Истории воды

Утром Геннадий, пахнущий болотом и героизмом, заполнял акт: «Устранена течь на участке…». В графе «Причина» он обычно писал: «Естественный износ и всеобщая грусть бытия».

Алефтина и магия чисел.

А в это время в планово-экономическом отделе творилось самое главное чудо. Экономист Алефтина Петровна, женщина с лицом бухгалтерской проводки и глазами, видевшими мир в строках дебета и кредита, сводила бюджет.

Перед ней лежали сметы: на новые, фантастически красивые трубы, на зарплату слесарям, на так необходимое кофе для операторов и диспетчеров. Бюджета, разумеется, не хватало. Но Алефтина Петровна была волшебницей.

– Геннадий требует новые уплотнительные резинки за тысячу рублей, – вздыхал главный инженер. – А у нас на всё про всё пятьсот рублей.

– Не проблема, – говорила Алефтина, не поднимая глаз от бумаг. – Мы ее купим по триста.

– Но такие не держат!

– Эти будут держать, – голос Алефтины звучал как приговор. – Потому что я перенесла амортизацию насоса на следующий квартал и списала на утилизацию три метра старой трубы, которую Геннадий в прошлом году уже утилизировал в своем гараже. Они будут держать. Я подсчитала.

И они держали! Она могла из ста рублей сделать тысячу никому не постижимым способом, и тем не менее эффективным. Ее главным оружием была фраза: «Это оптимизация финансовых потоков в условиях внештатной гидродинамики».

Герои будней.

И так они жили. Нервные граждане неистовствовали, операторы с железными нервами их успокаивали, слесари-ночные волки побеждали потопы, а Алефтина Петровна скрепляла всю эту вселенскую абсурдности магией цифр.

Однажды утром, после особенно тяжелой ночи, Геннадий зашел в бухгалтерию за актом. Алефтина протянула ему бумагу и кружку с чаем.

– Держи, герой. На чайник я, правда, денег не нашла, так что пока так.

– Зато как приятно и вкусно! – ухмыльнулся Геннадий. – Прямо на даче у Ивана Степановича.

Валентина Ивановна, проходившая мимо, добавила:

– По результатам дегустации, в чае обнаружены следы счастья и душевного тепла. Благодарность подавать будем?

Они рассмеялись. Потому что иначе в этом безумном мире «Горводоканала» было просто не выжить. Они были одной командой, которая изо всех сил старалась, чтобы из кранов текла «живая» вода, а не вселенская грусть. И у них это, черт возьми, получалось. Всегда.

История одной Воды, которая устала быть мокрой

В одном самом обычном стакане на самой обычной кухне жила-была Вода по имени Капитоша. И была она водой с характером. Особенно по утрам.

Однажды утром Капитоша проснулась не в духе. Её достало всё: что она вечно мокрая, что её вечно пьют, что от неё вечно остаются противные круги на столе.

– Всё! – булькнула она решительно. – С меня хватит! Я устала быть жидкостью! С сегодняшнего дня я буду кем-нибудь другим. Например, пирожным!

Испаряясь от возмущения, она выплеснулась из стакана прямо на стол, решив начать новую жизнь. Первым делом она попыталась принять форму эклера. Получилась мокрое пятно, очень похожее на эклер, который забыли в дождь.

В этот момент на кухню зашёл хозяин квартиры, дядя Ваня, в поисках утреннего кофе. Он увидел лужицу на столе и, будучи человеком аккуратным, вздохнул.

– Опять пролил кто-то, – пробормотал он и протянул руку к губке.

Но Капитоша была не из трусливых. Она собрала всю свою жидкость в одну каплю и с криком "Я не лужа, я крем-брюле!" прыгнула прямиком на его очки.

Мир в глазах дяди Вани поплыл. Он снял очки, пытаясь протереть их, но Капитоша уже перебежала на другую линзу, устроив ему веселый аттракцион "мир глазами медузы".

– Что за чертовщина? – удивился дядя Ваня.

