Снегурка быстрой заморозки. Коктейль из развесистой клюквы

Леня досадливо отмахнулся и ничего не ответил. Он был занят: уже с полчаса поочередно набирал номера телефонов – Серениного и похищенной бабы, надеясь услышать родной писклявый голос. Мобильники лежали в карманах Серениных штанишек, прикрытых длиннополым докторским маскхалатом, но братец на вызовы не отвечал, и Леню с Гриней это очень беспокоило.

Когда шустрый младший братец, успешно вырвав из рук тетки-растяпы коробок с вожделенным добром, со всех ног припустил к ожидающему на стоянке такси, Леня и Гриня шумно хлопнули друг друга по рукам, облегченно вздохнули и немного расслабились. Появление незнакомого мужика, осуществившего перехват летящего Серени буквально в нескольких метрах от припаркованного под елочкой такси, стало для братьев полной неожиданностью.

Задремавший в своем кресле таксист был немедленно разбужен, но потерял несколько драгоценных секунд, вникая в задачу, которую взволнованные до потери членораздельной речи братья Пушкины формулировали крайне невнятно. Спешно организованная погоня успеха не имела, машина, увозящая похищенного Сереню, петляя, как заяц, затерялась в лабиринте улиц.

Наорав на таксиста за то, что тот не проявил в преследовании противника должной настойчивости и водительского мастерства, Леня урезал вдвое ранее обещанное вознаграждение, и братья покинули наемный экипаж в самом дурном расположении духа. Произведенный напоследок громкий хлопок автомобильной дверцей лишь отчасти заглушил ругательства оскорбленного в лучших чувствах водителя.

Деньги, сэкономленные на оплате услуг такси, потратили с толком. На стихийном радиотехническом рынке под Толстовским мостом по смешной цене купили подержанный мобильник. Продававший его дядька самого потрепанного вида убежал, даже не пересчитав толком деньги, что яснее ясного говорило: сотовый краденый. Леонида, однако, совершенно не волновало происхождение дешевого мобильника. Он надеялся, что успеет провести по нему переговоры об освобождении Серени, после чего грошовую «мобилку» можно будет и в Кубань выбросить.

Возвращаться вдвоем, без Серени, домой братья Пушкины не стали, чтобы не волновать мамулю. Не имея штаб-квартиры в городе и не зная, куда податься, снова прибыли на Пушкинскую площадь.

– Молчит? – снова спросил Гриня, сморщившись, словно он укусил незрелое яблоко.

Именно в этот момент трубка подала признаки жизни.

– Алло! Алло, Серенький! – закричал Леонид, спугнув первого смелого голубя, рискнувшего присесть на плечо медленно остывающего солнца русской поэзии.

Гриня напряженно всматривался в лицо старшего брата, пытаясь по малейшим движениям мимических мышц угадать слова, которых не слышал. Задача была сложная, почти невыполнимая: монолог невидимого собеседника заставил Леонида окаменеть лицом. Самостоятельной напряженной жизнью на Лениной физиономии жили только брови, которые то вопросительно взлетали, то обессиленно опадали, как крылья чайки.

– Ну?! – нетерпеливо выдохнул Гриня, едва дождавшись, пока Леня закончит разговор.

– Антилопа гну! – не по делу огрызнулся Леня.

Состоявшийся короткий разговор окончательно вывел его из равновесия.

– Где Серенький? – жалобно спросил Гриня, ничуть не обидевшись.

– В Караганде, – буркнул Леня.

– Это где такое? – наморщил крепкий лоб Гриня.

– Это в Казахстане, – машинально ответил Леонид, сосредоточенно глядя на блестящий носок башмака бронзового поэта.

– Сереня в Казахстане?! – удивился Гриня. – Че они, за два часа аж до Турции доехали?! На машине через море?

Леонид перевел взгляд с пушкинской обувки на брата и долго внимательно на него смотрел.

– Разве Казахстан – это не в Турции? – робко спросил Гриня.

– Нет, – задумчиво сказал Леня. – Казахстан в Казахстане.

Гриня уважительно затих, оценивая глубину этой мысли.

– Так вот, кстати, о заморских странах, – после паузы сказал Леонид. – Надо думать, как нашу бабу из реки вытаскивать.

– Че, опять? – огорчился Гриня.

Леня правильно понял эту реплику, выражавшую нежелание не вытаскивать бабу из воды, а снова думать о способе переправы пленницы. Думать Гриня вообще не любил.

