скачать книгу бесплатно
Своими отказами он крайне раздражал Фёдора. Тот считал, что старший брат зазнался, задрал нос на своём высоком посту. Положа руку на сердце, Андрей Николаевич признавал, что это не так уж далеко от истины. Но не снобизм был тому причиной. Просто положение обязывало надеть такую маску, и снималась она лишь в необходимых случаях при непосредственном контакте с народом.
Не любил Фёдор и младшего брата – Ивана. Не просто не любил, вообще терпеть не мог. Если с Андреем ещё как-то пытался строить отношения из корыстных соображений, то Ваньку, как хронического уголовника – именно так Федька называл младшего брата – не переносил на дух.
Да и то сказать, Иван действительно с малолетства пошёл по стопам непутёвого родителя. Тот был идейным сидельцем, б?льшую часть жизни провёл по зонам – от общего режима до «крытого», как его называют сами «жулики», а на официальном языке такой режим именуется тюрьмой[1 - Не путать с СИЗО – следственными изоляторами. Официально на 2010 г. в РФ функционировало семь тюрем (прим. автора).].
Он недолго сожительствовал с матерью двух маленьких сыновей, считавшей, что пусть хоть такой мужик будет. А то какому нормальному мужику, не приживальщику, она нужна с двумя-то «спиногрызами»?
Но и этот получил очередную судимость за очередную кражу и надолго поехал «в командировку».
Иван родился в восемьдесят втором году, уже без своего непутёвого папаши, который из зоны ни строчки не написал своей бывшей сожительнице. А она слала ему длинные письма, изливая на тетрадные листки тяжёлую долю одинокой бабы, едва тащившей на себе трёх малолетних детей, кое-как обувая и одевая их, кормя, чем придётся.
Никитин Иван Петрович унаследовал от своего папаши фамилию и отчество. Да в довесок несчастливую судьбу: первый раз он сел в пятнадцать лет за то, что с друзьями ограбил павильон. Собственно, Ванька и не грабил. Так, в сторонке стоял, пока другие, пользуясь темнотой, безлюдьем и беспомощностью молодой, напуганной до смерти продавщицы, дербанили содержимое железного киоска. Но срок получил вместе со всеми, хоть и поменьше организаторов преступления – четыре года.
Три года чалился на «малолетке», а как исполнилось восемнадцать, был этапирован на «взросляк», где досидел оставшийся по приговору год. Освободился «звонком», то есть, отбыл весь срок до конца.
Вернулся домой, решил начать честную жизнь, тем более что сел по глупости. За время отбывания наказания о многом передумал и понял, что не хочет идти по стопам непутёвого родителя. Да и мать на редких свиданках переживала, плакала, говорила, что Иван весь в своего папашу пошёл.
Второй раз Иван сел в двадцать четыре года. Сел опять по глупости – за хранение угнанного авто. Подставили старые кореша, попросившие подержать временно в его гараже автомобиль, клятвенно заверив Ивана, что тачка «чистая». Не хотел этого Ванька, чувствовал, темнят дружки, и всё же не смог отказать. Арестовали его через несколько дней после этого. И закрутилось всё по-новой… Дружки пошли в отказ: мол, знать ничего не знаем. Пришлось Ивану отвечать за их подлость и собственную глупость. Опять схлопотал четыре года общего режима.
Со своей будущей супругой Еленой он познакомился по переписке, как с «заочницей». Дело дошло до того, что она начала приезжать к нему на краткосрочные свидания, а потом, когда расписались в зоне, два раза приезжала на длительные.
Елена выглядела «серой мышкой», по характеру была очень доброй и отзывчивой. Жена и мать из неё получилась хорошая. Она верно ждала мужа, слала ему передачи и письма. Ожидая освобождения супруга, одна воспитывала сына Ромку от первого неудачного брака. Рождённая от Ивана дочь Вика появилась на свет уже после освобождения отца.
На зоне парень твёрдо решил «завязать», освоил профессию каменщика. Вернулся молчаливым, прежде чем что-то сказать, тщательно обдумывал, что говорить и как. Эта привычка появилась в неволе, где за каждое слово спрос серьёзный.
Устроился на стройку по приобретённой специальности и зажил честной жизнью, хотя кореша по-прежнему не давали покоя. Как с гуся вода с них: будто и не подставляли, не подличали. При этом всякий раз с особой значимостью вспоминали о том, что слали «дачки» другану.
Иван действительно их получал и это очень помогало в неволе. Поэтому, хоть и держал на дружков смертельную обиду, не разрывал отношения совсем. Так уж он был устроен – весь из противоречий.
