скачать книгу бесплатно
Последнее, что я видел, это вырезанная на прикладе оружия фигурка какого-то зверя, скорее всего, ручной работы. Последнее, что я слышал, это хруст собственного носа.
Глава II. Блуждание во тьме
– Давайте, дети, знакомиться! Меня зовут Алла Борисовна, я ваш первый учитель! Я буду учить вас и давать первые знания!
Передо мной возникла стройненькая фигурка моей первой учительницы, «тети Али», как мы ее называли. Она стояла у голографической доски, поигрывая копной волос при резких поворотах головы, рисуя пальцами на плоскости доски голограммы разных животных. Дети, сидевшие в классе, внимательно слушали девушку, периодически что-то нажимая в своих планшетах и синхронизируя доску с устройствами.
Влюбился я в Аллу Борисовну моментально: слепо, по-детски, как может влюбиться маленький мальчик в ласковую и добрую тетю. Позже она стала эталоном красоты всех женщин, с которыми мне приходилось встречаться.
– Мальчик на третьей парте, как тебя зовут?
С третьей парты центрального ряда поднялся худенький паренек, на котором мешком висел пиджак с широкими плечами, а узенький воротничок стягивал горло, что причиняло ему значительные неудобства. С тихим ужасом я понял, что мальчик – это я сам в далеком 2180 году.
– З-здрасте! Меня зовут Федя Правко, мне пять лет. Сегодня я п-пошел первый раз в школу. М-мне здесь нравится.
– Ты, Федя, обещаешь мне хорошо учиться?
– Д-да, обещаю, я люблю учиться! – парнишка совсем растерялся от смущения.
– Вот и отлично! Всегда старайся, и всё будет у тебя хорошо! – мое сознание оказалось в теле мальчика, и прямо перед собой я увидел огромные зеленые глаза тети Али. Вот откуда мое бессознательное предпочтение изумрудных глаз…
Согласно госпрограмме, я, как и все дети, пошел в школу с пяти лет. Первый звонок, счастливые родители с цветами, знакомство с будущими одноклассниками, общение с внимательной и отзывчивой Аллой Борисовной, учеба и уроки. Но продолжалось это недолго, всего-то пару месяцев, пока добрая сказка не обернулась ночным кошмаром.
Когда это произошло, я ничего не понимал, мне просто было страшно. Навсегда я запомнил растерянное лицо Аллы, хныканье встревоженных детей, когда прямо на уроке в класс ввалились трое одетых в черное людей с автоматами, представившихся «службой безопасности». Пахло от них чем-то плохим: тяжелым и металлическим, и отдавало холодом. Тогда я еще не знал, что так пахнут кровь и смерть. Двое остались у входа, один подошел к «тете Але» и потребовал Фёдора Правко. Помню ужас на лице нашей Аллы, когда она поняла всю безысходность положения. Помню, как меня посадили в черный автомобиль и увезли, как потом держали взаперти до утра в голой комнате. Много позже я понял, что тогда происходило.
Ноябрь 2180 года. После очередного всемирного съезда Сообщества Независимых Наций – правопреемника ООН после Третьей Мировой – произошло крушение самолета с делегацией от Российской Федерации, в их числе были президент и руководители правящей партии. До сих пор осталось загадкой, было это диверсией или нет. Для страны это стало ударом. Благодаря тотальному неравенству в слоях населения обстановка была накалена до предела, катастрофа стала последней каплей, переполнившей чашу беспорядков. Через пару дней на внеочередном собрании Совета Федерации космополитическая партия, активно пропагандирующая идеологию о мировом гражданстве и мире без войн, устроила резню и захватила власть. На улицах городов начались бои, несколько месяцев по России шагала настоящая гражданская война. Произошел раскол Российской государственности, всех вооруженных сил. Войскам космополитов помогали армии мятежников стран Прибалтики и Восточной Европы, позже включенных в общий союз. Весной 81-го образовалось новое государство: Содружество Объединенных Космополитических Республик, или кратко СОКР.