– Если хотим вернуть Сереню, придется отдать этому жлобу марку, – объяснил Леонид, обозвав ругательным словом похитителя младшего братца. – А чтобы получить марку, придется отдать бабу номер один бабе номер два. Боюсь, та, вторая, пока не увидит первую, Булабонгу нам не отдаст. После того как Сереня пытался от нее сбежать с добром, она нам на слово уже не поверит.

Несколько сумбурное изложение заставило Гриню напрячь мозги, но суть сказанного он уловил:

– Жлоб хочет нашу марку?

– Угу, – кивнул Леонид.

– Фигово, – резюмировал Гриня.

– Фиговее некуда, – согласился Леня, который редко употреблял ненормативные выражения, но сегодня готов был материться в голос.

С помощью благородного Вадика ускользнув от Лаврика, я сразу же выбросила из головы всех и всяческих братьев по разуму. Никакого своего родства с высокоразумными существами земного или инопланетного происхождения я в данный момент не ощущала. В голове был самый настоящий космический вакуум. Чтобы сформировать из рассеянной звездной пыли хоть одну толковую мысль, нужно было снять стресс.

Я знаю несколько быстрых и эффективных способов избавления от морального дискомфорта. В моем арсенале антистрессовых мероприятий значатся медитативное прослушивание тихих ненавязчивых мелодий, поглаживание приятных пушистых зверьков, поедание вкусностей, общение с любимыми мужчинами – мужем и сыном – и, как апофеоз, если ничто другое уже не помогает, – шумный скандал с топаньем ногами и разносом по дощечке хрупких строений.

В данный момент мое душевное напряжение еще не достигло того градуса, за которым следует взрыв, и поблизости не было мужа, ребенка и шерстистых животных, если не считать гривастую кошку Лаврового Листа. Таким образом, доступными средствами восстановления душевного равновесия оставались пассивное музицирование и лечебно-профилактическое обжорство.

Совмещая два в одном, я уселась за столик летнего кафе с живой музыкой и заказала двойную порцию пломбира с орехами, вареньем, цукатами, изюмом, воздушным рисом и мармеладной крошкой.

– И большую-большую ложку? – позволила себе неуместную шутку девушка-официантка.

Я посмотрела на нее с немым укором. Устыдившись, барышня убежала и удивительно скоро вернулась с моим заказом. Вооружившись ложкой, я деловито прокопала ямку в тазике с пломбиром, погребенным под наслоениями добавок, минут через десять почувствовала, что мне легчает, и с этого момента стала чавкать тише, чтобы не заглушать другим посетителям кафе музыку.

В качестве обещанной живой музыки выступал полумертвый юноша, замученный вид которого наводил на мысли о застенках и узилищах. Тщетно борясь с нарушающей артикуляцию зевотой, музыкант тоскливо выводил лирическую песнь на не опознанном мной языке, одновременно вяло подыгрывая себе на клавишных. Очевидно, от усталости, ноги менестреля подкашивались, и казалось, что буквально через мгновение, не допев свою лебединую песнь на неведомом наречии, он тихо соскользнет под клавикорд и там ляжет замертво, точно последний представитель уже вымершего народа.

Резкая трель телефонного звонка взбодрила умирающего лебедя, как грохот ружейного выстрела. Встрепенувшись, музыкант воспрял духом и телом, оборвал погребальный плач и исполнил бравурный музыкальный пассаж.

– Да! – бодро, в тон музычке, воскликнула я в трубку.

– Предлагаю встретиться и обсудить условия обмена нашей марки на вашу подругу, – произнес усталый мужской голос без намека на писк.

Я поняла, что звонит представитель банды Писклявого, и ощетинилась:

– Опять попытаетесь меня надуть? Дудки! Второй раз этот номер у вас не пройдет! Пока я не увижу Ирку, Булабонги вам не получить, так и знайте!

Реанимировавшийся музыкант подкрепил мои слова звучным мажорным аккордом.

– Обещаю, вы ее увидите, – заверил меня собеседник.

– То-то же, – обрадовалась я.

И тут же предупредила и. о. главаря:

– Только не надейтесь, что при встрече сумеете отнять у меня Булабонгу силой. Я ее на этот раз вообще с собой не возьму! Спрячу в надежном месте и отдам вам только тогда, когда Ирка будет на свободе и в безопасности.

– Какие гарантии, что вы нас не обманете? – мрачно спросил зам. Пискли.

– Гарантии дает только господь бог! – злорадно ответила я, понимая, что могу диктовать бандитам свои условия.

