скачать книгу бесплатно
– Нельзя же повернуть стрелки часов назад, – попытался спорить губернатор. – Разве вы не признаёте прогресса, развития?
– Я видел их начало, – стоял на своём Каспиан. – У нас в Нарнии говорят о таких вещах «разложение». Эту торговлю, повторяю, следует прекратить.
– Я не могу взять на себя ответственность за такие меры.
– Что ж, хорошо. В таком случае своей властью мы освобождаем вас от занимаемой должности. Милорд Берн, подойдите ко мне.
И прежде чем Гумп до конца понял, что происходит, Берн опустился на одно колено и, взяв руки короля в свои, дал клятву править Одинокими островами в соответствии с традициями, законами и обычаями Нарнии. И Каспиан сказал:
– Думаю, хватит нам губернаторов: лорд Берн станет герцогом Одиноких островов, – распорядился Каспиан и обратился к Гумпу: – Что касается вас, милорд, я прощаю вам долги, но до завтрашнего полудня вы и ваши люди должны освободить замок – теперь это резиденция герцога.
– Послушайте, – вмешался один из секретарей Гумпа, – давайте прекратим разыгрывать сцены и поговорим по-деловому. Вопрос, который перед нами стоит…
– Вопрос в том, – прервал его новый глава островов, – уберётесь ли вы отсюда со своим сбродом без порки или предпочтёте её дождаться. Выбирайте.
Когда всё разрешилось, Каспиан приказал подать лошадей. В замке их было немного, и смотрели за ними плохо – это сразу было заметно. Каспиан вместе с Берном, Дринианом и ещё несколькими людьми поскакал в город, прямо к рынку, где торговали рабами. Это было длинное низкое здание неподалёку от гавани, и то, что они застали, напоминало любые другие торги, то есть там собралась толпа, а Мопс, взобравшись на помост, сипло выкрикивал:
– Вот, господа, номер двадцать три. Крестьянин из Теревинфии. Может работать и в шахтах, и на галерах. Около двадцати пяти лет. Посмотрите, все зубы здоровые. А какие мускулы! Сними с него рубашку, Такс, пусть все посмотрят. Вот это мускулы! Вот это плечи! Десять полумесяцев от господина в углу. Вы, наверное, шутите, сэр. Пятнадцать! Восемнадцать! Восемнадцать за двадцать третий номер. Кто больше? Двадцать один. Благодарю вас, сэр. Двадцать один полумесяц за номер…
Тут Мопс замолчал и застыл в изумлении, увидев вооружённых людей, продвигавшихся к помосту.
– Все на колени перед королём Нарнии! – приказал герцог.
Присутствующие слышали стук копыт и топот у входа в здание, а многие уже знали о появлении корабля и событиях в замке. Большинство повиновались приказу, а тем, кто не подчинился, помогли стоявшие рядом. Некоторые выкрикивали приветствия.
– Ты мог бы лишиться головы, Мопс, за то, что вчера твоя рука коснулась короля, – сказал Каспиан, – но прощён, потому что не подозревал об этом. Работорговля запрещена во всех наших владениях четверть часа назад, поэтому я объявляю всех рабов свободными.
Чтобы призвать к тишине выкрикивавших приветствия рабов, его величеству пришлось поднять руку.
– Где мои друзья? – спросил Каспиан у Мопса.
– Эта миленькая девочка и приятный молодой человек? – заискивающе улыбнулся тот. – Ну, их купили сразу же.
– Мы здесь, здесь, Каспиан, – крикнули в один голос Люси и Эдмунд, а из другого угла пискнул Рипичип:
– К вашим услугам, сир.
Все они были проданы, но те, кто их купил, собирались приобрести ещё рабов, поэтому никуда не ушли. Толпа расступилась, пропуская троицу, и друзья радостно обнялись с Каспианом. Подошли два тархистанских купца. У местных жителей были смуглые лица и длинные бороды. Они носили развевающиеся одежды и оранжевые тюрбаны и были мудрым, богатым, любезным, жестоким и древним народом. Купцы низко поклонились Каспиану и наговорили ему цветистых комплиментов, предрекая благоденствие в садах рассудительности и добродетели и тому подобное, но, разумеется, им хотелось получить назад свои деньги.