Почему люди всегда недовольны окружающими, недовольны властью в стране, недовольны городом, в котором живут? Позже те, кто поддерживал космополитов в войне, осознали, что совершили большую ошибку, да было уже поздно. Новая власть пропагандировала всеобщее равенство всех во всем мире, ставила человека выше его нации на общемировой уровень. На практике это означало открыть границы, убрать визы и таможни, ввести «Законы Космополитов». Это такие наднациональные законы, распространенные в колониях Внешней Планетной Ассоциации с общей макроэкономической зоной интересов. Законы космических бродяг, как их называют в заграничных политпередачах. В итоге страну наполнили беженцы со всех уголков планеты и Системы, приравненные по правам к гражданам СОКР. Содружество захлестнула тотальная безработица, с последствиями которой разбираются до сих пор. Через пару лет, после ряда поправок границу всё-таки закрыли, а всех оставшихся решили поделить на две группы граждан, за год с небольшим сформировав список критериев. Такого взлета коррупции и преступности мир еще не видел, люди использовали любые средства, чтобы попасть в высшую категорию. В итоге образовались два слоя граждан: «космополиты» – люди с достатком, с максимумом прав и привилегий, и так называемые «безнационалы» – приезжие беженцы, наемные иностранцы и россияне, которым не хватило денег на полное гражданство.
Конечно, всю бывшую верхушку власти арестовали как «государственных изменников». Вернее, арестовали тех, кто вовремя не слинял за границу или по глупости решил, что «проскочит». Григорий Семенович Правко, крупный государственный деятель и мой отец, просто не успел. Точнее, успел, но наступили непредвиденные обстоятельства: арестовали в школе его сына, Фёдора Правко, и обещали казнить. Не верить им не было причины: в гражданскую войну расстрелы были частым явлением. За добровольную сдачу отца помиловали, и он был сослан вместе с семьей в дальневосточный поселок в ссылку.
* * *
…зеленые глаза Аллы исчезли, и вдруг я оказался в лесной чаще. Не наша русская тайга, а густые заросли африканских джунглей, с тяжелым смрадом гниющих растений и вечной полутьмой под раскидистыми кронами деревьев. Излюбленное место моих ночных кошмаров… Память сразу подсказала, где я. Северо-восточный регион Анголы, конец 2194 года, война СОКР за алмазные месторождения.
После смерти отца нам с матерью разрешили переехать в пригород Владивостока, где я отучился бесполезные десять лет в сельской общеобразовательной школе. После года армейской службы на границе с Китаем я поступил в техническое училище на вакуум-плазмосварщика, в надежде вырваться в космос в составе ремонтных бригад для кораблей. Но спустя три года учебы на выпускной медкомиссии врачи выявили какую-то патологию на состояние невесомости, в результате чего я получил диплом с жирной красной пометкой «Профессионально непригоден». После такого сюрприза я, недолго думая, подал заявление на службу по контракту в Африке, куда как раз проводился набор…
…в руках у меня заляпанная грязью штурмовая винтовка АН-89 системы Набокова – реконструкция на базе автомата Калашникова, известного еще до Мировой Войны. На лбу держится лямкой бинокль, который каждый раз норовит сползти вниз, вызывая периодические тихие ругательства.
– Правко, суч*нок, ты нам всю операцию сорвешь, – шипит сквозь зубы наш командир. – Харэ стекляшками сверкать!
– Кос-полит[2 - кос-полит – жаргонное обращение в Содружестве, сокращенно от «космополит», введенного в 2180 году вместо «товарища» и «гражданина» (прим. Фёдора).] сержант, у меня технические неполадки с биноклем, – объясняю я.
– В ж*пу засунь свой бинокль! – прошипел тот.
Один из самых первых боевых выходов. Тогда, после краткой месячной «учебки», я еще совсем был «зеленкой». В Анголе меня сразу определили на полевую работу, в группу оперативного реагирования. Я особо не возражал: оперативникам платили больше, чем штабным, да и кормили лучше… И вот я здесь – сижу в засаде в составе команды, которая будет отвлекать противника, пока диверсионная группа не проберется к центру связи. Рядом со мной сидят, не шелохнувшись, пулеметчики Степан и Петр, которого через пару лет окрестят Козлом, позади нас пристроился командир с АН-89, в густых зарослях слился с землей снайпер с лазерной винтовкой.