Нетрудно было догадаться, что неожиданно вступивший в игру похититель Пискли спутал все бандитские планы и нарушил равновесие сил. Кто бы он ни был, этот третий явно играл против команды Писклявого, что было мне на руку: открытие второго фронта уже ослабило моих врагов. Вон как кротко разговаривают, на все мои условия соглашаются!

– В общем, утром деньги – вечером стулья, – подытожила я разговор. – Когда и где встречаемся?

– Утром деньги – вечером стулья, – вынужденно согласился с упрямой бабой Леонид. – Встретимся через час на конечной остановке «сорок четвертой».

– Че, опять маршрутку угонять? – по-своему понял услышанное Гриня. – Или теперь грузовик?

Леня склонил голову набок, как птичка, и уставился на брата отчетливо вопросительно.

– Ну, для стульев? – пояснил свою мысль Гриня.

– Стульев не будет, – развеял заблуждение Леня. – Мы встретимся с теткой номер два на конечной остановке маршруток, пешочком пробежимся к реке, честно покажем ей островок, на котором кукует первая баба, и заберем марку. Организацией переправы пусть занимаются без нас, нам еще Сереню освобождать из плена, так что на чужую бабу отвлекаться я лично не собираюсь!

Ура, моя взяла! Иркины тюремщики приняли мои условия, и вот-вот я освобожу свою дорогую подругу из плена!

Выключив трубку, я не удержалась и пару раз громко хлопнула в ладоши. Сделано это было от полноты чувств, а не для того, чтобы поблагодарить за доставленное удовольствие музицирующего клавишника, но тот принял аплодисменты на свой счет. Обернулся ко мне, слегка поклонился и на радостях сбацал на своем инструменте что-то зажигательное – какой-то бодрящий запев футбольных фанатов: Пам, пам, пам-пам-пам! Пам-пам-пам-пам! Пам-пам!

– «Ку-бань» чемпион! Всех зароет! «Ку-бань!» – кровожадно проскандировал какой-то ярый болельщик, невесть как затесавшийся в ряды мирных граждан.

Совершенно машинально я отстучала ритм футбольной «кричалки» ладонями по столу, качнув свою лоханку с подтаявшим мороженым. Молочное озерцо, окружающее островок пломбира, заволновалось.

В этот самый момент в моей голове, до краев наполненной незамутненной дистиллированной водицей, золотой рыбкой проблеснула гениальная мысль. Я застыла, чтобы ненароком не тряхнуть свой аквариум, сосредоточилась и выдернула трепещущую рыбешку из воды.

«Пам, пам, пам-пам-пам! Пам-пам-пам-пам! Пам-пам!» – это же наш с Иркой условный сигнал! Таким манером Ирка стучала в мою дверь или звонила в звонок, давая понять, что это пришла именно она, моя подруга, а не какой-нибудь посторонний человек, которого совсем необязательно пускать в дом. Иначе, если мне неохота было принимать гостей, я вполне могла проигнорировать и стук, и звон.

А разве не такой же сигнал, только не звуковой, а в виде световых вспышек, принял прогуливавшийся вдоль Кубани Лавровый Лист? А ведь на реке, как в моем тазике с мороженым, бывают острова! А на острове вполне можно кого-нибудь спрятать, и получится такой изолятор на свежем воздухе! А если оттуда позвонить по телефону, то в трубке, наверное, будут слышны шум воды, свист ветра и шорох прибрежных кустов!

Вывод казался мне совершенно очевидным: банда Писклявого прячет мою Ирку на каком-то острове посреди реки, откуда предприимчивая подруга наобум посылает сигналы о помощи!

Чтобы проверить это умозаключение, следовало немедленно найти Лаврика Листьева и вытрясти из него максимально точные координаты местности, где состоялся предполагаемый контакт Лаврового Листа с инопланетянами. Я схватила со стола отложенный было мобильник и позвонила на сотовый оператору Вадику.

– Ку-ку! – весело отозвался Вадюша, природный оптимизм которого до крайности усилился под воздействием выпитого в жару халявного пива.

– Сам ку-ку! – сказала я. – Вадька, ты еще в телекомпании? А Лавровый Лист тоже там?

– Лавровый лист? – озадаченно повторил Вадик. – Слушай, я не знаю! У меня лично есть только сухарики с укропом, а в редакторской вроде имеется соль, чай и кофе. Сахар опять закончился. Да, есть еще китайская лапша!

