Время ждёт

– И что тогда? – с неподдельным интересом спросил он, уже не обращая внимания на пропавшие боль и, дерущий лёгкие, кашель.

– Люди перестали умирать. Они, рождались, вырастали, старели, но продолжали жить. И никто из них не умер. Так прошло сто лет. Потом ещё сто. Одно поколение сменялось другим, и вскоре, люди забыли о том, как ценна жизнь, как ценно время, и стали тратить целые десятилетия на разрешения даже самых мелких споров. Поэтому, споры, в которых обычно рождается истина, перерастали в конфликты. Конфликты – в войны. А война бессмертных может длиться вечно. Люди забыли о том, что действительно важно, о том, ради чего стоит отдавать самое драгоценное – время. Каждая секунда, каждый миг – это неоценимый ресурс, валюта, спрос на которую всегда в приоритете. Жизнь без смерти теряет свою осмысленность, Билл, – подытожила Смерть, заканчивая свой рассказ, – человек, осознавший, что он не бесконечен, готов разменивать своё время только на равноценный ресурс.

– И что же это? – с издёвкой спросил Билл, – любовь? Дети? Вера? Что-то другое, чего у меня никогда не было, и уже не будет? Через пару часов койоты сожрут мои останки, а меня самого не станет с минуты на минуту. Если твоё появление было необходимо лишь для того, чтобы исполнить роль священника, то ты паршиво справляешься! Я не собираюсь каяться в своих грехах, и уж точно не подумаю молиться!

Смерть рассмеялась.

– Молиться?! Ах Билл, сейчас в тебе во много раз больше веры, чем в главном священнике Сент-Питерсберга. И почему ты не молился при жизни, одноглазый?

Неожиданно для самого себя, Билл разозлился по-настоящему. Забыв о своём ранении, он вскочил на ноги, и глядя Смерти в глаза, спросил с ненавистью в голосе:

– Чего ты скалишься, мерзкая старуха? Мне незачем молиться, ибо я не боюсь попасть в ад!

Смерть, сначала опешившая от наглости старого бандита, нахмурилась. Но тут же загадочно улыбнулась:

– Ад? О нет, Билл. Боюсь, тебе не светит попасть в ад. Впрочем, и в рай тоже…

– Тогда зачем ты здесь?!

– Чтобы показать тебе это, – сказала старуха, и посмотрела на небо.

Вслед за ней, Билл задрал голову, и вместо обычного полуденного полотна голубого цвета, он увидел необычайно красивое звёздное небо. Оно было не таким, каким он видел его раньше – мириады белых точек. В этот раз небеса переливались всеми цветами радуги, и Билл мог разглядеть каждую звезду, даже самую далёкую. В зените этой картины по-прежнему стояло солнце, но теперь оно не резало глаз, и Морган вдруг понял, как далеко от него оно находится, и в то же время – как огромна эта звезда. Одноглазый Билл ещё никогда не ощущал себя таким маленьким. Перед его глазами плыла бесконечность, осознать которую не хватало сил.

– Ты чувствуешь, Билл? – в восхищении воскликнула Смерть, – чувствуешь, как мы движемся? Всё в этом мире движется, Морган. Наша планета, наша система, наша галактика – это вальс, Билл! И ты, одноглазый, всегда был частью этого чуда.

Билл оторвал взгляд от солнца, и посмотрел на Смерть. На его глазах были слёзы:

– Но почему? – спросил он, – почему ты показываешь мне это сейчас, когда уже поздно, когда я должен покинуть этот мир? Не лучше ли было рассказать мне об этом гораздо раньше?

– Когда «раньше»?

– Четырнадцать человек назад, например.

Он плакал. Он впервые в жизни плакал, и не капли не стыдился этого. Он вдруг понял, что вся его жизнь была потрачена впустую. Всё, что он делал, всё, чем занимался и на что тратил время, это было так не важно рядом с тем, что он только что увидел. И, что самое обидное, теперь его просто не станет, он исчезнет ещё раньше, чем его тело отыщут шакалы.

– Почему? – спросил он снова.

