Лаций. Мир ноэмов

скачать книгу бесплатно

– Тысяч десять, – ответил ему Аттик. – Примерно пятая часть населения, то есть все, кто получил стоящее образование, и, конечно, их семьи. Не знаю, кого следует жалеть – их или, напротив, тех, кто остается здесь… И не знаю, – сказал он с внезапной досадой, – не стоит ли в этом безумии в первую очередь пожалеть нас…

Рутилий, который до этой минуты сидел, уставившись в окно вагона, гневно развернулся к своему собрату и резко его перебил:

– Аттик хотел бы, чтобы мы оставались на Кси Боотис до пантапсофоса[39 - Pantapsophos (др. – гр.) – уничтожение всего сущего. Согласно одной из возможных космологических гипотез о конце света, Вселенная имеет достаточно массы, чтобы коллапсировать после текущего периода расширения.].

– А вы, друг мой, – огрызнулся тот, – желаете, чтобы мы все взлетели на воздух в одном большом фейерверке.

– По крайней мере, меня бы это избавило от дырявого бурдюка, откуда льется то, что вы принимаете за остроумие.

Заметив удивленное лицо Эврибиада, тяжеловесный деймон расплылся – что редко с ним бывало – в подобии улыбки:

– А вы что, думали, мы как муж и жена всегда во всем согласны?

– Это не было бы так уж далеко от правды, – вздохнул Аттик.

Это проявление юмора у двух автоматов разрядило атмосферу. На самом деле скрытый конфликт между ними почти бессознательно удручал Эврибиада, как ребенка – мимолетная ссора между родителями. Ведь именно эту роль и играли Аттик и Рутилий уже многие века по отношению к его народу: первый – как чуткий учитель, появлявшийся довольно часто даже в самых незначительных городках Архипелага, второй – как более грозное существо, поскольку в его задачу входило сохранение порядка во имя бога.

Рутилий повернулся к Эврибиаду и сдержанно продолжил, объясняя ему ситуацию:

– Отон получил сообщение от одной из себе подобных, Плавтины, которая зовет его на помощь. Он отправится ей на выручку так скоро, как только сможет. Аттик, желая остаться в стороне от опасности, хочет повлиять на вас, чтобы вы отказались от предложения Отона. Он думает, что в таком случае Проконсул откажется от своих планов.

– Рутилий считает, что мир не нуждается в понимании, – вмешался Аттик, – а нуждается в хорошей трепке.

– Ерунда, – прорычал Рутилий. – А вы, трус…

– Не называйте меня трусом, Рутилий, только потому, что мои манеры лучше ваших.

– Я не понимаю, – прервал их Эврибиад, – почему Отон вдруг решил лететь? Это как-то связано с его обещанием повести людопсов за собой в космос и сделать хозяевами большой империи?

Рутилий и Аттик посмотрели на него так, будто он был уже большим ребенком, вдруг снова принявшимся лепетать, как младенец. Аттик принялся объяснять ему терпеливо, как умственно отсталому:

– Вы путаете причину и следствие. Когда людопсы достаточно послужат замыслам Хозяина, тогда он освободит их от сравнительно легкого ига, в котором их удерживает – скорее для вашего блага, чем для своего собственного, – и даст вам возможность исполнить ваше предназначение в космосе.

– А пока, – подхватил Рутилий, – будьте любезны делать то, что вам говорят, и избегать шалостей – вроде этой вашей двухлетней эскапады. Не буду льстить вам, говоря, будто это добавило нам забот, но все же ваше поведение нас расстроило. Это признак нетерпеливой натуры, которая пытается опередить события.

Эврибиад поудобнее уселся в кресло, обнажив клыки и навострив уши. Потом он вызывающе скрестил руки на груди и посмотрел сверху вниз на обоих собеседников. Сидящий рядом Фемистокл сохранял спокойный вид, но не пропускал ни слова из беседы. По всей видимости, обоих прислужников бога вся эта история и та роль, которую Эврибиад должен был в ней сыграть, взволновала больше, чем они желали показать. Эврибиад знал, что у Рутилия прямой характер, и он не любит ходить вокруг да около. И если Аттик никогда не гнушался манипулировать, то его собрат всегда отличался грубой откровенностью. Если он теперь удосужился заговорить с Эврибиадом, то, значит, ему это было по-настоящему необходимо.

– Аттик убежден, что Отон покидает Кси Боотис по неверным соображениям, может быть, даже из трусости. Я же вас прошу оставаться непредвзятым и слушать, понимая, что последствия вашего выбора коснутся гораздо большего, чем ваше личное будущее.

