скачать книгу бесплатно
Учеба Броньке давалась легко, так как он уже с детства любил то, что изучал, а посему довольно суровые будни морского училища казались просто игрой по сравнению с тем, что ему уже довелось пережить в родном доме.
Подъем в семь утра, кросс по километру, полоса препятствий с турниками в ее начале, а также в конце – все это идет на пользу растущему мужчине, он быстро набирал объем мышечной массы и жизненного опыта, в общем, рос молодой человек, морально и физически.
Когда вернулся домой на зимние каникулы в морской форме курсанта, им восхищались все друзья, а особенно девушки, тогда-то он и встретил свою любовь, будучи всего-то пятнадцатилетним подростком.
Инна была одним годом младше, но уже красавица, и, когда, после кино проводив девушку до дверей, он спросил разрешения дотронуться до ее губ своими, она не возразила, так в тот же миг они и встретились в первом, но уже страстном поцелуе…
Так ушло детство и помчалась безумная юность, когда вот такие вот вроде бы еще совсем дети, а думают то, что уже достаточно взрослые и вправе принимать любые решения.
Некий из вас, может, и скажет, что все это чепуха, а, по-моему, это все же правильно наверняка, ведь надо хоть что-то делать, чтобы набирать опыт жизни, а откуда же еще учиться, как не от своих ошибок, когда некому подсказать, мол, делай так или иначе, а пусть даже подскажут, так ведь молодежь все равно сделает все по-своему, не так ли?
Теперь у Броньки не оставалось и минутки свободной, ведь как только заканчивались лекции, так тут же надо было бежать на тренировку, он как настоящий моряк занимался греблей на байдарках и яликах, а зимой, когда замерзали каналы, ходил на бокс и борьбу, конечно, играл в хоккей, почти все однокурсники делали то же, что и он, невольно выдвинув его негласным лидером.
Вечерами читались и писались письма, ведь ни интернета, ни мобильников тогда и в идее-то не существовало. Писались настоящие, классические письма практически каждый второй вечер и так же получались, о чем были эти страницы – ну, конечно, о любви…
Это было прекрасное время, в конце каждого письмеца она обязательно ставила клеймо своих ярко накрашенных губ… а он, послание получив, обязательно пригублял эту алую чудесную печать.
Ему казалось, он просто должен так сделать, чтобы было все честно, ведь она-то ему не без чувств посылала этот ее уст отпечаток на клетчатой бумаге школьной тетрадки.
Любил и гордился он ею, а когда писал ей ответ, то в конце письма целовал лист бумаги и в том месте обводил круг с надписью «поцелуй», он был уверен в том, что и она целует послание его бесцветного, но, несомненно, наполненного светлыми чувствами любви поцелуя.
Вроде и дети еще, а чувства их били аж через край, и скажите, что же может быть прекрасней настоящей любви?
Пацаны дружески подшучивали, они уважали его за силу, честность и успехи в учебе, Бронька и на самом деле был одним из лучших во всем своем курсе, что состоял из одиннадцати групп по тридцать учащихся.
Летние каникулы начались с сюрприза: отец, как будто его подменили, не пил уже какое-то время и, продав бычка на местном базаре, купил для сына – будущего моряка новенький мотоцикл «Восход-175 см?» – вполне приличное транспортное средство для шестнадцатилетнего юноши.
Тут-то и позналось настоящее счастье, посадив Инну сзади себя, он уезжал, куда глядели глаза, на расстояния в сотни и сотни километров, ночевали в прихваченной с собой палатке, а возвращались лишь потому, что беспокоились о родителях.
Те, бедные, ничего не могли уже сделать, хотя и ворчали, что тогда, мол, когда они росли, такого себе и представить-то не могли, чтобы до свадьбы да ночевать где-то вдали от дома, в палатке, вдвоем… да, не ровен час, еще и наделаете детей.
Но дети пока что не делались, хотя не без секса ведь жили эти двое, любящие друг друга молодые люди, вместе были они постоянно.
Мигом пролетело то лето.
Как и принято в России, учеба начиналась с первого сентября, ему предстояло уехать, чтобы продолжить занятия на втором курсе училища.
Провожая Броньку на автобус, который должен был доставить его до поезда, Инна, грустно вздохнув, скороговоркой залепетала сквозь слезы. Ну просто как в воду глядела…
– Вот такая моя судьба, видимо, ждать тебя всю свою жизнь. Теперь, пока ты учишься, еще три года, потом станешь капитаном и уплывешь в моря на неизвестное время, а корабли-то, бывает, что тонут в штормах… и вообще…
– Да не так-то часто и тонут, если взять статистику несчастных случаев, то по земле в последнее время ходить гораздо опасней.
