Дыхание мегаполиса

Он заглянул в класс. Это было что-то среднее между кабинетом и залом. Окна задрапированы темной тканью, небольшая сцена, занавес из той же темной ткани, полукруг стульев на несколько ярусов.

Владимиров вошел вовнутрь.

Спиной к нему стояла миниатюрная женщина с распущенными темно-русыми волосами. Она обернулась.

– Ольга Владимировна? – вежливо спросил майор.

– Да, – ответила женщина.

На вид ей было около тридцати пяти лет. Искусственное освещение зала подчеркивало мягкие черты ее лица. Трудно было назвать эту женщину красавицей, однако что-то в ней, несомненно, привлекало. Особенно выделялись серые глаза – живые и выразительные, отражающие душу человека тонкого и творческого.

– А я пришел познакомиться с Вашим театром, – начал Владимиров. – Такие отзывы о Вас. Дочка у меня любит театр.

– Приводите, мы всем здесь рады, – улыбнулась ему женщина.

– А я слышал, что Вы места занимаете в областных конкурсах, лауреатские. Вас начальство ценит.

– Да что Вы, – отозвалась женщина. – Дипломы – это больше для Дворца. А для нас главное, чтобы дети себя в этом находили. У нас, конечно, есть отбор при поступлении, нужно еще конкурс небольшой выдержать, а сколько Вашей дочке лет?

– Двенадцать, – ответил Владимиров. – А вы знаете, я бы еще хотел фотографии театра посмотреть. На сайте не все есть…

– Фотографии есть, они сейчас в фойе висят на первом этаже, – как-то рассеянно ответила Ольга. – Простите, сейчас вернуться дети с перемены. Мы должны продолжить.

– Да, конечно, – отозвался Владимиров.

Он спустился на первый этаж. Фотографий действительно висело много. Театр был успешный. Для детского объединения такого уровня гастролировал много, тут же висели и дипломы. Владимиров обратил внимание, что кроме Ольги Владимировны Соловьевой на фотографиях был изображен другой человек – мужчина ее возраста. И тут он остановился. На одной из фотографий вместе с детьми из театра и педагогами гордо возвышалась в полном боевом параде Светлана Петровна Подколесова.

Глава 5. Весь мир театр…

О своем открытии во Дворце детского творчества Владимиров никому не сказал. Он молча вышел из фойе, спустился в располагавшееся поблизости метро. Сидя в вагоне, он думал, тщательно взвешивая каждую деталь.

Его размышления прервал звонок Егора Левина. Владимиров, глядя на экран смартфона, поморщился. Опять эти разговоры в общественном транспорте. Тем более что Егор всегда говорил много. А громкую связь майор включать не любил, даже если людей рядом было мало.

– Ну, в общем, так, – начал Егор, что свидетельствовало о том, что полезной информации он накопал не одну тонну. – Подколесова дамочка еще та. Крупный зверь. Но по порядку. Родом из провинции, из районного городка. В Москву приехала учиться, вуз окончила с красным дипломом. Была замужем. Сын умер от почечной недостаточности в четыре года. Карьеру делала стремительно. Уже в тридцать лет занимала серьезные должности. Бескомпромиссна и резка. Подчиненные ее боятся и ненавидят, сплетничают за спиной еще как. Да есть о чем. У Подколесовой есть слабости: дорогие наряды, украшения и молодые мужики. Обычно приближает к себе мужчину лет на 10—20 себя моложе. Играется с ним год-два, от силы три. Потом находит нового. Кого смог из ее кавалеров, записал, сейчас тоже есть такой один, ее помощник. Парень смазливый, недавно кандидатскую по экономике защитил, сказали, она все для него пробила. Обещала похлопотать насчет должности хорошей.

Владимиров слушал Егора, ощущая в себе какое-то неприятное чувство, ему невольно вспомнился его последний разговор с Подколесовой, ее нелепые попытки произвести на него впечатление. «Похоже, что у этой женщины явно какие-то особенные комплексы. Дедушка Фрейд был бы в восторге от такой пациентки», – усмехнулся про себя Владимиров.

– Слушай, – обратился он к Егору, – а что враги? Явные враги были?

