скачать книгу бесплатно
Костя притянул его за лацкан пиджака и оттащил на шаг в сторону:
– Слушай, Виталька с тобой хотел поговорить! Он тему придумал, послушай, – Костя напел: – Та-да-ти-та та-та та-да-ти-та-та… Та-да-ти та та-та та-та-та… Классная песня может получиться!
Они стояли не в дверях, но все равно мешали входившим в кабинет «ашникам», и, разговаривая с амиго Константэном, Виктор видел Галю, о чем-то расспрашивавшую ряженого пятиклассника, который принес ей наверняка не первую уже валентинку.
– Мелодия интересная. Послушай, если влет, может, так:
По асфальту стучало и капало,
По витринам и крышам мело…
– Круто! – оценил начало будущего шлягера Костя. – Ты, короче, на следующую репетицию подваливай. И желательно с готовым текстом, если сможешь. О'ка?
– Йес, сэр! – Виктор шутливо прикрыл правый глаз двумя сложенными вместе пальцами.
Они разошлись, и Виктор чуть не столкнулся с Галиной и поспешно – слишком поспешно – отвел глаза.
В рекреации он догнал «гонца Амура»:
– Эй, пацан, гоу ту до мэнэ!
Пацан остановился.
– Слушай, почта, ты девчонке записку передавал. У кабинета литературы только что. От кого?
Пятиклассник геройски надулся, как партизан на допросе в гестапо.
– Не скажу! Не имею права! Нас обязали хранить тайну переписки!
– Обязали, говоришь? Молодец, пацан! У тебя чистые валентинки есть? Да и номерок за одним давай.
Примостившись на подоконнике, он начертал прыгающими буквами: «Я счастлив тем, что есть на свете ты».
Подумал – и витиеватым росчерком подписался: «Свидригайлов, Аркадий Иванович».
Перегнув записку пополам, торжественно вручил «почтальону».
– Отдашь девчонке, про которую я тебя спрашивал. Запомнил ее? Смотри, не перепутай. Не сейчас, а на следующей перемене. Да, и вот еще… Если она спросит, от кого, молчи. Сам говорил: фирма тайну гарантирует. Все, свободен!
На истории Сашка спросил:
– Ты в конкурсе «Сударь и сударыня» участвуешь?
Виктор вспомнил, как «сударем» обзывался на него Митрич, и удивился:
– А это что за на?
– Мероприятие к 23 Февраля. Нужно подготовить сцену объяснения в любви из литературного произведения. Победители объявляются королем и королевой бала. Короче, мне Танька Кольченко предложила с нею выступать, и у нас проблема, какую сценку выбрать. Не подскажешь?
Виктор усмехнулся:
– Инсценируйте «Отелло».
– ?!
– А что? Ты – вымазанный сапожным кремом, в белой простыне, она – в пеньюаре, на кровати. Ты подходишь, говоришь: «Молилась ли ты на ночь, Дездемона?» – и начинаешь ее душить, а Танька красиво бьется в конвульсиях, эротично взмахивая ногами…
Сашка обиделся:
– Я серьезно спрашиваю!
– Ах, значит, ты серьезно?! Ладно, не нравится «Отелло», инсценируйте признание Базарова Анне Сергеевне Одинцовой. Митрич будет в экстазе.
– А вот это классно! Балшойе сепсибоу, дарагой таварисч! – одобрил его выбор Сашка и призадумался, прокручивая в уме, каким из него получится Базаров.
Задумался о своем и Виктор.
Он и не предполагал, что когда-нибудь решится на объяснение с Галей, и испытывал неожиданное облегчение, выплеснувшись наболевшим на валентинке, как брадобрей в тростниковых зарослях из сказки про царя с ослиными ушами.
Вторая точка пересечения в расписании уроков 10-го «А» и 10-го «В» у кабинета математики не принесла ничего, кроме возможности увидеть Галю еще раз. Виктор не надеялся на ответ, наоборот, боялся его, но все равно испытал разочарование.
Перед шестым уроком ему передали единственную за день валентинку: «Мальчик! Почему ты всегда такой одинокий и печальный?» – и обратный адрес внизу, он же подпись: «№ 118-28-049-25». Прочитав и сходу уловив интонационный отсыл столь вычурного своей сложностью номера к «Евгению Онегину», Виктор записку порвал, а клочки высыпал в мусорную корзину в рекреации третьего этажа.
2. «А ПОДАТЬ СЮДА СВИДРИГАЙЛОВА!»
Зато следующий день запомнился ему на всю оставшуюся жизнь.
Уже в вестибюле школы он увидел Галю. Она стояла в дверях у вахты и у каждого старшеклассника напористо и бесцеремонно спрашивала:
– «Свидригайлов» – это ты?
Виктор умудрился прошмыгнуть мимо незамеченным, но он слышал вопрос и его ноги стали ватными.
