скачать книгу бесплатно
После дня рождения Сереги Кузнецова Рябинин пришел во втором часу ночи, и не раздеваясь, плюхнулся на диван. По привычке включил телевизор, но происходящие на экране действия его не интересовали, ему нужен был шумовой фон, который тот создавал. Уснул Рябинин сразу, спал крепко в одной позе. Снилось ему, что они с Серегой приехали в какой-то незнакомый лес на пикник, разложили подаренный им набор. Сам Рябинин стал наслаждаться теплом и покоем. Лес шумел какими-то отдаленными голосами, и наводил на него дрему. Серега пошел в лес с удочкой и пропал. Рябинин стал его звать, но тот все не шел. Тогда Рябинину пришлось идти искать его. В лесу было темно и страшно. «Мурашки» бегали по его телу. Ругая про себя этого горе-рыбака, Рябинин все шел и шел, пока лес стал совсем непроходимым. Он пробирался через чащу, почти ползком на ощупь, сучья деревьев раздирали его одежду и кожу, но боли он не испытывал, гораздо ужасней было осознавать то, что теперь придется все стирать и зашивать самому, или выбираться в магазин чтобы купить новую одежду, а это было еще хуже. Рябинин терпеть не мог ходить по магазинам, его бесили милые продавщицы, которые старались ему всячески угодить и начинали расхваливать свой товар, а еще хуже, когда они начинали критиковать его внешний вид: «Мужчина, эта рубашка не подходит к этим брюкам, а для этой нужен галстук в темную полоску», или «это не ваш стиль, этот джемпер ни в коем случае нельзя носить с этими джинсами».
Раньше все было гораздо проще, сначала мать покупала ему одежду, и вставая утром, он одевался бездумно, полагаясь полностью на ее вкус. Потом эту эстафету переняла жена, поэтому Рябинин не заморачивался на этот счет еще пять лет. И только последние два года он столкнулся с этой проблемой, которая даже во сне не давала ему покоя.
Наконец непроходимые дебри закончились, и показалась гладь какого-то озера. На берегу лежал Серега, сложив руки на груди словно покойник, вместо крестика и свечки в них торчала удочка. Леска уходила в черную воду, но поплавка не было видно.
«Нашел место, где умереть», подумал про себя Рябинин, – «как я теперь потащу его через эти заросли обратно. Еще и удочку его». Почему-то он не испытывал сожаления по поводу кончины друга, а воспринял его смерть, как само собой разумеющийся факт. И тут из озера вынырнула русалка, а может и не русалка, рыбьего хвоста, во всяком случае, Рябинин у нее не видел, и волосы у нее были русые, а не зеленые, как рисуют на картинках в детских сказках, она дала ему серебряный колокольчик и сказала:
– Позвони им три раза, друг твой и очнется. А сама исчезла в черной воде озера.
Рябинин стал трясти колокольчиком так, что у самого уже голова трещала от этого звука, а Серега все не шевелился.
«Я, наверное, тихо звоню», решил про себя Егор, и стал еще сильнее трясти колокольчик, который трезвонил популярную мелодию из кинофильма, пока до его сознания не дошло, что это звонит телефон.
Рябинин редко видел сны, а если видел, то как правило, ничего хорошего они не предвещали. А тут мало того, что сон сам по себе уже предвестник чего-то неприятного, так еще и плохой сон, а это уж точно, к какому-нибудь дерму, подвел он итог.
Звонил начальник оперативного отдела Еремеев, в чьем непосредственном подчинении работал Егор Рябинин. Накануне приезжали проверяющие из Главного Управления, и сегодня должен был прийти результат. Наверняка ничего хорошего они в своем отчете не написали, а все недочеты и промахи с удовольствием зафиксировали. И теперь майор Еремеев всех собирал на экстренное совещание, для того, чтобы выдать каждому по заслугам. Ему самому уже наверняка выдали свое «вышестоящие», и он воспылал к своим подчиненным яростной любовью. Это прослеживалось в том, как сильно он хотел видеть их всех сегодня, не позднее чем через полчаса, с отчетами по всем делам за последний месяц.
– Вот тебе и сон в руку, – сам себе сказал Рябинин и пошел на кухню.
На обеденном столе накопилась гора немытой посуды, каждый день он уговаривал себя прийти пораньше и вымыть ее, но всегда находились дела поважнее. Полотенца, как всегда не оказывалось на месте, потому, что он сам растаскивал их по всей квартире, и потом забывал где оставил. В холодильнике болтался кусок засохшей колбасы, и кусок превратившегося в сухарь сыра. Хлеба не было.