– Скажи Билл, зная, что корабль в конце пути пойдёт ко дну, ты бы купил на него билет? Думаю, что вряд ли. Видишь ли, так люди устроены, что они не желают заходить на палубу корабля, заранее обречённого на погибель, и я не могу сказать, что это неправильно или нелогично. Но оказавшись на корабле, они знают, что конец рано или поздно придёт, и тогда перед ними ставится выбор – либо они мечутся из угла в угол, словно крысы, и в конце просто дохнут, либо учатся петь и играть на инструментах, и их жизнь заканчивается под музыку. Кто-то, возможно, скажет, что разница невелика, но поверь, я знала и тех и других, и могу с точностью сказать, что смысл жизни лежит где-то в её конце. В этом моя работа, Билл – открывать людям смысл их долгой жизни. Показывать им самих себя. Взгляни, Билл, ты ещё не разучился плакать, а значит ещё не разучился чувствовать. Значит ты не такой жестокий циничный сухарь, как ты о себе думал.

Билл вытер слёзы, и вновь посмотрел на небо.

– Неужели, я больше не увижу этого?

– Нет, Билл. Ты станешь частью этого. Ты всегда был частью этого. А теперь, соберись, и надень свою шляпу! И смотри мне в глаза, тряпка!

Билл усмехнулся. Подняв с земли свою старую шляпу, он, привычным движением руки, нацепил её на голову.

– Это больно? – Спросил одноглазый.

– Чёрта с два, чувство боли свойственно лишь живым! А теперь, улыбнись, – сказала Смерть, замахиваясь косой, – ненавижу кислые рожи.

Это случилось в полдень. В самом жарком месте, в самое жаркое время, старый проходимец, аферист, и просто охотник за лёгкой наживой, Билл Морган, по прозвищу «одноглазый», на пятьдесят каком-то году жизни, скончался от полученных травм, а именно, простреленного лёгкого.

Солнце находилось в зените. Смерть направлялась к реке Юкон.

Близкие люди

«Уважаемый главный редактор издательства «N»,

Убедительная просьба перестать корректировать мои книги, прежде чем они будут напечатаны. Я понимаю, что вы со всей искренностью подходите к своему делу, и мои речевые обороты кажутся вам бессвязным бредом деревенщины. И тем не менее, в некотором роде, всё-таки художник. Я так вижу!

P.S. Я посылал вам это письмо уже семнадцать раз, если нужно, пошлю ещё семьдесят, ибо вы так и не вняли моим просьбам. Засуньте, пожалуйста свои пижонские манеры себе в задницу. Спасибо!»

Размеренный стук печатной машинки затих. Писатель вынул из приёмника лист бумаги и пробежал глазами по тексту, чтобы убедиться в отсутствии ошибок. Потом облизнулся, сложил письмо вчетверо и запечатал в белоснежный конверт.

Через двадцать минут, уплетая индейку за обеденным столом, Писатель протянул конверт своей жене:

– Оливия, дорогая. Отправь это, пожалуйста, с остальной корреспонденцией.

Девушка приняла из рук мужа письмо, и украдкой взглянув на него, тихо спросила:

– Дорогой, ты снова пишешь этим злополучным глупцам из издательства?

– Эти невежды полагают, что им всё дозволено. Они наивно думают, что если они проигнорируют семнадцать моих писем, то мне ничего не останется, как махнуть на них рукой. Как бы не так! Сегодня я закончил ещё две главы моего нового романа. Посмотрим, как они запоют. Я заметил, что чем чаще я пишу им, тем лучше работаю.

Вдруг писатель глянул на часы:

– Господи, я совсем опаздываю. Мне нужно бежать на встречу с Теслой!

Вскочив из-за стола, Писатель убежал в спальню. Когда он вернулся, Оливия уже убрала со стола, посуда была вымыта, а на шее мужа висел не завязанный галстук.

– Оливия, – обратился к ней Писатель, – помоги, пожалуйста, с этим узлом. Это ужасно! Мне никак не даются узлы, будь они неладны.

– Ну же, дорогой, – терпеливо объясняла девушка, – это же так просто! Тебе всего лишь нужно немного спокойствия. Вот так.

