скачать книгу бесплатно
– Набросаем план постов на ближайшие дни, – предложила я.
И мы набросали.
– О! Это будет бомба! – воодушевился Жаник, получив от меня задание подготовить иллюстрации к моим будущим публикациям «Кофе в постель», «Путь к сердцу мужчины» и «Лучшие перекусы для нудистского пляжа». – Пожалуй, я тоже на тебя подпишусь!
Я подпихнула локтем Трошкину.
Она поморщилась.
Ей, видите ли, казалось, что мои темы слишком вызывающие. Она-то запланировала сенсационные публикации «Любимый завтрак Джен Эйр», «Слоеный торт в микроволновке» и «Секрет морковного сока». По-своему тоже интересно, но с нудистским пляжем, согласитесь, не сравнить.
Набросав план постов, я задумалась, а не пора бы нам как следует подкрепиться, но тут налетело начальство.
– Кузнецова, ты вообще в курсе ЧП с покером?! – Тяжело дыша, в редакторскую сунулся наш режиссер Вениамин, известный также как Веник и Вентилятор.
Прозвища отражают Венин характер: он у нас знатное трепло, великий паникер и неутомимый разносчик слухов.
– Что за ЧП? – поинтересовалась я, в противовес нервозному Венику храня нордическую невозмутимость. – Чемпионат отменили?
– Призовой фонд разворовали? – предположила Трошкина.
В игорной зоне, расположенной в тридцати километрах от нашего города, планировалось проведение международного чемпионата по покеру. Победителю открытого турнира организаторы обещали целый миллион долларов, в связи с чем я, например, очень жалела о том, что мои навыки по части азартных игр не распространяются далее подкидного дурака на раздевание.
– ЧП не с чемпионатом, а с макетом! – взвизгнул Веник. – Это ты дала Никите текстовые блоки для верстки?!
– Ну, я, а в чем проблема? Там тех блоков-то – раз, два и обчелся. – Я пожала плечами. – Название мероприятия, дата и место проведения, всего десяток слов в три строки…
– Но ты сумела превратить их в шедевр! – Веник вывел из-за спины руку с зажатой в ней бумажкой и потряс ею в воздухе. – Кузнецова! Ты издеваешься, да?!
Трошкина присмотрелась к макету, хрюкнула и затряслась от сдерживаемого хохота.
Вместо «чемпионат по покеру» в макете было написано «чемпионат по похеру».
– Что это? Что, я тебя спрашиваю, Кузнецова?! – ярился Веник.
Хотя спрашивал он меня, к эпицентру конфликта живо подтянулись коллеги, всегда охочие до массового веселья в диапазоне от спонтанного мордобоя до хорошо организованной публичной казни. От дружного смеха затрясся фикус в углу.
– Это суровая правда, высказанная с подкупающей прямотой! – утирая слезы бескорыстной радости, объявил видеоинженер Андрюха, он же Эндрю. – Кузнецова режет правду-матку без ножа!
– Это же обыкновенная опечатка! – попыталась защитить меня добрячка Трошкина.
– Это необыкновенная опечатка! – возразил Андрюха. – Это мощный рекламный ход! С такой афишей от участников отбоя не будет!
– Почему это? – Веник сбавил обороты.
– Потому что «похер» – это наш национальный спорт, и на победу в таком чемпионате в нашей стране может претендовать буквально каждый первый! – ответил Андрюха. – Ну, спасибо, Инка, порадовала под занавес трудного рабочего дня!
Я молча взяла ручку, потянулась к стене над столом и аккуратно написала на прикнопленном к обоям листе: «чемпионат по похеру».
Я собираю гениальные опечатки и, надо признаться, моя коллекция быстро пополняется. На листе, приколотом всего месяц назад, уже красовались перлы «могильная связь», «перекись населения», «протыренная тропа», «восточные слабости» и «жульем обеспечим». Последняя фраза родилась в ходе предвыборной кампании нашего мэра и с опечаткой стала гораздо реалистичнее и правдивее.