– Это вполне справедливо, господа, – согласился с ними Каспиан. – Каждый, кто купил сегодня раба, получит свои деньги назад. Мопс, отдай им свою выручку.
– Ваше величество, вы хотите разорить меня? – заныл тот.
– Ты всю жизнь наживался и калечил судьбы, так что, если даже и разоришься, нищим быть лучше, чем рабом. – Тут Каспиан вспомнил про Юстаса. – А где ещё один мой приятель?
– А, этот? О, заберите его, сделайте милость. Рад буду сбыть его с рук. Даже в самые худшие свои дни я не видел такого неходового товара. За пять полумесяцев его и то никто не взял. Предлагал его в придачу к другим, но все опять отказывались: не хотели ни брать, ни смотреть на него. Такс, приведи этого зануду.
Именно таким Юстас и был, каким выглядел, – занудой. Оказаться проданным в рабство никому не хочется, но, возможно, ещё хуже, когда тебя даже купить никто не хочет.
Как обычно, едва завидев Каспиана, он начал с претензий:
– Ты где-то развлекаешься, в то время как остальные сидят в тюрьме! Наверняка даже не пытался выяснить, есть ли здесь британский консул.
В этот вечер в замке Узкой Гавани было устроено пышное празднество.
– Настоящие приключения начнутся завтра, – сказал Рипичип, кланяясь всем присутствующим и отправляясь спать.
Но ни на следующий день, ни через неделю ничего не произошло, потому что теперь, когда они собирались отправиться в неизвестные земли и моря, нужно было как следует подготовиться. «Покорителя зари» вытащили на берег на катках с помощью восьмёрки лошадей, и корабельные плотники тщательнейшим образом обследовали каждый его уголок. Затем корабль снова спустили на воду, погрузили на него столько провизии и воды, сколько он мог взять, то есть примерно на двадцать восемь дней. Получается, с неудовольствием заметил Эдмунд, что они могут плыть на восток только две недели, а потом надо возвращаться.
Пока корабль приводили в порядок, Каспиан не упустил возможности расспросить всех старых капитанов, кого только сумел найти в Узкой Гавани, не известно ли им о каких-нибудь землях, лежащих дальше к востоку. Не один кувшин пива из подвалов замка ушёл на угощение этих морских волков с об ветренными лицами, аккуратными седыми бородками и ясными синими глазами, зато Каспиан услышал множество историй, одна интереснее другой. Но даже те, что казались самыми правдивыми, ничего не могли рассказать о землях, лежащих за Одинокими островами. Кое-кто из моряков и вовсе думал, что, если заплыть слишком далеко на восток, попадёшь в волны моря, где нет островов, в волны, которые непрерывно образуют водовороты на краю земли.
– Как раз там, я думаю, друзья вашего величества и пошли ко дну, – заявил один из рассказчиков.
Остальные рассказывали совсем уж дикие истории об островах, где живут безголовые люди, о водяных смерчах и огне, который горит посреди волн. Лишь один, к удовольствию Рипичипа, сказал:
– А дальше лежит страна Аслана, но это за краем света, и вы не сумеете туда попасть.
Рассказчика спросили, откуда ему это известно, и он сказал, что слышал от своего отца.
Берн мог сказать лишь то, что шестеро его спутников отплыли на восток и больше он о них ничего не слышал. В этот момент они с Каспианом стояли на самой высокой точке Авры и смотрели вниз, на Восточный океан.
– Я часто приходил сюда по утрам, – добавил герцог, – чтобы увидеть, как солнце поднимается из моря, и иногда казалось, что до него каких-нибудь пара миль. Здесь я вспоминал своих друзей и думал о том, что же находится за горизонтом. Скорее всего ничего, но мне всегда было стыдно, что я остался здесь. Должен признаться, мне бы очень хотелось, чтобы ваше величество не уезжали. Возможно, нам понадобится помощь. Прекращение работорговли вскоре изменит местный уклад, и я предвижу возможную войну с Тархистаном. Господин мой, подумайте ещё.
– Я дал клятву, герцог, – ответил Каспиан. – И потом, что бы я сказал Рипичипу?