И на воротнике Писателя залоснился безупречный узел.

– Конечно, – устало выдохнул он, целуя в щёку Оливию, – но ты знаешь, Никола очень пунктуален и не любит, когда кто-то опаздывает.

– А ещё он твой друг. – Напомнила Оливия.

– Да, милая. Не забудь про бумаги, – Писатель кивнул на кипу конвертов лежащих на столе, после чего, чуть не забыв надеть шляпу, покинул дом.

Обычно Никола Тесла славился немного сварливым характером перфекциониста, но его любовь к искусству свела его с Писателем, который был старше на целых два десятка лет. В его компании он становился более податливым, почтенно позволяя своему другу говорить столько, сколько нужно, не перебивая. Тесла не обижался на Писателя, даже тогда, когда тот подшучивал над его стеснительностью и странной привычкой разговаривать с голубями.

– Дружище, – учёный развёл руки в торжественном приветствии, когда Писатель появился на пороге его лаборатории, – как я рад, что ты пришёл!

– Даже не смотря на то, что я опоздал на целых… – глаза Писателя метнулись к наручным часам, – …девятнадцать секунд?

– Девятнадцать и две сотых, – иронично подметил Никола, пожимая товарищу руку.

Писатель был счастлив видеть своего друга в положительном расположении духа. За последние месяцы, он ощущал себя словно меж двух огней – его друзья Эдиссон и Тесла сильно поссорились на почве открытий. Каждый из них чувствовал себя уязвлённым, потерпевшим, это немало повлияло на душевное равновесие Писателя.

– Так что ты хотел мне показать? – Спросил он, обращаясь к учёному.

– У меня есть теория, что электричество способствует очищению организма, и даже омоложению. Я предлагаю тебе быть моим ассистентом.

– Очень интересно. И как же будет проходить эксперимент?

Никола Тесла указал на массивный металлический лист, горизонтально установленный в центре зала.

– Ты должен встать на этот лист. Я пропущу через тебя ток высокой частоты, и ты опишешь мне свои ощущения.

– А ты меня не поджаришь? Ты ведь не воспринял мои шутки всерьёз, а, Николас?

– Ахах, нет. Не переживай, ток будет слабым.

Немного поколебавшись, Писатель дал согласие и взобрался на лист. Тесла занял место за приборной панелью и пустил ток.

– Как ощущения? – Крикнул учёный через гудевшие приборы.

– Ну, в общем и целом… есть лёгкая вибрация, и… кажется, да, я молодею!

Вдруг Писатель ойкнул, схватился за живот и выбежал из лаборатории. Взволнованный физик побежал за ним. Забежав в уборную, подопытный заперся внутри и не выходил в течение нескольких минут. Когда же наконец Тесла решился постучать, до него донёсся голос товарища:

– Да, Николас. Электричество оказало на меня просто радикальное очищающее действие.

Домой Писатель вернулся только после полуночи. Выслушав извинения друга и дав себе зарок никогда более не участвовать в сомнительных экспериментах, он предложил Николе провести время более безопасным образом. Так что он вернулся домой с изрядно полным мочевым пузырём.

«Шесть чашек крепкого чая – это вам не шутки, – думал он, залетая с порога в туалет, – особенно после электрической стимуляции.»

Вдруг он заметил, что в мусорном ведре рядом с унитазом, лежит белоснежный конверт. Застегнув брюки, он поднял его, чтобы рассмотреть получше. Это было его письмо в издательство – Оливия нарушила обещание и не стала отсылать его гневное глупое послание, адресованное главному редактору. Довольно усмехнувшись, Писатель вернул конверт обратно в мусорное ведро и удалился в спальню.

Уже в постели, он подумал:

«Безусловно прекрасно, когда любящие люди не вмешиваются в твои личные дела, принимая все, даже самые дурацкие, твои выходки. Но когда они вмешиваются семнадцать раз подряд и ты этого даже не замечаешь, это поистине чудо! Потому что это, как ничто другое, демонстрирует их бескорыстную любовь к тебе».

С этими мыслями Марк Твен погрузился в сон.