– Все, Веник, мети дальше, я осознала свою вину и раскаялась, – объявила я паникеру-режиссеру.
– Да, Вениамин, нам нужно работать, не отвлекай нас, пожалуйста, – поддержала меня Алка.
Сердитый Веник удалился, а мы с Алкой продолжили доблестно трудиться на благо нашего рекламного агентства «МБС».
Мы придумали себе прикольные фуд-блогерские ники: Завари Кашу – для меня и Еда БезВреда – для Алки. Завели аккаунты, сочинили про запас с десяток оригинальных хэштегов, почитали посты конкурентов, интересно пишущих про еду, и, нагуляв на виртуальных просторах реальный аппетит, после работы поехали прямиком домой – ужинать.
Живем мы с подружкой в одном доме и даже в одном подъезде, только на разных этажах. Поскольку Алка давно уже проживает одна (набеги Зямы не в счет) и очень заботится о фигуре (идеал которой она подсмотрела в детстве в мультике о Дюймовочке), холодильник в ее квартире исполняет в основном роль доски для объявлений. Алка вешает на него записки-напоминалки, списки покупок, бумажки с разными нужными телефонными номерами и страшные картинки омерзительно толстых баб с подписями типа «Ты точно хочешь жрать после шести?!»
Внутри холодильника что-то интересное бывает редко, хотя для гостей у благовоспитанной Трошкиной всегда есть какая-нибудь изысканная продовольственная заначка. Тонкие до прозрачности крекеры с зернышками и пряностями, сушеные бананы, горький шоколад, яблочные чипсы и тому подобная ерунда, которую можно элегантно поклевать под бокальчик австралийского шираза.
Шираз у Алки есть всегда, потому что она счастливая владелица небольшого хозяйства в Австралии. Хозяйство не винодельческое, а овцеводческое, но это неважно. Управляющий, бесконечно признательный Трошкиной за то, что она тихо сидит в Екатеринодаре и не порывается самолично командовать овцами и овцеводами, регулярно присылает ей в подарок славные австралийские сувениры: шкурки мелких рыжих кенгуру, забавные поделки аборигенов и тот самый шираз, который неизменно спасает Алкину репутацию гостеприимной хозяюшки.
Сегодня, однако, даже самой Трошкиной откровенно хотелось бескомпромиссно жрать, да и время было конкретно после шести, так что мы пошли не к ней, а ко мне.
В фамильном гнезде Кузнецовых на каждый разинутый клювик найдется по сытному червячку!
– Привет честной компании, я Алку привела! – оповестила я родню, едва войдя в прихожую.
– Всем добрый вечер! – сделала чинный книксен благовоспитанная Трошкина.
– Что-то вы, барышни, рано вернулись в родные пенаты, – мимоходом укорила нас бабуля, выруливая из ванной в банном халате, с тюрбаном из махрового полотенца на голове и маской из розовой глины на физиономии. – Гуляли бы, пока молодые да свободные!
– Вот, слышишь? Это не я, это народная мудрость гласит! – сказала я Трошкиной.
– Старость это, а не мудрость, – буркнула она.
– Я все слышу! – крикнула бабуля.
– Вот интересно, как телефонную трубку разрывающуюся снять или дверь открыть по звонку, так она глухая, а как подслушать что-нибудь, не для нее предназначенное, так у нее слух как у гренландского кита, – доверительно поделилась я со смущенной Алкой.
– Я вовсе не толстая! – покричала бабуля, явно вырвав из контекста гренландского кита.
– И поэтому спокойно можешь есть после шести! – покричала я в ответ. – Кстати, что у нас на ужин?
– На ужин будут лабутены, – сообщила мамуля, следуя по коридору из кухни и при этом не отрываясь от вычитки рукописи.
Мы с Алкой молча посторонились, освобождая ей дорогу.
Когда у нашей Баси Кузнецовой горит срок сдачи нового романа, ей лучше не мешать ни в чем. Проклянет, не задумываясь.