Глава пятая. Шторм и его последствия
Прошло около трёх недель с тех пор, как «Покоритель зари» причалил к Узкой Гавани, прежде чем снова вышел в море. Прощание получилось торжественным: на берегу собралась огромная толпа, чтобы присутствовать при отплытии. Когда Каспиан произносил речь, обращённую к жителям Одиноких островов, и прощался с герцогом и его семьёй, слышались возгласы сожаления, люди утирали слёзы, но едва корабль, пурпурный парус которого всё ещё лениво хлопал о мачту, стал удаляться, а звук трубы с кормы слышался всё слабее, наступила тишина. Тут корабль поймал ветер. Парус надулся, буксир был отцеплен и отправлен обратно. Первая настоящая волна подняла нос «Покорителя зари», и корабль снова ожил. Матросы спустились вниз, Дриниан встал на первую вахту, и судно направилось на восток, обогнув Авру с юга.
Следующие несколько дней прошли замечательно. Люси считала себя самой счастливой девочкой в мире, просыпаясь утром и наблюдая игру отражений освещённой солнцем воды на потолке каюты, глядя на новые вещи, подаренные жителями Одиноких островов: непромокаемые сапоги, высокие ботинки со шнуровкой, плащ, куртку и шарф. Затем она шла на палубу, смотрела с полубака на море, которое по утрам было ярко-синим, и дышала морским воздухом, который с каждым днём становился всё теплее. После этого завтракала с таким аппетитом, какой бывает только на море.
Ещё Люси пристрастилась играть с Рипичипом в шахматы. Они устраивались на скамейке на корме, и её всегда забавляло, как он поднимает фигуры, которые были для него великоваты, двумя лапками и поднимается на цыпочки, если нужно сделать ход в центре доски. Верховный главнокомандующий был хорошим шахматистом и, если помнил свои ходы, как правило, выигрывал, но время от времени везло и Люси. Это случалось, когда Рипичип совершал какие-то смешные ходы, подставляя коня под совместную угрозу ферзя и ладьи. Так выходило, потому что он мог забыть, что играет в шахматы, и, будто в настоящей битве, заставлял коня действовать так, как поступил бы сам на его месте; потому что в мыслях его жили отчаянные надежды, смертельные атаки и последние рубежи обороны.
Это прекрасное время длилось недолго. В один из вечеров Люси, как обычно, стояла на корме и разглядывала длинную борозду – оставленный судном пенный след позади, как вдруг заметила на западе громоздившиеся друг на друга тучи, которые с удивительной быстротой неслись по небу. Потом в них образовалась брешь, и сквозь неё ядовито засветился жёлтый закат. Волны за кораблём приобрели какую-то необычную форму, и море сделалось то ли желтоватое, то ли жёлто-коричневое, похожее на грязный холст. Стало холодно. Казалось, что корабль движется с трудом, словно ощущает подступающую опасность. Парус то повисал, то мгновенно надувался. Глядя на все эти мрачные перемены под шум ветра, размышляя, что бы это значило, Люси вдруг услышала крик Дриниана:
– Свистать всех наверх!
Тут же на судне начался настоящий тарарам: задраивали люки, гасили огонь в печи на камбузе, матросы лезли наверх взять риф. Не успели они закончить, как налетел шторм. Люси казалось, что перед самым носом корабля разверзлась какая-то огромная водяная впадина и они плывут прямо туда, в самую глубину. Высокая серая масса воды, поднявшаяся гораздо выше мачты, неслась им навстречу, и казалось, что их ждёт верная смерть, но судно вынесло на самый верх волны и закружило на месте. На палубу хлынул поток, полубак и полуют были словно два островка в свирепом море. Наверху матросы перемещались по реям, пытаясь справиться с парусом. Лопнувший канат, прямой, как палка, относило ветром в сторону.
– Спускайтесь вниз, ваше величество! – крикнул Дриниан, и Люси, понимая, что пассажиры только помеха для команды, не посмела ослушаться.
Оказалось, что выполнить требование капитана не так-то просто. «Покоритель зари» страшно накренился на правый борт, а палуба поднялась кверху, словно крыша дома, так что пришлось вскарабкаться до трапа, держась за леер, затем остановиться, чтобы пропустить спешивших наверх матросов, и только потом наконец удалось спуститься. Хорошо ещё, что Люси крепко держалась: у самого подножия трапа очередная волна прокатилась по палубе, вымочив её с головы до ног. Хоть она уже порядком промокла, этот душ оказался ледяным. Люси бросилась к каюте, влетела внутрь и поспешила захлопнуть дверь, поэтому не видела, как с ужасающей скоростью корабль ринулся во тьму, но жуткий скрежет, треск, рёв и стон услышала – эти звуки вызывали здесь ещё большую тревогу, чем на палубе.
