скачать книгу бесплатно
Олин сынок в этот момент находился в трехстах километрах к северо-западу, если мерить по прямой, и в будний день начала октября имел минимальные шансы потеряться, потому что из школы и в школу ездил на машине с охраной.
– Не мой, – ответила она ненаблюдательному блондинчику, но против воли прислушалась.
– Мама, мама! – кричал ребенок во дворе. – Мама, где ты? Мамочка! Мамоля!
– Димка?
Оля не поверила своим ушам.
Конечно, голоса у малышей похожи, а на детские крики «Мама, мама!» по неистребимой привычке реагируют даже те родительницы, чьи потомки давно уже разговаривают басом и бреют бороды. Оля и не подумала бы бежать на зов, если бы не самолепное слово «мамоля». Мамоля, а не мамуля – так иногда называл ее младший Громов, изящно сливая слово «мама» с Олиным именем.
– Мамоля, где же ты?!
Невозможно, но это действительно был Димка!
Ольга уронила в пыль скользкое мыло и побежала на голос.
Кота звали Робертино, и кто угодно согласился бы, что это неподходящее имя для раскормленного мурзика без намека на итальянскую живость и грацию.
Однако Варвара знала своего кота лучше всех.
Названный в честь кумира хозяйки – некогда знаменитого певца Робертино Лоретти, кот тоже обладал незаурядным голосом, просто не подавал его до тех пор, пока был доволен течением жизни.
Почитающая счастье хвостатого друга своей кармической задачей, Варвара заботливо следила за тем, чтобы гармония мироздания в понимании Робертино не нарушалась, и поэтому окружающие крайне редко имели сомнительное удовольствие насладиться кошачьим вокалом. Зато, уж если это случалось, равнодушных не оставалось. Даже многолетние наслоения грязи и серных пробок в ушах не приглушали сокрушительный звук, и даже запущенные случаи рассеянного склероза не спасали от воспоминаний о диком вопле, способном обратить в позорное бегство орду голосистых индейцев-команчей.
Если бы Робертино хоть раз услышал умный армейский генерал, его тут же приняли бы на службу отдельным антитеррористическим подразделением. Варварин кот, включенный на максимальную громкость в центре вражеского города, в случае необходимости обратил бы в паническое бегство и мирное население, и вооруженного противника!
Может быть, именно поэтому Варвара избегала военных.
Впрочем, она чуралась любых мужчин.
Варвара давно уже без стеснения и с достоинством звалась старой девой и отдавала всю свою любовь исключительно дорогому Робертино. Даже на отдых к морю вывозила питомца каждый год – если не купаться и загорать (купаний Бертик не любил, а в загаре не нуждался, потому как от рождения был черным, как смоль), то хотя бы подышать свежим воздухом.
Кот, в старые девы никогда не записывавшийся, периодически бунтовал и рвался из объятий хозяйки на волю. В отличие от Варвары, Робертино был очень общителен и никогда не упускал возможности оказаться в гуще событий, каковы бы они ни были.
Летние выезды для Робертино были лучшим временем уже потому, что за городом Варвара никогда не водила его на поводке. Кот не возражал против ошейника, но ненавидел гулять на привязи. Отпущенный на вольный выпас, Бертик сладострастно валялся в зарослях мяты, увлеченно созерцал большой мир с трубы дымохода и спал, растянувшись меховым ковриком, в тени под лавочками. Варвара вздыхала, вычесывала из кошачьей шубы репьи и мусор, но опрощение не пресекала, уважая освященный традицией аристократический стиль «граф на природе».
Большую черную машину Робертино высмотрел с забора, по которому неторопливо прогуливался в ожидании чего-нибудь особенного. Роскошные машины тут, на окраине, где дорогой курорт окончательно сдавал позиции, превращаясь в трущобы, появлялись нечасто.
Робертино заинтересованно сверкнул глазами.
Поваляться в густой тени под теплым автомобильным брюхом – это могло стать новым удовольствием для кота, чьим транспортным средством обычно бывала пластмассовая корзина-перевозка.
Дождавшись, пока машина остановится и заглушит двигатель, Робертино мягко спрыгнул с забора, вдумчиво обнюхал колесо и улегся вблизи него, совершенно неразличимый в тени.
– Ма-мо-ля! Ма-мо-ля! – скандировал знакомый голос.
Звучал он, вроде, бодро, с легким нетерпением.
Таким же голосом Димка обычно призывал Ольгу, стоя у подножия лестницы в холле или в саду под окном. За призывом, как правило, следовала просьба спустить ему с третьего этажа какую-нибудь забытую мелочь вроде ручки или линейки. Для спуска применялись парашют, планер или радиоуправляемый вертолет собственноручной Димкиной сборки. Младший Громов был фанатом авиамоделизма и не упускал ни единой возможности опробовать свои аппараты в действии.
В общем, в домашней обстановке эти детские крики встревожить «мамолю» не могли, максимум – раздосадовать. Но ведь блондинчик предположил, что ее ребенок потерялся! И, хотя Оле трудно было представить, каким образом мальчик, от порога до порога сопровождаемый профессиональным охранником, мог потеряться, она все-таки разволновалась.