– У такой женщины, да как тут бы врагов, – не без уважения ответил Левин. – Но ты знаешь, у меня сложилось впечатление, что она хоть над подчиненными и измывалась, но так без подлости особой. Больше самоутверждалась. Мол, цените меня, уважайте, комплименты говорите. Начальство ее и ценило. Покровители высокие у нее есть, что ли. Далеко не глупая женщина. И никогда себе ничего особенного публично не позволяла. Этакая принципиальная львица…

– Понятно, – отозвался Владимиров.

Через полчаса он вышел на нужной ему станции. Теперь минут двадцать предстояло пройтись пешком. Путь майора юстиции лежал в настоящий театр.

Конечно, это могло быть простым совпадением. Преступник мог схватить первую попавшуюся фотографию. И чем могли быть связаны между собой Подколесова и эта женщина-педагог? У той должность замминистра, у этой маленький детский театр на окраине города. «Пазлы» совсем не складывались, нужна была дополнительная информация.

Между тем он уже пришел к зданию, построенному лет 30 назад и имевшему несколько вычурное название «Театр современной пьесы». Тогда в моде были новые архитектурные решения. Странная конструкция из бетона, стекла и металла выглядела несколько нелепо. Около театра бил фонтан с масками и разнообразными мифологическими персонажами. Про себя Владимиров отметил, что за этим фонтаном совсем не разглядеть стоянку для служебного транспорта. Именно это обстоятельство не дало им с Петром в вечер преступления рассмотреть человека, который сел в автомобиль Подколесовой.

Размышляя об этом, Владимиров вошел в театр. Было около пяти вечера, спектакля в этот день не намечалось, поэтому театр был пуст. Однако гостя из полиции ждали. Около пустых вешалок в гардеробе несколько насупившись, сидели две пожилые женщины, ожидая опроса. Директор театра – Яков Михайлович – встретил Владимирова с характерным для него радушием, которое, впрочем, показалось майору несколько наигранным.

– Дорогой, дорогой Дмитрий…

– Александрович, – подсказал Владимиров.

– Да, дорогой Дмитрий Александрович, – а мы Вас ждем. – Все сотрудники, которые дежурили тогда, собрались. Вот, правда, актеры не все, что были, но Вы должны нас понять. Актеры – люди занятые, у многих есть еще занятия. Преподают, играют, выступают. Несут свет искусства в массы.

– Яков Михайлович, я хотел бы поговорить с Вами и гардеробщицами. Этого пока достаточно, тем более что особо занятых мы можем пригласить к нам официально.

– Конечно, конечно, – заторопился Яков Михайлович. – Давайте пройдем в мой кабинет.

Немолодой грузный директор поспешил отвести Владимирова в кабинет, располагавшийся на первом этаже. Кабинет представлял собой, скорее, каморку папы Карло в семь метров шириной и пять метров длиной. Там каким-то чудесным образом размещался шкаф и довольно-таки массивный стол. Все стены были увешаны фотографиями и наградами. На видном месте красовался довольно точный дружеский рисунок-шарж на самого Якова Михайловича. «А это весьма неглупый человек с хорошим чувством юмора», – заметил про себя Владимиров.

Однако разговор с директором ни к чему существенному не привел. Яков Михайлович кратко пересказал события того злополучного вечера. В кабинет он свой не спускался, провел все время за приготовлениями к банкету, который происходил на третьем этаже в малом репетиционном зале.

Светлане Петровне уделял внимание чуть больше, чем другим гостям, взялся ее проводить. И тут такое.

На вопрос о том, как бы он мог характеризовать саму Подколесову, Яков Михайлович уклонился от прямого ответа.

– Вы понимаете, – ответил он. – Мы ее давно уже знаем. Она для театра многое сделала. Помогла деньги на ремонт получить в прошлом году. Ну как тут без уважения к масштабу личности… Так сказать. Женщина она серьезная, деловая… Не без характера, конечно, но это вообще черта настоящих русских женщин…

Владимиров вдруг подумал, что сам Яков Михайлович даже сейчас Подколесову боится. У него, наверное, совсем другая жена. Умная, тонкая, образованная, возможно, так же, как и он, живущая искусством.

– А наши сотрудницы из гардероба ждут Вас, – продолжил Яков Михайлович. – И все-таки согласитесь, неприятная для нас эта история. Ее бы как-то разрешить. Мы даже можем подумать о том, чтобы вернуть Светлане Петровне часть суммы за манто. Вы поймите, мы ее очень уважаем.

