скачать книгу бесплатно
посреди весенней беготни,
ведь не остановится конвейер,
на котором собирают дни.
Даже если посрывало гайки
или погорели провода,
не примчится, весело ругаясь,
служба аварийная сюда.
Даже если в копоти и стружках
сам копался честно там и тут,
всё равно никто тебе по дружбе
не уступит запасных минут.
Так бери ключи свои скорее,
мчи за лентой, движущейся вдаль,
где тобой упущенное время
ждёт недостающую деталь.
«В этом городе я появился на свет…»
В этом городе я появился на свет.
Волей случая вновь занесённый сюда
после долгих, где только ни прожитых лет,
что я жду – вспышки памяти или стыда?
Ни следа, ни зацепки, ни прошлых примет —
бесполезно сличать с тем, что было тогда.
Нету нашего дома, и улицы нет,
и река уже, кажется, тоже не та.
Может мельче она? иль вода холодней?
Может, был я с другими знаком тополями?
Сердце скажет? —
нет, даже ему не видней,
что оставило времени жадное пламя.
Серебриста ограда. Аллея за ней.
Вижу: роют для саженцев свежие ямы.
Но везде под лопатой – обрывки корней
и такая
сухая земля меж корнями.
«Ветхий домик средь панельных громад…»
Ветхий домик средь панельных громад
по оконницы в снегах утонул,
и теперь его снесут, говорят,
срежут начисто под корень, под нуль.
Не горюй хозяин… Разве не прав
наступающий на пятки нам век?
Ставь напиток из кореньев и трав,
от которого светлей в голове.
Что сказать? – пришла пора, выпал срок
заносить хибарку в список старья.
Расторопнее прораб, чем пророк,
в разрешении проблем жития.
Но и ЖЭК не сможет выдать душе
на отказ от этих стен ордера,
ведь она вросла, как женьшень,
глубоко и прочно в толщу Вчера.
Эх, тяжёлая землица легла!
Что ж за сила в этом корне души,
коль её ни годы лжи, ни ГУЛАГ
не сумели отравить-иссушить?
Он живёт, сходить не хочет на нет,
значит, время его не истекло,
если истины накопленный свет
продолжает превращаться в тепло.
ПТИЦЫ НАД ГОРОДОМ
Ночью бессонною
и среди дня, —
вестом гонимы,
влекомы ли нордом, —
снова и снова
тревожат меня
птицы над городом,
птицы над городом.
Тянется путь их
в тумане, в дыму,
где-то
почти что в ином измеренье.
И почему они —
сам не пойму —
так приковали
и слух мой, и зренье?
Может быть, время,
уже перешло ты
срок предназначенный
или границу,
если нужнее мне,
чем самолёты,
стали сейчас
эти вольные птицы?
Может быть, в сердце
какая-то нить
с возрастом
не обращается кордом, —
только заденешь,
и вдруг зазвенит:
– Птицы над городом,
птицы над городом!
Может, она, эта нитка,
и есть
тайная связь,
что пока не уловим,
тысячелетьями
скрытая весть:
братья по крови мы,
братья по крови!
Происхождения нашего
знак
в облике Сирина
или Стратима
скажет когда-нибудь,
что за вина
крыльев лишила нас
необратимо.
Не потому ль
мы летаем во сне,
вечно кочуем
по аэропортам,
но не поймём,
что кричат в вышине
птицы над городом,
птицы над городом…
Что же вложили мы
в эти слова:
«мысли высокий полёт»,
«окрылённость»?
Если на них
мы имеем права,
значит,
основа их где-то живёт в нас.
Значит…
Но эти бугры с лебедой,
этот колодец
с рассохшимся воротом,
и, может быть,
перед близкой бедой —
птицы над городом,
птицы над городом…
СТАРОЕ СУДНО
Это старый сухогруз, видавший виды.
В продырявленный и ржавчиной покрытый
мёртвый борт лениво плещется волна…
Говорят – недавно подняли со дна.
Из солёной мглы, из гибельного плена
путь один ему – под пламя автогена.
Но пока он над косою нависает,
мокрой галькой ребятня в него бросает,
и развалина, что застит южный вид,
гулким колоколом сдержанно гудит.
Звук дробится в сонном трюме,
в переборках,
входит в поршни и разбитые приборы,
тишины глубокий обморок прервав,
катит эхом сквозь машинный телеграф.
Что он будит в металлической гортани?
Те мгновенья – до прямого попаданья?
Те слова – последней, прерванной
команды?..
Дышит рядом с покорёженной громадой
Безмятежно-голубой приморский полдень,
что совсем другими звуками наполнен.
…Опустеет пляж, останется немного —
снимок сепия,
на дне души тревога.
ДУМА О КНИГАХ
За прилавком книжным продавец
Мне торговца птицами напомнил, —
Было время, с летнею толпою
Приходил я под его навес.
Неспроста мне вспомнились теперь
Те щеглы, малиновки и славки —
Я увидел в книгах на прилавке
Этот же порыв: лететь и петь!
Как же раньше я не мог понять
И в своей догадке убедиться:
Книги – заколдованные птицы,
Те, что пели летом для меня.
Те, что пели много лет назад
В клетках падишаха для Саади
И для Блока – в соловьином саде.
Память книг – и клетки те, и сад.