– Не вешай мне лапшу на уши! – отмахнулась я. – Я тебя не про приправы спрашиваю, а про Лаврика Листьева! Там он или нет?

– Размечталась – «или нет»! – передразнил меня оператор. – Очень даже там, в смысле, тут. Укореняется копчиком в наш гостевой диван.

– Схвати его и не отпускай! – велела я.

– Копчик или диван? – одурманенный слабоалкогольным напитком Вадик требовал уточнения.

– Лаврика схвати! За какое именно место – сам смотри, главное, чтобы до моего прихода он от тебя не вырвался!

– Эх, на что ты меня, подруга, толкаешь! – вздохнул Вадик.

Я не поняла, что он имел в виду. Мне вообще было некогда думать о таких деталях, как фрагмент тела, захват которого позволит Вадику максимально надежно зафиксировать на диване Лаврушку. Я уже выключила телефон и выскользнула из кресла, сделанного из такой же красной пластмассы, как и тазик с моим десертом.

Чтобы не терять времени, дожидаясь официантку со счетом, деньги я сунула под лоханку с недоеденным мороженым. Обежала низкую оградку кафе, с трудом удержавшись, чтобы не перепрыгнуть через нее. На центральной улице в восьмом часу вечера в будний день уже было пустовато, и я небольшим смерчем промчалась по тротуару, не обращая внимания на вихрящуюся позади пыль и выпархивающие из переполненных мусорных урн бумажки. В телекомпанию влетела, хлопнув дверью, что вызвало неудовольствие вахтерши. Упомянутое неудовольствие проигнорировала, ворвалась в редакторскую – и резко остановилась.

Лавровый Лист по-прежнему сидел на гостевом диване, но всем своим видом показывал желание с него встать и удалиться прочь. Встать, в принципе, было можно, ноги у Лаврика были абсолютно свободны, только одна рука насильственно удерживалась вблизи точеного деревянного столбика диванного подлокотника блестящими металлическими наручниками. Лаврик как заведенный дергал рукой, наручники бряцали, диван вздрагивал. Напротив пленника, прямо на столе, сидел Вадик. Он издевательски смеялся и крутил на пальце колечко с ключиком.

– Что это вы тут делаете? – спросила я с порога.

– Мы играем в полицейских и воров, – ухмыльнулся Вадик.

– А откуда у нас в компании взялись такие оригинальные аксессуары? – удивилась я.

– У тебя в столе лежали, – осклабился Вадик. – Я полез кофе поискать, а там они!

– У меня в столе? – удивленно повторила я.

– Уж спрятала так спрятала! – продолжал веселиться Вадик.

– Не компрометируй меня, – попросила я. – Это же игрушечные наручники!

– Ага, для всяких разных игр! – Вадька с намеком подмигнул хитрым зеленым глазом.

Я завела очи к потолку и вздохнула. Балагур Вадька все представил в неверном свете. С наручниками было так: на прошлой неделе Сертификационный центр обратился к краевым СМИ с просьбой заклеймить позором поставщиков и продавцов импортных детских игрушек, не имеющих гигиенических и прочих сертификатов. В числе образцов не разрешенных к продаже игрушек нашей съемочной группе выдали и китайский набор «Супермегаполицейский»: запаянную в пластик разноцветную картонку с закрепленными на ней пистолетом и наручниками. Черный пистолет выглядел устрашающе убедительным. Только взяв его в руку и ощутив небольшой вес, можно было понять, что это не настоящий «ствол». С прилагающимися к пистолету наручниками дело обстояло еще хуже. Сделанные из какого-то светлого металла, возможно, из алюминия, «браслеты» были легкими, но неожиданно прочными. Потеряв ключик, избавиться от этого сомнительного украшения ребенок уж точно не смог бы.

Супермегаигрушки очень приглянулись нашим парням в телекомпании, они с большим энтузиазмом играли в полицейских и воров. Но, после того как в пылу погони заигравшаяся парочка видеоинженеров вломилась в студию и произвела показательное задержание в прямом эфире, наш директор строго-настрого запретил проводить на территории телекомпании подвижные военизированные игры. Полицейский суперпистолет я самолично отняла у Вадика и отнесла домой – ребенку. Или не отнесла? Помню, в сумку положила, но не вытаскивала. Значит, пластмассовый «ствол» так и валяется в недрах моей торбы. А наручники, выходит, я в стол положила, а бессовестный Вадька залез в мой ящик и нашел их там.

