Фотосессия в жанре ню. Бонд, мисс Бонд!

Лишь несколько часов спустя Максим понял, что устроители мероприятия проявили не столько гостеприимство, сколько расчетливое коварство. Целью ресторанных посиделок был не розыгрыш призов, а «развод» гостей. Их, сытых, пьяных и разогретых ожиданием замечательных призов, удивительно умело и настойчиво склоняли к покупке «фирменных» товаров, среди которых, кстати говоря, не было ни одного мотора. А некую отдаленную связь с автомобилем имела разве что теплая шерстяная подушечка, способная, как обещали производители, стопроцентно защитить сидящего на ней водителя от геморроя. При этом цену чудодейственная подушечка из шерсти мериносовых ягнят имела такую, что за те же деньги обладатель неизлечимого геморроя запросто мог сделать в самой лучшей клинике пластической хирургии операцию по полной трансплантации зада.

Тем не менее публика покорно приобретала драгоценные мериносовые подушечки, шиншилловые набрюшники и прочие бюстгальтеры на меху. Покупка «мексиканского тушкана» якобы приближала раскошелившегося гостя к обретению главного приза.

Макс сопротивлялся много дольше других, но под совокупным нажимом сразу трех бестрепетных и наглых мерчендайзеров тоже сдался и скрепя сердце подписался на приобретение весьма недешевого противорадикулитно-антицеллюлитного шарфа-пояса из тонированного под тигра дромадера.

Макс полагал, что, получив расписку, мерчендайзеры (прямые наследники пыточных дел мастеров) отпустят его из застенков ресторана на вольную волю.

Как бы не так! Двое неотвязных мерчендайзеров под белы рученьки препроводили Максима в такси, а третий поехал с ним, чтобы получить обещанные деньги.

К счастью, Максу хватило ума соврать, будто живет он в дачном поселке. Путь туда был неблизким, пролегал через весь город и изобиловал светофорами и постами дорожно-патрульной службы. Пленный Макс надеялся, что ему подвернется счастливый случай сбежать с этапа.

Как назло, не подозревавший о планах и желаниях Максима водитель поймал зеленую волну, и такси летело по городу без остановки. Дачный поселок, а с ним и момент истины, неумолимо приближался. Максим понял, что пора переходить к решительным действиям.

Машина выскочила на окружную дорогу, сбоку потянулось заснеженное поле. Сторожевой мерчендайзер расслабился, полагая, что теперь-то клиент уже никуда не денется. Макс, напротив, напрягся.

В пустынной безлюдной местности, свободной даже от таких пунктирных признаков цивилизации, как фонари и рекламные щиты, Максим внезапно издал неприятный и многозначительный горловой звук. Многоопытный водитель отреагировал на него именно так, как надо:

– Эй, мужик, не смей блевать в машине, у меня чехлы новые!

– Останови, – прохрипел Максим.

Такси сбросило скорость и съехало на обочину. Не дожидаясь, пока машина остановится, Макс толкнул дверцу и вывалился в сугроб. Потом вполне правдоподобно изобразил отвратительные звуки неукротимой рвоты и чутко прислушался. Водитель в машине ворчливо рассуждал на тему: «Надо меньше пить», мерчендайзер сладким голосом ему поддакивал и хвалил здоровый образ жизни. Не иначе, подбирался к теме целебных антигеморройных подушечек!

Макс злорадно ухмыльнулся и, осмотрительно не поднимаясь с колен, огляделся.

Мир был черно-белым, как представления идеалиста. Черное небо, белое поле… Ну, ничего, авось мобильный телефон с навигатором не подведет и укажет путь беглецу.

С низкого старта из разворошенного сугроба Максим вырвался на простор заснеженного поля и понесся по целине, с удовольствием прислушиваясь к затихавшим крикам за своей спиной. Конвоир за Максом не побежал.

Очевидно, это был не очень опытный мерчендайзер. Он не был готов к марш-броску по снежной целине, потому что не купил себе термобелье из меха котика и непромокающие носки из шерсти снежного человека.

Через четверть часа утомительного бега по прямой запыхавшийся взмокший Максим начал забирать вправо, к проселочной дороге. И уже почти вышел к ней, когда запнулся о невидимую под снегом корягу, упал и близко-близко увидел беломраморное женское лицо в окружении проволочных рыжих волос.

После этого ему оставалось только достать мобильник и вызвать не такси, как он планировал, а полицию.