Шторм продолжался целых двенадцать суток, и всем уже казалось, что так будет всегда. На румпеле всё время матросы стояли по трое, иначе не смогли бы удержать корабль на курсе. Постоянно приходилось помпой откачивать воду, не было возможности ни отдохнуть, ни поесть, ни обсушиться. Одного из матросов смыло за борт.
Когда шторм утих, Юстас взялся за свой дневник:
«3 сентября
Прошла вечность с тех пор, как я сделал последнюю запись. Ураган мотал нас тринадцать дней и ночей: я уверен в этом, потому что считал самым тщательным образом, – хотя все остальные говорят, что только двенадцать. Ничего себе удовольствие – отправиться в опасное путешествие с людьми, которые даже считать как следует не умеют! Для меня это было ужасное время: громадные волны вздымались и опадали раз за разом, все промокли до нитки, и никто даже не подумал накормить нас по-настоящему. Излишне говорить, что здесь нет ни радио, ни даже сигнальной ракеты, поэтому не было никакой возможности попросить о помощи. Значит, я был прав, когда пытался их убедить, что плыть в этом маленьком корыте – безумие. Это опасно, даже будь рядом приличные люди, а не изверги в человеческом облике. Каспиан и Эдмунд со мной недопустимо грубы. В ту ночь, когда мы потеряли мачту (от неё остался какой-то обрубок), хотя я плохо себя чувствовал, они выгнали меня на палубу и заставили работать как невольника. Люси ворочала веслом, потому что Рипичип слишком мал ростом, хотя и пытался грести. Интересно, неужели она не понимает, что это существо готово на что угодно – лишь бы покрасоваться. Даже в её возрасте можно было бы сообразить. Сегодня эта посудина наконец-то идёт ровно, и солнце появляется, и нам надо решить, что делать. Еды у нас, по большей части противной, хватит, чтобы продержаться шестнадцать дней. (Всех кур смыло за борт. А если бы и не смыло, из-за шторма они перестали бы нестись.) Но с чем беда, так это с водой. Две бочки, очевидно от удара, протекли, и теперь пустые. (Вот она, хвалёная предприимчивость Нарнии!) С урезанным пайком и порцией в полпинты воды в день мы продержимся двенадцать дней. (Правда, есть ром и вино, но даже они понимают, что от этого ещё больше захочется пить.)
Если бы было можно, то, конечно, самое разумное – взять курс на запад и двинуться к Одиноким островам, но нам понадобилось восемнадцать дней, чтобы доплыть сюда. При этом мы летели, как сумасшедшие, пытаясь уйти от урагана. Даже если подует восточный ветер, обратный путь может затянуться. Сейчас восточного ветра нет и в помине – по правде говоря, вообще никакого нет. А если возвращаться на вёслах, это будет гораздо дольше, к тому же Каспиан говорит, что, выпивая полпинты воды в день, люди грести не могут. Я уверен, что он не прав. Попытался было объяснить ему, что пот охлаждает тело, поэтому тем, кто работает, нужно меньше воды, но он не обратил на мои слова никакого внимания – как, впрочем, и всегда, когда не знает, что сказать. Все остальные высказались за то, чтобы плыть дальше в надежде обнаружить землю. Я считал своим долгом указать на то, что нам неизвестно, есть ли впереди земля, и пытался объяснить, как опасно принимать желаемое за действительное, но, вместо того чтобы придумать план получше, они имели наглость спросить у меня, каковы мои предложения. Мне пришлось спокойно объяснить, что я был похищен и принял участие в этом дурацком путешествии не по своей воле, так что вряд ли должен искать выход из их затруднительного положения.
4 сентября
Штиль продолжается. Очень маленькие порции на обед, и я получил меньше, чем кто-либо другой. Каспиан очень ловко раздаёт еду и думает, что я ничего не замечаю! Люси почему-то решила подлизаться ко мне, предложив часть своей порции, но Эдмунд, который всегда лезет, куда его не звали, ей не позволил. Солнце буквально обжигает. Жуткая жажда весь вечер.