– Да перестаньте вы говорить о трусости, Рутилий.

Аттик вдруг показался ему необычно напряженным – обычно он не позволял себе так явно проявлять тревогу. Или же ставка в игре достаточно высока, чтобы его взволновать. Автомат продолжил, нахмурив брови:

– То, чего ни вы, ни Отон, кажется, не осознаете – это огромный риск, на который мы идем, отправляясь в космос, тогда как наша задача здесь, на Кси Боотис, еще не закончена.

– Что за задача? – спросил Эврибиад. – О чем вы говорите?

– О вас. Об этой планете. Почему, по-вашему, Отон обосновался здесь, у самого Рубежа, и создал такую упрямую и неудобную расу, как людопсы?

– Чтобы мы сражались с демонами космоса, – тихо ответил Фемистокл.

Этому учили щенков. Во время финальной битвы людопсы станут орудием Отона, покажут, как они умеют служить своему хозяину, и достигнут вечного блаженства. Поэтому каждый гражданин проводил большую часть своей жизни в служении богу – каждый по-своему, в зависимости от способностей. Культура Архипелага была частично основана на этой вере. Эврибиад на минуту задумался: стала бы их цивилизация такой же клановой и воинственной, не будь с ними Отона. Вопрос этот, по сути, не имел смысла, потому что без Отона – по крайней мере, он так говорил – людопсов вовсе бы не существовало.

– Совершенно точно. Вы должны помочь нам справиться с нападением варваров, которые хлынут на Империю. Мы работали почти тысячу лет, чтобы адаптировать Кси Боотис и помочь вам создать жизнеспособное общество. Если мы уйдем сейчас, то рискуем разрушить все, что построили.

– Зачем Отону понадобились мы, – спросил Эврибиад, – когда в его распоряжении межзвездный корабль и огромная армия мощных и неутомимых металлических воинов? Он не может оставить нас здесь и прилететь за нами позже?

– Мотивы Отона, – ответил Аттик, – пусть лучше изложит вам сам Отон. Но знайте, что он по-настоящему в вас нуждается, и улетать сейчас, когда у вас не было времени подготовиться, мне кажется ошибкой.

– А когда, по-вашему, наступит подходящий момент?

Рутилий сухо ответил:

– Если предоставить вас самим себе – никогда. С нашей помощью – триста или четыреста лет. Останется примерно столетие до момента, когда варвары, в свою очередь, найдут способ прорвать Рубеж, границу, которая пока защищает нас от их наплыва. За это время по плану Аттика ваше общество пройдет индустриализацию, и вы начнете понимать, как функционируют технологии, чуть более развитые, чем копье.

Он помолчал несколько секунд и продолжил:

– Позиция Аттика вполне состоятельна. Однако необходимость пересиливает закон. И поскольку мне приходится спорить с ним, защищая Отона, опасность велика, но и награда будет огромной. Ладно, мы приехали.

И в самом деле, пока они беседовали, поезд затормозил – так мягко, что Эврибиад этого даже не заметил. За открывшимися дверями обнаружилась пустая платформа.

* * *

Плавтина поняла, что движется, стоя на широкой платформе на вершине башни, окруженной толстыми перилами из кованого железа, которые сотрясал холодный, бодрящий и гудящий штормовой ветер.

Мир вокруг был пикантным на вкус, искрящим электричеством, покалывающим язык, населенным примитивной, хаотической жизнью. Мощные просоленные водяные брызги хлестнули ее по лицу, попали в открытый рот. Молния прочертила зигзагом движущиеся облака, которые постоянно и незримо преображались, чернели на глазах – казалось, они будут сдерживаться еще несколько секунд, а потом прольются дождем. Постоянный неясный шум моря ударял ей в уши. Море.

Огромное серое пространство, сотрясаемое толчками, различимыми даже с той высоты, на которой она находилась. Она не видела ничего подобного на старой красной планете, покрытой галькой и ленивыми песочными дюнами. Только камни и дюны, насколько хватало глаз, вплоть до густого тумана, скрывающего далекий горизонт. Если она упадет в этот океан, покрытый эфемерной пеной, то задохнется от йода, рыбы ее сожрут, и кости ее, отмытые морем добела, будут бесконечно спускаться в темную глубину. Это было одновременно красиво и пугающе.

– Вы лучше себя чувствуете?