И не подумаешь, что тут может быть главный коммуникационный центр противника. А с виду – обыкновенная деревенька туземцев посреди пустынной песчаной долины, окруженной джунглями. Охраняет деревню небольшой отряд надзирателей Северо-Американской Коалиции, на въездах в деревню стоят несколько КПП, посреди песка одиноко петляет полузасыпанная асфальтированная дорога. «Миротворцы», как их называет местная радиопропаганда.
– Так, вперед! – командир махнул рукой.
Задание у нас простое: устроить как можно больше шума у центрального КПП, сымитировав нападение и отвлекая гарнизон до тех пор, пока диверсанты не проберутся внутрь. Первым вступил в дело Петр. Дернув по очереди чеки, он ловко метнул своей силищей пару наступательных гранат прямо под шлагбаум блокпоста, где дежурили двое американцев. Еще не успело рвануть, а я с командиром на пару уже бегу вперед. До КПП всего метров семьдесят, и мы успели пробежать около половины, отсчитывая про себя секунды, прежде чем бухнулись мордами в горячий песок. И вовремя! Впереди дважды шарахнуло, над головой тяжело просвистел кусок шлагбаума, мы мгновенно вскочили и ринулись к блокпосту. Сзади нас догоняли нагруженные тяжелыми пулеметами Петр и Степан.
От самого поста осталось немного: одну из стен разворотило взрывом, поднявшим в воздух кучу песка, асфальт почернел, где-то вспучился, рассыпав мелкие камешки из покрытия. Маленькая будочка из кирпичной клади наполовину осыпалась, внутри лежало разорванное осколками тело одного из постовых. Второй лежал через дорогу в неестественной позе, заваленный обломками развороченной стены. Неподалеку горела припаркованная автомашина. Залетев внутрь, мы рассредоточились.
С неотвратимым чувством наступающего кошмара я знал, что будет дальше. Этот эпизод мне снился не раз, и каждый раз я просыпался в поту, с вытаращенными глазами и сухой от крика глоткой… Потому что в тот день всё вышло из-под контроля, тот бой чудом пережили только двое: я и Петруха. Своеобразное боевое крещение смертью.
Вдруг грохнуло вторично, в спину ударил огромный огненный кулак, и взрывной волной меня бросило на асфальт. Поспешно я перекатился под защиту металлического ограждения, тянущегося вдоль дороги, что спасло мне жизнь, так как с противным визгом мимо пронеслась дверца от взорвавшегося автомобиля. Мгновение спустя летающая смерть собрала свою кровавую жатву: был убит Степан, один из пулеметчиков, как раз находившихся около автомобиля. Петруху сильно контузило, отбросив как куклу на несколько метров. Прошипев сквозь зубы ругательство, командир ринулся в деревню, я – за ним.
Беспорядочно сон бросал меня в разные моменты боя, вскрывая жуткие пласты воспоминаний. Вот яркой вспышкой мелькнул выстрел из снайперской винтовки, разорвав прямо передо мной вражескому бойцу ключицу и подпалив ему волосы. Фейерверк из мяса и крови, вонь горелого и крики. Вот я бегу на помощь Петрухе, которому наперерез выскочила целая толпа угрожающе гудящих туземцев.
Вообще, приказом главнокомандующего нам запрещалось причинять вред местным жителям, так как официально мы «сдерживали западного агрессора». Северо-Американская Коалиция, правда, точно так же сдерживала «атаки восточных террористов», не упоминая никого конкретно. СНН не видело никаких противоречий в этих трактовках. Однако коренное население куда больше сотрудничало с американцами, чем с нами, постоянно подбадриваемое впрысками гуманитарной помощи и поставками медикаментов от Коалиции. А мы что? Сами себя прокормить не можем, что там говорить об ангольцах.
Честное слово, мы старались уговорить, мы не нападали! Толпа почти голых туземцев, вооруженных максимум старыми древними револьверами, угрожающе надвигалась, стараясь оттеснить нас массой. Я зачарованно глядел в глаза черной женщины, они, эти глаза, меня боялись, но, тем не менее, женщина шла вперед, прямо на полуопущенное дуло винтовки. Одно движение пальцем, и от нее ничего не останется, кроме мешка мяса с костями… Женщина что-то шептала, может, какие-то молитвы, и неумолимо надвигалась.