Бронька вполне обоснованно и со всей серьезностью будущего капитана в голосе успокаивал девушку.
Она обнимала его, целуя изо всех своих сил.
– А может, да ну его, это море, останься и начнем жить вместе, я нам сына рожу или дочь.
Шофер подошедшего автобуса, видно вдоволь насмотревшись подобных сцен, весело улыбаясь, прервал прощальный поцелуй.
– Ну что, ребята, будем продолжать ласкаться или все-таки поедем, в конце-то концов.
Выдавая билет Броньке, водило, который по возрасту с легкостью годился бы ему в отцы, дружелюбно посоветовал:
– Да будь все океаны у моих ног, но такую девчонку я бы ни за что не оставил.
– Да уж, и я вот задумываюсь, но как сделать выбор между ней и морями, океанами и дальними странами? – Бронька замечтался, сидя на переднем сиденье справа от шофера в автобусе ПАЗ местного значения.
– Любовь – штука такая, что приходит неожиданно, это, можно считать, как подарок судьбы, беречь ее надо, сынок…
Пожилой водитель сказал это как бы сам себе, кто знает, быть может, он и на самом деле говорил неспроста, а явно со своего личного опыта жизни, сделав вот такой вот вывод… Прав был шоферюга, но беда, брат, в том, что в молодости мы не особо-то прислушиваемся мудрого совета старших, а осознаем истинные ценности зачастую лишь после того, как сами же их безвозвратно утратили, потеряли.
Новый учебный год начался с того, что поменялся мастер группы, это был прошлой весной получивший диплом штурмана, но по курсантам пока что не известным причинам не вышедший в море абсольвент училища.
Ребята подшучивали над ним, как будто его мамочка не пускает, или другие варианты, например, мол, что-то не того у него с яйцами, зрение не в порядке аль с мозгами беда.
Ведь всякий из курсантов то и дело грезит о море, дальних плаваниях, и, вообще, как это возможно – учить морскому делу других, притом как сам учитель волну-то не нюхал.
Учащийся и мастер знали друг друга не понаслышке, ведь в прошлом году когда они были на первом, то теперешний наставник щеголял как раз на последнем, четвертом курсе, со всеми вытекающими из этого обстоятельствами.
Не очень-то хорошая слава была у новоиспеченного мастера, который в море-то не бывал, а уже собрался их учить уму-разуму.
Мастака сходу не зауважали среди курсантов, о чем гласило и его не очень-то приличное погоняло – Муха.
В прошлом году, будучи старшекурсником, он неоднократно зло подшучивал над младшими… метнись, мол, сходи на клотик, принеси чаю.
Клотик – это высшая точка на мачте корабля, ну а незнающий трюка юнга идет на камбуз – кухню и рассказывает, что, дескать, курсантом четвертого курса Мухой с самого клотика чаю принести велено. Понявший шутку повар отправляет бедолагу к завучу, убедив жертву, что клотик – это и есть кабинет замдиректора, и тот идет как на эшафот, но не зная, что у завуча за такие штучки свой витамин имеется, наряд на тот же камбуз, например, картошку чистить до полночи да термины морские заодно изучать.
Не так-то страшно, но Муха просто любил поизмываться над первокурсниками, а способов хоть отбавляй. Поговаривали, будто у него родственничек там… кто-то из больших верхушек, вот, мол, и позволяет распущенный сыночек сам себе все, что захочет.
На марш парада дня победы из всего училища Бронька был отобран и поставлен направляющим, и по праву, ведь военрук не малое дитя, он глазом профессионала видел, кто из курсантов этого достоин, тут ведь роль играет рост, выправка да четкость выполнения команд.
Такое не могло не вызвать зависти у четвертокурсника, обладающего не меньшим ростом, но не осознававшего того, что его плечи гораздо уже и подбородком бедолага не вышел, зато амбиции били через край.
Как-то в коридоре, проходя мимо, Муха, будучи уже мастером, как бы невзначай, плечом сильно задел Броньку и, остановив его, потребовал извинений.
– Слушай, Муха, ты сам ведь должен извиниться, по ходу дела ведь толкнул-то меня специально, не так ли?
– Молчать, сопливый, когда с тобой мастер говорит.
– Да пошел ты, Муха.
Игнорируя этого недоноска, он пошел дальше, на лекцию, на которую уже опаздывал на пару минут, и как раз из-за Мухи.
Извинившись, он занял свое место в аудитории и углубился в навигацию.