– Лабутены? – негромко повторила я.
– Чьи? – встревожилась Трошкина.
За время затянувшегося женихания с Зямой в нашу квартиру перекочевало немало ее личных вещей.
Я хихикнула.
Нет, я в курсе, что в стародавние голодные времена люди варили и ели сапоги, но лабутены? Сколько кожи в тех фирменных лодочках? Такую семью, как наша, точно не накормишь. А если вспомнишь, сколько они стоят, еще и подавишься.
– Алка, не волнуйся, мама запоминает новые слова по ассоциации или по сходству звучания, – успокоила я подружку, с подозрением присматривающуюся к обувнице. – К примеру, ретиноевую мазь она называет рептилоидной, а капли «Лекролин» ассоциирует с французским кроликом.
– Почему?
– Потому что в некоторых аристократических французских фамилиях есть приставка «ле», а еще ударение на последний слог, – объяснила я. – Правда, этот способ не всегда помогает. В последний раз мамуля вместо «Лекролина» потребовала в аптеке капли «Фонзайц», а такого лекарства пока не существует. Хотя название, я считаю, надо запомнить и использовать, оно очень звучное. В помпезном германском стиле.
Мамуля фыркнула.
– Мам, попробуй еще раз, – предложила я. – Что на ужин?
– Ламборджини? – предположила родительница.
– Уже лучше, – кивнула я.
Ламборджини, если с кожаным салоном, на всех хватит. Хотя риск подавиться при мысли о стоимости возрастает многократно.
– Пап, ты что готовишь на ужин? – громко полюбопытствовала я в сторону кухни.
На пороге пищеблока возник папуля, приветливо помахал испачканными мукой ладонями:
– Лобиани!
– Я так и сказала! – крикнула из гостиной мамуля.
Трошкина проводила ее восхищенным взглядом.
Алка искренне считает, что ей невероятно повезло со свекровью. Посмотрим, что она скажет, когда мамуля начнет рассказывать их с Зямой малым деточкам ужастики собственного сочинения.
Сейчас мамулина штатная фокус-группа – завсегдатаи детской песочницы в нашем дворе, и мне сдается, участковый детский врач должен фиксировать повышенное относительно общероссийской нормы количество случаев ночного энуреза у своих маленьких пациентов. Я вот уже взрослая, а мамулины книжки на ночь глядя читать опасаюсь – сомневаюсь в крепости своих нервишек и мочевого пузыря!
Хотя у молодежи в этом смысле организмы, видимо, более выносливые, потому что юные читатели нашу Басю Кузнецову просто обожают. Периодически у нас в подвале или на чердаке собирается фан-клуб, и мамуля в кромешной тьме под возню летучих или пешеходных мышей (смотря где проходит сборище) с листа читает поклонникам очередной шедевр. Для этого у нее даже имеется специальный налобный фонарик из конструктора «Лего», подаренный кем-то из младых фанатов.
А еще она вполне серьезно обсуждает с юными читателями свои творческие планы.
– Уфф, – обмахнулась ладошкой Трошкина, которая в число любителей ужастиков не входит. – Отлегло! Лобиани, а не лабутены! Это хорошо.
– Пожалуй, – осторожно согласилась я.
Вкусовые качества папулиных лобиани были мне пока неизвестны. Может, лабутены не хуже, их я тоже еще не едала.
Папа вышел из кухни, выдал развернутую информацию:
– Лобиани будут грузинские, но по-кузнецовски. Мне показалось, что в классическом варианте лобиани начинка суховата, и я добавил к размятой красной фасоли немного картофельного пюре на молоке и фермерском сливочном масле.
– Отличная идея, – одобрила я, решив, что все названные компоненты вполне съедобны и между собой не конфликтуют.
У папули так бывает далеко не всегда. Он смелый кулинар-изобретатель и в порыве вдохновения иной раз не щадит живота своего, моего и всех прочих членов нашей семьи.
