скачать книгу бесплатно
Я немного отвлекся, разрозненные мысли проносились в голове. Сколько событий за один день! Сколько вопросов без ответов! Он велел Амелии обратиться ко мне, если с ним что-то случится. Он сказал, что Гарри Коршэм будет знать, что делать. Но я не знал.
Я взял связку ключей:
– Вероятно, это ключи от его квартиры. Думаю, мне следует съездить и обыскать ее. Может, я найду там что-то полезное.
Амелия слабо улыбнулась мне:
– Спасибо, капитан Коршэм.
В одном из боковых карманов саквояжа она нашла кожаный мешочек, открыла и потрясла над ладонью. Выпал маленький сверток из красной вощеной бумаги. Амелия развернула бумагу, на которой чернилами были написаны восточные иероглифы. Внутри лежал коричневый комок размером с чернослив. Амелия понюхала его и, ничего не говоря, передала мне. Комок оказался податливым и тягучим, как замазка для окон. От него пахло свежескошенным сеном.
– Это опиум, – сказал я. – Его курят, вдыхают пары. Он одурманивает, вызывает эйфорию, у людей появляются дикие видения.
– Я знаю, что это такое. Я же жила в Индии, помните?
– Вы видели, чтобы Тэд его курил? Он этим не грешил до моего отъезда в Америку.
– Никогда. – Амелия бросила опиум на стол и внимательно посмотрела на меня: – Почему вы уехали в Америку? Вы жили здесь, а потом раз – и исчезли, не сказав ни слова. Я знаю, что вы поругались с Тэдом. Вы поэтому уехали?
– Это он так говорил?
– Он говорил, что все дело в девушке. Вы любили одну женщину. Это правда?
Мгновение я не мог ничего сказать, потому что потрясения дня снова накрыли меня. Тэд мертв, и уже ничего нельзя исправить.
– Это было очень давно, – сказал я.
Но Амелия не желала менять тему.
– Просто знайте, что он любил вас – независимо от того, какую боль вы причинили ему или он – вам. Он стал другим после вашего отъезда. Он скучал по вас, капитан Коршэм.
Каждое ее слово вонзалось в мою совесть, как стилет. Я склонил голову, стараясь не слушать.
– Многие мои воспоминания о нем – это воспоминания о вас. Как вы вдвоем приезжали из Оксфорда. Дни на реке. Папа с собаками. Вы были Арчером не меньше, чем любой из нас, носивших эту фамилию. Мама плакала, когда вы уехали. Она любила вас как сына. Но вас едва ли можно было бы назвать одним из нас, если бы вы ее не разочаровали? – Она грустно улыбнулась мне: – А теперь остались только вы и я.
Глава шестая
Мы добрались до границы Лондона в самом начале девятого. Огромный купол собора Святого Павла сиял золотом в лучах вечернего солнца, по Сити сновали клерки и биржевые брокеры, направлявшиеся домой или в поисках места для ужина. Чем дальше на запад, к Сохо, мы продвигались, тем оживленнее становилось на улицах, их заполнили джентльмены, желающие повеселиться, и проститутки. Я смотрел на них рассеянно, погруженный в воспоминания о Тэде. Лондон не изменился, но все теперь было по-другому.
Мы остановились перед Карлайл-хаусом, и я выпрыгнул из кареты, не дожидаясь, пока Сэм поставит лесенку. Привратники знали меня и махнули рукой, жестом приглашая заходить, несмотря на крики протеста из очереди всех желающих попасть внутрь. Я быстро миновал анфиладу позолоченных комнат и наконец вошел в бальный зал.
Он был ярко освещен, играла музыка, мелькали разные краски: атласные платья, расшитые жилеты, шелковые веера. Я оглядел зал в поисках жены, ослепленный игрой света на хрустале и зеркалах. Не увидев ее в бальном зале, я поспешил дальше, по Китайскому мосту, через сад во внутреннем дворе, и оказался в комнате Звезд, где играли в фараона и кости. Газеты сравнивали происходящее в Карлайл-хаусе?[19 - Как говорилось в сноске выше, Карлайл-хаус был арендован артисткой и куртизанкой Корнелис. Она сделала большой ремонт и добавила несколько помещений позади особняка. В старом здании проводились балы, в новых комнатах, к которым вел так называемый Китайский мост, играли в карты и кости и устраивали другие развлечения.] с временами падения Рима. Каро называла его раем без невинности. Тэд, у которого больше негодования вызывали люди, а не развлечения, называл его десятым кругом ада.