Вывернув из города на трассу и проехав с полкилометра, Малинин увидел прямо по курсу россыпь цветных огней. Новое созвездие лежало низко, на горизонте, и не столько радовало глаз, сколько тревожило душу. Странно это было и подозрительно. До сих пор в чистом поле у дороги никакой иллюминации не наблюдалось.

Андрей сбросил скорость, и пятнистый дедов «Жигуль» пополз вдоль стены слежавшегося снега, как примороженная черепашка. Зато это позволило водителю рассмотреть автомобили на обочине.

Цветными огнями ночь раскрасили спецмашины: «Скорая», полицейская «Нива» и «десятка» ГАИ.

Андрей тоже свернул на обочину, остановил машину и вылез из нее, непререкаемым тоном скомандовав мишке:

– Сиди тихо!

Гаишники уже бросили окурки и потянулись к дверцам, явно собираясь уезжать.

– Что случилось, командир, помощь нужна? – подходя ближе, безадресно спросил Андрей таким мужественным киношным голосом, который хорошо сочетается с игрой мощных бицепсов, а еще лучше – с гранатометом на плече.

– Проезжаем, гражданин, проезжаем! Не останавливаемся! – неодобрительно покосившись на «гражданина», скучной скороговоркой ответил один из «командиров».

Андрей сделал ловкое движение пальцами, открыв и закрыв красную книжицу удостоверения. Плотные корочки мягко стукнули. «Командир» кивнул и, бросив быстрый взгляд на полицейский транспорт, чуть более оживленно ответил:

– Да какая уж тут помощь, все, замерзла дивчина в ледышку.

– Как это?

– Как, как… Как в сказке «Морозко»!

Андрей посмотрел в сторону «Скорой» (задние двери фургона были распахнуты, внутри пусто) и перевел взгляд дальше, в поле. Там, оступаясь мимо узкой тропинки, двое дядек в форменных костюмах тащили по снегу носилки, накрытые больничной клеенкой.

Носилки качались, замерзшая до хруста клеенка ерзала, открывая то беломраморное колено, то сизый и острый, как излом водосточной трубы, локоток.

– Кто это? – подправил свой вопрос Малинин.

– Да кто ж ее знает? Дивчина какая-то, голая, как пупс. Ни вещей при ней, ни документов. – «Командир» сплюнул на снег и потянул на себя автомобильную дверцу. – Все, Вась, погнали, нечего нам тут делать!

Андрей посторонился, пропуская мимо ожившую машину ГАИ, и вновь устремил острый взор в сторону «неотложки», запоминая ее номер. Впрочем, необходимости в этом не было: Малинин знал, что по правилам «Скорая» должна доставить тело в ближайший морг. То есть в больничку пригородного поселка Солнечный.

Значит, именно там можно будет посмотреть на замерзшую дивчину поближе.

Только, пожалуй, уже завтра.

И, пожалуй, в компании старой девы-учительницы, а не малолетнего медведя.

Оля проснулась привычно рано, еще не было семи утра. Размотав звукоизолирующий шарфик, она с удовольствием убедилась, что в доме тихо. Ну, почти тихо. В кухне гудел холодильник и поскрипывала открытая форточка, в ванной капал кран.

Оля вышла в прихожую. Ближе к родительской спальне и гостиной, где заночевали станичные родственники, воздух уплотнялся и дрожал от храпа и свиста.

Неслышно ступая босыми ногами, Оля вошла в гостиную и, близоруко щурясь, в полумраке пересчитала холмы и взгорья на полу и диване: раз, два, три, четыре, пять… Шесть! Значит, Любаня вернулась.

Мужчины спали на полу, диван заняли дамы. Прикинув габариты родственниц, Оля определила, что Любаня лежит посередине, между тетей Томой и бабушкой. Переступая через спавших на ковре, она подобралась поближе, дотянулась до нижнего края одеяла, приподняла его, посмотрела и кивнула: да, так и есть. Среднюю пару мясистых белых ног несколько облагородил домашний педикюр. А на ногтях больших пальцев незабываемый французский лак уже смазался! Точно, это Любаня.

Оля пощекотала твердую, как деревянный пестик-толкушка, пятку кузины, но размеренно похрапывавшая Любаня даже не сбилась с ритма. Ничего, проснется и все расскажет о своих вчерашних приключениях! Пусть только попробует не рассказать! У Ольги Павловны не отмолчишься! У нее даже Витька Овчинников отвечает уроки как миленький!