О таких говорят – классический неудачник. По глупости испортил себе жизнь в самом начале. Здоровья немало потерял за годы отсидки. Сухопарый, ростом метр семьдесят шесть, по привычке коротко стриженый, зеленоглазый, лицо аскетичное со слегка ввалившимися щеками из-за плохого питания и тяжёлой жизни на зоне. По характеру спокойный, не завистливый, не злобивый. За свои неудачи винил только себя.
Свою жену и детей Иван любил. В целом всё у него неплохо шло в последнее время, вот только жизнь бедной была, хоть и работал каменщиком. Работодатель прижимистый оказался, платил мало. А с двумя судимостями никуда особо не брали. Приходилось терпеть.
Пока Ванька сидел, жене без постоянного жилья очень тяжко приходилось. Андрей Николаевич ей помогал. Он хорошо относился к младшему брату и его жене. Видел, что порядочные люди они, да только жизнь об них ноги вытирала…
Так и жили три брата со своими проблемами и непростыми взаимоотношениями. Виделись нечасто. Семьями почти никогда не встречались, посиделок не устраивали. Разве что Андрей приглашал иногда Ивана с домочадцами в гости. Фёдора с семьёй тоже звал. Хотелось ему сплотить пусть и не родных по крови, но всё же братьев.
Иван и Елена приезжали несколько раз, потом стали стесняться шикарного загородного коттеджа, чем очень расстраивали старшего брата и его жену.
Фёдор с семьёй тоже не был частым гостем. Приезжал только если что-то хотел получить от Андрея. И всегда прежде узнавал, не собирается ли в гости младший брательник.
Их мать Мария Евгеньевна оставила фамилию второго мужа – Трошина, чем Федька очень гордился. Жила одна, не пытаясь никому из сыновей навязываться, как она считала. Внуков и внучек видит – и слава Богу.
После того как посадили отца Ивана, у неё ещё были мужчины, но надолго никто не задерживался, не желая брать на себя «довесок» из троих детей. Поэтому семейная жизнь у неё не сложилась. В свои шестьдесят лет женщина давно уже стала замкнутой, в общении тяжёлой, но незлобивой. Детей любила и переживала, что отношения между ними, мягко говоря, прохладные.
Мысли Андрея Николаевича прервали размеренное течение, напомнили о нынешних проблемах, враз вытеснили все воспоминания.
Он понятия не имел, где сейчас Иван с семьёй. Где мать, тоже не известно, но он очень надеялся, что в своей квартире. Никто из них не захотел переехать в загородный коттедж.
Ну, а с Фёдором всё ясно. Жаль только семью его. Им-то за что такое наказание?
Фёдор
Когда Трошин увидел машину старшего брата, показавшуюся из-за деревьев на пустой лесной дороге, то поначалу испугался – брат же! Как можно его ограбить и, скорее всего, убить? Ведь именно так прежде поступали со многими, кого удалось остановить в подходящем местечке и забрать всё ценное вместе с машиной, если она представляла какой-то интерес.
Правда, сам Фёдор ещё не убивал никого, всегда находились другие, выставлявшие это напоказ, бравировавшие своей способностью лишить жизни человека. Они и положение в недавно организованной «бригаде» занимали соответствующее по сравнению с теми, кто просто числился в новичках, ещё не совершив ни одного налёта, слушая рассказы и поучения имевших такой опыт.
Однако внезапный испуг Трошина сразу же сменился злорадством и желанием посмотреть, как этот зазнавшийся, забронзовевший чиновник выпутается из создавшегося положения. Нет, его смерти Фёдору не хотелось. Как-то не вязалось – смерть и брат, пусть и родной лишь наполовину.
Ему хотелось подойти этак небрежно, посмотреть в глаза братану, заглянуть в самую душу и увидеть там страх за свою жизнь, за дорогую машину, за привычное благополучие. С усмешкой понаблюдать за тем, как с надменного лица сползает маска уверенности и почти непогрешимости от понимания безвыходности ситуации.
За всё в этой жизни надо платить. Его старший братишка явно считал, что ухватил за бороду самого господа и теперь сам чёрт ему не брат. А тут вон оно как обернулось-то всё. Оказывается, не такой уж он непогрешимый и недоступный для простых смертных, оказывается, и у него жизнь всего одна, и надо выбирать как в той присказке – «жизнь или кошелёк».
