Его птичка

В ответ я получил горделивую улыбку и попрощался, пожав руку. Еще раз взглянув на застывшую в ожидании Аню, я зашел в сестринскую. Ключи от кабинета узи висели на месте.

Вот только о моих внутренностях так сказать было нельзя. Поясница горела, внизу живота всё сжималось в предвкушении, словно я был не опытным мужиком, а пацаном, ждущим свидания с первой красавицей школы.

Впрочем, доля истины в этом была. Она была красавицей. Я хотел её. Сейчас на волне успеха особенно сильно.

– Роман Алексеевич, – застала меня секретарь Марины, уже одетая, чтобы идти домой. Странно, что еще не ушла. – Вас просят подняться наверх. Телефон ваш не отвечает.

Я похлопал себя по карманам.

– Верно. В раздевалке оставил. Что-то срочное? – раздраженно заметил я.

– Марина Евгеньевна хотела вас поздравить.

Я внимательно посмотрел на Риту, прекрасно понимая, о чем идет речь и ухмыльнулся.

– Спасибо. Не сегодня.

Никогда.

Блондинка лишь пожала плечами. Она всегда нейтрально относилась к тайнам руководства. У нее и своих проблем в жизни хватало. Я проводил ее взглядом и вышел из сестринской.

Чудесная, послушная девочка так и стояла возле процедурной, словно гибкий цветок орхидеи, ждущий нового хозяина. Таким цветам нужен особый уход, постоянное внимание.

Я с легкой улыбкой направился в её сторону, медленно, словно крадущийся к добыче тигр. Сделав вид, что сейчас пройду мимо – планировал, что соседка уже покинет общество Ани, но любопытство снедало её, и она огромными глазами следила за происходящим.

Пришлось разговаривать при ней.

Она, похоже, надеялась, что я прямо здесь накинусь на Аню. Взгляд был жадным и неприятным. Такие женщины вскоре морально отрезают мужикам яйца. Я не любил свидетелей, если не касалось работы.

– Синицына, – я придал голосу всю возможную строгость. Вот только её это не обмануло. Зато соседка с язвой подобралась и встала, как по струнке смирно.

– Поздравляем с успешно проведенной операцией, – высказалась она на одном дыхании, и я вяло улыбнулся этому лепету.

– Спасибо огромное. Думаю, вам пора уже разойтись по палатам. Время позднее.

– А мы как раз собирались. Правда, Аня?

– Конечно, – подтвердила она, не сходя с места и не сводя с меня взгляда. На её лице застыла только одна эмоция, которая очень понравилась мне. Полная, безоговорочная покорность. Скажи я ей сейчас раздеться, она не воспротивится. Предложи прыгнуть из окна, она и на это пойдет.

– У Синицыной завтра выписка. Верно?

Общий кивок.

– Значит, сейчас нужно сделать узи, чтобы точно проверить, рассосалось ли образование.

– Узи? – повторили за мной девушки. Одна удивленно, другая подозрительно.

– Узи.

– Сейчас? – хрип вырвался изо рта Ани, и она переступила с ноги на ногу, теснее сжимая бёдра. Почти незаметно, но член приподнялся, предвкушая удовольствие, что скрывалось между стройными ножками.

– Лучше сейчас, пока я не ушёл домой.

Как будто я бы смог!

Аня словно сомнамбула сделала нетвёрдый шаг вперёд, и я пропустил её, отойдя чуть в сторону.

Соседка осталась позади и смотрела за тем, как я все дальше уводил мотылька в полыхающее пламя, навстречу собственной погибели.

– Одно слово и можешь вернуться в свою палату, – прозвучал мой глухой голос, а следом щелчок замка, как преддверие скорой бури.

Готова ли она? Собирается ли здесь остаться? Она не произнесла ни звука, но ее тело было более, чем красноречиво. О, да!

До такой степени, что всё моё естество наполнилось негой предвкушения, а сердце готово было выскочить из груди. Горячее дыхание опалило затылок, и волосы зашевелились, будто по нервным окончаниям провели атласной лентой. Она вздрогнула и нагнула голову в сторону, давая безмолвный ответ на моё предложение. Слова были не нужны, тело говорило за неё.

Глава 11. Аня и Рома

Все тело натянутая струна в ожидании музыканта. Оркестр в предвкушении взмаха дирижерской палочки. Сцена готовая к началу спектакля. Мерцающий свет кварцующих ламп проникает через кожу, пока Рома опаляет ее своим дыханием.