Призывные крики «Мамоля, мамоля!» доносились из большой черной машины, с великолепным пренебрежением к нуждам пешеходов припаркованной поперек тротуара, да еще и с приоткрытыми дверцами.
«Должно быть, автомобиль без кондиционера», – машинально подумала рассудительная Ольга Пална.
Обязательную борьбу с южным солнцем владелец транспортного средства повел неграмотно и лениво, ограничившись тем, что густо затонировал стекла.
На бегу присматриваясь к потемкам автомобильного салона, Ольга прищурилась и… споткнулась.
– Ку-да! – вовремя подхватил ее, заваливающуюся на бок, одинокий курильщик у забора.
– Простите, – автоматически извинилась Оля, нетерпеливо выдергивая локоть из мягкого захвата.
Галантный кавалер падучую даму не удерживал, наоборот, подтолкнул ее в нужном направлении – к автомобилю.
Заранее пригибаясь, Оля потянула на себя дверцу, но взглядом внутрь не ограничилась, с разбегу сунулась в салон до пояса. Нижняя ее половина при этом осталась за бортом, но ненадолго.
Неожиданно сильный толчок в поясницу забросил ее в машину целиком – и опять ненадолго!
Обожженная кожа болезненно реагировала даже на прикосновение невесомой марлевой кофточки, а уж от плотного контакта с крепкими мозолистыми руками Ольгу Павловну тряхнуло, как от удара током.
Это действительно было больно!
Оля взвыла и, спешно уводя свои чувствительные тылы от соприкосновения с грубой реальностью в виде чужих рук, непроизвольно рванулась вперед. Сквозь слезы она увидела за окошком метнувшуюся навстречу тень, ударилась головой и плечом в незапертую дверь и вывалилась из машины с другой стороны – под ноги подбегающему человеку и прямо на лежащего кота!
Баловня судьбы и Варвары – хвостатого тезку Робертино Лоретти – никогда еще так не обижали.
Жуткий животный вопль вздыбил ветви деревьев и забросил в будки сторожевых собак.
С поздних яблонь посыпались плоды.
У людей, не страдающих тотальной глухотой, упало сердце.
Олю, из-под которой ударила эта звуковая волна, слегка подбросило.
Кот взметнулся с земли прямо из положения лежа и, не переставая орать, унесся прочь.
Выглядел он при этом не только неповрежденным, но как бы даже усовершенствованным, ибо скорость передвижения в считаные секунды развил такую, при которой его лапы зрительно расплылись в колеса с темными спицами.
Но Ольга этого зрелища не увидела.
Варварин кот был хоть и крупным, но все же недостаточно большим для того, чтобы полноценно уберечь от ушибов девушку не самого субтильного сложения.
При падении Оля неудачно стукнулась головой о бетонный бордюр и отключилась.
– Что, правда?! – воскликнула Люсинда с радостным изумлением провинциальной модницы, угодившей на тотальную распродажу в большом торговом центре. – Нет, серьезно, вы не шутите?!
– Деточка, я всегда серьезна и никогда не шучу, – авторитетно произнес низкий хриплый голос, по которому невозможно было определить, представителю какой половины человечества он принадлежит – прекрасной или сильной.
«Очень сильно прекрасной», – опасливо пробормотал Олин внутренний голос, оценив зрелище, открывшееся ей сквозь щелки робко приоткрытых глаз.
Старушенция напротив была похожа на Бабу-ягу, какой ее нарисовал бы добросовестный иллюстратор детских сказок в позапрошлом веке – в простодушные времена, не облагороженные обязательной толерантностью.
Бабуся, восседающая в инвалидной коляске, была одноглазой горбатой карлицей с шишковатой бородавкой на кривом носу.
Деликатно назвать ее маленькой дамой ограниченных возможностей с дефектами зрения и кожи Оля, несмотря на присущий ей обычно такт, не смогла даже мысленно. Не позволяли яростный стальной блеск в одинокой глазнице и резкие, точные движения хищных пальцев, которые разбрасывали по столу игральные карты, а могли бы – это как-то сразу чувствовалось – без промаха метать в цель дюже вострые ножи.
«Дюже вострые» – это само собой всплыло в памяти дипломированного филолога.
Бабка четко ассоциировалась с темными веками и замшелым фольклором.
Вкруг чела ее затейливой рамочкой сами собой просились низки и связки сушеных лягушачьих лапок и жутковатых корешков. На заднем плане были бы в высшей степени уместны растрепанная метла с отполированной рукояткой, закопченный очаг с тошнотворно булькающим варевом в помятом котелке и прохаживающийся туда-сюда желтоглазый черный кот.
– А где же кот?
Оля вспомнила последнее, что она видела до того, как очнулась в компании бабки-ежки.
– Очухалась, болезная? – обрадовалась Люсинда.
Оказывается, она помещалась справа от бабки («Одесную», – перевел на актуальный древнерусский Олин внутренний голос) и, судя по формулировочке, тоже прониклась колоритом ведьминого логова.