Майор поднялся, чтобы побеседовать с гардеробщицами. Яков Михайлович в это время схватил что-то со стола и стал совать в руки Владимирова какие-то небольшие бумажки.

– Это пригласительные, – быстро объяснял он, – на любой наш спектакль. Мы Вас тоже очень уважаем. Хотим, чтобы и сотрудники наших органов правопорядка приобщались к искусству, так сказать.

Владимирову пришлось нехотя сунуть в карман две бумажки, остальное он взять категорически отказался. Впрочем, Яков Михайлович на этом и не настаивал.

Майор поспешил в пустой гардероб. Встреча с его работницами тоже поначалу ничего не дала. Женщины категорически не соглашались с тем, что хоть ненадолго в течение того рабочего дня покидали гардероб. Даже в туалет ходили по очереди, когда шел спектакль. Да и женский туалет располагался тут же, буквально в трех шагах от гардероба.

– Но, может быть, кто-то к Вам подходил поговорить? – уточнил Владимиров.

– Чужих никого не было, – отрезала одна из гардеробщиц (она была посмелее и чуть помоложе второй). – Зрители вещи отдавали, номерки получали, шли потом в зал. После спектакля номерки сдавали, вещи получали.

– А много осталось вещей после спектакля?

– Верхней одежды штук десять, это тех, кто на банкете, значит, – отозвалась вторая гардеробщица.

– Да, они на банкет идут, а нам их жди, – добавила первая. – Просила я Якова Михайловича, ну пусть эти – особенные гости – у Вас раздеваются, а он куда там. Ему, видите ли, некогда. А мы что, сторожа вещей этих приглашенных гостей? Ведь они даже за билеты не платят…

– Ну, может быть, кто из своих мимо проходил, может, поздоровался только с Вами? – настаивал Владимиров.

– Ну, – отозвалась вторая гардеробщица, – и поздоровались они, что же теперь, обязательно украли что ли?

– Никого особенного не было, – добавила первая, – суеты было много, все-таки премьера, а вот здоровалась только Ася.

– Что за Ася? – заинтересовался Владимиров.

– Актриса наша. Она прямо в гриме перед выходом на сцену к нам забежала.

– А что ей было забегать? – быстро спросил Владимиров.

– Да так, по делу пустяшному, – нехотя отозвалась вторая гардеробщица.

– Знаете, если бы не кража большая, то и говорить не стали, – почему-то рассердилась первая гардеробщица. – Ася по личному делу приходила, платье она свадебное принесла.

– А платье-то зачем? – еще больше удивился Владимиров, вернее, сделал вид, что удивился.

– А вот для чего, – откровенно призналась вторая гардеробщица. – У сына моего младшего свадьба намечается. Они уже долго живут вместе, вот теперь пополнение ждут, надо все оформить по закону. А у них долги, ипотека. Денег особых нет, вот Ася и решила отдать свое платье свадебное, красивое, она сама себе его шила, бисером украшала.

– Ну и что, платье-то взяли? – спросил майор.

– Нет, не стали, хоть и красивое очень и по размеру должно было подойти, – вздохнула вторая гардеробщица.

– А почему?

– Много вы хотите знать, гражданин начальник, – вдруг совсем взъерепенилась первая работница. – Муж у нее умер, вернее, повесился, не захотели мы платье брать от такой свадьбы, вроде как примета плохая.

– А… понятно, – отозвался Владимиров. – А кого Ася-то в спектакле играла, я смотрел: у Вас актрис с таким именем нет.

– Играла в каком-то эпизоде что-то там из массовки. Вы не думайте, она актриса стоящая. При мне еще стольких переиграла. А вот приехал новый режиссер, и теперь она редко на сцену выходит по-настоящему, – более спокойным тоном отозвалась первая гардеробщица. – А Асей я ее с детства зову, я с ее матерью знакома была, в театре-то служу уже 45 лет. Отработала заведующей пошивочным цехом, а на старости лет в гардеробщицы подалась. А так по паспорту она Ольга.

– Ольга Соловьева? – спросил Владимиров, чувствуя некоторое волнение.

– Да, так.

– А ее муж? Как его звали, кем он был?

– Муж был актер тоже. Игорь Королев. А она фамилию никогда не меняла.

– А что с мужем-то случилось? Поподробнее можно?