Она обернулась, подскочив от испуга. За ней стояла пожилая женщина. Подобных ей Плавтина никогда не видела – она ведь была из мира, где люди жили почти вечно. Под темным плащом угадывались очертания тощего тела. У нее было худое лицо и выразительный взгляд. Прямые волосы – почти все седые – доходили ей до плеч. Она положила сухонькую руку на плечо Плавтины, будто желая успокоить.

Руку, изборожденную морщинами – как будто она познала на себе многовековую злость стихий, которые создали и выпуклые, словно по контрасту, вены на ее тыльной стороне. Четырехпалую руку.

– Кто вы? – прошептала Плавтина. Но рев ветра заглушил ее слова, а повторить вопрос она не решилась: она заметила, что пожилая женщина на самом деле не существует, хоть она и ощущает, как груба ее кожа. Ее собеседница походила на тех призраков, которые окружили ее по пробуждении, когда ее душа выскользнула из тела. Бледное, слегка прозрачное существо, словно лишенное консистенции, без той глубины, которая отличает материальные тела. Она казалась не таким мимолетным видением, как остальные, более плотной. И однако, без всякого сомнения она была программным продуктом – ноэмом, ведь так они себя называли. Поняв это, Плавтина испытала странное раздражение, почти гнев, словно ее одурачили. С самого начала она ждала, чтобы с ней заговорил кто-то реальный, и этот момент никак не наступал.

– Кто вы? – спросила она уже громче, отстраняясь.

Видение нимало не смутилось. Женщина улыбнулась, вытянула шею и повысила голос, чтоб ее было слышно:

– Вы можете называть меня Ския.

Ския. Тень. Может быть, на самом деле Плавтина не вернулась из царства мертвых. Может быть, она тоже была призраком, мыслью той, другой, повсеместной Плавтины, по чреву которой она шагала – как тот рыбак, проглоченный рыбой, из священной книги иудеев.

Но Ския – как она тут же сообразила – тоже было греческим, а не латинским словом, что выбивалось из правил и стирало символическую границу между человеком и машиной.

Снедаемая удивлением и любопытством, молодая женщина решила временно примириться с собеседницей.

– Я хорошо себя чувствую. Я пришла в себя. Вы знаете, что со мной случилось?

– Вы непривычны к взаимодействию с ноэмами. Вы ненадолго заблудились в вычислительном субстрате Корабля. Мы боялись, что ваш разум может так отреагировать. Теперь, когда мы привезли вас сюда, подальше от сети, давление на вашу психику ослабло.

Старуха снова улыбнулась и продолжила:

– Мы обустроили это место для вас. Большое водное пространство создает отличную изоляцию.

Плавтина невольно окинула взглядом огромную панораму. Ее пугало, что ради нее была проведена такая титаническая работа. Чего от нее хотят? Она не смогла сдержать досаду и ответила, поджав губы:

– Вы не ответили на мой вопрос. Со мной никогда такого не случалось. У меня было впечатление, что миллионы голосов разговаривают со мной одновременно, что они в моей голове.

– Вы привыкнете, – ответил призрак, – и научитесь контролировать эту способность. Возможно, у вас даже разовьется дар общения с ноэмами. В конце концов, вы ведь эксперт по сложным системам, разве нет?

Плавтина кивнула и снова внимательно посмотрела на собеседницу.

– Когда вас создавали, – сказала Ския, – нам показалось, что жестоко будет не дать вам возможности общения со всем субстратом Корабля, пусть по природе вы и отделены от нас.

– Из-за моего тела?

– Из-за необычной связи между вашим смертным телом и бессмертной душой, подобной которой мы никогда прежде не видели. Я не знаю, каковы будут пределы этой способности, когда вы научитесь ею управлять.

Плавтина прикусила нижнюю губу. Она не решалась задать другие вопросы – не из вежливости, но смутно боясь ответов, которые могла ей дать пожилая женщина. Жестом, более сухим, чем собиралась, она указала на руку Скии, потом помахала ладонью перед лицом старухи.

– Скажите мне, кто вы такая.

– Я вам уже ответила. Я – один из аспектов, своеобразный ноэм, более автономный и сложный, чем остальные. Для существования мне необходимо большее программное обеспечение. Я служанка Плавтины, или, скорее, Интеллекта, который сам является аспектом Плавтины. Ее зовут Ойке. Она – хозяйка внутренних областей этого Корабля.

– Так вы – аспект аспекта?

Ския коротко рассмеялась.

– Это лучше, чем ничего.

– А я – другая Плавтина? Та же, что и Плавтина-Корабль?

Ее собеседница кивнула.

– Но чем объясняется наше с вами сходство?