– Вы действительно собрались делать мне узи?

– Птичка, я почти в тебе. Думаю, это повод перейти на ты. Узи я сделаю, но сначала осмотр, – говорит Рома тихо, хрипло, разнося по телу Ани приятную дрожь. Разворачивает ее к себе и пробегает пальчиками по тонкой талии, пересчитывает ребра, словно играет на фортепьяно.

С губ Ани вырывается стон, и она прикрывает глаза, наслаждаясь близостью, мечтая о романтике, о признаниях, о комплиментах. Но подсознанием она понимает, что ждать этого от Ромы бесполезно ровно так же, как с первого раза сделать Гранд Плие.

Наверное, поэтому, когда он начал подталкивать ее назад, она не сопротивлялась, готовая к любому исходу, что бы ее мужчина не придумал.

Он был ее мужчиной. Именно он заставил ее тело трепетать сильнее, чем во время балета. Именно он впервые заставил ее осознать, что из себя представляет плотское желание.

Она была готова ко всему, кроме того, что в следующее мгновение Рома взял ее за талию, поднял и усадил. В откуда не возьмись гинекологическое кресло.

Ошеломленно оглядываясь на темную кожу, распорки для ног и ухмыляющееся лицо, Аня не могла поверить своим глазам.

– Ты же шутишь?

Рома только хмыкнул и, спустив кресло пониже, нагнулся и приблизил лицо вплотную, практически прижал свое тело к ее.

– Ты мне доверяешь? – спросил он полушепотом, низко, так чувственно, что Аня почти не заметила, как его руки нащупали тонкие брючки и спустили их вместе с бельем. Или не захотела замечать?

– Не уверена, – осторожно щурясь, произнесла она, ощущая прохладу между ног. Страшась того, что ждет ее в объятиях этого взрослого мужчины.

Но желание продемонстрировать себя не испуганным воробушком, а ярким лебедем было сильнее любого страха.

Она чуть поднялась на кресле, отдаляясь от лица наглого соблазнителя и вкрадчиво улыбнулась.

– Возможно, – шепнула она, облизнув полные, пересохшие губы, после чего напрягла ноги и рассекая воздух перед лицом Ромы, раскинула их в полный шпагат. Теперь они упирались коленями в подставки, что давали ей возможности свести их снова.

Дыхание Ромы от подобного представления стало чаще, а сердце в грудной клетке забилось оглушительно, вознося все чувства Ани на небывалую высоту.

Она хотела его желания. Она хотела его жажды, ревности, любви. Даже тех страданий, что неизбежно принесут их отношения.

Аня знала, что счастье не выстраданное гораздо слабее. Именно это она вынесла, сходя с ума по драматургии Шекспира.

Наверное, впервые в жизни она забыла про свои мечты, чтобы полностью окунуться в реальность, что представлял собой этот мужчина, и его рука, плотно накрывшая чисто выбритую промежность.

Волос там быть и не должно. С ними очень жарко по сцене. С Ромой очень жарко везде, особенно когда один из его пальцев коснулся влаги.

Рома затаил дыхание, поднял руку к лицу и, не отрывая взгляда от девушки, втянул носом воздух. Одно такое простое действие повергло Аню в трепет и отчаянный восторг. Она задыхалась от счастья.

Никогда еще она не чувствовала, что близка к обмороку. Такого не было даже после изнуряющих репетиций.

Она невольно взглянула вниз. Всего на мгновение, чтобы увидеть, как близко ее раскрытые лепестки были от его твердыни, что очень явно выделялась сквозь тонкие, форменные штаны.

Света почти не было, и их тела казались наполненными синим мерцающим цветом, словно сотканные самой ночью, готовые переплестись в любой момент.

Но Рома не спешил. Больше некуда торопиться. Дверь закрыта. На этаже почти никого, а перед ним самое желанное блюдо, что когда-либо бывало на его столе.

Мысли вокруг нее крутились самые пошлые и развратные. Раскинутые в сторону, в самой вызывающе позе, ноги только добавляли огня чреслам, вызывали стояк такой силы, что болело все тело. В предвкушении. В преддверии. В неизбежности пронзительного удовольствия, что он знал, ждало его в узком влагалище.

Настолько сладко пахнущем, что кружилась голова.

Она была здесь, и он знал, что она готова. Готова для него. И в голове он уже стянул штаны и вставил. В голове он уже насаживает ее на свой член со скоростью центрифуги. В голове она уже давится его спермой и слизывает ее с губ.