– Там история сложная была, – заметила женщина со вздохом, – они учились вместе в театральном, свадьба была студенческая, но жили хорошо, правда, без детей. Все для сцены, играть стали ведущие роли почти сразу. Прямо в звезды выбились от молодых ногтей. А потом новый худрук у нас появился, что-то оборвалось прямо как. А вы знаете, когда наверх-то поднимешься, падать очень больно. Ася она покрепче была. Театр создали детский, стали ребятами заниматься, в конкурсах участвовать, даже побеждать. Игорь с ней был. А потом что-то у него случилось. Вот он и решил так вот… уйти…

Владимиров почувствовал, что женщина что-то явно скрывает, но настаивать на своем не стал, он и так узнал о многом. «Пазлы» стали складываться, и хоть некоторых деталей пока не хватало, майор понял, что смог ухватиться за какую-то важную ниточку, которая приведет его в процессе предварительного следствия к разрешению всех противоречий, накопившихся за последние дни.

Глава 6. Трепетная муза

– Ты что, Кашпировский, что ли? – голос Егора Левина в телефонной трубке был немного обиженным и одновременно насмешливым. – Ну как ты догадался? Тебе бы не в органах работать, а на «Битве экстрасенсов» деньгу зашибать.

Владимиров понимал, что Егор с первого слова ему ничего не скажет, но само начало было хорошим. Его коллега в это утро даже обиделся, когда Владимиров отправил его снова в министерство выяснять имя предыдущего кавалера Подколесовой.

– Был ты прав, звали его Игорь Королев. Актер. Познакомились они с Подколесовой три года назад. В «мальчиках» у нее был полгода. Причем даже непонятно зачем. Карьеры она ему никакой не сделала. В театре как играл он какие-то проходящие роли, так и продолжил играть, несмотря на эту влиятельную «мадам». В чиновники она его не перетащила. Так, побаловалась и бросила. А он потом на самом деле повесился. То ли от любви, то ли от позора. А ты эту Подколесову видел. Аж смотреть страшно. На нашего брата действует прямо, как удав на кролика. Чтобы я да с такой женщиной, – Владимиров понял, что Егору хочется сказать что-нибудь острое, но он себя сдерживает, его коллега вообще не позволял себе излишне грубых слов по телефону.

Владимиров отключил связь. Теперь у него в голове все встало на свои места. Он все понял в этом деле, хотя, по сути, не имел никаких улик.

Да, Ольга проходила мимо гардеробщиц, принесла свадебное платье, но ни одна из них не подтвердит, что она прошла к вешалкам с одеждой, камеры видеонаблюдения ни возле театра, ни около коттеджного поселка ее не зафиксировали. Увела Подколесова у нее мужа, повод для ненависти был, но обычно несчастные жены как-то по-другому мстят своим обидчицам, а тут украсть шубу, поджечь квартиру, автомобиль. Как-то все это не вязалось с обликом хрупкой актрисы-педагога. Слишком было все поверхностно, а эта женщина более сложна и глубока. Да и если бы она сразу все это сделала, спустя несколько месяцев после смерти мужа, это был более или менее понятный эмоциональный порыв, а так – спустя уже два года с хвостом, да и зачем. Материальный урон Подколесова понесла для нее не такой уж большой. Да, вчера она опять звонила Владимирову, пожаловалась, что с ее карты кто-то снял около 100 тысяч рублей, она уже написала официальное заявление, сотрудники банка отправили запрос службы Яндекс-денег, потому что средства были отправлены на один из кошельков. Впрочем, это обстоятельство было уже не таким важным для хода расследования.

Владимиров понял, что сейчас ему необходимо установить наличие алиби у Ольги, а также поговорить с ней уже в совсем другом тоне. Однако ему почему-то не хотелось рассказывать о своих догадках кому-либо, и он решил снова нанести визит во Дворец детского творчества.

Ольга встретила его без удивления. Ее взгляд был спокойным, а улыбка вежливой и ровной.

– Наверное, нам стоит пройти в мой маленький кабинет? – спросила она. – Мне кажется, что нам есть о чем поговорить.

Отдавая должное ее догадливости, Владимиров прошел с ней к краю сцены, где была задрапирована небольшая дверка. Дверь вела в крошечное помещение, которое, по всей видимости, служило местом ожидания своего выхода для юных актеров. Здесь не было даже письменного стола, вместо него стояло несколько стульев, висели зеркала и забавные картинки по стенам.