И в этот вечер здесь и правда было как в аду. Я задыхался в своей форме, галстук казался петлей, хотя люди за игровыми столами будто бы совсем не обращали внимания на жару. Я прошел мимо своих знакомых, которые пожелали мне удачи на дополнительных выборах. Они не знали, что сейчас выборы волнуют меня меньше всего. Я думал только о Тэде. Тэде и Каро. А вот и она.
Каро смеялась, приподняв одну руку к каштановым волосам, собранным в высокую прическу, которую в этот вечер украшало несколько страусиных перьев. В свете свечей черты ее лица выглядели обманчиво хрупкими – тонкие кости, мягкие губы. Она была в светло-бежевом robe en chemise?[20 - Robe en chemise – платье-рубашка (фр.).] с лифом, украшенным лентами бирюзового цвета. Когда она встряхивала кости, ее браслеты с бриллиантами сияли радужным светом.
На окружающих ее джентльменах были надеты белые фраки и любезные улыбки. Я поискал глазами молодого виконта, который заявился к нам домой на прошлой неделе, но не увидел его. Возможно, он был изгнан из ее круга. Прийти пьяным к ней домой и пытаться спровоцировать ее мужа на дуэль, несомненно, означало нарушить установленные ею правила игры, какими бы они ни были. Не по сути, а по оболочке. Даже любовь подчинялась железным законам, установленным в гостиной Каро.
Я протолкнулся к ней и увел ее подальше от компании.
– Эй, Коршэм! – крикнул кто-то нам вслед. – Верни ее нам поскорее, старина. Она приносит удачу.
Я увел Каро в одну из маленьких ниш, украшенных гирляндами из листьев. Предполагалось, что они напоминают беседки, в которых в саду наслаждений встречаются любовники.
– Гарри? – сказала Каро. – Что случилось?
– Таддеус Арчер мертв.
Она посмотрела на меня:
– Боже праведный! Это чудовищно.
– Его убили. – Мой голос дрогнул. – Сначала пытали, потом перерезали горло.
Я не стал сообщать эти детали Амелии Брэдстрит, но Каро была дочерью своего отца. Она унаследовала характер и целеустремленность старого ублюдка. Один легкий вдох – и больше никакой реакции.
– Я ездил в Дептфорд. Тело нашли там.
– Дептфорд? – Каро произнесла слово так, словно речь шла про Китай или подземное царство Аида. – Что он там делал?
– У него был какой-то план, связанный с работорговлей. Мы с Амелией пытаемся это выяснить.
Каро нахмурилась при упоминании ее имени:
– Разве этим делом не должны заниматься дептфордские власти?
– Им нельзя верить. Тэд говорил об этом Амелии, а сегодня я сам увидел, что они собой представляют. Сейчас я еду в его квартиру. Надеюсь найти там что-нибудь. Я не хотел, чтобы ты беспокоилась.
Я осознавал, что это звучит как лепет. Лицо покрылось потом, на шее пульсировала жилка. Каро смотрела на меня, как на пациента Бетлемской королевской больницы?[21 - Бетлемская королевская больница – психиатрическая больница в Лондоне.], обеспокоенно и опасливо одновременно.
– Не думаю, что стоит вмешиваться.
– Тэд сказал Амелии обратиться ко мне, если с ним что-то случится. В этой истории вообще все неправильно, Каро. Он говорил, что торговцы рабами и политики готовят заговор против него. Он говорил, что они хотят его смерти.
– Еще одна причина не лезть в это дело. – Она понизила голос: – Ты вскоре должен стать членом парламента, Гарри. Если и есть удачное время для того, чтобы оказаться втянутым в историю о сенсационном убийстве, то это точно не оно. Подумай о своем избирательном округе. Некоторые местные фригольдеры?[22 - Фригольдер (ист.) – свободный землевладелец.] и сами рабовладельцы.
– Фригольдеры будут голосовать так, как нужно министерству, которое им заплатит. Кэвилл-Лоренс уверяет, что мне не нужно беспокоиться по этому поводу.
– Даже если и так, зачем рисковать?