Они обменялись напряженными взглядами – как будто каждая пыталась разложить образ другой на ряд простых элементов, удобных для сравнения. Этот нос – слегка крупноватый. Это ассиметричное лицо с выдающимися скулами, контрастирующими с небольшим тонкогубым ртом. Сомнений и вправду не оставалось.

Конечно же, Ския уже наверняка это знала, она не казалась удивленной. Но для Плавтины это стало открытием. Если нетрудно узнать себя в юности, понимать, как ты будешь выглядеть в старости, совсем не так легко – по крайней мере, она так предполагала: ведь сама она в своей первой жизни происходила из мастерской, где делали автоматы, и, как Афина, была функциональной с головы до пят. Она не знала, как это – стареть. И все же за морщинами и глубокими кругами под глазами она угадывала собственные черты.

– В том виде, в каком вы лицезрите меня сегодня, я – незавершенный эксперимент, неудача. Я произошла, как и вы, из искусственной матрицы. Как вы наверняка догадываетесь, ваша плоть – продукт генной инженерии, полученный с помощью рекомбинации клеточного материала животных, близких по строению человеку. Это сложная наука, в которой трудно избежать капризов биологии.

– Но вы не умерли?

– В своем безграничном милосердии Ойке, моя создательница, дала мне выбор: исчезнуть вместе с моим телом или же продолжать существовать в виде ноэма. Она думала, что я лучше всего подхожу для того, чтобы вести исследования, которые должны были привести к вашему рождению. Я сожалею о своем выборе.

Ския опустила глаза, вдруг смутившись собственных слов, и облокотилась на перила. Плавтина сделала то же самое.

Внизу башня таяла среди нагромождений скал, едва выступающих из волн, а море вело с камнями ожесточенную битву, сопровождаемую постоянным грохотом и взрывами пены. Зрелище завораживало самой своей жестокостью. Призрак продолжил приглушенным голосом, будто размышляя вслух:

– На самом деле я сожалею о том, что я потеряла, а вы теперь имеете.

– О чем вы говорите?

– Посмотрите вокруг. Морская стихия… Она знакома генам, которые таятся в каждой из ваших клеток. Она утешает нас в страдании и дарит мечту о другом мире, о возвращении в первичный водоем, откуда мы, соль земли, и происходим. Хотите вы этого или нет, но ваше тело связывает вас с родом, который старше человеческой цивилизации, оно прочно укореняет вас в непоколебимой древности. Вы это чувствуете?

– Да, – у Плавтины в горле встал комок, – я понимаю, о чем вы.

– Но вы не испытывали этого никогда прежде, пока были автоматом?

– Я никогда не видела моря.

– Вы… мы наблюдали за звездами и глядели в бесконечный горизонт красных песков. И ничего не чувствовали. Но теперь – вы увидите – такое зрелище будет приносить покой, который рождается в плоти, а не в душе. И я прикоснулась к этим сокровищам – таким глубоким и таким простым, – но после утратила их навсегда.

– Но ведь их не существует, – услышала Плавтина свой собственный голос – еле слышный. – В реальности изначальная планета для нас навсегда недоступна, а то, что мы видим перед собой – всего лишь немного воды, налитой в трюм Корабля. Просто театральная декорация.

Ския взяла ее за руку и продолжила созерцать волны. Плавтину это прикосновение успокоило, хоть она и знала, что оно ненастоящее.

– Вы правы. В какой-то мере вся Вселенная стала искусственной.

Больше ничего говорить было не нужно. Плавтина не забыла о том, что случилось, хотя из-за резкого возвращения к жизни у нее появились более насущные заботы. Гетакомба. Исчезновение человека. Значит, ничего не поменялось.

– Сколько времени я пробыла мертвой?

Ския рассмеялась:

– Это было первым вопросом, который я задала.

– Видите, возможно, мы не так уж похожи, – мягко проговорила Плавтина.

Ее собеседница на секунду смешалась, будто испугалась последствий сказанного. Однако вместо ответа Ския жестом предложила ей зайти внутрь – с неба падали крупные капли дождя, сначала редкие, потом все чаще и чаще. Плавтина последовала за ней по узкой лестнице за лифтом в довольно скромных размеров зал с узкими и круглыми, как иллюминаторы, окнами, располагавшимися прямо над поверхностью воды.

* * *

Маленький вокзал был сделан из резного железа, с красивым стеклянным куполом вместо потолка. Оба людопса, которые немало времени провели под искусственным освещением «Транзитории», прикрыли глаза лапами. Автоматы не отреагировали: их глаза не имели зрачков.