– Я Вас слушаю, – сказала Ольга, опускаясь на один из стульев и приглашая жестом Владимирова последовать ее примеру.

– Ольга Владимировна, – начал майор, – как Вы понимаете, внимание к Вам продиктовано не просто любопытством. Это профессиональное любопытство, так сказать. Дело в том, что в театре, в котором вы работаете, в прошлое воскресенье было совершено преступление. После спектакля у женщины было украдено очень дорогое манто. Потом у нее же украли автомобиль и на этой машине проехали к ней на квартиру, там же был совершен поджог помещения, автомобиль также сгорел.

Ольга слушала Владимирова внимательно. Ее лицо оставалось вежливо безучастным, однако, она чуть-чуть подняла брови в знак некоторого удивления.

– Сожалею, – спокойно отозвалась она, – но, простите, чем я могу помочь в этом деле?

– Ольга Владимировна, вы в этот день беседовали с работницами гардероба, приносили им свадебное платье, предлагали его. Вы были в театре.

– Да, – усмехнулась Ольга, – правда Ваша – приносила, предлагала. Но кроме меня в театре было еще человек пятьсот, и вы подозреваете меня одну?

– Ольга Владимировна, но именно вы имели право считать Подколесову своим личным врагом. Мне бы не хотелось напоминать Вам историю о Вашем покойном муже…

Губы Ольги слегка побледнели. «Даже будучи хорошей актрисой, она не смогла сдержать себя», – подумал Владимиров.

– Вы об этом знаете? – горько улыбнулась его собеседница. – Впрочем, это узнать было нетрудно. Да, к сожалению, я, как и многие женщины, оказалась брошенной женой. Хотя эта ситуация личная. Мне бы, в свою очередь, не хотелось обсуждать ее публично.

– А где вы были после спектакля в воскресенье?

– Ушла с банкета сразу, – отозвалась Ольга. – У меня были обстоятельства, – заметила она, поймав взгляд Владимирова, – меня пригласили стать членом жюри детского конкурса. Театрального конкурса в городе Торжке. Я села на автобус в 23:00, поехала на конкурс.

– Что за автобус? Откуда он уходил? Да и когда вы были на месте?

– Автобус с автовокзала, ехать, правда, долго, аж десять часов. Была в городе только утром. В десять утра пришла на конкурс, жюрила там до пяти вечера, потом уехала на таком же автобусе. День работы, ночь в пути, день работы, потом еще ночь пути и новый день уже на работе…

– Это нетрудно проверить, – отозвался Владимиров.

– Конечно, – улыбнулась в ответ ему Ольга и встала, показывая, что просит его завершить разговор.

Глава 7. Трудный день

Весь следующий день Владимиров занимался проверкой алиби Ольги Соловьевой. В целом всё сходилось. Билет в кассе автовокзала был куплен за три дня до поездки на ее имя и паспорт. На ее месте было зафиксировано прибытие пассажира, в Торжке подтвердили, что конкурс в этот день проводился, и Соловьева была одним из членов жюри, также было документально подтверждено, что она купила билет на автовокзале этого города обратный билет.

По опыту Владимиров знал, что пассажиров того автобуса было допрашивать практически бесполезно, прошла уже почти неделя с того дня, да и кто может вспомнить лицо человека, с которым столкнулся на ночном рейсе автобуса. Майора заинтересовало, что путь автобуса был по времени очень затяжным, открыв карту в Яндексе, он отметил, что сам путь от столицы до этого города составляет примерно 240 км. Это часа четыре в дороге, однако автобус по своему маршруту заезжал почти во все города и городочки, поэтому его путь был больше похож не на прямую, а на какую-то полувосьмерку с овалом. К тому же конечной точкой его маршрута был даже не Торжок, а Тверь.

Получалось, что у Владимирова практически не было доказательств причастности Ольги Соловьевой к этому делу. Были догадки, серьезный мотив мести, но все улики носили сугубо косвенный характер. С такой доказательной базой к начальству идти нельзя, так как результаты предварительного следствия, проведенного им, не могли подтвердить причастность подозреваемой к совершенному преступлению.