– Тебе еще повезло, что Вадик не смог собрать комплект, – «утешила» я мрачного Лаврика. – Иначе он бы тебя еще по коридорам погонял с криком «Стой! Стрелять буду!».

– Стрелять? – непонимающе повторил Лавровый Лист.

– К наручникам еще пистолет прилагался, – пояснила я.

– А также хлыст, сапоги со шпорами и черное кожаное белье, – заржал Вадик. – Тебе еще повезло, что я всего этого не нашел!

– Вот так рождаются нездоровые сенсации! – заметила я.

Приняв сказанное на свой счет, любитель нездоровых сенсаций Лаврик зарделся. Мне стало его жаль.

– Можно, я амнистирую заключенного? – спросила я оператора, по совместительству выполняющего функции тюремщика.

– Можно. – Вадик вручил мне ключик и спрыгнул со стола. – Только освобождать узника ты будешь без меня. Он, оказывается, очень темпераментный малый, наш Лаврик! И страшно свободолюбивый! Представь себе, обещал меня убить!

– Смерть тюремщикам! – подтвердил угрозу Лаврик.

– Видала? – Вадик неожиданно встал в позу и с завыванием процитировал: – Оковы тяжкие падут, темницы рухнут, и свобода нас примет радостно у входа, и там мопед нам отдадут!

– Что? – не поняла я.

– Стихи Александра Сергеевича Пушкина в обработке Вадима Петрова, – поклонившись, объяснил Вадик.

– Нет, что там с мопедом?

– У меня отняли мой мопед, – мрачно сообщил Лаврик, с намеком позвенев оковами.

– Ах, извини, сейчас я тебя освобожу! – Я сунула ключик в скважину замка. – Так у тебя есть мопед?

Лаврик не успел ответить.

– Я загнал его под лестницу, – сообщил из коридора Вадик. – Там он и стоит, верный моторизированный Буцефал, в компании с большим моющим пылесосом, похожим на него, как родной брат. Только с хоботом и без руля.

– А круп у Буцефала достаточно просторный? – поинтересовалась я. – Пассажир на нем поместится? Вернее, пассажирка?

– Моя девушка помещается, – с достоинством сообщил Лаврик, потирая руку, освобожденную из оков.

– Значит, и я помещусь! – обрадовалась я. – Лаврик, я вернулась, чтобы сказать тебе, что была не права: меня очень, очень интересуют межпланетные контакты, и я ужасно хочу своими собственными глазами увидеть сигналы братьев по разуму прямо сейчас!

В коридоре раздался грохот: судя по шуму, Вадик, не успевший далеко отойти, врубился в шкафчик с кассетами. Думаю, его дезориентировало мое неожиданное заявление.

– Ты покажешь мне то место, где принял сигналы инопланетян? Это же где-то у реки, я правильно поняла? Давай поедем туда на твоем мопеде, немедленно! – Я настойчиво волокла Лаврика к выходу.

Он был немного удивлен, но не сопротивлялся.

В коридоре нам встретился Вадик. Он застыл у разгромленного шкафчика на манер соляного столба и при этом скроил такую мину, будто чутко прислушивался к музыке высших сфер.

– Хочу увидеть братьев по разуму прямо сейчас, – тихо, с огромным недоверием пробормотал оператор, когда я с Лаврушкой в поводу пробегала мимо.

Я не удостоила провокатора даже взглядом. Стащила Лаврика вниз по лестнице, помогла вывести из стойла под лестницей симпатичный веселый мопедик цвета яичного желтка, дождалась, пока Лавровый Лист оседлает свое несерьезное транспортное средство и сама взгромоздилась сзади.

Весело стрекоча, мопедик выкатился со стоянки телекомпании на улицу, набрал скорость, и я сразу же почувствовала, что изначально недооценила резвость конька-горбунка. Сидя на округлом крупе, я более или менее крепко установила ноги на какие-то микроскопические упоры, но руками держаться было не за что.

– Держись за меня! – обернувшись, проорал мне Лавровый Лист. – Моя подружка всегда так делает!

Я удержалась и не ответила, что я-то, слава богу, не Лаврикова подружка! Хороша бы я была рядом с таким бойфрендом – бледным тощим недокормышем с нездоровым блеском в глазах!

Впрочем, для того чтобы смотреться полной идиоткой, вполне достаточно было восседать на попе игрушечного мотоцикла в дурацком наряде тинейджера-дальтоника: красная с оранжевым рисунком майка и зеленые, как молодая травка, штанишки совершенно потрясно сочетались с желтым мопедом!