– Завтрак как всегда отменяется, – пробормотал себе под нос Рябинин, закрыл холодильник и пошел в ванную.
***
После утренней «получки» от Еремеева, в кабинете стояла возня и шелест пересматриваемых дел, в которых не хватало больше половины всевозможных бумаг, справок, отчетов, рапортов и всякой другой писанины. Странно было видеть всех сотрудников сразу за своими столами. Обычно из шести столов, находящихся в помещении, заняты от силы были три. Остальные пустовали, в связи со спецификой работы. «– Оперативника ноги кормят», – любил повторять Еремеев. «– Идите и ищите», – было его напутственным посылом.
Но сегодня он изменил себе сказав:
– Идите и пишите! И чтоб к утру, все дела были пухлыми.
– Легко сказать, трудно сделать, – попытался возразить ему Рябинин, так как он терпеть не мог рутину письма и отчетности. – Летний период – отпуска. Людей и так не хватает, а вы еще практикантов всех в следственный отправили, а нам ни одного не дали. То бы хоть они помогли нам с оформлением дел разобраться.
На что получил ответ:
– А вы, капитан Рябинин, никогда не будите генералом из-за своего дерзкого характера. Вы хороший оперативник, но в бумажных делах у вас полный хаос и неразбериха и в вашей голове, я уверен, тоже. А должно все быть расставлено по полочкам, сложено стопочками, пронумеровано и прошито, скреплено печатью и подписью. И да, кстати, – добавил он с некоторым злорадством, – возьмите у дежурного заявление на пропажу человека, сегодня утром принесли, и займитесь им лично. Все свободны!
– Есть! – ответил Рябинин, без энтузиазма.
Остальные оперативники, загудели как улей и заторопились выйти, чтобы Еремеев им тоже не дал дополнительного задания.
День был длинным и утомительным. Мозг плавился от летней духоты и множества бумажной работы, строчки перед глазами рябили, сплывались в одну, путались, терялись, то норовили залезть на верхнюю строчку, то спрыгнуть на нижнюю. Желудок урчал не переставая, хотелось и есть, и пить, и спать. Голова болела так, что казалось, скоро расколется на две части.
«Надо будет зайти к Сереге Кузнецову в криминалистический отдел, хотя бы кофе выпить, да бутерброд съесть», – подумал потягиваясь и зевая Рябинин, – «у него наверняка есть какая-нибудь еда», – и вышел из кабинета.
По дороге ему встретился дежурный, который держал в руке исписанный мелким почерком лист бумаги.
– Рябинин, я к тебе, – окликнул он его, – заявление забери. Еремеев велел тебе его отдать.
Дежурный буквально всунул его в руку Рябинина, а сам развернувшись, пошел обратно.
Рябинин про него помнил, но тянул время, чтобы успеть закончить накопившиеся за несколько месяцев бумажные дела. Раз срочно не вызвали и не приказали: «идти и искать», значит дело может подождать, и он не торопясь побрел по коридору в сторону экспертного отдела. Если бы тогда Рябинин знал, чем это ему обернется, то еще с утра после слов Еремеева: «займитесь им лично», он побежал бы бегом без оглядки, а еще лучше прикусил бы свой язык во время совещания, и не высовывался, как все остальные. Глядишь, и пронесло бы, а это дело поручили кому-нибудь другому.
***
Полчаса спустя, когда желудок Рябинина благодарно замолчал, а голова уже не грозила разломиться, Кузнецов взял со стола лист бумаги, врученный Рябинину дежурным, и стал читать.
– Бьюсь об заклад, что его писала женщина, скорее всего учительница и явно аккуратистка, – дал свое заключение эксперт, мимолетно взглянув на ровный текст заявления.
– Возможно, – отозвался Рябинин, и выхватив из его рук исписанный лист погрузился в чтение.
Ничего особенного и пугающего в заявлении не было. Ну, справляла молодежь день рождения, ну выпили, ну пошли прогуляться по городу. Пока никакого криминала не прослеживалось. Ну не вернулся именинник домой, с кем не бывает. Молодой, положительный со всех сторон, но это только версия матери. А у матерей их дети всегда самые лучшие и замечательные. Ему не десять лет, а уже двадцать четыре, скорее всего, остался на денек – другой у какой-нибудь девчонки. Вот и вся проблема, а мать уже паникует, сынок пропал. Причем сама же пишет в заявлении, что обзвонила все городские больницы и морги, наседала на нашего дежурного, пока он не пробил по базе данных все свежие криминальные сводки. Значит, парень просто загулял.