Два урока он мучился. Схлопотал «пару» по геометрии, от физички нарвался на реплику о том, что неплохо бы некоторым, задумчивым и мечтательным, перестать грезить наяву, витать в облаках, а вернуться в реальный мир, существующий благодаря физическим законам, данным нам в ощущениях и объясняемым как соответствующими параграфами учебника, так и сию минуту словами учителя. Даже незлопамятного и на самом деле не очень обидчивого Карпинского заставил надуться своим нежеланием оценить и прокомментировать Сашкины прожекты по поводу предстоящего празднования Дня Защитника Отечества.
На третьей перемене не выдержал и у кабинета биологии остановил одного из «ашников»:
– Калинину позови!
Галя вышла, удивленно приподняла брови и покрутила головой налево и направо: нет ли за спиной Виктора еще кого.
– «Свидригайлов» – это я!
Она долго рассматривала его, отчего Виктор превратился в камень, а потом растекся каплей, как робот из второго «Терминатора».
– Ладно, – почему-то со вздохом сказала Галя и изобразила нечто вроде книксена. – Разрешите представиться: Раскольникова, Авдотья Романовна!
Виктор попытался по-гусарски щелкнуть каблуками, что у него почти получилось, и пролепетал:
– Оч-приятно!
– В общем, так… Твое идиотское послание я получила, и у меня возникла идея. Про конкурс «Сударь и сударыня» слышал? Ты – Свидригайлов, я – Дуня в сцене их последнего объяснения. Надеюсь, у тебя нет оснований для отказа?
– Я не смог бы тебе отказать и в большем.
Галя размазала его взглядом.
– Мне сказать или сам догадаешься? Короче, репетировать начнем сегодня же. У меня. Адрес знаешь?
Виктор кивнул, а она почему-то не удивилась его подозрительной осведомленности.
– Приходи часам к пяти. И книжку с собой захвати!
– Обязательно, – он сумел улыбнуться. – А шампанское, шоколад, фрукты?
– Пренепременно-с! И, главное, ананас не забудь. До скорой встречи, Аркадий Иванович!
Дома от избытка чувств он не находил себе места, являя собой иллюстрацию к известной поговорке «Дурная голова ногам покоя не дает». Голова от неслабого завихрения самых противоречивых мыслей реально гудела. Но даже в запредельно смелых мечтах Виктор не мог поверить в то, во что верить ему очень хотелось. В то, что Галя предложила ему участие в конкурсе не просто так и что совместные репетиции изменят к лучшему ее отношение к нему.
Однако и самого страшного не случилось. Что он герой не ее романа, Галя дала понять сразу, но к этому пока еще он мог относиться спокойно. Чему быть, того не миновать, но это будет не сегодня.
Потом Виктор взялся за «Преступление и наказание». Читал с неожиданным интересом и внезапным волнением, что с ним редко бывало при чтении произведений из школьной программы.
Через полтора часа, отложив книгу, Виктор замер, вытянулся на диване в полный рост, устремив глаза в потолок: «Интересно, а убивал Свидригайлов Марфу Петровну или нет?»
И его внезапно обожгло: «А ведь убил! Не зарезал, не застрелил, не задушил – убил, может, резким словом, упреком. Тем, что, узнав про сплетни о Дуне, на Марфу Петровну в сердцах кулаком замахнулся…»
Во двор Галиного дома он вошел, сутулясь от страха быть увиденным – неважно кем. Осенью, когда быстро темнело и улица Майданова погружалась в непроглядную черноту (из 12-ти расположенных по длине улицы фонарей в лучшем случае горели два-три), Виктор часами стоял напротив Галиных окон, но лишь дважды осмеливался торопливо, опустив накрытую капюшоном голову, пройти через двор мимо ее подъезда. В тот самый, в который, стиснув зубы и сжав кулаки до побеления, вошел сейчас. Медленно поднялся, не отрывая руки от перил, которых наверняка касалась ее рука, на площадку четвертого этажа, замер перед дверью с заветным номером.
(Галин адрес он узнал нечаянно, не осмеливаясь спросить его ни напрямую, ни намеком у общих знакомых. И ему просто повезло. В конце первой четверти, когда у учителей извечная запарка с заполнением классных журналов, на уроке истории Анна Григорьевна попросила Виктора отнести журнал 10-го «А» в учительскую. И он, пока шел по двум рекреациям, успел на последних страницах журнала прочитать данные о Галине Калининой: день рождения, имя-отчество родителей, место жительства…)
Позвонил.
Услышав за дверью шаги, на лице неимоверным волевым усилием вылепил выражение независимое, слегка ироничное.
– Приветик, заходи! – Галина посторонилась, пропуская его в прихожую. Он вошел, всерьез опасаясь, не осыпалась бы штукатурка от биения его сердца.