Но меньше всего ему хотелось видеть страдания на красивом лице. Нет, сначала он ее подготовит, сделает все, чтобы свой первый раз она запомнила навсегда. Все, чтобы всех своих будущих мужчин она сравнивала с Ромой.

Его рука была все еще возле губ, а Аня, наконец, подняла взгляд и почти задохнулась от той бездны похоти и страсти, что светилась в его черных глазах.

Напряженное лицо со стекающей по виску каплей пота казалось Ане самым прекрасным произведением искусства, и она была счастлива, что он смотрит именно на нее.

Что именно ее он выделил среди целой вереницы женщин, по нему сохнущих как орхидеи. Он был тем источником, из которого хотела пить каждая, но достался Ане.

– Впрочем, – прочистила она горло и занемевшими руками подцепила край его рубахи, уже в нетерпении снова увидеть спортивное тело. – Вы же мой врач, как я могу не доверять вам.

Легкая ухмылка, небрежный кивок и вот его губы почти касаются ее, обдавая горячим свежим дыханием.

– Тогда будь послушной девочкой и расслабься. Сегодня я сделаю все сам, – произнес он тоном, не терпящим возражений, и жадно коснулся ее губ, которые от прикосновения тут же закололо, а в теле началась настоящая буря.

Аню кидало то вправо, то влево, тело содрогалось от переизбытка эмоций, но мужская рука, накрывшая грудь посередине, заставила замереть на месте и принимать все, что собирался сделать Сладенький.

Единственное, что ей было позволено – это стянуть с него рубашку, и провести кончиками пальцев по выступающим мышцам на груди и животе.

От ее голодного взгляда эго тридцатилетнего мужчины не могло не подняться столько же стремительно, как недавно поднялся член.

Он уже готовился к своей операции, дрожа в предвкушении сделать надрез во влагалище и подарить этому миру новую сексуальную женщину.

Но как бы не изнывал живой скальпель, сам врач наслаждался преддверием удовольствия. Расстегнул пуговички на светлой пижамке, развел полы в сторону и долго-долго смотрел на выпирающие соски.

Манящие. Дерзкие. Яркие в этом свете, как вишенки на самом изысканном десерте. Их хотелось взять в рот, их хотелось запечатлеть кистью художника. На женскую грудь, в принципе, можно смотреть бесконечно. Но эти два небольших, округлых полушария казались настоящим совершенством.

– Рома, – часто задышала Аня и уже хотела от смущения прикрыть грудь, настолько остро чувствовала его взгляд, от которого острые вершины сладко ныли.

– Не смей, никогда не смей от меня скрываться, – резкий тон и руки отброшены, а большие мужские ладони накрывают девичью грудь, линиями жизни ощущая твердость бутонов. – Ты очень горячая и сердце бьется слишком часто. Боюсь, как бы не пришлось вкалывать тебе успокоительное.

Аня хотела бы усмехнуться, но ладони, массирующие ее грудь, глаза, предельно внимательно следящие за ее лицом, не дали и тени улыбки проскочить на губах.

Все было так чувственно и остро, что Аня только выгнулась, чувствуя, как между ног собралась порядочная влага.

– Лучше естественная инъекция, доктор.

Хотелось уже кричать: «сделай что-нибудь с тем зудом, что мучает меня которой день, сделай что-нибудь с тем восторгом, что перекрывает даже мечты о балете». Так не должно быть. Люди не должны испытывать эмоций, сравнимых разве что с наркотической зависимостью. Ломкой, уничтожающей все мысли и чувства.

Сделай что-нибудь! Даже вопиющая развратная поза, которую она заняла на кресле, волновала ее меньше, чем эти размерные движения рук, мнущих ее грудь. Она хотела больше. Она хотела этого бесконечно.

Но вот руки заменили длинные, опытные пальцы, и теперь они катали между большим и указательным соски, словно дергая за рычаги нервных окончаний.

– Господи, прекрати, – умоляла Аня и вцепилась в руки Ромы, но он был не умолим. Он должен был убедиться, что проникновение его немаленького члена принесет как можно меньше дискомфорта. Кроме этого было так сложно отнять руки от совершенства груди, но пора двигаться дальше.

И вот его губы глотают очередной ее стон, языком вылизывая шелковую глубину рта, а руки тянутся вниз, проводят по плоскому животику, гладят влажный от испарины лобок и, наконец, касаются подрагивающей плоти.