Прочие участники дорожного движения на нас с Лавриком (и мопедом) откровенно засматривались. На перекрестке у светофора я даже получила неприличное предложение от пузатого байкера с окладистой черной бородой протоиерея: меня ласково назвали «телкой» и предложили «не выеживаться и живо сдернуть с пукающей шмакодявки на реальный харлей». Нелестная характеристика, выданная его двухколесному другу, сильно обидела чувствительного Лаврика. Едва дождавшись зеленого разрешительного сигнала светофора, он сдернул желтого конька с места в карьер, и я чуть не свалилась с мопеда. Даже успела пожалеть, что не вцепилась предварительно в ребристые бока Лаврового Листа, все-таки опасность обрушиться на дорогу была бы меньше. Хотя Лаврик такой тощий и легкий, что я вполне могла, падая, утащить с мопеда и его тоже. Это было бы совсем плохо: и самой свалиться, и вдобавок Лаврушку на себя опрокинуть!

Был уже дымчато-сумеречный вечер, самое начало десятого, когда желтая «шмоакодявка», несущая на горбу нас с Лавриком, выкатилась на слоистый песок речного берега. Мопед показал себя с лучшей стороны: малогабаритное и разворотливое, это транспортное средство милым образом прошло по кривой извилистой канавке переходной тропинки и вывезло нас прямо к воде, уровень которой, кстати говоря, был весьма высок. От широкого песчаного пляжа осталась только узкая полосочка, а местами в воде у берега даже тонули невысокие кустики.

– Это было здесь, – торжественно возвестил Лавровый Лист, тыча перстом в речные воды, позлащенные последними отблесками солнца, прячущегося за зубчатую кромку деревьев на другом берегу.

Я вперила жадный взгляд в речную даль и нашла глазами островок на середине Кубани. Поднявшаяся вода «съела» высокий берег, и остров смотрелся зеленым блюдом, перевернутым вверх дном на темной скатерти.

С того места, где я стояла, до островка было метров сто, и рассмотреть его толком не представлялось возможным. Вдобавок от воды поднимался сизый туман, обещающий в самом скором времени свести видимость к абсолютному нулю. Под возбужденное квохтанье Лаврового Листа, в очередной раз рассказывающего, как его ослепили ритмические вспышки, я прямо в босоножках вошла в воду по колено и почувствовала, что течение весьма сильное. Я хорошо плаваю, выросла на море, но с таким течением до островка не доплыву, меня просто снесет вниз по реке. Чтобы попасть точно в островок, надо стартовать в паре километров выше по течению, и нет никаких гарантий, что удастся попасть в цель…

– Э-ге-гей! – заорала я, приставив руки ко рту на манер рупора. – Э-ге-ге-гей! Кто там, на острове! Отзовись!

– Может, не надо так сразу, мы все-таки не уполномочены вести диалог с пришельцами, – немного струхнул Лаврик.

– Самовыдвиженцами пойдем, – отмахнулась я. И повторила истошный крик: – Ого-го-го! Островитяне, ау! Отзови-и-итесь!

Секунд пятнадцать в дикой речной местности висела плотная, как сизый туман, тишина, а потом с реки донесся нечленораздельный крик:

– А-а-а-а! Э-о-а! А-а-и!

– О боже! – Впечатлительный Лаврик хрустнул заломленными руками. – Они тебе ответили!

Он с огромным изумлением уставился на меня.

– Она кричит: «Это я! Помоги!» – сама для себя перевела я далекий вопль.

– Инопланетянка?!

Я очнулась и поглядела на трепещущего Лаврика. Сказать ему, что это никакая не инопланетянка, а моя вполне земная подруженька безвылазно сидит на острове, как Илья Муромец на печи? Нет, пожалуй, не буду. Еще откажется мне помогать.

– Инопланетянка, инопланетянка. Большая зеленая человечиха. Лаврик, а у тебя других транспортных средств, кроме мопеда, нету? Меня особенно интересуют моторные лодки, катера и глиссеры.

Я уже прикинула, что при таком сильном течении добраться до островка на середине разлившейся реки можно будет только при наличии плавсредства с мотором.

– Моторные лодки есть в парке на Старой Кубани, это километра три ниже по течению, – Лаврик наконец-то сказал что-то толковое. – И там же, в парке, база спасателей, у них есть катера.

– Э-э-э-э! – донеслось с далекого острова.