет.
Постепенно страх отступил: секунда сменяла секунду, а ничего не менялось. Трофим Парфёнович укоренился в дальнем углу и не подавал признаков жизни. Даниил Юрьевич продолжал расписывать ручку в своём ежедневнике. Кастор молча ходил туда-сюда, с любопытством рассматривая притихших подопечных.
Ему нравилось наблюдать за людьми, за тем, как год от года они меняются, за качествами, которые остаются неизменными, а, значит, составляют суть человеческой природы. По сравнению с прочим «неживым начальством», Кастор всегда вёл себя очень по-человечески. Он и при жизни обладал отменными актёрскими способностями, а сейчас, когда примерить другой костюм или маску можно было с помощью одной лишь силы мысли, его талант расцвел. Он давно уже на самом деле не испытывал никаких человеческих чувств и эмоций – с тех пор, как умер. Но умел изобразить их очень достоверно. Что никогда не удавалось, например, шефу Тринадцатой редакции: тот был ещё недостаточно мёртв для того, чтобы с такой лёгкостью корчить из себя живого.
За дверью раздался громкий шепот, затем она распахнулась настежь, и на пороге возник Шурик.
– Та-ак! – повернулся на воображаемых каблуках Кастор.
– Здравствуйте! – робко улыбнулся долгожданный гость.
– Добро пожаловать, – сделал гостеприимный жест Кастор. – Ну, Костя, спросите у него, спросите, как вы один умеете, то, что вам так хочется у него спросить.
– Почему ты опоздал на этот раз? – монументально воздвигся Константин Петрович.
– Да на углу движение такое… – Шурик махнул рукой куда-то вбок, в сторону воображаемого угла. Он уже начал понимать, что Кастор и Трофим Парфёнович, рассерженные его систематическими опозданиями, прибыли сюда, чтобы принять самые жестокие меры, но по инерции продолжал оправдываться. – Ну, все же знаете. Большое очень движение. Я торчал там полчаса, наверное. Ждал, пока меня пропустит кто-нибудь.
– А потом пришла какая-то добрая бабушка и перевела тебя через дорогу? – подсказал Константин Петрович.
– Да нет, я сам. Сам. Зажмурился и перебежал. Надо там «зебру» нарисовать. В помощь пешеходам.
– Надо осла там нарисовать! – сверкнул очками коммерческий директор. – В назидание кое-кому! Как можно так наплевательски относиться к терпению окружающих? Когда ты научишься управлять своим временем? Посмотри! Посмотри на всех этих людей. Они сидят тут и ждут только тебя!
– Ладно врать-то, – перебил его Кастор и посторонился, широким взмахом руки приглашая Шурика занять своё место. – Люди сидят тут и ждут совсем другого: когда мы с Трошей проголодаемся и начнём их заживо кушать.
– Управлять своим временем вам пока ещё невозможно, – прогудел из глубины кабинета Трофим Парфёнович, – вот третья ступень не имеет таких проблем. Они производят времени ровно столько, сколько им нужно.
– Как это – производят? – навострил уши Константин Петрович.
– Это нельзя объяснить. Можно только почувствовать, – отрезал Кастор. – Ну, начинайте уже свою летучку. Обсуждайте разные мелкие смешные дела, а мы пока понаблюдаем за вами.
Он удалился в тень, отскоблил от стены Трофима Парфёновича, и вот уже грозные верховные боссы сидят неподвижно на скамеечке возле дальней стены. Совсем как практиканты, которых Константин Петрович время от времени где-то находит, нагружает работой, пишет в награду отменную характеристику и, разумеется, не платит за их честный труд ни копейки. Практиканты, как ни странно, остаются довольны. Останутся ли довольны эти двое?
Как ни в чём не бывало, Даниил Юрьевич поднялся с места и присел на угол своего рабочего стола.
– Ну, как Краков? – весело спросил он у Шурика.
– Прага! Я в Прагу ездил! – гордо ответил тот.
– Да ну? Разве? А почему мы предупреждали коллег из Кракова? – удивился шеф.
– Там… – Шурик поглядел по сторонам. Ему явно не хотелось обсуждать этот вопрос здесь и сейчас. – Я перепутал названия. Они такие похожие! Понимаете. Краков – и Прага.
Две недели назад Шурик вместе с друзьями отправился в автомобильное путешествие по Европе. Через Прибалтику и Польшу – в Чехию, где они ездили по старинным городам, ели, пили, гуляли, после чего отправились в обратный путь тем же маршрутом.