И только теперь Фёдор осознал в полной мере – а ведь действительно, его брата могут убить у него на глазах! Он опять почувствовал страх и снова избавился от него, закрывшись спасительным – а не хрен на чужом горбу пытаться в рай въехать! За всё надо держать ответ. Вот так-то, братец.
Когда внедорожник совершил резкий и неожиданный манёвр, Фёдор едва успел выскочить из-под колёс, в этот раз уже осатанев от злости. Ему захотелось немедленно поквитаться с брательником за всё, что накипело к нему за всю жизнь. В этот момент он остро сожалел, что ни одна из стоящих на дороге машин не принадлежит ему: не тот у него пока статус в «бригаде». В противном случае он ринулся бы вдогонку…
Его снова едва не подмял под колёса второй джип. И опять Трошин чудом сумел вывернуться, тогда как двоим другим не повезло. Их короткие, наполненные болью вопли перекрыла автоматная очередь, изгваздавшая салон внедорожника, врезавшегося в дерево. Машину сразу окружили, кто-то рванул дверцу со стороны водителя, но открыть не получилось – заблокировано. Тут же последовал удар прикладом в стекло. Оно высыпалось, дверь распахнули, выволокли из салона окровавленного, тяжелораненого водителя, а затем и двух не пострадавших пассажиров, даже не пытавшихся оказывать сопротивления, хоть и были они с ружьями. Всех троих затоптали, забили насмерть прикладами…
Фёдор оставался лишь сторонним наблюдателем за происходящим и почти впал в ступор, глядя на расправу. Он недавно попал в «бригаду», ему удалось поучаствовать всего в нескольких нападениях, когда у водителей забирали имевшиеся деньги и что-либо ценное. А иной раз и не брали ничего, потому что ничего не было, и машины не трогали, как не представляющие интереса. Таких владельцев не убивали и даже не били, отпускали вместе с драндулетами – дескать, свой брат, из народа. Похохатывая глумливо, похлопывали покровительственно и снисходительно по плечам и спине. Езжай, мол, и будь осторожнее, а то на дорогах неспокойно стало.
Раздавленных колёсами джипа, но ещё живых, испытывающих невыносимые муки, застрелили. Потом «бригадир» толкнул короткую речь, смысл которой сводился к простому: ежели и меня так раздавит или ранят тяжело, то и меня добейте. Вот такой я «свой парень».
Весь этот дешёвый фарс был очень не по душе Трошину. И если бы не реальная смерть нескольких человек, то он в лицо рассмеялся бы этому позёру, пытающемуся стать чуть ли не отцом-командиром.
Фёдор и попал-то сюда через знакомого только из желания обрести какое-то понимание, что делать дальше, как жить в этом беспределе, как защитить себя и свою семью. В глубине души ему хотелось самому возглавить свою «бригаду», стать хозяином положения. Он знал, что у него получится. Управлять людьми он умеет: опыт ведения собственного бизнеса показал это. Другое дело, что возможностей развернуться не было – старший братец помогать не желал, хотя мог.
После столь неудачной засады «бригада» направилась в город. Машину с простреленными стёклами вместе с телами убитых оставили в лесу.
Стремительно едущие чёрные внедорожники окраина Красноярска встретила пустыми, замусоренными улицами со сгоревшими, одиноко стоящими автомобилями, и разбитыми витринами давно разграбленных магазинов; мрачной, гнетущей тишиной и ощущением опасности.
Вечерело.
Трошин смотрел из салона на опустевшие улицы. Если днём народ ещё сновал по каким-то делам, либо собирался на очередной из бесчисленных митинг, чтобы поорать или послушать, как и что орут другие, то вечерами и ночами практически без освещения улиц город будто вымирал. Комендантского часа не объявляли, но и без этого особо никто не рвался на тёмные, полные опасности улицы, где редко встретишь стражей порядка.
Не горел свет и в квартирах, перебои с электроэнергией случались всё чаще и длились всё дольше, а когда она на короткое время вдруг появлялась, многие жильцы опасались освещать свои ненадёжные убежища: свет мог привлечь желающих поживиться чужим добром.
Словно в подтверждение своих мыслей Фёдор вдруг увидел бегущего по улице человека. Он явно был напуган и убегал от кого-то. Вдруг бахнули несколько одиночных выстрелов. Человек будто запнулся и упал со всего маху лицом вниз. Большего разглядеть не удалось, машины пронеслись дальше.
– Во, беспредельничает народ, – ухмыльнулся «бригадир».
Остальные хмуро улыбнулись на шутку.