«Вот сдам все дела, а послезавтра займусь этим», – пообещал себе Рябинин, – «а, к тому времени он сам объявится, как было много раз в его практике».
Вечером раздался телефонный звонок, звонила мать пропавшего, интересовалась, как продвигаются поиски ее сына. Голос ее дрожал и срывался на плач. Рябинин сначала растерялся, а потом уверенным тоном заявил:
– Все версии отрабатываются, ищем, – и повесил трубку.
«Все-таки придется начать искать его завтра, с утра, если сегодня за ночь не объявится, а не то его мамаша вымотает мне все нервы», – завязывая очередную папку, и откладывая ее на край стола, решил он.
Кроме этого «пропавшего студента», так про себя стал называть его Рябинин, в его производстве было еще пять дел: две кражи, драка с нанесением тяжких телесных, мошенничество и подделка документов. А тут еще эта проверка, будь она неладна, как тут успеть, все оформить по правилам, шесть дел раскрыть, и при всем при этом умудриться выжить. Завтра с утра Еремеев опять заведет свою громогласную шарманку и будет в течении тридцати минут рассказывать им все, что он о них думает, не стесняя себя в выражениях.
Рябинин оглянулся на столы своих собратьев по несчастью, у них видимо дела спорились гораздо быстрее, так как папки на конце стола лежали высокими стопками, а его застопорились на середине.
«Даже если я все успею сделать, то медаль мне все равно никто не даст, и в звании не повысит», – умозаключил он, и очередную папку со стола не взял.
В 20.00 он запланировал встречу с одним из подозреваемых, по делу о краже. А на часах уже было без двадцати. Рябинин взял ключи от своей белой «шестерки» и направился к выходу.
Двигатель завелся только с третьей попытки, барахлил стартер, ремонтом ему самому заниматься было некогда, и он каждый день обещал своей машине, что завтра он обязательно отвезет ее к хорошему мастеру. Но это завтра не наступало уже недели три. Тут Рябинин вспомнил о немытой посуде, которой тоже каждый день давал обещания, и грязному белью, и холодильнику, которому обещал, что набьет его продуктами. И своему желудку, который опять начал урчать и болеть, требуя нормальной еды.
В такие минуты он вспоминал свою жену, и думал, что надо бы помириться с ней, хотя, наверное, она этого не захочет, ведь два года они каждый жили своей жизнью.
У Рябинина были другие женщины, но он не испытывал к ним ни малейших чувств, кроме физиологических потребностей. Последнее время он все чаще сравнивал, их с женой, и приходил к выводу, что она была лучшей. Он скучал по дочке, по домашнему теплу и уюту, который создавала жена. Но понимал, что не сможет в полном объеме создать им с дочкой комфортные условия. Так, как и работу свою он тоже любил, хотя иногда ему хотелось все бросить. Такие порывы у него случались, когда он замертво падал от усталости, отключался на несколько часов, не успевал выспаться, а телефон или будильник начинали трезвонить и требовали, чтобы он немедленно вставал и шел на работу. Но когда случались редкие выходные, он изнемогал от осознания того, что ему не надо никуда идти, никого искать, никого спасать. Он чувствовал себя маленьким, никчемным, никому не нужным.
Раньше в такие дни его спасала жена, которая пыталась его отвлечь, вытянуть из дома, но тогда он этого не мог оценить, ему казалось, что она не дает ему отдохнуть, расслабиться, и воспринимал все, как некое насилие над собой. Чем больше он об этом думал, тем четче понимал, что любит ее, но боится себе в этом признаться. Боится признать себя последним самовлюбленным идиотом, а еще больше он боится, что окажется ненужным ей. Ведь наверняка у нее тоже был кто-то за последние два года.
Вот и дом, где жил подозреваемый. Пришлось подниматься на пятый этаж, лифта в старой «хрущевке» не было. В подъезде воняло сыростью и продуктами брожения. Голодный желудок при этих запахах, хотел вывернуться наизнанку, и Рябинин пытаясь не дышать, стал шагать через две ступеньки быстро поднимаясь наверх.
Дверь открыла худенькая девушка лет шестнадцати, когда Рябинин представился и показал удостоверение, она спросила:
– Вы, наверное, к Юре? Так он со среды не появлялся.
– А вы кто ему будите? – в свою очередь задал ей вопрос Рябинин.
– Я Даша, его сестра, – ответила она.
– Вы живете с братом вдвоем или в квартире еще кто-нибудь проживает? – вновь задал вопрос Рябинин.
– Мы живем с родителями, но их сейчас тоже нет дома, – поспешила заверить его девушка.