Стараясь не шуметь, Оля приняла душ и навела немудреный утренний марафет. Скромный макияж в стиле ню и сиротский завтрак (кусочек сыра, груша и зеленый чай без сахара) привели в норму и внешность, и настроение.

Предвкушая два-три спокойных часа до пробуждения семейства, Оля с книжкой в руках уютно устроилась в кресле, но прежде чем погрузиться в чтение, дисциплинированно проверила свой мобильник. И обнаружила там пять пропущенных звонков и одну новую эсэмэску, которую так и не прочитала, потому что крайне заинтересовалась звонками.

С одиннадцати часов вечера до трех утра ей пять раз звонил коллега по детективному расследованию, майор ФСБ и просто очаровательный мужчина Андрей Малинин! Настоящий русский мачо – с балалайкой и медведем!

Количество и время звонков, определенно, свидетельствовали о том, что его желание связаться с Ольгой Павловной было острым и сильным, как аппендицитная боль. Боже мой, да мачо с медведем провел бессонную ночь, пытаясь ей дозвониться!

Покраснев, Оля дрожащими руками спешно отправила вызов на номер страдальца и, только услышав сердитый медвежий рык, сообразила, что семь часов утра – немного слишком ранний час, чтобы будить после бессонной ночи даже самого очаровательного мужчину.

– Э‑э‑э‑это я, Ольга! – пискнула она в трубку. – Кажется, вы хотели со мной связаться?

Неласковый голос довольно-таки бессвязно, но с чувством выразил сожаление о том, что упомянутое желание неожиданно сбылось в столь ранний час. Потом неинформативно помычал, поохал и в конце концов недовольно сказал:

– Ну, ладно. Тогда – через час, на конечной остановке тринадцатого автобуса.

– Что? – насторожилась Оля. – Что будет через час на конечной остановке тринадцатого автобуса?

– Я полагаю, тринадцатый автобус, – весьма ехидно ответил Малинин. – А в автобусе – вы! Если, конечно, вы не предпочтете такси. Если предпочтете – езжайте уж прямо в Солнечный, чтобы мне на развязке не крутиться. Там и встретимся.

– Где – там?

Разговор пошел в таком темпе, что у Оли закружилась голова.

– Да прямо в морге!

– Где?!

– Ну, ладно, для начала – в больнице! У центрального входа.

– Для начала в больнице, а потом – в морге? – слабым голосом повторила Оля, по учительской привычке раскладывая все по полочкам. – Простите, а вы не могли бы озвучить всю программу?

Трубка хмыкнула и передразнила ее цитатой из старой кинокомедии:

– «Пожалуйста, огласите весь список!» То есть вы хотите знать, что будет до морга, а что – после?

«Ну, если после морга еще что-то будет – значит, ты там не останешься!» – обнадежил Ольгу внутренний голос.

Это бодрило, но – слабо.

– А также – что будет, собственно, в морге? – дополнила свой вопрос дотошная Ольга Павловна.

– В морге будет тело, на которое нам с вами надо бы взглянуть, – сказал Малинин. – Я понимаю, что такого рода зрелища вам, должно быть, непривычны, но придется потерпеть и посмотреть. Вдруг вы были с ней знакомы?

– С кем?! – Тут Оля по-настоящему заволновалась.

– С женщиной, которую вчера нашли мертвой в снежном поле у шоссе, приблизительно в восьми километрах от города, – объяснил Андрей.

– Примерно там же, где вы нашли Елку? – моментально сообразила Ольга.

– Точно, – Оля этого не видела, но догадалась, что Малинин кивнул. – И при ней тоже не было ни вещей, ни документов.

– И она тоже была в одном белье?

– Нет! Вовсе голой!

– Ладно, я приеду, – помолчав немного, решила Оля. – Договорились, встречаемся через час на конечной остановке тринадцатого автобуса.

– Через пятьдесят пять минут, – поправил ее компаньон – наверняка лишь затем, чтобы именно за ним осталось последнее слово.

– Мужчины! – фыркнула Ольга Павловна.

Она положила телефонную трубку и нерешительно посмотрела на платяной шкаф.