Первым не выдержал Петр, он просто заорал и начал лупить, не целясь, из пулемета под ноги толпе. Случайные рикошеты от асфальтированного покрытия полетели во все стороны, и один из них получила эта женщина, пуля угодила ей прямо в лицо. Мгновенно исчезли глаза, крупный калибр стер все черты. Женщину откинуло назад, она легко упала и также легко, без звука умерла. Оцепенение спало, одно скупое движение большим пальцем, Щ-ЩЕЛК – винтовка перешла в автоматический режим, и я навел оружие на туземцев.
Кто сказал, что толпа неразумна? Как-то все сразу заметили мое движение, и, зарычав, ангольцы бросились на нас. Я заорал и, отступая, принялся беспорядочно стрелять, рядом без остановки палил Петр, да так, что широкий веер бесконечной очереди скосил сразу передний ряд нападающих. Но озверевшей толпе было всё равно… После этого задания командование представило нас к награде за выполненную миссию и внеочередному званию. Предварительно, правда, мы отсидели месяц в медицинском боксе-карцере, пока военная милиция разбиралась с местными властями по поводу гибели туземцев. Целый месяц нас с Петрухой отпаивали валерьянкой и водкой, не давая в руки оружия. Но стоило вспомнить тот бой, как весь хмель моментально испарялся, а затылок покрывался холодным потом.
…вспышка. Где-то сзади сержант заорал команду сбора – саперы успешно заминировали опоры коммуникационных антенн. Мы с Петрухой начали активно отступать, отстреливая лишь самых резвых патриотов деревни, бросающихся вперед. На перекрестке, соединяющем асфальтированную дорогу и грунтовую, откуда наступал отряд американцев, мы встретились с раненым командиром, удерживающим в одиночку противника с соседней улицы. С руки у него хлестала кровь… Оставив Петра сдерживать туземцев, я начал помогать огнем командиру и пристроился за обугленным остовом недавно взорвавшейся автомашины, дожидаясь приказа к отступлению. Противник между тем забросал дымовыми шашками проселочную дорогу, в белом облаке тут и там вспыхивали выстрелы. Благодаря численному преимуществу американцы смогли приблизиться почти вплотную, окружая со стороны углового дома, стоящего на перекрестье дорог.
– По вспышкам бей, Правко! – проорал сержант с другой стороны обгорелого корпуса машины. – Приготовиться к…
Надсадный свист очередей и многочисленные рикошеты от металлического скелета автомобиля помешали сразу сообразить, что случилось. Улучшив момент и оглянувшись на командира, я увидел… Какой-то американский супермен всадил пулю нашему сержанту в единственное уязвимое на бронешлеме место: в нижнюю часть лица. Он упал и судорожно дергался, раскинув руки, винтовка лежала рядом, зацепившись ремешком за плечо.
– Петр! Сюда! – теперь против американцев был тяжелый пулемет, Петруха принялся щедро поливать белое облако огнем.
Воспользовавшись передышкой, я подбежал к командиру и содрогнулся. Не знаю, как он продержался в сознании, но сержант был еще жив, он смотрел прямо на меня. Глядел сквозь запыленный защитный шлем полными мук глазами и сделал едва заметное движение рукой, призывая отступать. Я ухватился за его экипировку, намереваясь тащить, коснулся горячих пальцев, измазанных в крови… Выпрямившись, крикнул Петру команду отхода.
…вспышка. Наступил сущий ад: противник начал штурм, сообразив, что командир убит. Всё вокруг засвистело, воздух наполнился летающей смертью, содрогнулся от боевых криков. Я дико заорал в ответ. К обычному долгу солдата и личной неприязни к Коалиции прибавилось чувство мести за потерянного боевого друга. Сколько веселых анекдотов у костра, сколько вместе спетых песен с гитарой, сколько всего!
– Дохните, с*ки! Жрите, уроды! – орал я и стрелял, орал и убивал, орал и…
* * *
– Проснись, проснись же! Гиря, очнись! – вещал громовой голос сверху, наверно, какого-то сверхчеловека или бога.
– Какого нах*р бога?! Бл*, он ваще бредит вроде!
– Ну ты и муд*к! Ты ему на носяру глянь! У него вместо мозгов одни сопли остались!
– Конкретно ж ему вмолотили! Гиря, просыпайся!
– Бл*, у него опять глаза закатились!..