Тут на шум примчался кот Барсик, привлечённый блеском мокрого стекла. Он ткнулся любопытным носом в очки и получил каплю прямо в нос. Барсик фыркнул, замотал головой и от неожиданности сделал назад сальто, чего от него никто не ожидал, особенно он сам.

Капитоша, тем временем, поняла, что карьера пирожного не задалась, и решила стать привидением. Она испарилась с очков, превратилась в небольшое облачко и направилась к микроволновке, чтобы напугать её мерцающий светодиод.

Облачко принялось стучать по дверце микроволновки каплями конденсата: "Ууууу, я призрак забытого борщаааа!"

Микроволновка в ответ вежливо пискнула и продолжила показывать время.

Дядя Ваня, кот Барсик и облачко Капитоши замерли в трёхстороннем противостоянии. Было ясно, что ситуация вышла из-под контроля.

И тут дядя Ваня, человек с научным складом ума, произнёс:

– Так-так-так. Фазовое переходное состояние с признаками повышенной парообразности и явными амбициями. Лечится чаепитием.

Он взял чайник, громко зашумел, засвистел и наполнил чашку кипятком. Пар поднялся густым и ароматным туманом.

Капитоша-облачко вдруг почувствовала неодолимую тягу. Это был её родной джаз, её стихия! Она потянулась к чашке, смешалась с паром от кипятка и устроилась там, на время забыв о бунте.

Дядя Ваня поднёс чашку ко рту и сделал большой глоток.

– М-м-м, – сказал он. – Какой странный чай. На вкус… как будто немного обиженный, но в целом смирный.

Внутри чашки Капитоша наконец успокоилась. Она поняла, что быть водой – это не только про круги на столе. Это про то, как здорово быть и паром для утреннего чая, и льдом для вечернего коктейля, и дождём, который весело стучит по крыше. Это целая жизнь, полная приключений!

Но она твёрдо решила: в следующий раз, когда ей захочется перемен, она потребует, чтобы её заморозили в формочке в виде динозавра. Это гораздо круче, чем быть пирожным.

А кот Барсик с тех пор с большим уважением смотрит на стакан с водой. Мало ли.

Нефильтрованный вкус работы

Если бы меня лет десять назад спросили, кем я вижу себя в будущем, я бы, наверное, на что-то променяла. На актрису, на директора зоопарка, на путешественника-натуралиста. Но судьба, как самый причудливый сантехник, подбросила мне свой квест. Я – старший лаборант химико-бактериологического анализа на горводоканале. Моя задача – пробовать воду. На вкус.

Да-да, вы не ослышались. Органолептический анализ, самая что ни на есть дегустация. Хлорированная, обезжелезненная, умягченная – вся эта живительная влага проходит через мой нежный вкусовой аппарат. Коллеги по цеху шутят, что у меня самая «вкусная» работа на станции. Я уже молчу о том, что мое резюме с пунктом «дегустатор» сбивает с толку всех рекрутеров.

Но это еще цветочки. Абсурд начался сегодня утром.

Заходит ко мне в лабораторию Валера, наш главный инженер, человек с лицом, как у выдержанного бетона, и говорит тоном, каким сообщают о падении спутника на склад боеприпасов:

– Людмила, проблема на фильтрах. Вода из шестой секции пошла с легким фруктовым послевкусием.

Я поперхнулась своим же утренним кофе, который, к слову, после пяти лет работы здесь я воспринимаю как нейтральный фон.

– Простите, Валерий Степанович, мне послышалось? Фруктовым?

– Абрикосовым. С нотками перезрелой дыни. Идет жалоба от потребителя.

Представьте картину: солидный мужчина в белом халате, доктор технических наук, с невозмутимым видом обсуждает со мной фруктовые нотки в питьевой воде. Это был тот самый момент, когда реальность дала трещину, и из нее потянуло абрикосом.

– Кто жаловался-то? – спрашиваю, пытаясь сохранить профессиональное хладнокровие.