– Южная Атлантика, дело обстоит так, что ваше судно уже три дня как бедствует из-за отказа двигателей по причине непоступления топлива к насосу высокого давления, нарушена связь и бушует шторм, вас болтает куда попало, и, судя по всему, это не закончится еще пару-тройку дней. Всем известно, что вас уже занесло далеко за экватор, так как тайфун имеет направление на юго-восток, и если мотористам не удастся завести хотя бы один из дизелей, то ваша судьба, похоже, решится в считаные часы, вас просто разобьет где-то о прибрежные скалы вблизи Кейптауна… вы механики, ваши действия?
Магический голос респектабельного профессора, капитана первого ранга, так завораживающий его раньше, звучал как бы из подземелья, мысли путались, он не мог концентрироваться на задании, перед глазами то и дело зияло перекошенное лицо отвратительного недоноска, Мухи.
Безумию человека нет границ, и Муха еще одно тому доказательство.
После отбоя в кубрик постучали.
Посланник передал на словах, что Муха ждет его у себя в дежурном помещении.
Одевшись в спортивный костюм, Бронька пошел по длинному коридору, с отвращением думая о предстоящей встрече.
– Ну как, так будешь извиняться или что?
– Слушай, Муха, чего ты хочешь?
– Я хочу, чтобы ты не ходил по училищу как главный павлин.
– Ну так ходи ты, у меня нету ничего против.
– Ах, сукин сын, ты у меня еще попляшешь.
И он в тот же момент подло нанес резкий удар открытой ладонью, попадая Броньке точно по кадыку – выступу гортани.
Неожиданная атака в этом случае выбила землю у него из-под ног, полная асфиксия, кругом вдруг все поплыло, он с трудом удержался на ногах, упершись левым плечом о стену. Пару десятков секунд, не менее, он сражался за один вдох, а когда смог набрать полную грудь, то с первым же выдохом выбросил правую руку в хорошо отработанный апперкот, который пришелся противнику в подбородок.
Муха уже как бы праздновал победу и был весьма удивлен, когда тело вдруг перестало его слушать, явный нокдаун, он медленно сползал по стене, а Бронька и не думал остановиться на достигнутом, снова и снова он с наслаждением крушил лицо ублюдка, прекрасно понимая, что это конец его морскому делу, из-за одного недоноска, которого замучила зависть, глядя на успешного, великолепно развитого молодого человека.
Ведь он, никого не трогая, делал свое дело, отлично учился, приветливо помогал товарищам, занимался спортом и строил планы о будущих путешествиях на белоснежных лайнерах, которыми надеялся однажды управлять, стоя за штурвалом.
Из небытия его вырвал вахтенный, подоспевший на дракой поднятый шум.
– Опомнись, братуха, ты убьешь этого ублюдка, – ребята удерживали его уже вдвоем, они сами рисковали получить под шумок, так как Бронька рвался в бой, обезумевший от жажды мести, он понимал, что это первая и последняя его схватка здесь, в любимой мореходке, и от этой мысли хотелось выть, растоптать эту недостойную мразь в обличье моряка.
Муха отхаркивался кровью вперемешку с соплями, он с трудом приходил в себя, не веря в позорное поражение, но гонору не убавилось, подлец еще шепелявил сквозь щели выбитых зубов.
– Ну теперь тебе конец, щенок.
Хлесткий удар ногой в голову его вернул в исходное положение, лежа ничком в луже своей собственной крови, и, похоже, больше добавок ему уже не требовалось, горе-мастер Муха был в глубоком нокауте.
Наутро Бронька подал рапорт об отчислении из училища, ему предложили самому, так сказать, по собственному желанию… и теперь в его анкете, что ушла в определенную госслужбу, появилась не очень-то лестная для молодого человека лаконичная, но в то же время весьма исчерпывающая запись: «Морально неустойчив и склонен к нападению».
Муха, зализывая раны, обдумывал план своей очередной подлости, но уже не в стенах мореходки, а при статусе поверженного мастера, так что о дальнейшей его судьбе нам ничего не известно, да стоит ли вообще вспоминать таких тварей, но, видимо, и они нужны на этом свете, раз уж все таки имеют место тут быть…
До новогодних каникул оставалась всего неделя, когда он постучал в двери Инны, ее счастью не было преград.
– Вот так, ну надо же, какой поворот судьбы, а я, загадывая желание, всегда молилась, чтобы ты не стал моряком дальнего плавания.
– Значит, твои молитвы были услышаны, все вы, женщины, немного колдунки и ведьмы.
– Что будешь делать дальше?
– По вашему желанию, мадам, буду целовать эти нежные губки.
И под защитой неписаных законов любви они слились в одно целое, то есть в долгий поцелуй, плавно переходящий в бурный половой акт…
Ей еще не исполнилось шестнадцать, школьница, он всего на год старше, а уже с грузом недоброго опыта жизни за плечами.