Ольга Павловна Романчикова не была ни модницей, ни светской дамой, а потому гардероб ее был невелик и абсолютно функционален: одежда для школы, одежда для дома, одежда для спорта и прогулок на свежем воздухе. Отдельным пунктом числилось маленькое черное платье, которое до сих пор представлялось хозяйке нарядом универсального назначения. Однако теперь, когда внезапно возникла необходимость экипироваться для делового визита в морг, у практичной Ольги Павловны впервые возникли сомнения в том, что она располагает одеждой на все случаи жизни.

Однако раздумывать было некогда, до рандеву на конечной остановке автобуса номер тринадцать осталось всего пятьдесят минут. Решив, что синие джинсы и черный свитер – вполне подходящая комбинация, Оля быстро оделась.

Осталось только выяснить, по какому маршруту ходит пресловутый тринадцатый автобус, чтобы двинуться из дома прямиком на ближайшую остановку.

Географию родного города Ольга Павловна Романчикова, к стыду своему, знала плохо. Совершать стремительные марш-броски в отдаленные микрорайоны и неспешные экскурсии по старому центру ей доводилось нечасто. Как правило, Олины перемещения по городу ограничивались тремя-четырьмя привычными маршрутами, так что на улицах краевого центра она ориентировалась гораздо хуже, чем на политической карте, приклеенной для тепла, уюта и общего развития на стене над диваном. Это была красивая разноцветная карта мира, где Оля с закрытыми глазами могла показать, например, Свазиленд, Лесото и столицу Мадагаскара город Антананариву. Однако увидеть на ней маршрут тринадцатого автобуса надежды не было.

Оля прошла в кухню и потрясла за костлявое цыплячье плечико младшего брата:

– Костя! Костя, проснись, у меня к тебе очень важный вопрос!

– Что?!

Разбуженный Костик посмотрел на сестру исподлобья и настороженно спросил:

– А что я сделал-то?

Оля мысленно отметила формулировочку, определенно выдающую чувство вины, но не стала выяснять, какие новые сомнительные подвиги совершил юный оболтус. У нее имелся к нему более актуальный вопрос:

– Ты случайно не знаешь, где ближайшая остановка тринадцатого автобуса?

– Случайно знаю, – Костик перестал хмурить лоб и надул щеки, гордясь и важничая. – А тебе в какую сторону ехать?

– В сторону поселка Солнечный, – ответила Оля, осмотрительно не упомянув во всех смыслах конечную цель – местный морг.

– Тогда иди к Занзибару.

Костик зевнул и сделал было попытку нырнуть под одеяло, но Оля удержала его на поверхности.

Где находится Занзибар, спасибо политической карте мира, она прекрасно знала – в далекой Африке! Определенно, остановка тринадцатого автобуса могла найтись и поближе.

– Не знаешь, где Занзибар? – понял Костик. – Вот же темная ты у меня, сестрица…

– Задушу, – коротко пообещала обиженная Оля, и впрямь темнея лицом, как венецианский мавр Отелло.

– Стриптиз-клуб «Занзибар»! – досадливо объяснил братец. – Клевое место, его все знают! На Космической, рядом с…

Он почесался и покривился, подбирая ориентир, который был бы однозначно известен темной сестрице, и закончил:

– Рядом с химчисткой «Снежок»!

– Химчистку знаю, – удовлетворенно сказала Оля, выпуская из цепких пальцев костлявое юношеское плечико. – Спасибо, спи дальше!

– А ты куда? – поинтересовался Костик, запоздало оценив небанальное событие: его домоседка-сестра ни с того ни с сего собралась в одиночку совершить автобусное путешествие на край города!

– По делам, – уклончиво ответила Оля.

– У тебя там что – свиданка?! – чрезвычайно обрадовался непочтительный братец.

– Тихо, ты! – Оля встревоженно покосилась в сторону гостиной. – Людей разбудишь!

Под словом «люди» подразумевалась главным образом родительница. Любящая мама Галина Викторовна, услышав одно только слово «свиданка», способна была устроить взрослой дочери такой допрос с пристрастием – куда там группенфюреру Мюллеру!

«Под колпаком» у группенфюрера-мамы Оля провела много лет, и теперь, когда у нее впервые за долгие годы завелась персональная жгучая тайна, она чувствовала отчаянное желание сохранить свой секрет для личного пользования.

«Звучит эротично!» – отметил внутренний голос.

«Я не в том смысле», – возразила ему Оля.

И соврала.

Мачо с медведем снился ей минувшей ночью в таком виде, который не сочли бы пристойным даже завсегдатаи развратного заведения «Занзибар».