– Антонина Арнольдовна с пятого этажа дома №42 по улице Заречной. Говорит, чай заварила, а у нее готовый компот получился. Без сахара.

Вот она, народная контрольно-измерительная аппаратура! Ни один японский хроматограф не справится лучше, чем Антонина Арнольдовна из пятого подъезда.

Мы пошли на фильтры. Это огромные бетонные бассейны, наполненные слоями песка и гравия, где вода тихо себе булькает, очищаясь. Подходим к шестой секции. Валерий Степанович зачерпнул кружкой из контрольного крана и с видом сомелье подал мне.

Я сделала небольшой глоток. Профессионалы не хлебают, а именно смакуют. И правда. Слабый, но отчетливый привкус абрикосового варенья и та самая, уловимой лишь истинным гурманом, дынная сладость в послевкусии.

– Ну? – с надеждой спросил инженер.

– Концентрация слабая, но палитра богатая, – выдавила я. – Определенно, абрикос. Дыня тоже подтверждается.

Мы стояли и смотрели на огромный, абсолютно индустриальный объект, пытаясь понять, откуда здесь взяться фруктовому ассорти.

А потом мой взгляд упал на рабочего Семена, который чистил дренажные лотки рядом с фильтром. Он был сосредоточен и что-то жевал. А на его рабочем столике рядом с гаечными ключами и вентилями лежала открытая пол-литровая банка с надписью «АБРИКОСОВЫЙ ДЖЕМ. ДОМАШНИЙ».

Все сложилось в идеальную, безумную картину.

– Семен! – окликнула я его. – А джемчик твой случайно в фильтр не падал?

Он смущенно покраснел, как тот самый абрикос.

– Да я, Людочка, бутерброд делал… Ложка выскользнула. Ну она ж маленькая, подумаешь!

Маленькая ложка домашнего джема на несколько миллионов литров воды. И вот он, «нефильтрованный вкус работы» во всей его красе. Не хлор, не железо, не соли жесткости – нет. Абрикос. От тети Светы с третьего этажа, которая варит его на продажу.

Валерий Степанович молча смотрел то на Семена, то на банку, то на небо, как бы ища там ответа. Потом тяжело вздохнул.

– Ладно. Сливаем секцию на промывку. Людмила, оформляйте акт отбора проб. В графе «причина» пишем: «Посторонний элемент. Фруктовый».

Я вернулась в лабораторию и завела новый журнал. На обложке я вывела: «Архив вкусов. Том I». Первую запись сделала каллиграфическим почерком: «Инцидент №1. Абрикосово-дынный. Виновник – бутербродная лень».

И знаете, я вдруг поймала себя на мысли, что ни на какую другую работу не променяю эту.

Потому что где еще вы сможете попробовать на вкус самую суть жизни – ее непредсказуемость, ее абсурдную смесь технологий и человеческой безалаберности, ее сладкий, нефильтрованный привкус?

Музей забытых сокровищ

Если вы думаете, что музей – это про скучные картины и пыльные вазы, то вы не были в нашем «Зале сокровищ горводоканала». Официально он числится как «Склад ремонтного фонда и изъятых предметов», но для нас, работников, это Лувр, Эрмитаж и кунсткамера в одном флаконе. А начиналось все с моего упрямого желания не выбрасывать хлам, который водозаборные решетки задерживают на сливе, а дать ему второй шанс.

Меня зовут Лиза, и я – главный архивариус абсурда. Моя должность звучит как «инженер по эксплуатации», но на деле я – смотритель музея, который никто не санкционировал, куратор выставки, которую никто не заказывал, и экскурсовод для одного-единственного посетителя – нашего вахтера дяди Коли.

Все началось с того, что я нашла на решетках игрушечного резинового утёнка. Не простого, а в фирменной красной каске строителя. Он сидел там, гордый и несломленный, словно только что руководил сложнейшей операцией по прочистке труб. Я не смогла его выбросить. Посадила на стол. И понеслось.