Я снова видел покойного Чарльза Крейвена в его дочери – ум банкира быстро просчитывал риски и прибыль.
– Потому что он просил о моей помощи. Потому что у Амелии больше никого нет.
Каро склонила голову набок и смотрела на меня, выставив вперед челюсть, как профессиональный боксер из Уайтчепела?[23 - Уайтчепел – исторический район Лондона, где жили иммигранты и рабочий класс.].
– Если друзья Амелии не желают с ней общаться, то кто в этом виноват?
У меня болела нога после всех нагрузок этого дня. Усталость, казалось, пронизывала меня до мозга костей.
– Это было много лет назад. Одному Богу известно, какую цену ей пришлось заплатить за свою ошибку. И разве влюбиться – это преступление?
– Ее влюбленность не была преступлением. Преступлением было сбежать в Калькутту с чужим мужем. Леонору Брэдстрит сломил их поступок. Они унизили ее, и она умерла от разбитого сердца. – Каро нахмурилась: – Ты дал ей денег?
– Немного. Только чтобы оплатить похороны. Послушай, давай забудем про Амелию. Речь не о ней.
– А о чем? Ты почти не виделся с Таддеусом после окончания Оксфорда.
Я пытался найти объяснение, которое она сможет понять.
– Он был мне другом, когда я нуждался в этом больше всего. После смерти отца. Он стал первым человеком после мамы и Бена, которому было не все равно.
Я обвел взглядом знакомые лица за игральными столами. Этих людей я тоже звал друзьями. Одно слово, которое может значить все или ничего.
– Предположим, ты найдешь то, что ищешь, у него в квартире. Что дальше?
– Я отнесу улики дептфордскому магистрату и буду надеяться, что это заставит его действовать.
– А если не заставит?
– Тогда я сам останусь на несколько дней в Дептфорде и поспрашиваю людей. Если я выясню, кто убил Тэда, то обеспечу им уголовное преследование. У меня достаточно влияния, чтобы добиться перевода рассмотрения дела из Дептфорда в Лондон.
О степени недовольства Каро всегда можно судить по продолжительности ее молчания. На этот раз оно длилось так долго, что армия могла бы успеть осадить Трою.
– Гарри, это безумие. Скандал может все разрушить. Ты должен это понимать.
Под «всем» она имела в виду дополнительные выборы и впоследствии – определенно пост в министерстве. Со временем – пэрство и место в кабинете министров. Возможно даже – хотя мы редко об этом говорили, даже между собой, – переезд в совершенно определенный дом на Даунинг-стрит?[24 - Имеется в виду Даунинг-стрит, 10, – официальная резиденция премьер-министра Великобритании.]. Но сейчас все это казалось мне несущественным.
– Я обещаю быть осторожным и осмотрительным. Но я должен это сделать.
Мы посмотрели друг на друга, и каждый из нас хотел заставить другого понять. В конце концов Каро опустила глаза.
– Тогда нам больше не о чем говорить, – заявила она.
Я смотрел, как она возвращается к своим поклонникам, улыбаясь, словно все в полном порядке. Кто-то вручил ей кости, она поцеловала их, и все засмеялись.
Газеты называли нас золотой парой и предсказывали нам большое будущее. Мир видел только фасад нашей жизни, и он был прекрасен. Как сказал бы Гомер, мы посрамили наших врагов и порадовали наших друзей. Но, к моему огромному сожалению, мы редко радовали друг друга.
Глава седьмая
Линкольнс-Инн всегда напоминал мне оксфордский колледж. Впечатляющая кирпичная сторожка у ворот на Чансери-лейн, часовня, столовая, студенты-правоведы и адвокаты в черных шелковых мантиях. Я быстро шел по темным дворам и узким переулкам, серебристый лунный свет пробивался сквозь тянущийся от реки туман. Из часовни доносилось пение – шла вечерняя служба.
Я всего один раз заходил сюда к Тэду – и в тот день я в последний раз видел его живым. Это было сразу же после моего возвращения с войны в Америке. Воспоминания о той встрече возвращались вспышками. Я снова и снова видел его мрачное бледное лицо. Тогда оно выглядело даже хуже, чем на столе у Брэбэзона.