На улице было холодно, но солнце светило ярко и искрящийся снег слепил глаза, так что завалявшиеся в объемистой учительской торбе черные очки пришлись очень кстати.

До знакомой химчистки Оля добежала рысью, пряча руки в карманах и сокрушаясь о том, что так и не пришила оторвавшуюся пуговицу. Полы черного пальто развевались, и это было не только некомфортно, но и слишком уж живописно. В темных очках и парусившем длиннополом пальто Оля чувствовала себя пародией на Тринити из «Матрицы».

К счастью, в той же благословенной сумке нашлась булавка, кое-как заменившая собою отсутствующую пуговицу.

Скрепив полы пальто, Оля в безупречно чинной позе фонарного столба торчала на остановке, лишь время от времени неодобрительно поглядывая на знойную деву, нарисованную на вывеске неприличного клуба «Занзибар».

Дева, одетая преимущественно в африканский загар, была крутобедрая, золотисто-коричневая и блестящая, как курица-гриль. Оля с горечью размышляла: есть ли возможность хоть кому-то показаться аппетитной, располагая длинными бледно-голубыми ногами замороженного бройлера и хилой цыплячьей грудкой?

Ольга Павловна умела объективно оценивать знания школьников, но не собственную внешность.

В детстве и юности она была классическим Гадким Утенком и привыкла к этой роли. В пединституте, пока другие девушки расхватывали немногочисленных однокурсников и однокашников, Оля добросовестно училась, не обращая внимания на мелкие раздражители – а мелкими рядом с ней казались четыре парня из пяти, мужчин ростом выше себя Оля встречала редко. Небольшая популяция великанов из институтской баскетбольной команды интеллигентную девушку с хорошими манерами не заинтересовала. А в средней школе, куда она пошла работать сразу после института, мужчин было всего двое: лоснящийся пузатый физрук, похожий на самовар, и преподаватель ОБЖ – военный пенсионер с богатым прошлым, палочкой, слуховым аппаратом и тремя внуками.

В отсутствие потенциальных кавалеров здоровая женская привычка засматриваться на свое отражение у Ольги Павловны не сформировалась, и важный девичий вопрос: «Свет мой, зеркальце! скажи да всю правду доложи: я ль на свете всех милее, всех румяней и белее?» – она озвучивала только на уроках литературы, с выражением читая детям известную сказку Пушкина.

И вот теперь при взгляде на занзибарскую смуглянку, которая, определенно, была всех румяней и милее, Ольге Павловне вдруг тоже страстно захотелось быть красивой и привлекательной.

Может, все-таки почтить память Елки запоздалым походом в солярий, на котором подружка, царство ей небесное, так настаивала?

Не успев решить этот непростой этически-эстетический вопрос, Оля увидела приближавшийся к остановке автобус. Красные цифры на светящемся табло помаргивали – возможно, с недобрым намеком. Ехать на автобусе номер тринадцать в морг показалось ей не самой лучшей идеей, но Оля всегда гордилась тем, что она совершенно свободна от разных глупых суеверий. Отступить она не могла из принципа.

Она вошла в полупустой автобус, села на одиночное место у окошка и на протяжении полутора десятков промежуточных остановок до конечной мужественно давила в себе недостойный порыв дезертировать домой к маме, папе и прочим добрым людям Романчиковым в праздничном расширенном ассортименте.

А Андрей Петрович Малинин ее уже ждал!

Увидев на кольце за остановкой знакомую грязно-белую «шестерку», Оля неожиданно для самой себя обрадовалась так, как будто ей подали сверкающий лимузин.

В приоткрытом окошке дразнящим языком вздрагивало лохматое ухо облезлой бобровой шапки, и Оля хихикнула, вспомнив, как называли меха древнерусские летописи: «мягкая рухлядь».

Воистину метко народное слово! Бобер, из мягкой рухляди которого в незапамятные времена сшили шапку Андрея Малинина, при жизни запросто мог наблюдать откуда-нибудь из замерзших плавней главный воинский подвиг Александра Невского – Ледовое побоище.

К уютно урчавшей «шестерке» Оля подошла с улыбкой, но Малинин живо испортил ей настроение, ответив на вежливое: «Доброе утро!» неформатной репликой:

– Ну да! Видал я и подобрее!