5 сентября
Все ещё штиль и жуткая жара. Весь день чувствовал себя разбитым. Не сомневаюсь, что у меня температура. И, разумеется, у них не хватило соображения взять на корабль термометр.
6 сентября
Жуткий день. Проснулся среди ночи, чувствуя, что у меня температура и что я должен выпить воды. Любой доктор порекомендовал бы именно это. Бог свидетель, я последний человек, кто совершил бы нечестный поступок, но мне и в голову не приходило, что можно ограничивать в воде больного. Я бы мог разбудить кого-нибудь и попросить воды, но счёл, что это слишком эгоистично, поэтому встал, взял свою кружку и на цыпочках выбрался из этой чёрной дыры, в которой мы спим, стараясь не побеспокоить Каспиана и Эдмунда, так как они плохо спят с тех пор, как началась жара и воду стали выдавать ограниченно. Я всегда стараюсь считаться с другими, независимо от того, хорошо или плохо они ко мне относятся. Благополучно добравшись до большой каюты, если её можно назвать каютой, где стоят скамьи для гребцов и сложен багаж и находится бочка с водой, я хотел было зачерпнуть воды, но меня кто-то схватил за руку. Разумеется, этот соглядатай, Рип. Я попробовал объяснить ему, что шёл на палубу подышать (остальное его не касается), а он – вот наглец! – спросил, зачем у меня с собой кружка, и поднял такой шум, что перебудил весь корабль. Со мной обошлись возмутительно. Я спросил, потому что кто-то должен был задать этот вопрос, почему Рипичип шныряет около бочки с водой посреди ночи, а он ответил, что слишком мал, чтобы быть полезным на палубе, поэтому дежурит около воды каждую ночь, чтобы ещё один человек мог выспаться. Вот тут проявилась их отвратительная несправедливость: все поверили ему. Можете себе представить?
Мне пришлось извиняться, или эта опасная тварь опять выхватила бы свою шпагу. А потом Каспиан проявил себя как настоящий тиран и громко сказал, чтобы все слышали: если вдруг теперь кого-нибудь застанут за кражей воды, тот получит «две дюжины». Я не понимал, что это значит, пока Эдмунд не объяснил, – сам он узнал из книг, которые читают эти Певенси.
Высказав свою трусливую угрозу, Каспиан сменил пластинку и стал вести себя покровительственно: сказал, что понимает меня, потому что все, как и я, чувствуют себя так, словно у них температура, и что мы должны держаться, и так далее и тому подобное. Отвратительный высокомерный тип. Я пролежал в постели целый день.
7 сентября
Дует слабый ветерок, но всё ещё с запада. Мы прошли несколько миль к востоку, используя оставшуюся часть паруса, закреплённую на том, что Дриниан называет аварийной мачтой, – то есть на бушприте, поставленном вертикально и привязанном (они говорят «принайтовленном») к обломку мачты. Чудовищно хочется пить.
8 сентября
Всё ещё идём под парусом на восток. Я оставался целый день в койке и не видел никого, кроме Люси, пока эти два изверга не пришли спать. Люси поделилась со мной своей водой: говорит, девочкам не так хочется пить, как мальчикам. Я и сам так часто думал, но, наверное, на море это становится заметнее.
9 сентября
Земля на горизонте – большая гора на юго-востоке.
10 сентября
Гора стала больше, видно её лучше, но до неё всё ещё далеко. Видел чаек, впервые за много дней.
11 сентября
Поймали несколько рыб и приготовили на обед. Бросили якорь около семи часов вечера в трёх саженях от побережья какого-то гористого острова. Этот дурак Каспиан не дал нам сойти на берег, потому что становилось темно, а он опасался дикарей и хищных животных. Сегодня дали добавочную порцию воды».
То, что путешественников ожидало на этом острове, коснулось Юстаса больше, чем кого другого, но рассказать об этом его собственными словами невозможно, потому что после 11 сентября он надолго забыл о своём дневнике.