Я свернул на Нью-сквер, под ногами у меня хрустел гравий. Дома из красного кирпича, выступавшие из тумана, казались высокими и безжизненными. Я так погрузился в свои мысли, что не смотрел, куда иду, и врезался в кого-то на ступенях дома Тэда.
– Смотри, куда прешь, чертов бездельник! – рявкнул он.
Это был молодой африканец невысокого роста, с накачанными мускулами, которые выделялись под сюртуком цвета зеленого мха. Красная треуголка была натянута низко ему на лицо, и когда он повернулся, я увидел, что одна сторона его лица обезображена совершенно жуткими шрамами. Это уродство только усиливало угрозу, которая ощущалась в выражении его лица.
Бормоча извинения, я проскочил мимо него в холл дома Тэда. Я взял с собой деньги на взятки, но консьерж спал в своей будке. За тем, как я поднимался по лестнице, следила только кошка черепашьего окраса, сидевшая на стойке перед ним.
Я остановился на лестничной площадке, пытаясь вспомнить, как пройти к квартире Тэда. Здание представляло собой лабиринт коридоров со множеством дверей, которые вели в квартиры адвокатов. На стенах висели портреты давно умерших юристов в кружевных жабо. Я несколько раз повернул не туда, пока наконец не нашел дверь Тэда. Дрожащими пальцами я вставил ключ в замок.
В большой гостиной стоял холод: окно оставили открытым, на потолок бледными прямоугольниками падал лунный свет. Я застыл в полумраке, увидев, что ко мне приближается человек. На мгновение я подумал, что это Тэд. Он отвернулся от меня, чтобы схватить две большие кожаные сумки, которые стояли на полу у окна. Я в замешательстве смотрел, как он перекинул ноги через подоконник и исчез.
Тут я очнулся и бросился к окну, ожидая увидеть его разбившимся о булыжники мостовой. Но он приземлился в двух с половиной метрах внизу на чугунном балкончике над входом в дом с Кэри-стрит. Оттуда он сбросил сумки на улицу и спрыгнул вслед за ними. Я закричал, он поднял голову и посмотрел на меня. Я увидел размытые очертания белого лица. Затем он подхватил сумки и побежал в направлении Чансери-лейн.
Я хотел было броситься за ним и в другой жизни обязательно так и сделал бы. Но прыжки из окна на балкон, а оттуда на улицу – это именно то, что хирурги советовали мне не делать. Я не мог рисковать еще одним переломом и трещиной, поэтому беспомощно стоял у окна и наблюдал, как он исчезает в ночи.
Пытаясь понять, что все это значит, я споткнулся об угол камина и стал шарить вокруг в поисках лампы. Наконец я нашел ее и зажег с помощью огнива, которое лежало у меня в кармане. Комната осветилась тусклым светом. Гостиная выглядела практически так же, как в прошлый раз. Все немного потрепанное, несколько ценных вещей, которые Тэд не успел заложить, книги по философии и праву и больше почти ничего. Я наткнулся на грабителя? Если так, то он, вероятно, был разочарован. Тэд жил скромно и был одним из самых бедных джентльменов, которых я знал.
Тем не менее я осмотрел комнату более внимательно, потому что у меня появилась новая теория. Когда я был тут в последний раз, секретер, стоявший у двери, распирало от юридических документов и писем. Теперь все ящики были пусты. Как и стена над письменным столом Тэда. Раньше там висели схемы, графики и таблицы. Карты Африки и Карибского моря. План невольничьего корабля с черными телами, набитыми в трюм, как селедки.
Все исчезло. Я увидел дырочки от булавок в стене, а сами булавки валялись на письменном столе. Квартиру явно обыскивали. Все бумаги Тэда забрали.
Я подумал о мужчине, который выпрыгнул из окна. Его не напугало мое появление. Скорее наоборот. Такое самообладание говорило, что для этого человека взлом был привычным делом. Мог ли это быть убийца Тэда? Или кто-то еще, кого интересовали его бумаги? Я вспомнил свой разговор с Амелией, страхи Тэда, связанные с Вест-Индским лобби. Потом я отругал себя за собственную глупость. Я начинал думать, как Тэд. Лобби не занимается взломом и кражей адвокатских документов.
Но кто-то же сюда вломился.