Экспонат №1: «Трудовой утенок»

Описание: Резиновая игрушка, каска слегка погнута, на клюве – пятно неизвестного происхождения, похожее на ржавчину.

Легенда: «Предположительно, участвовал в подводной стройке. Не сдался».

Потом был «Зонт-камикадзе». Его принес Вася, наш механик.

– Смотри, что река подарила! – сказал он, водружая на мой стол огромный зонт-трость с ручкой в виде головы таксы. Зонт был сломан пополам, но такса смотрела на мир с вызовом.

– Он же не помещается в трубу! – удивилась я.

– А он и не в трубе был! – засмеялся Вася. – Он на решетку приплыл, как парусник. Боевой корабль одноразового назначения.

Экспонат №2: «Адмирал Такса»

Описание: Сломанный зонт. Сохранил боевой дух.

Легенда: «Отчаянная попытка вызвать дождь методом жертвоприношения зонта. Сработало? Данных нет».

Но настоящим хитом стала коллекция телефонов. Нет, не айфонов. А тех, что уже давно никто не производит.

– Лиза, неси новое пополнение! – как-то раз крикнул мне дядя Коля с вахты. – Из четвертого блока достали!

Я прибежала. На столе лежал дисковый телефон. Ржавый, молчаливый, величественный, как динозавр.

– Он же тяжеленный! Как он туда попал?!

– История умалчивает, – мрачно сказал дядя Коля. – Может, им гвозди забивали, а потом в отместку утопили.

Мы его отреставрировали. Ну как отреставрировали… поставили на полку рядом с его собратом – кнопочной «раскладушкой» нулевых, на экране которой навсегда застыло слово «Мама» с пятью пропущенными вызовами.

Экспонат №7: «Звонок из прошлого»

Описание: Дисковый телефон 70-х годов. Диск не крутится.

Легенда: «Последний звонок был, предположительно, с жалобой на качество воды. Жалоба была удовлетворена кардинально».

А еще у нас есть «Зал искусств». Туда мы помещаем все, что хоть отдаленно напоминает арт-объект. Например, садовый гном без одной руки, с суровым взглядом шахтера. Или единственный роликовый конек, который явно пережил какую-то личную трагедию. И корзина для пикника. Пустая. Но с какой-то невероятной историей одиночества, проступающей в каждой плетеной веточке.

Мой шеф сначала воротил нос.

– Опять этот хлам тащите? Выбросить всё!

Но однажды он зашел за кофе и увидел, как я вешаю табличку на новый экспонат – свадебную куклу в облезлом платье.

– И это что? – спросил он.

– Экспонат №15, «Невеста Потерянного», – отчеканила я. – Символ несбывшихся надежд и, возможно, причины, по которой кто-то решил смыть память о событии в унитаз. Но унитаз не справился.

Шеф молча постоял, попил кофе, посмотрел на куклу, на утёнка в каске, на зонт-таксу.

– Табличку сделайте покрупнее. А то не видно, – буркнул он и вышел.

С тех пор он наш главный спонсор. Иногда приносит находки сам.

– Вам, в музей, – говорит и ставит на стол мокрый кроссовок сорок пятого размера.

Наш музей никем не утвержден. Его нет в официальных реестрах. Но он есть. Это наша капсула времени, наша летопись человеческой забывчивости, паники и абсурда.

Это история не о воде, которая течет из крана. Это история о том, что люди пытаются отправить в канализацию. А оно, вот же, возвращается. Напоминает о себе.

И знаете, после экскурсии по нашему музею на обычную воду смотришь совсем по-другому. Ты понимаешь, какой долгий и тернистый путь она прошла, и сколько всего она повидала, прежде чем стать кристально чистой и безвкусной. И какому упрямству людей, которые ее очищают, она обязана этим.

Так что, если будете проходить мимо нашего строгого режимного объекта, знайте: внутри есть маленький островок безумия, где на полках хранятся тайны, которые город доверил только воде. А вода – нам.