Наступило утро. Серое небо буквально нависало над головой, стояла духота. Путешественники поняли, что находятся в заливе, окружённом скалами и утёсами, похожем на норвежский фьорд. Впереди, за заливом, виднелась равнина, густо заросшая деревьями, напоминавшими кедры, между которыми журчала речушка. Позади поднималась зубчатая горная гряда, а ещё дальше темнели сами горы, сливавшиеся с хмурыми облаками, так что вершин их было не разглядеть. Ближайшие утёсы по обе стороны залива казались прочерченными белыми полосками, в которых все узнали водопады, хотя с такого расстояния движения воды не было заметно и звука не слышно. Стояла тишина, и вода в заливе была гладкой, как стекло, так что утёсы в ней отражались до мельчайших подробностей. Наверное, на картине этот вид выглядел бы красиво, но в жизни, пожалуй, действовал угнетающе. Этот край вообще трудно было назвать гостеприимным.
Весь экипаж судна отправился на берег в двух шлюпках, и каждый с удовольствием напился и умылся в реке, все поели и отдохнули, потом Каспиан послал четырёх человек назад охранять корабль, и работа началась. Предстояло сделать многое: привезти на берег бочки и отремонтировать те, которые в этом нуждаются, а потом наполнить водой; срубить дерево – желательно сосну – и превратить в новую мачту; починить паруса; собрать группу охотников, чтобы настрелять дичи, если она тут водится; выстирать и заштопать одежду; исправить множество небольших повреждений на корабле: ведь в «Покорителе зари» – это стало ещё заметнее, когда они видели его на расстоянии, – едва ли теперь можно было узнать тот величавый корабль, что покинул Узкую Гавань. Судно выглядело как разбитый тусклый остов, да и капитан с командой не лучше: худые, бледные, в лохмотьях, с красными от недосыпа глазами. Юстас, лёжа под деревом, слышал, как обсуждают всё, что предстояло сделать, и сердце у него упало: неужели без отдыха? Похоже, их первый день на долгожданной земле будет не легче, чем на море. Тут ему в голову пришла чудесная мысль. Никто на него не смотрит – все только и говорят, что о своём корабле, словно и в самом деле жить не могут без этой посудины. Что, если просто улизнуть? Можно прогуляться в глубь острова, найти прохладное местечко где-нибудь повыше в горах, хорошенько выспаться и вернуться к остальным, когда дневная работа закончится. Это пойдёт ему на пользу. Главное – всё время поглядывать на залив и корабль, чтобы не заблудиться на обратном пути: оставаться здесь вовсе не хотелось.
И Юстас тут же приступил к осуществлению своего плана. Тихонько поднявшись на ноги, он направился к деревьям, стараясь не торопиться, будто просто захотел немного размяться. Удивительно, как скоро голоса стали не слышны и каким тихим, тёплым и зелёным оказался лес.
Юстас почувствовал, что может перейти на более быстрый и решительный шаг, и вскоре вышел на опушку, оказавшись перед крутым склоном. Подниматься по сухой траве было трудно, но, действуя руками и ногами, пыхтя и то и дело ударяясь лбом о землю, он продолжал путь. Кстати, это свидетельствует о том, что новая, непривычная для него жизнь пошла ему на пользу: прежний Юстас, который во всём полагался на родителей, сдался бы через десять минут.
Медленно, с несколькими остановками, он до брался до гребня, надеясь отсюда увидеть середину острова, но облака опустились ниже, и кругом стелился густой туман. Он сел и посмотрел туда, откуда пришёл. С такой высоты лежавший внизу залив казался крошечным, а море простиралось на многие мили кругом. Потом туман с гор приблизился и окружил его, плотный, но не холодный, и он улёгся на траву поудобнее.
Уединение почему-то не принесло Юстасу радости, а если и принесло, то ненадолго. Он ощутил одиночество – наверное, впервые в жизни, – и это ощущение пришло к нему не вдруг, а постепенно, когда понял, что до него не долетает ни малейшего звука. Ему пришло в голову, что он мог пролежать так несколько часов. Вдруг все остальные уплыли! Вдруг они позволили ему уйти только для того, чтобы оставить здесь!
В панике он вскочил и стал спускаться, но поторопился, поскользнулся на сухой траве и съехал на несколько футов. Решив, что из-за этого слишком отклонился влево, снова вскарабкался наверх, как можно ближе к тому месту, откуда, как ему казалось, начался его путь вниз, и пошёл вниз по склону, стараясь держаться правее. Спуск был легче подъёма, но всё равно следовало соблюдать осторожность, потому что впереди ничего не видно дальше чем на ярд, а кругом по-прежнему царила тишина. Мало приятного в том, чтобы идти осторожно, когда внутри тебя всё кричит: «Скорей, скорей, скорей!» С каждой минутой жуткая мысль, что его оставили на острове, всё крепла. Если бы он хорошенько подумал, то понял бы, что ни Каспиан, ни брат и сестра Певенси ни в коем случае так бы не поступили, но Юстас давно уже убедил себя, что все они изверги в человеческом образе.