К тому же Владимиров, как бы он этого и ни хотел, был на стороне Ольги. За свою профессиональную жизнь он успел повидать всякого. Самые лучшие психологи – это те, кто постоянно работают с людьми, а уже если приходится работать с людьми в экстремальных условиях, то становишься просто ассом психоанализа.

Но незавершенность дела угнетала. И от этого вольно или невольно Владимиров весь вечер мысленно возвращался к нему. Жена, привыкшая к его задумчивости, не задавала вопросов, дети, вернувшиеся со своих вечерних дополнительных занятий: сын со спортивной секции, а дочка из театральной студии, также молча делали уроки, привычно обращаясь за советами лишь к матери. Его никто не тревожил по пустякам. Майор знал, что этим он обязан своей жене, и очень ценил ее за мудрость и такт.

Когда утром он переступил порог своего служебного кабинета, Егор Левин ошарашил его вопросом:

– Ты смотрел вчера в новостях? Даже на Первом это показали!

Увидев недоуменное лицо своего коллеги, Егор пояснил:

– Вечно ты не в курсе. Подколесову уже взяли. Открылись ее махинации: там целый воз всего: вывод средств за рубеж, оффшорные счета, откаты, аферы, крупно брала дамочка. Прямо Рокфеллер в юбке.

Пока Владимиров осмысливал переданную ему информацию, Егор продолжал:

– Я уже и в новостях в Интернете посмотрел, и там про нее есть. Прославила на всю страну, даже на весь мир. Теперь прокуратура занимается ее делом. А нас к себе начальство вызывает.

Как бы желая удостовериться в правдивости слов Левина, Владимиров сел за свой рабочий стол и сразу полез в смартфон. Действительно, новость об арестованной замминистра культуры уже была в Интернете, конечно, не в топе новостей, но этого было достаточно, чтобы поверить. Тут же Владимиров понял, что события недельной давности и сегодняшний арест – это звенья одной цепи. И визит в загородную квартиру имел целью не просто поджог, скорее всего, имело место похищение информации из личного архива Подколесовой.

Однако его поток мыслей был прерван звонком начальства. Вместе с Егором и откуда-то появившимся Петром Владимиров пошел в высокий кабинет, действительно располагавшейся на верхнем этаже их здания.

В кабинете у начальника уже сидел молодой для своего звания подполковник – старший следователь по особо важным делам из прокуратуры. Невысокий блондин, довольно вежливый, но с каким-то холодным блеском голубых глаз. Его представили, он попросил ввести его в курс событий по возбужденным уголовным делам, пострадавшей в которых была признана Подколесова. Владимиров кратко изложил факты, однако о своей догадке насчет Соловьевой предпочел пока промолчать.

Подполковник бегло пробежался по бумагам.

– Нестандартное преступление, – хотя есть свои «ниточки», можно зацепить, – проговорил он. – Ввиду сложившейся ситуации мы освобождаем вас от ведения этого дела. Можете даже порадоваться, все это попахивает «глухарем». А теперь с вас взятки гладки.

Владимиров предпочел не отвечать на такие шутки, он вежливо попрощался и вышел из кабинета.

Весь рабочий день он провел, занимаясь рутинными заботами. Бумаг приходилось писать, как всегда, много. Подобная бюрократия раздражала, однако майор принимал ее как не самую приятную, но часть своей работы. С самого своего появления на службе он приучил себя дисциплинированно составлять все эти бумаги, с грустью иногда удивляясь тому, что начальство, да и все проверяющие службы оценивали его деятельность по правильно или не совсем правильно составленным бумагам. Поэтому он привык, что бумаги живут несколько «сами по себе», а он со своей деятельностью от них отдельно.

При этом Владимиров удивился, когда в конце рабочего дня, спускаясь к выходу, застал у дверей Ольгу Соловьеву. Та стояла недалеко от входа в длинной до пола юбке, которая шла ее стройной фигуре, и небольшой шубке до пояса.

– А я Вас жду, Дмитрий Александрович, – с некоторой наигранностью сказала Ольга. – Вы на машине? Нет, а вот я сегодня за рулем. Давайте подвезу.

Владимиров быстро понял, что садиться в машину Соловьевой не должен. Просто потому, что подозревал эту женщину в нескольких преступлениях. Поэтому он решил вернуться в свой кабинет, благо тот после окончания времени службы был свободен. Ольга достаточно спокойно согласилась и на этот вариант.