Там настолько мокро, а запах настолько дурманит, что Рома воет в губы, тихо сдерживая порыв сорвать последнюю преграду и просто засадить, наплевав на чувства девушки.

Губы ведут дорожку поцелуев вниз, находят соски, долго ласкают их языком.

Но не это его цель.

Когда Рома садится прямо перед креслом и смотрит как истекает влагой промежность, Аня в смущении закрывает лицо руками.

– О, боже. Как стыдно.

– Тебе нечего стыдиться, – провел он по щели кончиками пальцев вверх-вниз, собирая смазку. – Ты прекрасна. Везде, моя Птичка.

Аня мало осознавала окружающую действительность. Ей неимоверно сильно хотелось понять это сладкое, тянущее наслаждение. К чему оно приведет. Что ждет ее в руках этого мужчины. Такого циничного там, снаружи, и такого страстного любовника наедине.

– Нежно будет только первый раз, – замечает он, но взгляда оттуда не отрывает. – Не обольщайся.

Его слова наоборот вызвали прилив радости, ведь он рассчитывает на продолжение. И можно просто наслаждаться тем, что он собирается с ней сделать.

И уже спустя пару секунд Рома наклоняется вперёд, вдыхает пряный аромат и прижимается губами к ничем не прикрытому бутону.

Аня застонала, замирая от удовольствия с каждым плавным движением его губ. Когда его язык осторожно коснулся самого чувствительного местечка, вызвав этим бурный всплеск наслаждения, она не выдержала – её руки открыли лицо, но вместо этого зарылись в его волосы.

Рома про себя улыбнулся. Стыдливость девушки рассыпается перед настоящим экстазом, что дарит мужчина.

Вскоре Аня заметалась под его губами и языком. Ему приходилось прикладывать недюжинные усилия, чтобы удержать её на месте, взяв в плен своих пальцев её белые, мускулистые бедра.

Запах, исходивший от неё, кружил голову, и Рома раз за разом нападал на её набухший холмик, нежно облизывая лепестки и лаская клитор.

Аня же, то тянула Рому за волосы, то отпускала и сжимала свою грудь, не в силах выдержать того удовольствия, что заставляло пальцы на её ногах сжиматься и разжиматься, а её саму – со всхлипами выстанывать любимое имя.

– Ром… Рома! Господи, Рома!

Водоворот ощущений, даруемых его губами и языком, с головой захватил её, принося самые невероятные, самые сильные в её жизни сексуальные переживания.

Аня почувствовала, что приближается нечто мощное и грандиозное. Она обхватила голову Рому обеими руками и крепко прижала к себе. Его движения тут же ускорились, давления языка усилилось, поднимая её всё выше и выше среди облаков нирваны и лучей кайфа.

Мгновение, другое – и девушка замерла, запрокинув голову и глядя широко открытыми, но невидящими глазами куда-то в темный потолок. Внешний мир померк, в голове молотом стучала кровь.

Секунда. Две. Три. Ох*енно.

С громким полустоном-полувскриком она выдохнула. Её тело охватили мелкие судороги, мышцы напряглись, а ладошки глубоко зарылись в его шевелюру, причиняя боль.

Она глубоко и остро переживала первый в своей жизни оргазм, подаренный другим человеком.

Рома впервые в жизни наслаждался этим процессом, но яйца уже кричали, член выл, а тело стало натянутой тетивой, готовой пульнуть стрелу в одну маленькую щелку.

Он не медлил, стянул боксеры, раскатал по члену презерватив и встал, наслаждаясь тем, как отражается на лице восторг.

Он дождался пока потоки оргазма утихнут, когда она откроет глаза и почти сразу втиснулся внутрь.

Теснота, охватившая его, заставила застыть и сжать челюсти. И хоть по лицу Ани катились слезы, он понимал, что боль неизбежна и как бы он не хотел смягчить первый раз. Она все равно бы ощутила, как разрывается граница между отрочеством и юностью.

– Прости, Малыш, потом смажу мазью, болеть будет меньше, – успокаивал он, уже не чувствуя тела, понимая, что еще мгновение и внутренний зверь, приметивший Аню еще только по стону, вырвется наружу.

– Все нормально, – прохрипела его сильная Птичка и вцепилась в подставки для ног.

Роме захотелось взяться за тонкую шею, но он обхватил дрожащие пальцы, впился в соленые губы и возобновил движение. Почти вытащил член и снова сделал выпад.