– А Димка где? – Оля вспомнила важное. – Где Димка?!
– У-у-у, совсем плохо дело, головой повредилась наша девка, не туда мы ей компресс налепили, – нахмурилась Люсинда. – Клара Абрамовна, у вас есть лед?
– У тети Клары все есть, – кивнула старуха, едва не клюнув носом столешницу. – Лед есть, спирт есть, мята в огороде есть… Деточка, умеешь ли ты смешивать коктейли?
– Нет. Научите? – азартно обнадежилась Люсинда.
– Люда, где Дима?! – Оля закричала, прерывая это бредовое представление. – Я ясно слышала его голос!
– Не тревожься, деточка, я тоже часто слышу голоса, – успокоила ее ужасающая Клара Абрамовна. – И у меня тоже это началось уже в зрелом возрасте.
– Да мне всего тридцать четыре! – машинально обиделась Оля.
– Еще не все потеряно, – сказала бабка, ловким пируэтом уводя инвалидное кресло прочь от стола. – Люся, детка, иди за мной, ты принесешь поднос с напитками!
«Яду мне, яду!» – строго в тему крепких напитков простонал Олин внутренний голос.
– Не скучай, мы быстро! – подмигнула подружке Люсинда, срываясь со стула.
– Заскучаешь тут.
Оля хмыкнула и обвела опасливым взором сумрачную комнату, единственное окно которой было плотно закрыто пыльными бархатными портьерами.
Невысокие потолки и неровные, в разводах зернистой голубоватой побелки стены саманной хаты интригующе контрастировали с дорогой старинной мебелью в благородных завитушках. Вероятно, бабушка-яга знавала лучшие времена.
– Не иначе, Бидермейер? – недоверчиво пробормотала Оля, рассмотрев стул, освобожденный Люсиндой.
Потом она пощупала кружевную скатерть, присмотрелась к подсвечникам на комоде и опознала шкаф:
– Никак Чиппендейл?
– Да, Чип и Дэйл спешат на помощь! – бодро откликнулась Люсинда, возникая на пороге с подносом, на котором гордо высились высокие запотевшие стаканы. – Выпьем, добрая подружка, бедной юности моей!
– Выпьем с горя. Где же кружка? Сердцу будет веселей, – автоматически подхватила избитую цитату русичка Ольга Пална. – А какое у нас горе?
И она снова заволновалась:
– Люда, так где же Димка? Я его слышала, но не видела! Что тут происходит?
– Ну, что? Обыкновенное дело: тепловой удар, слуховые галлюцинации, обморок, спутанное сознание.
Люсинда поставила поднос на стол и без промедления оделила подружку стаканом:
– Пей! Клара Абрамовна сказала, тебе это будет полезно.
– А кто такая эта Клара Абрамовна? И почему мы тут сидим и пьянствуем?
Оля осторожно пригубила зеленоватое пойло.
– Хм, вкусно… Что это?
– Мохито по-деревенски: вместо рома коньячный спирт с винзавода на соседней улице, вместо лайма белая слива и долька зеленого помидора с собственного огорода Клары Абрамовны, – доложила Люсинда, со вкусом прихлебывая. – Эта бабушка просто волшебница, у нее есть рецепты на все случаи жизни. Кстати, как твоя спина, уже лучше? Тетя Клара намазала ее своей болтушкой.
– Какой еще болтушкой?
Оля прислушалась к своим ощущениям.
Спина и впрямь болела намного меньше.
– Болтушка – это такая масляная смесь на кислом молоке, рецепта не знаю, – объяснила Люсинда. – А на первый из твоих вопросов отвечаю: Клара Абрамовна – хозяйка домовладения, у калитки которого ты рухнула в пошлый обморок.
– Какой еще пошлый обморок? Не было у меня никакого обморока! – возразила Оля. – Я просто пошла вымыть руки, услышала Димку, полезла за ним в машину, вывалилась из нее с другой стороны, ударилась об асфальт головой и потеряла сознание!
– Действительно, просто! – съязвила Люсинда. – Прямо-таки элементарно! Слушай, подруга! Если, по-твоему, это нормально – слышать голоса и гоняться за невидимками, то лучшей компании, чем Клара Абрамовна, тебе не сыскать. Она, между прочим, ясновидящая в шестом поколении!
– Жаль только, что фамильный дар почти иссяк еще у моей бабушки, – сообщила, въезжая в комнату, хозяйка. – Мамочка моя дорогая уже только на картах гадала, а мне и вовсе крохи таланта родового достались, но это все же лучше, чем совсем ничего. Есть, чем на кусочек хлеба заработать бедной бабушке.
С этими словами бедная бабушка переставила со своих коленок на стол изящную серебряную корзинку с дорогим французским печеньем.
– Я в предсказания не верю, – вяло сообщила Оля, отпивая мохито.
– Только в голоса и в невидимок! – хохотнула Люсинда, с удовольствием прихлебывая из своего стакана. – Клара Абрамовна, а какой он – мой принц? Блондин или брюнет?
– Не знаю точно, не вижу. Вроде темненький.
