скачать книгу бесплатно
Не ел он ни рыбу, ни мясо,
Ходил по поляне босой… – поднимается на крыльцо.
10
На границе тучи ходят хмуро,
Край суровый тишиной объят.
У высоких берегов Амура
Часовые родины стоят…
В своем кабинете директор Тулайкин в полном одиночестве занимается очень глупым и безнадежным делом – он пытается играть на аккордеоне. Для этого ему приходится поставить правую ногу на стул, углом опереть на нее перевернутый инструмент, придерживать его правой культей и подбородком и как-то умудряться растягивать меха движениями локтя левой руки с помощью ремня, а пальцами нажимать на перевернутые клавиши. Какие-то звуки из аккордеона ему извлечь удается, но музыкальными назвать их можно разве что в виде комплимента. Со стороны Тулайкин выглядит довольно смешным и малоавторитетным, но кабинет пуст, никто не видит ни его жалких потуг укротить инструмент, ни слез на его глазах…
На несколько минут он делает передышку, чтобы выпрямить спину, потрясти в воздухе затекшей от напряжения культей, вытереть глаза и…
…вспомнить себя, красивого и неувечного, в гражданском пиджаке и с набриолиненными волосами, на сцене поселкового клуба, лихо аккомпанирующего женскому хору:
Там врагу заслон поставлен прочный,
Там стоит, отважен и силен,
У границ земли дальневосточной
Броневой ударный батальон!
Он едва успевает вернуть на лицо привычное для окружающих выражение веселого оптимизма, когда в кабинет входит Алевтина.
– Познакомилась с Ахтаровым? Если жалобы есть – излагай сразу.
– Познакомилась, – говорит Алевтина. – Глаза у него…
– Красивые? Что меня больше всего поражает – у всех женщин от мала до велика реакция на поганца одинаковая: «Ах, какой ангелочек! Какие у мальчика серо-голубые глаза!»
– У меня реакция на красивые глаза другая, – сухо говорит Алевтина и, чтобы не объяснять почему, переходит на официальный тон: – В общем, товарищ директор, мальчик, конечно, трудный, запущенный, но, как мне кажется, не совсем безнадежный. Строгость к таким требуется, но и по-доброму с ними надо.
– Ага, – кивает Тулайкин. – На усиленное питание мальчика поставить, сказочки ему на ночь читать, по головке гладить, пятки чесать…
– Не смейся, Вася! Мальчику учиться надо. И книжки хорошие читать – сразу видно, он способный. Я у тебя где-то «Как закалялась сталь» Островского видела…
– Не дам!
– Жмот!
– Мне эту книгу в госпитале хороший человек подарил. А если бы и не подарок, все равно бы не дал. Такой вот я жмотюга!
– Ладно, у Станиславы Сигузмундовны попрошу, она сейчас как раз Ахтарову учебники по моей просьбе подбирает.
Тулайкин вдруг встает и торжественно пожимает оторопевшей от неожиданности Алевтине руку поверх протеза своей здоровой рукой.
– Что это было, Василий? – недоумевает Алевтина.
– А это я поздравил тебя с началом трудовой деятельности на руководимом мною объекте! Кстати, Станислава Сигизмундовна не говорила тебе, что ты приглашена на традиционный ужин?
– А кто меня пригласил? И куда?
– Отвечаю по порядку: во-первых, пригласил тебя от лица коллектива я, будучи коллективом поддержанным целиком и полностью. Во-вторых, торжественный ужин мы устраиваем в столовой в первое воскресенье месяца, совмещая с педсоветом, и у тебя есть еще почти два дня, чтобы подготовиться… Ну а от себя лично я приглашаю тебя на обед. Прямо сейчас.
– Но ты говорил…
– А я никогда от своих слов не отказываюсь! Иваныч велел. Его Митрофановна картошки наварила, хлеб у меня еще есть, да и сухпаем сегодняшний обед-ужин в столовой возьму. Идем уже! Или ты, товарищ Донатович, не тот самый соловей?
– Соловей?
– Ага. Которого баснями не кормят.
– Уговорил, товарищ Вася, – смеется Алевтина. – Только я сначала в Ленинскую комнату зайду, Ахтарову учебники передам.
– Не задерживайся. Ахтаров здешние порядки знает, сам устроится.
11
Ах ты зона, зона – три ряда колючки!
А за зоной роща – там меня зовут;
А по небу синему золотые тучки
В сторону родную чередой плывут!
Посреди Ленинской комнаты с традиционным гипсовым бюстом Ленина на задрапированном кумачом постаменте, с агитационными лозунгами, картой боевых действий и известным плакатом с Марксом-Энгельсом-Лениным-Сталиным в профиль на стене, полулежа, вытянув ноги, раскачивается на стуле досрочно освобожденный Петр Семенович Ахтаров, шестнадцати без малого лет, по кличке Комар.
В комнату вбегают Чимба с Вованом.
– Он? – шепотом спрашивает Чимба.
– Он, – шепотом отвечает Вован.
– Это ты на кого онкаешь, фраерок? – громко говорит Комар.
– Извини, Комар, мы тут с Чимбой… Короче, прими нашенское со всем почтением и уважением!
– Пустым базаром авторитету уважение не выказывают!