Аня дернулась, выгнулась дугой, еще теснее сжимая мышцами член Ромы, и это заставило его забыть человеческую сторону своей сущности.

Он вышел снова и толкнулся обратно. Раз. Другой. Пока просто не рыкнул и не стал вколачиваться членом в узкую щель, почти не думая. Не соображая.

Его захватила похоть, остановить которую мог только оргазм. Но он как назло не наступал, презерватив скрадывал часть ощущений, а Ане было все больнее.

– Сука, – пробормотал он себе под нос, вытащил член, стянул презерватив и вернулся на место.

– Ох, бл*ть! – завыл он и стал двигать бедрами. Резко. Грубо. Остервенело. Подводя себя к теперь уже неминуемой развязке. Еще бы Аня не сжимала мышцы от боли. – Господи, расслабься, Аня, а то порву.

Он погладил ее грудь, вкусил солона с губ и, наконец, почувствовал, как волна наслаждения поднимается из самых недр тела.

Он вытащил член и стал изливаться на плоский подрагивающий живот, залив часть груди и даже попав на приоткрытые губы.

Аня невольно облизнула их и слабо, вымученно улыбнулась.

Глава 12. Рома

Мне потребовалось несколько секунд, чтобы сориентироваться в пространстве и понять, кто я и где. Захотелось самодовольно ухмыльнуться, но я понимал, что этот жест может её отпугнуть.

Она смотрела на меня, как на божество, и это не могло не волновать, правда еще больше пугало. Я не был готов к поклонению.

Ничего особенно ведь не произошло. Лишилась девственности. Сколько еще таких, как я будет в ее артистической жизни. Эта мысль болезненно кольнула иглой, но я затолкал ее как можно дальше. Это просто секс, не стоит возводить его на уровень сакрального обряда.

Я дотянулся до влажных салфеток под аппаратом и, немного подумав, подтянул его к креслу.

Аня, чуть прикусив губу, взмахом свела ноги и стыдливо их сжала.

Я только хмыкнул. Женщина. Истинная. Только они могут все ночь поражать тебя изысками камасутры, а потом строить невинность и прикрывать грудь.

Я вытер белесые, быстро сохнущие капли с ее живота, груди. Все-таки и правда совершенная, особенно с моей спермой на соске. Провел другой салфеткой по промежности, собирая кровь и смазку. Только потом вытер себя, натянул штаны.

Включив аппарат узи, я достал гель.

– Что ты делаешь? – прошептала Аня с лукавой улыбкой, вздрогнув от прикосновения холодного геля к разгорячённой коже.

– Узи, разумеется. Я же должен проверить, хорошо ли сделал операцию, – усмехнулся я, вглядываясь в затянутые страстью глаза. Теперь в них была не только невинность, но и дикое желание. Мне понравилось, что она еще не остыла. Тело требовало продолжения.

Живот Ани дрожал, грудь часто вздымалась от того, как нежно я размазываю гель по ее животу, от того, как смотрю. Наверное, сейчас она считает меня очень нежным. Но я всего лишь плачу услугой за услугу. Неприятно признавать, но более тесного, влажного и одновременно горячего влагалища на моей практике не было. При этом не чувствовалось ни малейшего дискомфорта. Словно это вот все было самым правильным, как та операция, что я делал недавно. Странные ощущения. Неприятные, надо сказать. Казалось, на шее стягивается петля, а эта девочка стала моей ответственностью. Но ведь это не так?

– Ты замечательный, – вдруг заговорила она и тело напряглось. Этого я и боялся. – Хоть и хочешь казаться негодяем. Спас сегодня девочку, вчера спас медсестру, обезвредил психопата, стараешься позаботиться обо мне. Мне ужасно нравится быть здесь, с тобой. И да, я сегодня очень скучала по тебе.

Она говорила все это с придыханием, отдавая мне на милость своё маленькое, трепыхающееся сердце.

Я застыл, перевёл взгляд на экран, где не отображалось никаких образований, и отняв прибор от плоского живота, положил на место.

– И все же внешним чувствам не дано —

Ни всем пяти, ни каждому отдельно —

Уверить сердце бедное одно,

Что это рабство для него смертельно, – мой голос был чуть хрипловатым после секса, да и говорил я практически шепотом. Но в тишине темного помещения слова, казалось, прозвучали так громко, что Аня на миг задохнулась.

– Что это?

– Шекспир.

– Я знаю, что это сонет Шекспира! – воскликнула она и резко выпрямила спину. – Что ты хотел этим сказать?