От этой грубости Ольга Павловна моментально сникла, замкнулась и через некоторое время поймала себя на том, что озлобленно думает, какое именно утро может считаться добрым по меркам господина Малинина? Наверное, такое, которое он встретит в компании пышной и щедрой, как африканская природа, обнаженной занзибарышни?!

При этом в воображении Ольги Павловны замелькали картинки, количество и качество которых позволило бы богато проиллюстрировать «Декамерон» Боккаччо, да еще и на пару глав «Камасутры», пожалуй, хватило бы.

От своего хорошо воспитанного учительского воображения Ольга Павловна такого не ожидала.

– Так вот, я говорю, та девица была совершенно голая!

Малинин непринужденно продолжил деловой разговор, начатый и оборванный примерно час назад, и при этом умудрился попасть точно в тему Олиных неприличных фантазий.

Она покраснела.

– И место, где ее нашли, неподалеку от того, где я подобрал вашу Елку.

– Я понимаю, почему вы думаете, что оба эти случая – явления одного порядка, – рассудительно сказала Оля. – Возможно, в городе появился маньяк, который заманивает красивых девушек, раздевает их догола и оставляет замерзать на морозе?

– Зачем? Какая ему от этого радость? Ведь ваша подруга не подверглась насилию, не так ли? Ее ведь осматривали в больнице, – напомнил Малинин.

– А вы думаете, у маньяка не может быть никакой другой радости, кроме как насиловать девушек?

Оля посмотрела на Андрея с таким пренебрежением, что он почувствовал себя примитивным существом с крайне бедным воображением и разозлился.

– Я, признаться, очень мало знаю о тихих радостях маньяков! – ехидно сказал он. – А вы?

Оля тоже разозлилась, но не сдалась.

– Может, он садист? Может, ему нравилось наблюдать, как они замерзают?

– Поверьте, – проникновенно сказал Малинин. – Это отнюдь не самая живописная смерть!

По его тону чувствовалось, что он знает, о чем говорит.

Оля поежилась и не нашлась что ответить.

– К тому же я не понимаю, как он мог за ними наблюдать? – после паузы продолжил Андрей. – С дороги тело не было бы видно, снежный отвал на обочине загораживает вид на поле.

– А если из кабины большого грузовика? – предположила Оля.

Малинин покосился на нее и неохотно кивнул:

– Возможно.

– А кстати! – Оля всем корпусом повернулась к собеседнику: – Вы-то каким образом нашли Елку, если ее не видно было с дороги?!

Андрей прищурился, вспоминая:

– Да случайно я ее нашел. Совершенно случайно! Было раннее утро, едва светало. Я ехал, клевал носом, чуть не задремал за рулем. Машина вильнула и зацепила снежную стену, а с нее вдруг – бац! – что-то ярко-оранжевое на дорогу бухнулось. Апельсин!

– Редкое явление в пшеничных наших полях, – не без ехидства пробормотала Оля. – Особенно в это время года!

– Ну да, – согласился Малинин. – Я сразу проснулся, глядь – а над снежной расщелиной что-то вроде ветки нависло. Я присмотрелся – а это рука!

– Так-так-так! – возбужденно, как часики взрывного устройства, протикала Оля. – Получается, что апельсин она в руке держала?

– Ну не во рту же!

– Так-так-так! – повторила Оля.

– Да говорите уж, не тарахтите впустую, – раздраженно попросил Андрей.

– Видите ли, у моей подруги была такая глупая привычка – непременно брать с собой на дорожку что-нибудь съедобное, – объяснила Оля. – Это ее Евгения Евгеньевна так приучила. Елка-то в детстве была худющая, как палка.

Малинин хмыкнул, явно оценив классическое «елка-палка».

– И баба Женя все время старалась подкормить любимую внучку, – договорила Оля. – Знаете, когда мы прыгали во дворе в классики, у Елки из карманов вечно сыпались крошки, так что за ней по пятам всегда скакали воробьи…

Она опечалилась, но толстокожий Малинин не позволил ей закручиниться как следует.

– Хотите сказать, привычка закрепилась, и, даже став взрослой, ваша подруга не выходила из дома без сухого пайка?

– Если было, что с собой прихватить, она всегда запасалась! – подтвердила Оля. – Я поэтому не любила с ней в кафе ходить, мне было стыдно, когда Елка прятала в карман недоеденный пирожок или горсть сухариков для супа. Хотя она делала это совершенно машинально. Что под руку попадалось, то и хватала! И потом даже не ела, просто выбрасывала, освобождая карманы для новых припасов.