Помню, как-то в начале своего многотрудного творческого пути вместо кубиков зеленого болгарского перца наш кулинар новаторски использовал нарезанное мыло…
Нет, об этом лучше не вспоминать. Хотя лично я тогда буквально за сутки сбросила три с половиной кило и влезла в джинсы, которые носила в выпускном классе.
– Через десять минут убедительно прошу всех к столу! – громко, чтобы слышно было на всю квартиру, объявил папуля, и я услышала металлический скрежет.
Это бабуля в своей светелке завела допотопный механический будильник, чтобы не опоздать к ужину.
Папуля этого очень не одобряет. Он у нас бывший военный – танкист и командир полка, и дисциплину считает краеугольным камнем мироздания. А бабушке не нравится, когда за опоздание к трапезе на нее орут бронебойным голосом: «Два наряда вне очереди и пятьдесят отжиманий!»
Тем более что бабуля бывший педагог и сама умеет орать будь здоров. Гораздо лучше, чем отжиматься.
Мы, Кузнецовы, вообще все на диво горластые, даже не знаю, как у нас приживется тихоня Трошкина. Боюсь, она будет скользить вдоль стеночки боязливым призраком, вдохновляя мамулю на сочинение новых кошмарных романов.
Будильник, трезвон которого можно было услышать даже в ближнем космосе сквозь усиленную обшивку орбитальной станции и гермошлем скафандра, не подвел, и к ужину вся женская часть семейства явилась без опозданий.
Папуля довольно оглядел нас, выжидательно сглатывающих слюнки, и тоже сел за стол, объявив:
– Зяму ждать не будем, он предупредил, что задержится.
Я покосилась на Трошкину, ненавязчиво интересуясь ее реакцией.
Если бы я узнавала о планах жениха на вечер от других людей, пусть даже будущих родственников, он очень быстро вылетел бы из основного состава моих кавалеров. Да он бы и на скамейке запасных не задержался – просквозил бы навылет из моей бальной книжечки!
Но Алла кротко кивнула:
– Да, да, я знаю, Зямочка очень торопится до отъезда закончить срочный заказ.
Я посмотрела на бабулю (она у нас старая феминистка и заядлая правдорубка), бабуля скривилась и приоткрыла рот.
– Бабуль, тебе, наверное, новая вставная челюсть натирает? – упреждая ненужные откровения, спросила я с нажимом. – Тебе, должно быть, кушать больно, да?
– Да, мне очень больно, – вздохнула бабуля и с жалостью посмотрела на Трошкину.
Оставшуюся недосказанной полную фразу «Мне очень больно это видеть» угадали только я и мамуля.
Наш Зяма – жуткий бабник, и Трошкина – его единственное за всю сознательную жизнь серьезное увлечение. Серьезное оно настолько, что Зяма даже решился жениться, потому что после пары лет неузаконенных отношений Алка заявила, что не позволит и далее ее использовать. Ей, мол, нужны определенность и уверенность в крепости уз. Причем обязательным условием заключения брака была поставлена нерушимая моногамность, пока смерть не разлучит их с Зямой. Влюбленный братец со всем согласился и все порочащие его связи пресек, но, зная Казимира нашего Борисовича, я боялась, что он сорвется.
Казимир Кузнецов – красавец мужчина, прирожденный соблазнитель и известный в городе интерьер-дизайнер. А дорогие интерьеры – они, заразы, богаты всякими там диванами, банкетками и козетками, провоцирующими на моральное падение!
Так что самоотверженный труд по завершению нового важного заказа вполне мог оказаться экспрессивным парным танцем в горизонтальной плоскости.
Впрочем, вовсе не в наших интересах было наводить на эту разрушительную мысль простодушную Трошкину. Как новый член семьи она всех более чем устраивала: мы с Алкой с самых яслей шли по жизни рука об руку и практически сроднились.
– Да, совсем непросто приходится супругам гениев, – дипломатично сказала мамуля.
– Тебе так трудно со мной, дорогая? – удивился папуля.