Они рановато начали активную половую жизнь, а возможно, и нет, может, и в самый раз, кто знает, эти двое, как знать, просто пользовались лимитированным временем, данным для их счастья.
Ее родители их отношениям возражать не стали, видимо, у них был свой опыт, они приняли Броньку как сына, а домой, к своим, он так и не вернулся, хотя разделяло их всего-то пятнадцатикилометровое расстояние между поселками.
Не только потому, что было стыдно за неоконченную учебу, отчасти, может, и так, но больше по той причине, что в том небольшом отцовском домике и без него было тесно, а тут еще плюс Инка под боком… ну как он мог ее оставить одну.
Глава 4
Наутро он пошел в колхозную контору поинтересоваться о возможности получить какую-либо работенку.
Директор принял его в кабинете и, внимательно выслушав, по-отцовски изрек:
– Молодец, но больше не дерись, а работу мы тебе подыщем. Будешь слесарить, пока суть да дело, изучишь технику, а за это время сдашь экзамены на права, в семнадцать получишь тракторные, через год отправим на курсы шофера, а там и в армию пойти настанет пора.
Программа грядущей жизни малолетки, неудавшегося морячка, была составлена в мгновение ока, а чего там задумываться, все просто, по шаблону Советского Союза.
– Тебе и жилье, наверно, уж нужно, так-так, иди пока в отдел кадров оформляйся, а потом заходи, ключи заберешь, есть у нас одна квартирка в запасе.
Через полчаса у Броньки уже была работа, ключ от крошечной, но квартиры и аванс на руках, вот такой вот был зря проклятый Советский Союз, где безработных не знали, а голодных да бездомных так и подавно…
То ли случай, то ли то, что Инны отец и директор колхоза были двоюродными братьями, квартирку – одну комнатку с печным отоплением Бронька получил на первом этаже барака, а как раз над ним, на втором, жила она с родителями в двухкомнатной.
Словно ручьем потекло их время, хоть и был ее родителями установлен лимит, «в десять вечера она должна была быть дома», но каждый день они все равно достаточно долго были вместе, по утрам она уходила в школу, а он в то же время шел на работу.
Еще в ту самую зиму сдал он на права, ну и на первое время ему дали гусеничный трактор, и, как в сказке, по заснеженным полям, они целой бригадой, из шести тракторов, в связке таскали волокушей скирды соломы, таким вот весьма продвинутым механизацией способом, с дальних полей доставляя корм на фермы крупного рогатого скота.
Однажды, сквозь метель возвращаясь из дальнего коровника, куда волоком на специальном зимнем прицепе-санях, сконструированных из здоровенного листа железа, расфасованный в мешки по шестьдесят килограмм, привез он трактором корм фураж для скотины.
Тонн шесть в одиночку разгрузивши, уставший, на обратном пути, при расстоянии десяти километров от ближайшего населенного пункта, в тотально белоснежной пустыне, благодаря пурге, что замела след, сбившись с дороги и забуксовав в двухметровом снегу, он, было, чуть не замерз.
Как выяснилось потом, природа-матушка замела ложбину, а когда гусеничный трактор ложится на брюхо в снегу, он становится беспомощным, как, например, машина без колес или перепивший человеческой кровушки клоп, который лежит на брюхе, ножки двигает, но они до поверхности подушки не достают, ну надо же так вот нажраться…
Вовсе не чудом, а по неписаному закону на тракторе такого рода, как старый добрый ХТЗ-74, всегда с собой возили толстый трос, метров в пять-шесть, он же использовался при связке, когда волокли скирды соломы, да и на всякий случай, чтобы всегда мог помочь другому, если тот забуксовал, или даже и сам себе подсобить, а для примера, вот как…
Осмотревшись вокруг, он понял, что помощи ждать тут неоткуда, солярки, конечно, хватит на несколько часов, если все хорошо, а потом, не дай Бог, заглохнет мотор…
Мороз около тридцати ниже нуля, а к ночи наверняка упадет и еще, в кабине имелся топор, тоже одна из очень нужных вещей в таких условиях севера, взяв сей в руках русского мужика нестареющий инструмент, он отправился в сторону леса.
Метрах в ста пятидесяти сквозь снегом запорошенные кусты просматривались небольшие елки, Бронька, выбрав одну толщиной около двадцати сантиметров в диаметре, не раздумывая стал рубить, ночь надвигалась большими шагами, в зимнее время на тех широтах темнеет вскоре после полудня.
Благо однажды он краем уха слыхал о выходе из подобной ситуации, и данный опыт, хоть он чужой, но пришелся очень и очень тут кстати.
Оставалось не более получаса до полной темноты, когда он, неся бревно длиной в четыре метра, подбредал к трактору по глубокому снегу.