…голос бога затерялся где-то в небесах, затихли вдали остальные звуки. Я огляделся. Растворился вдали блокпост, пропали враги, исчез Петруха, осталась только какая-то непонятная сероватая дымка вокруг меня. Меня? Мозг дал команду вытянуть руку, но ее не было… У меня не было ничего: ни рук, ни ног, ни тела в целом.
В тумане начал вырисовываться силуэт тоненькой фигурки, и я пошел… Нет, поплыл! навстречу Алле Борисовне. Не узнать ее было невозможно, внутренним чутьем я знал, что это она. Девушка стояла в своем школьном костюме, с заколотыми строго по школьному уставу волосами.
– Что случилось… Алла? – последний раз я говорил с ней восемнадцать лет назад, в день ареста.
– Здравствуй, Федя! – она натянуто улыбнулась, но два изумруда в ее глазах остались неподвижны и холодны. – Ну как ты?
– Н-нормально, живу сейчас во Владике, отучился уже, – мне захотелось ущипнуть себя за руку, уж очень реально всё выглядело. Но рук не было… – А вы… ты всё так же красива! Только грустна стала.
– Спасибо! – она наконец подарила мне настоящую улыбку. – А грустно мне из-за тебя, Фёдор. Уезжаешь ты… в пропасть. Погибнешь там…
Что-о?! Я онемел от неожиданности. Откуда?.. Неужели это мое воображение так шутит?
– Откуда ты?.. Как ты?.. Ты разве?.. – я просто выдохся, миллион вопросов рвался наружу.
– Тебе сейчас делают операцию, Фёдор, – сообщила Алла, – но ты будешь жить, я обещаю. Умрешь ты не скоро… и не здесь, – она опустила глаза.
– Это всё бред! Я просто брежу!
Какой дрянью меня так накачали?!
– Ты действительно бредишь, тебе вкололи сильный анестетик для наркоза, – не стала спорить она, – это всё галлюцинация.
– Но тогда где мы? И встретимся ли мы еще?
– Не знаю. То, где мы находимся, много сложней, чем обычный мир. Больше, чем вся Вселенная, – Алла подняла глаза и посмотрела на меня. – Великий Космос так же не похож на остальные миры, как Вселенная на рисунок малыша, впервые увидевшего звезды на небе.
– Что… что это значит? Я что, умер? – всякие глупые мысли о загробном мире начали лезть в голову, я вдруг ясно осознал, что вел далеко не праведную жизнь.
– …мироздание подобно луковице, с которой снимают шелуху. Умирая, ты снимаешь следующий слой. Ничто не бессмертно, ничто не вечно, всё когда-то рождается и умирает.
– И так до бесконечности? Есть ли конец этому процессу?
– Ты когда-нибудь доходил до конца Земли? Когда люди научились летать от звезды к звезде, долетели ли они до края Вселенной? Конца этому процессу нет, хотя он и ограничен.
– Не понимаю.
– Скоро поймешь, – она увидела, что я задумался, глядя куда-то в серый туман. – Нет, ты не умер, Фёдор. Операция закончится с минуты на минуту.
– Какое-то жжение в голове, пульсирующее такое, – я поморщился.
– Заканчивается действие наркотика, и ты просыпаешься.
– А что со мной произошло в той драке?
– Тебе сломали кость в переносице, осколок вошел вглубь. Кровоизлияние в мозг, и у тебя начались галлюцинации, – Алла внимательно следила за моим лицом.
– Жжение… сильнее становится… – голова начала невыносимо гудеть.
Алла растворилась в тумане. Всё вокруг завертелось-закружилось, пелена вращающегося тумана превратилась в темнеющую серую стену. Состояние сонливости постепенно захватывало голову, вскоре вокруг разлилась бархатная чернота. Жжение в голове выродилось в ужасный гул, заложило уши. Я мысленно закрыл глаза и мгновенно заснул.
Глава III. Вербовка
Голова дико кружится и гудит, словно огромный пустой котел под ударами кувалды, периодически гул переходит в свист и писк на высоких нотах. Обтянутое бинтами лицо невыносимо горит, волны огня в такт пульсу разливаются от области носа. Веки вымазаны в какой-то мерзкой высохшей пасте, слиплись и не дают открыть глаза. Носоглотка сухая и першит, горло сжалось от недостатка влаги. Сильно хочется пить. В общем, очнувшись, я попал в такое состояние, когда жалеешь, что вообще жив.