– Наконец-то! – воскликнул Юстас, скатившись по каменистому склону, который называют осыпью, и оказавшись в долине. – Ну и где же все эти деревья? Впереди вроде бы виднеется что-то тёмное. Хоть бы туман разошёлся поскорее.
И действительно посветлело, только радости Юстасу это не прибавило. Он оказался в совершенно незнакомом месте, а никакого моря не было и в помине.
Глава шестая. Приключения Юстаса
В эту самую минуту все остальные умывались в реке, собираясь поужинать и отдохнуть. Три отличных лучника, которые направились к холмам, видневшимся к северу от залива, вернулись с парочкой диких коз, которых теперь жарили на костре. Каспиан приказал доставить на берег бочку вина, замечательного крепкого вина из Орландии, которое полагалось смешивать с водой и только потом пить, так что его должно было с избытком хватить на всех. Работа была сделана, и за ужином царило веселье. Только после второй порции козлятины Эдмунд спросил:
– А где же этот Юстас?
А Юстас в это время пытался понять, где оказался. Долина больше походила на огромный ров или траншею из-за крутых обрывов вокруг. Дно было покрыто растительностью, но там и сям торчали скалы, а кое-где Юстас заметил тёмные пятна выжженной травы, похожие на те, что можно увидеть в засушливое лето на железнодорожной насыпи. На расстоянии ярдов пятнадцати виднелся пруд с прозрачной неподвижной водой. На первый взгляд в долине никого не было: ни животных, ни птиц, ни насекомых. Солнце клонилось к закату, и на краю долины виднелись мрачные вершины и пики гор.
Юстас, разумеется, понял, что в тумане спустился по другому склону горы, поэтому сразу же стал осматривать окрестности, пытаясь отыскать путь назад. Похоже, ему повезло: он спустился по единственно возможному пути – длинной зелёной полоске земли, ужасно крутой и узкой, с отвесными обрывами по обеим сторонам. Другого пути выбраться отсюда не было. Юстас вздрогнул: удастся ли спуститься сейчас? – когда увидел, на что этот путь похож. При одной мысли об этом у него закружилась голова.
Он снова огляделся, решив, что по крайней мере вдоволь напьётся из пруда, но прежде чем успел сделать хоть шаг, за спиной послышался какой-то шорох. Звук был еле слышен, но в этой поистине мёртвой тишине прозвучал как гром. На секунду он замер на месте, затем потихоньку обернулся.
У подножия утёса, чуть левее того места, где стоял Юстас, виднелась тёмная нора – похоже, вход в пещеру, – и оттуда поднимались две тонкие струйки дыма. То, что он принял за камни, валявшиеся перед норой, вдруг пошевелилось (этот звук он и услышал), как будто кто-то прополз в темноте.
Он в ужасе понял, что там и правда кто-то ползёт, даже хуже того – выползает. Эдмунд и Люси, а возможно и вы, сразу узнали бы, кто это, но Юстас нужных книг не читал. То, что выползало из пещеры, ему не могло присниться даже в самом страшном сне. Это была длинная, свинцового цвета морда с тусклыми красными глазками. Ни меха, ни перьев, небольшое тельце волочится по земле, коленки торчат вверх, как у паука, крылья – как у летучей мыши, мощные когти царапают камни, хвост длиной в несколько ярдов. А струйки дыма выползали из ноздрей. Юстас не произнёс слова «дракон», а если бы и сумел, лучше ему от этого вряд ли бы стало, но, возможно, если бы он хоть что-то знал о драконах, его удивило бы поведение этого. Он не хлопал крыльями, не пускал из пасти пламя. Дым из его ноздрей напоминал дымок костра, который скоро погаснет. А кроме того, он, казалось, не обратил на Юстаса никакого внимания, а продолжил очень медленно, с частыми остановками ползти к пруду. Несмотря на охвативший его страх, Юстас понял, что перед ним дряхлое, жалкое существо, и подумал, не рискнуть ли выбраться отсюда, но побоялся привлечь к себе его внимание. Возможно, сейчас оно просто притворяется, но вдруг проявит больше живости. Да и какой смысл пытаться удрать ползком от существа, способного летать?