– Мне кажется, Шекспир всегда довольно точно орудовал словом, – я внимательно посмотрел в её расширившиеся от удивления глаза, потом перевел взгляд на высокую грудь и резко встал. Сейчас возбуждение было лишним. – Поэтому ответ лежит на поверхности.

– Нет, ты объясни! – вскочив, она начала искать свои вещи. Прекрасная, обнаженная и обиженная.

Я наблюдал за её метаниями, как взрослый за истерикой ребенка. Насмешливо и беззлобно.

– Я не признавалась тебе в любви, я просто сказала, что всё твое бахвальство маска, а на самом деле…

– А на самом деле ты ни черта не знаешь, – начал я злиться и отвернулся к окну, чтобы не смотреть в расширившиеся от обиды глаза и слезы, мелькнувшие в их уголках.

Я не планировал обижать её, но признания, восхищение… Я не был к этому готов. Долго ли влюбиться? Я не хотел этого, я просто хотел её.

– Что это было для тебя? Очередной трах с очередной девкой?

– Я имел в виду, Аня, лишь то, что нужно понимать, что именно сейчас произошло. У тебя своя жизнь, у меня своя. Это игра для взрослых. Да и правила не в твою пользу, потому что в итоге всё проигрываешь только ты, – я повернулся и облокотился на подоконник. Смотрел на неё внимательно, также и она не смела отвести глаз. – Мне жаль, Птичка, правда.

Я пыталась разобраться в собственных мыслях. Меня определённо расстраивало то, что я терзал это создание, мне действительно было искренне жаль, что по моей вине этот мотылёк подлетел так близко к лампе и застрял в её плафоне.

Но даже сейчас эгоизм брал надо мной верх. Она сама выбрала это направление, и отвечать за своё разбитое сердце тоже придется потом ей.

– Ты жалеешь? – хрипло спросила Аня и указала рукой на кресло. Моя давняя фантазия – трахнуться в нем. Но реальность превзошла все. – Об этом?

– В данный момент и об этом тоже. Кажется, твоя неокрепшая психика была не готова к такому эмоционально-гормональному взрыву, – это было сказано добродушно, без желания обидеть или осадить, но твердо.

Из-за своих мыслей я и не заметил, как Аня уже оделась и стояла возле двери, желая сбежать от меня. При желании до её ярости, казалось, можно было дотронуться рукой, настолько накалился вокруг воздух в помещении.

– Пошёл ты к чёрту, Сладенький, серьёзно! – её громкий голос заставил меня посмотреть в её раскрасневшееся лицо внимательнее. Её агрессия казалась забавной, но смеяться над ней я не смел, вдруг её совсем сорвало бы с катушек?

– Я тебя не просила восхищаться мною, признаваться в любви, мог бы просто поцеловать меня в лобик, налить в уши чего-нибудь псевдозаботливого и всё! Мой первый раз не был бы безвозвратно испорчен!

– Я просто говорю то, что думаю, только и всего. Я думал, мы с тобой оба за честность.

Она еще секунду стояла, не сводя с меня взгляда, а потом схватилась за ручку и рванула дверь на себя.

– Открой, выпусти меня отсюда! – воскликнула она.

Я прошел к ней через весь кабинет, натягивая рубаху. Хотел вставить ключ, как вдруг резко развернул Аню к себе и сжал в объятиях. И пусть она трепыхалась, но в моих руках у бабочки не было и шанса спастись.

Надо просто дать ей уйти, забыть всё это. Но разве я мог так просто отказаться от самого сладкого, что пробовал в своей жизни? Разве я мог дать ей уйти и быть счастливой? Без меня.

– Отпустите меня, Роман Алексеевич, – вырывалась она, стараясь убрать мои руки, но я тисками сжимал хрупкое тело.

– Прекрати уже дергаться и выслушай, – тихим настойчивым голосом я старался достучаться до наивного сердечка.

Она застонала, когда моя рука внезапно пролезла в штаны и нашла всё еще влажное лоно.

– Сволочь!

– Я и не отрицаю. И не надо думать обо мне лучше, чем есть. Ты меня хочешь. И это взаимно. Давай просто не будем создавать проблему на ровном месте. Будь взрослее.

– Взрослее? – цинично усмехнулась Аня, оттолкнув мою руку, но больше не вырываясь. Губы дрожали, готовые вот-вот издать гневный вопль. – Это таким как ты что ли? Трахаться и бросать?