Где-то в стороне глухо раздаются голоса, они что-то говорят, но ничего разобрать я не могу. Хочется провалиться в небытие и не просыпаться как можно дольше… Но поспать мне не дали: правая рука вдруг почувствовала холодные пальцы, они пробежались по вене, затем я ощутил резкий укол вытащенной иглы. Пальцы перепрыгнули на шею и задержались на гортани. Затем холодок исчез, но вновь появился на щеке. Мгновение спустя он перебежал на правый глаз и попытался его раскрыть.
В еще мутное сознание резко ударил поток света, когда веки наконец-то раскрылись. Затем свет ударил снизу и сбоку. Я зажмурился, пытаясь закрыть глаз, но его опять с силой разжали. Потом посветили с другой стороны и разрешили его закрыть. Моментально я провалился в глубокий бессознательный сон.
Проснувшись, почувствовал себя гораздо лучше. Ощущение времени пропало. Голова больше не гудела и не кружилась, меня не тошнило, а по лицу текла живительная влага, охлаждая пульсирующий нос. Вода смочила губы и попала в рот, потекла в ноздри и на глаза, и поперхнувшись, я чихнул. От мышечного усилия глаза раскрылись, впустив яркий свет.
– Ну, Гирь, с возвращением!
Это было настолько неожиданно, что я растерялся. С трудом сфокусировав взгляд на большом темном предмете перед собой, я понял, что это Семен.
– Здх…Зхд…ствуй, – прохрипел я пересохшим горлом.
– Да ты пей, пей! Ты два дня в отключке лежал, капельницу утром унесли, – я вспомнил резкий укол, – пей сколько влезет.
Осторожно, стараясь не шевелиться, я оглядел помещение. На первый взгляд обычная больничная палата, разве что более чистая, чем городские, но на окнах – решетки. Стекла из бронированной поликарбонатной пластмассы, такие не разбить при всем желании. На потолке не обычное панельное освещение, а проекционные диски, наподобие как в головизорах, только вместо голографического изображения они просто освещают помещение. Хм, такие я видел в армейском госпитале… Такие диски не дают острых осколков при разрушении и не способны порезать.
– Слушай, Сем, а мы где? На больницу не похоже.
– Это военный госпиталь пограничников, нас сюда сразу после собрания привезли, когда поняли, что дело плохо. С тобой и со мной. Остальных, кто выжил, «мясники» на грузовиках увезли, – рассказал Семен.
Я вспомнил темно-зеленую форму силовиков ОМС – отдела мобилизационных сил – спецподразделение, отлавливающее в мирное время «уклонистов» от армии.
– А с тобой что?
– Мне электродубинкой прилетело, а потом в толпе затоптали. Сам знаешь, как тесно там было. Но, конечно, я легко отделался, не то, что ты, – Сема нашел в себе силы хохотнуть.
– Да уж, одного удара хватило, – я мрачно усмехнулся, сразу заболело внутри носа. – И я что, два дня в отрубе был?
– Ага, тебе переносицу вправляли, осколок вытаскивали, а то двинул копыта бы уже, – сообщил Сема. – Видел бы себя, пока бинты не сняли! Мумия мля… Жаль смарты отобрали, сфоткал бы.
– Да я знаю про операцию, – я рискнул махнуть рукой, – и про нос сломанный знаю.
– Откуда?! Ты же в бреду был! – удивился Семен. – Нес хр*нь какую-то про богов!
– Мне подруга одна сказала, – я криво улыбнулся краешком губ так, чтобы не потревожить нос. – Ладно, как там пацаны? Где они?
– Я ж говорю, ОМС их увезли, не знаю куда. Может, судить будут… Хотя какой там суд! На «мясо» отправят и все дела! Все там передохнем!
– Ладно, не каркай. Поживем – увидим.
– С каких пор ты таким суеверным стал? – покосился на меня Семен. – Подруга приучила?..
– Заглохни, – я болезненно скривился. – Глюки ловил просто, и всё. Кто из Артёмовских остался?
– Ж*па полная! Эйнштейна убили, Базиля убили…
– Он сам себя убил.