И почему сейчас, сегодня ночью? Ведь Тэд мертв уже несколько дней. Может, этот человек или тот, кто его послал, до сегодняшнего дня не знал настоящих имени и фамилии Тэда? Это означало, что их они узнали сегодня, после моей поездки в Дептфорд. А это, в свою очередь, означало, что мэр Люций Стоукс или магистрат Перегрин Чайлд сообщили им.
Я зашел в спальню. Кровать Тэда была не заправлена, но для него это было нормально. Его вещи были сложены в гардеробе, а ящики прикроватной тумбочки – закрыты. Было трудно сказать, обыскивали эту комнату или нет, и все же, если я помешал взломщику закончить свое дело, то, возможно, именно здесь осталось то, что поможет объяснить убийство Тэда.
Сначала я заглянул в ящики прикроватной тумбочки, но не нашел там ничего интересного. Потом я обыскал карманы его одежды, но обнаружил в них только мелочь и потрепанные брошюры. Я даже запустил руку под матрас. Ничего.
Куда бы я ни заглянул, везде я видел Тэда. Брошенный на пол галстук, рядом с кроватью винный бокал с высохшими следами от кларета, горшок с засохшими фиалками на подоконнике. Мой взгляд остановился на портрете матери Тэда, который когда-то висел в наших комнатах в Уодхэм-колледже. При воспоминании об Оксфорде на меня нахлынули эмоции. Я слышал голос Тэда, словно он произнес эти слова сегодня: «Мама хранит все мои секреты. Она никогда не скажет ни слова, хотя знает, что гореть мне в аду».
У меня участилось дыхание. Гарри Коршэм поймет, что нужно делать.
Я снял портрет со стены, осмотрел его сзади и понял, что мне нужен нож, поэтому вернулся в гостиную.
В ящиках письменного стола Тэда валялся сургуч, залоговые расписки, пакеты с чернильным порошком и сломанные перья. Что-то металлическое блеснуло среди этого хлама, и я стал искать, что это было. Это оказался не нож, а плоский прямоугольник из чеканного серебра размером с коробочку для нюхательного табака. Я решил, что это входной жетон какого-то модного места отдыха. Он привлек мое внимание, потому что серебряная вещица явно что-то стоила, но Тэд не заложил ее. С одной стороны римскими цифрами было выбито «пятьдесят один» в окружении гравировки из цветов, похожих на лилии. Я опустил жетон в карман, подумав, что Амелия сможет его продать.
Наконец я триумфально извлек старый нож для заточки перьев из задней части одного из ящиков и вернулся с ним в спальню. Я вставил острие ножа в проем между рамой и задней частью картины, и мне не потребовалось много времени, чтобы отделить ее. В старые добрые времена Тэд прятал здесь самые радикальные брошюры и личные документы. Теперь там лежало всего несколько листов бумаги. Я поднес их к свету, и по коже пробежал холодок.
«ХВАТИТ ЗОДОВАТЬ ВАПРОСЫ. ХВАТИТ САВАТЬ НОС В ЧУЖИЕ ДЕЛА. ЕЩЕ РАЗ ПАЯВИШЬСЯ В ДЕПТФОРДЕ – И ТЫ МЕРТВЕЦ».
«Я ЗА ТАБОЙ СЛЕЖУ. ВАЛИ ИЗ ГОРОДА ПАКА ТИБЯ НЕ ПРИРЕЗОЛИ УБЛЮДОК».
Третья оказалась самой краткой:
«ВАЛИ ИЗ ДЕПТФОРДА ИЛИ Я ТИБЯ УБЬЮ ЛЮБИТИЛЬ НЕГРОВ».
На улице спорили какие-то мужчины. Кричали что-то про идиота и лошадь. У меня снова гудело в ушах, но я старался думать. «Почему ты не пришел ко мне, Тэд? Если у тебя возникли проблемы, если тебе угрожали – почему ты не пришел ко мне?»
Глубже в проеме между рамой и картиной лежала пачка старых листов бумаги. Сначала я принял ее за сверток с письмами. Я осторожно развернул ломкие, заляпанные пятнами страницы на кровати. Похоже, их вырвали из какого-то журнала. Все листы были исписаны столбиками цифр, рядом с каждым числом кто-то нарисовал чернилами человеческий череп. Дюжины черепов. Сотни. У меня по ребрам скатились ледяные струйки пота. Создавалось впечатление, что черепа маршируют по странице, как жирные черные жуки.