Оно тем временем добралось до пруда и вытянуло страшную чешуйчатую морду, явно собираясь напиться, но, прежде чем сделало глоток, что-то в нём захрипело или лязгнуло, по телу прошли волны, и, содрогнувшись, оно перекатилось на бок и замерло, вскинув когтистую лапу. Из широко открытой пасти струйкой вытекло что-то тёмное – похоже, кровь. Дым из ноздрей на мгновение стал чёрным, потом исчез и больше не появлялся.
Юстас долго не осмеливался шевельнуться. А вдруг эта тварь только прикидывается? Может, таким образом она подманивает путников, чтобы погубить. Но ждать вечно невозможно, поэтому он сделал шаг вперёд, затем ещё два и снова замер. Дракон по-прежнему не двигался. Юстас заметил, что красный огонёк в его глазах погас, и решился наконец подойти. Теперь было совершенно ясно: дракон мёртв. Брезгливо содрогнувшись, мальчик дотронулся до него, но ничего не произошло.
Облегчение было так велико, что Юстас чуть не расхохотался, почувствовав себя вдруг победителем дракона, а не просто свидетелем его смерти. Он переступил через мёртвое тело, чтобы напиться из пруда: жара стояла невыносимая, – и нисколько не удивился, услышав раскат грома. Почти сразу же потемнело, и мальчик ещё пил, когда упали первые крупные капли дождя.
Климат острова нельзя было назвать приятным. За минуту Юстас промок насквозь и почти перестал что-либо видеть. Таких дождей в Европе не бывает. Пока льёт дождь, выбираться из долины было бессмысленно. Юстас бросился в единственное убежище, находившееся поблизости, – в пещеру дракона, там лёг и попытался отдышаться.
Большинство из нас знают, что можно обнаружить в логове дракона, но, как я уже говорил, Юстас не читал нужных книг. В тех, что он читал, говорилось об экспорте и импорте, о правительствах и капитализации, но вряд ли было что-то о драконах, поэтому он очень удивился, когда увидел то, что валялось на полу пещеры. Эти предметы были слишком колючими, чтобы считаться камнями, но слишком твёрдыми, чтобы оказаться колючками. А кроме того, круглые и плоские, они звенели, стоило ему пошевелиться. У входа в пещеру было достаточно света, и, рассмотрев предметы, Юстас понял, что это сокровища, хотя любой из нас мог сказать ему об этом заранее. Чего здесь только не было: короны (это они кололись), монеты, перстни, браслеты, золотые слитки, бокалы, блюда, драгоценные камни…
Юстас в отличие от большинства мальчишек никогда не мечтал найти сокровища, но сразу же понял, какую пользу можно извлечь из этого нового мира, в который попал случайно, сквозь картину в спальне Люси.
«Здесь не может существовать никакой пошлины, – сказал он себе, – а значит, не надо отдавать сокровища государству. Даже небольшой части этого добра мне хватит, чтобы довольно прилично жить где угодно – например, в Тархистане. Эта страна кажется наименее скверной. Интересно, сколько я смогу унести? Вот этот браслет (наверное, камешки на нём – бриллианты) можно надеть на руку. Великоват, но ничего – сдвину к плечу повыше локтя. Карманы лучше набить тоже бриллиантами – они легче золота, и больше влезет. Когда же прекратится этот чёртов дождь?»
Отыскав на куче сокровищ местечко поудобнее, где были монеты и ничего не кололось, Юстас сел и принялся ждать, но страх, особенно после спуска с горы, так его утомил, что он уснул.
В то время как он крепко спал, похрапывая, все остальные закончили ужин и всерьёз обеспокоились его отсутствием. Они звали его, до хрипоты кричали: «Юстас! Ау! Юстас!» – а Каспиан даже трубил в свой рог.
– Его поблизости нет – иначе услышал бы нас, – побледнев, заметила Люси.
– Чёрт бы его побрал! – воскликнул Эдмунд. – Чего ради его куда-то понесло?
– Надо что-то делать, – сказала Люси. – Может, он заблудился, или провалился в яму, или его поймали дикари.