Через некоторое время Трошин попросил, чтобы его высадили в нужном ему месте.
«Бригадир» сказал:
– Завтра как всегда, без опозданий.
– Само собой, – заверил его Фёдор, собираясь покинуть салон.
Но старший задержал его словами:
– Постой. Ты когда собираешься своих перевезти на базу?
– Ну, если уже разрешаешь, то завтра и перевезу. Заставил поволноваться за семью, пока решал по мне.
– Присматривался, – внушительно ответил «бригадир». – Теперь вижу, будет толк с тебя. Вот и говорю: перевози своих. Все так сделали. Это гораздо безопаснее, чем поодиночке выживать.
– Кто бы спорил, – усмехнулся Фёдор. – Ладно, я пошёл.
– Утром машину пришлю за вами. Соберите всё необходимое, лишнего не тащите. И будь осторожнее сейчас. Ствол, что я тебе дал, в порядке?
– Конечно, – ответил Трошин, похлопав по наплечной кобуре, надетой поверх светлой рубахи. – Вот же он, разве не видишь?
– Видеть, это одно, а быть уверенным – другое, – поучительно заметил «бригадир».
Фёдор с готовностью кивнул, думая совсем не так лояльно:
«Умник хренов. Строит из себя заботливого отца-командира. А сам как был мелким уголовником, так им и остался. Прям, как братец мой, Ванька. Я, таких как вы, на одном предмете вертел».
И всё же приходилось признать, что «бригадир» дальновидно поступил, собрав семьи своих «быков» в одном месте. Умно. Этого у него не отнять, хоть и никчемный уголовник, имеющий в активе пару отсидок по несерьёзным статьям. Сумел сплотить вокруг себя таких же, да бывших спортсменов, по той или иной причине оказавшихся на зоне, а потом оставшихся не у дел. А тут как раз и времечко подходящее подоспело. «Бугор» подмял под себя небольшой профилакторий, занял опустевшее здание, «застолбил» участок и пытался собирать дань с него. Да только особо поживиться оказалось нечем: торговые точки давно закрылись, а на другие «хлебные» места его не пускали более сильные конкуренты, вот и приходилось промышлять на дорогах, надеясь на удачу, да на глупцов, ещё рискующих ездить в такое время.
Машины уехали, Трошин остался один на темнеющей пустой улице, окружённой мрачными силуэтами панельных пятиэтажек с чёрными, слепыми окнами. Сразу появилась неуверенность и незащищённость. Тем не менее, Фёдор думал о том, что вся эта шайка-лейка ему в тягость. Не ощущалось истинного единения с ними. А самое главное – его абсолютно не устраивал статус рядового «быка» в «бригаде». Он считал себя выше, умнее и способнее всей этой оборзевшей шелупени, по локоть окунувшей руки в невинную кровь.
Без крови, конечно, никак, если хочешь добиться власти и положения, особенно сейчас, когда всё определяют сила, решительность и умение подавить других. Но с умом надо к такому подходить. Зачем валить людей направо и налево? Чужой страх, безусловно, работает на авторитет главаря, но на одном страхе далеко не уедешь. Должна быть уважуха, тогда вожак станет не просто «отмороженным» главарём, а настоящим лидером, за которым пойдут тысячи, сотни тысяч, миллионы…
Фёдор хмыкнул: эк его понесло. Наполеоновские планы. Хотя, как известно, императором тот не родился, и время похожее было на нынешнее. Так что…
Трошин опять усмехнулся своим мыслям. Расстегнул кобуру, вытащил пистолет «ТТ» ненадёжной китайской штамповки – но хоть такой, чем совсем никакого – передёрнул затвор, сунул обратно, не застёгивая кобуру. Он всегда так делал, когда оставался один, когда нападение могло произойти в любой момент. До сих пор не случалось ничего такого, но, как говорится, бережёного Бог бережёт.
До дома рукой подать, вон она, невзрачная пятиэтажка среди других похожих стоит. В двухкомнатной квартире-хрущёвке на третьем этаже ждёт жена Светлана с их десятилетней дочерью Алёнкой. Не очень хотелось Фёдору идти туда. Нет, не гнал его никто, даже наоборот, но и со своими домочадцами душа покоя не находила. А сейчас, когда элементарных удобств почти нет, так и вовсе идти не хочется.
Завтра он перевезёт их на базу, там дизельный генератор есть, «бугор» как-то решает вопросы с топливом для него и для машин. А со светом-то оно куда лучше и веселее, да и безопаснее среди своих. Хоть они для Фёдора совсем не свои. Однако ж выбирать не из чего. В одиночку им очень непросто придётся.