Чимба суетливо достает из карманов пачку папирос и газетный сверток и протягивает их Ахтарову.
– Мы порядки знаем, Комар. На вот, прими! Курево и пошамать немного.
– Курево – в самую масть! – Комар обрадовано выхватывает у Чимбы из рук сверток и папиросы. – И пожрать сгодится. В натуре угодили, сявки. Если что… короче, вы поняли! Но если чего скажу – в лепешку расшибись, а сделай. Так в зоне у паханов заведено. Ты, – Комар тычет пальцем в Чимбу, – позаботишься, чтобы у старшака шамовка завсегда была. А ты… – Комар сплевывает на пол и тянет время, не зная, собственно, что ему надо от Вована. – Для начала прикурить дай!
Вован виновато оправдывается:
– Извини, Комар, но спички у нас Иваныч…
– Мне до лампочки, есть у тебя дрова, или в пролете. Я сказал: прикурить дай!
– Да где ж я спич… дрова то есть возьму?
– Найди. Считаю до пяти. Время пошло – уже четыре. Бегом!!!
Вован торопливо убегает.
– А ты пока расклад здешний распиши, – говорит Комар Чимбе. – Для начала про биксу однорукую, которая давеча мне про дисциплину трендела, – передразнивает: – «Посиди туточки, мальчик, пока я тебе учебники подберу!» Мальчика нашла, мля!
– Воспитуха новая. И, похоже, истории нас учить будет.
Вбегает радостный Вован, погромыхивая спичечным коробком.
– Нашел! На первом этаже в дежурке стырил!
– Молоток! Со вчерашнего вечера не шабил, – Комар забирает у Вована спички и закуривает. – Быстро управился – хабарик оставлю!
Входит Алевтина со стопкой книг в руках.
Комар вздрагивает и прячет руку с папиросой за спину.
– Достала я тебе, Ахтаров, учебники. Полный боекомплект. Потрепанные немного, но это ничего… – Алевтина дергает носом. – Вообще-то детям курить вредно и несовершеннолетним не положено. Тем более в Ленинской комнате.
Комар смотрит на нее наглыми серо-голубыми глазами, демонстративно затягивается и, выпускает дым, сложив губы трубочкой и щелкая себя по надутой щеке, отчего из дыма получаются красивые колечки.
– Скажи еще чё-нить смешное, тетенька, а мы посмеемся! – ёрничает он, красуясь перед «сявками».
– Как ты смеешь так со старшими разговаривать?!
– А что ты мне сделаешь, овца увечная?
– Я Василия Петровича позову! – говорит Алевтина дрогнувшим голосом.
Комар дурачится, изображая испуг:
– Извините! Простите! Я больше не буду! – и «затапывает» окурок в плевок на ладони.
Алевтина, успокаивая себя, глубоко вздыхает.
– На подоконнике стопка старых газет. Учебники обернешь аккуратно – поверю. Отсюда ни шагу, пока я за тобой не приду, – говорит она ледяным командирским голосом, которому нельзя не подчиниться.
И уходит, явно сомневаясь, надо ли ей уходить.
– Думаете, испугался? – говорит Комар Чимбе и Вовану. – Тулайкину один разок по телефону стукануть, и кум меня мигом на поруки возьмет. Зоны я не боюсь, зона для меня дом родной, но спалиться на ерунде – шиш вам! Если загреметь, то с музыкой. Чтобы урки уважали. Ты бакланил, бикса здесь за новенькую? – спрашивает он Чимбу.
– С утра только нарисовалась!
– Прописать бы надо… Вместе прописывать будем. Или кто бздит?
– Да ты чё, Комар! – вскрикивает Вован.
Чимба молчит, но молчание, как известно, – знак согласия…
– Договорились. А пока буквари оберните – слышали, что бикса сказала?
Чимба и Вован, как и положено «сявкам», усердно шестерят с учебниками. Комар разворачивает светрок. И все замирают, услышав шум в коридоре. Комар, правда, перед тем, как замереть, успевает поменять позу на стуле в более приличную и скромную.
С криком:
– Спасите! Мама! – вбегает испуганная Томочка.
Следом за ней в Ленинскую комнату входит Титаренков-Горел.
– Не трогай меня, урод! Я маме скажу!
Комар, расслабившись и снова вытянув ноги, с интересом наблюдает за происходящим.
– Отдай! – глухо говорит Горел.
– Не отдам! Сейчас Алевтина Леонтьевна придет и тебе попадет!
– Отдай. Это не твое.
– Это моя кукла. Я ее нашла!
Комар встает.
– Что за кипиш на болоте, что за шухер на бану?
Зэковские словечки и обороты он втыкает к месту и не к месту, как это свойственно не наигравшимся еще в блатную романтику подросткам. Или как лишенному какого бы то ни было авторитета в зоне ничтожеству перед тем, кто слабее его.
Горел не обращает на Комара внимания и смотрит только на Томочку.
– Отдай!
– Не отдам! – кричит Томочка и прячется за спину Комара. – Скажи ему, чтобы не приставал!
– В натуре, чувак, на кой тебе кукла? Ты хоть и урод, но не баба. Или баба?
Вован с Чимбой подобострастно смеются.
– Липка просила никому Олечку не отдавать, – глухо говорит Горел.