Чуть легче стало, когда он молча и торжественно протянул Галине средних размеров ананас, купленный в овощном отделе магазина «Меркурий», куда он по наитию завернул по пути.
Галя, взяв в руки подарок, округлила глаза и потеряла дар речи. Правда, ненадолго.
– Вау!!! – сказала она, машинально – или демонстративно с намеком? – пытаясь зеленую метелку ананаса понюхать.
– Как и обещал, – пробурчал с неловкостью Виктор.
Про цветы он думал и даже знал, где можно купить в городе самые свежие и красивые розы, но заявиться с цветами к Гале на этот раз не решился.
– Не стесняйся, будь как дома, но держи себя в руках и контролируй… свои бурные эмоции, господин Свидригайлов! А то знаем мы вас. И про гормональный взрыв наслышаны-с! А я девушка беззащитная, родителей дома нет, на помощь прийти некому…
Галя, не оглядываясь, первой прошла в комнату – домашняя, раскрепощенная, в легких домашних брючках и в обтягивающей тело оранжевой футболке с короткими рукавами; а Виктор, пока расшнуровывал ботинки и пристраивал куртку на гардеробную вешалку, мучительно искал ответ на вопрос: а зачем она это делает, зачем позволяет себе кокетничать, если на самом деле он ей безразличен, и как ему ответить на Галины слова про «беззащитную девушку»? Сообразил и, презирая себя за ернический тон, в комнату входя, выдал:
– Но позвольте, Авдотья Романовна! Ежели мы собираемся репетировать, то я по роли вроде как обязан схватить вас в объятия, обнаруживая явную нескромность и преступную пошлость своих намерений!
Слово «намерений» он произнес с ударением на третьем слоге, что, как ему казалось, соответствовало 19-му веку.
– Размечтался!
– А что ты сделаешь? «Так значит, выстрелишь, зверок хорошенький?»
– Мы уже репетируем? Проходи, садись, я сейчас, – она вышла, а Виктор перевел дух и огляделся: «Покажи мне, как ты живешь, и я скажу, какая ты…»
Комната и все, что ее заполняло, вызывали у него болезненный интерес: в девичий дортуар он попал впервые.
Книжный шкаф в углу, содержимое которого возбудило в нем чувство зависти, как и компьютер с пузатым монитором на столе у окна. (Компьютеры в их городке, несмотря на то, что весь мир уже второй год проживал в двадцать первом веке, были редкостью и все еще считались символом достатка). Музыкальный центр рядом с диваном, гитара и плакат с Виктором Цоем на стене… Фотографии за стеклом на полках в книжном шкафу, одну из которых, где Галя была запечатлена в легком летнем платьице, ему нестерпимо захотелось украсть…
Галя вошла, церемонно вкатывая сервировочный столик с двумя чашечками дымящегося кофе и тарелочкой домашнего печенья.
– Угощайся!
– Роскошь! Блаженство! Тронут! Весьма!
Галя пояснила:
– Гостей, прежде чем говорить о деле, принято поить чаем или кофе. Говорят, это позволяет создать легкую непринужденную обстановку. И учти… Судя по содержанию твоей записки… – договаривать она не стала.
Ее слова были намеренно обидными в расчете на то, чтобы он не смел сокращать ту дистанцию, которую она между ними определила и которая ее вполне устраивала. И вопрос, а почему она позволяет себе слегка кокетничать с ним, для Виктора разъяснился окончательно: а просто так! По привычке.
Странное дело, из-за невысказанного Галей, но легко угадываемого по поводу его записки, Виктор пожалел, что у него не хватило смелости вместо одной строчки написать все четыре:
Я сам не знаю, что со мною,
Попавшим в плен несбыточной мечты;
Но счастлив я, что встретился с тобою,
И счастлив тем, что есть на свете ты.
Вслух же на недосказанное Галей он ответил:
– Понял. Кстати, у Льва Гаврилина есть забавная миниатюра: «Приглашал кот соловья в гости: «Прилетай запросто: может, и споешь… Если успеешь!»
Галя улыбнулась, взяла чашку, кивком приглашая Виктора угощаться, села рядом.
Виктор, смущаясь, кофе пригубил, отломил кусочек печенья…
Его трясло от ее присутствия, отнюдь не образно обдавало жаром. И он, наверное, умер бы, догадайся она, что именно он чувствует. Но в то же время Виктор испытывал непередаваемое блаженство, о котором и мечтать не осмеливался еще несколько часов назад.
Галина между тем – не врут люди про женскую интуицию! – о его переживаниях догадывалась.
– Кушай печеньице, Витенька, не стесняйся! Сама, между прочим, готовила!
– Из твоих рук, милая, я готов выпить даже яд, – пробормотал Виктор, не переставая про себя удивляться: и с чего его вдруг понесло игривым тоном озвучивать всякую фигню?