Семья будет под приглядом, а он опять к Наташке зайдёт, хоть и не ждёт она его, в отличие от жены, а наоборот – прогоняет. Но тянется к ней душа, что за зараза такая, эта баба!
Никому Трошин не признавался, что основной причиной его ненависти к младшему брату являлась неразделённая страсть к Наталье. Она бегала за Иваном ещё до его первой отсидки.
Девушка была ровесницей Фёдора и старше Ивана на целых три года. Ванька сопляк поначалу стеснялся этой разницы, но потом ничего, освоился, стал отвечать хорошенькой девушке взаимностью. Чем уж он ей понравился, оставалось загадкой, всё же разница для юного возраста приличная, тем более что Наташка старше была, а такое не часто встречается, обычно наоборот.
Никто во дворе не знал, было между ними что, не было, но ходили непонятно откуда появлявшиеся слухи, чем очень раздражали Фёдора.
К нему девушка равнодушной оставалась, что просто бесило, но виду он не подавал: не хватало ещё, чтобы Ванька догадался и почувствовал превосходство.
Потом, когда братец сел в первый раз, Наталья вышла замуж и родила дочь Ксению.
Так оно всё и закончилось бы, да вот сердцу не прикажешь, недаром говорят. Уже и женился Фёдор, тоже дочкой обзавёлся, а всё успокоиться никак не мог. Особенно взыграло, когда узнал, что Наталья развелась с мужем и опять живёт одна с семнадцатилетней дочерью.
Начал снова захаживать к ней под косые взгляды юной Ксении, так похожей на мать в пору её цветущего девичества, что у Фёдора аж сердце щемило.
И так он, и этак к Наталье, помощь обещал, любовь свою предлагал до гроба, и говорил искренне, потому что так оно и было…
Всё бестолку!
Трошин нехотя шёл в направлении своего дома, поглядывая по сторонам на всякий случай, готовый ко всему. Уже решил, что дойдёт без приключений, как вдруг услышал слабый женский вскрик.
«Опять не повезло кому-то. Бабам, если одни живут, без защиты хреново приходится», – подумал Фёдор о Наталье и её дочери.
Новый вскрик раздался уже совсем рядом – из-за угла дома.
Трошин остановился, прижался спиной к стене и достал пистолет, держа его в опущенной руке.
Справа, из-за того самого угла выбежала очень испуганная молодая женщина. Увидела Фёдора и завизжала совсем отчаянно, метнулась назад, но отпрянула из-за выскочивших на неё четверых парней.
– Мужик, пошёл нахер! – бросил небрежно один, самый здоровый из всех.
Фёдор поднял руку и выстрелил ему прямо в лицо.
Грохнувший выстрел вогнал налётчиков в ступор. Даже женщина больше не подавала ни звука. Все они в страхе смотрели на тело, упавшее навзничь, слабо дёргающееся в агонии.
– Кому ещё «маслину»? – спросил Трошин спокойно.
Он вдруг на деле почувствовал то самое превосходство, что постоянно лелеял в мыслях, представляя себя именно таким, как сейчас. Нет, не защитником слабых и беспомощных, а их властителем. Он неоднократно воображал, как повёл бы себя, что сказал. Имелись даже специально заготовленные и много раз проговорённые фразы, чтобы в нужный момент не подыскивать слова, а говорить спокойно, уверенно, с лёгким презрением. Поэтому сейчас всё получалось само собой. Он и выстрелил-то механически, потому что часто представлял, как делает это.
Одновременно до Фёдора начало доходить, что он только что убил человека. Накатила волна страха, но усилием воли удалось подавить её и не показать внезапную неуверенность.
– Не надо… – жалобно произнёс один из парней, замерев опасливо.
Трошин усмехнулся сурово, скупо, с превосходством, как и хотел. И обратился к женщине:
– Чего шляешься в такое время? Приключений на свою задницу ищешь?
Но та молчала. Всё её внимание сосредоточилось на умирающем, в чём она вряд ли отдавала себе отчёт.
– Иди домой.
– А?
– Иди домой.
Ещё раз повторять не пришлось. Женщина убежала, часто стуча по асфальту невысокими каблуками.
– Ну что, граждане насильники, – насмешливо произнёс Фёдор, старательно гоня мысли об убитом им человеке. – Продолжим?
– Не стреляйте, – опять дрогнувшим голосом попросил тот же парень.
– Бабы не дают, так решили маньяками заделаться, да?