– А можно мне пройти в квартиру и задать тебе несколько вопросов? – любезно поинтересовался Рябинин, – а ты меня чаем угостишь.
Девушка отошла в сторону и пропустила его в комнату.
– Проходите на кухню, – кивнула она в сторону узкого коридора.
Квартира произвела на Рябинина неприятное впечатление. Полы хоть и были вымыты, и чистая посуда была сложена в старом, когда-то полированном серванте, все равно казалось, что везде беспорядок и грязь. Клочьями свисали обои со стен, потолок весь был в радужных разводах, видимо у этого дома давно протекала крыша. Трубы водопровода зияли ржавчиной и кое-где были перемотаны скотчем. На столе лежала старая клеенка, вся изрезанная ножом с закручивающимися краями. В углу стояли пустые бутылки из-под дешевой водки. Пол облупился, некоторые доски прогнили, обнажая железные зубы ржавых гвоздей.
Девушка поставила чайник на старую поцарапанную газовую плиту, достала две чашки, одна была с отколотым краем с изображением белого цветка лилии, которую она поставила перед Рябининым, другая в красный горошек, с отколотой ручкой, которую она поставила на другой конец стола для себя.
Заварочный чайник оказался под стать чашкам, он тоже был с отколотым носиком, и на нем был изображен красный мак. Заварка была самой дешевой, и больше напоминала чайную пыль. Девушка смущенно достала полбуханки черствого хлеба и практически пустую сахарницу.
Рябинина начала мучить совесть, – «напросился на чай, придурок», -мысленно обругал он себя, и чтобы как-то разрядить обстановку он приступил к намеченному разговору:
– Даша, скажите, ваш брат часто пропадает из дома?
– Нет, обычно он предупреждает, что не придет ночевать или, когда уходит на смену. А так чтобы не предупредить, и не появляться уже четвертые сутки, это в первый раз, – ответила девушка, и стала разливать чай в чашки.
– А ваш брат, – опять задал вопрос Рябинин, – он выпивает? Наркотики употребляет?
– Нет, что вы, наркотики нет, а выпивает он редко и то так, не сильно. Сейчас он на работу устроился на завод, компьютер мне купил в кредит. Так, что с Генкой, он теперь не дружит, – выпалила она.
– Ты имеешь в виду Долгалева Геннадия? – заинтересовался Рябинин.
– Ну, да. Раньше он все время к нам ходил, родителям иногда бутылки носил. Я его терпеть не могла и Юрке сто раз говорила, чтобы он с ним не связывался. Наглый он, противный, и вообще… – заключила девушка. – А вы, почему Юркой интересуетесь? Он что натворил что-нибудь? – спросила она, и в ее голосе Рябинин заметил беспокойство. – Он что в тюрьме?
– Нет, нет, – поспешил заверить ее Рябинин. – Я просто хотел с ним поговорить. Мне сказали, что он в это время будет дома, вот я и приехал. Скажите Даша, как вы думаете, а с чем связана пропажа вашего брата?
– Да я и сама не знаю. Ему позвонил его давнишний друг, у него тогда день рождения был. Хотя день рождения у него 24 августа, но отмечали в субботу. Юрка собрался и пошел его поздравить. Я видела, как они сидели в беседке в соседнем дворе.
– Когда это было, назови точную дату и время? – перебил ее Рябинин.
– В субботу 23 августа, где-то в половине двенадцатого ночи, – ответила она.
– А почему ты так поздно гуляешь? – поинтересовался Рябинин.
Девушка смутилась, опустила глаза, в нерешительности помолчала несколько секунд, а потом выпалила:
– Родители у нас пьют. Мама тогда у Верки Ивановой в гостях была, напилась как всегда, ну я и пошла за ней, чтобы домой забрать. Сама она могла и не дойти, валялась бы где-нибудь на улице. Ну, я иду, смотрю, а Юрка с Ромой сидят в беседке и еще там три парня с ними, но я их не знаю, не наши это точно. Я Юрку в сторону отозвала, и мы вместе с ним за матерью сходили, домой ее привели. Потом он опять к парням вернулся, а я дома осталась. Где отец был в тот вечер, мы не знали, а искать его Юрка не пошел. Он, правда, утром явился сам, говорит на дачах был, с Филимоном, это дворник наш, тоже алкоголик, – со вздохом добавила Даша.
– Тяжело тебе с ними? – тихо спросил Рябинин. Хотя и сам все понимал без слов.
– Нормально, – пожала плечами девушка.
Рябинин заметил в ее глазах тоску. Взгляд был уставшим и смирившимся. Наверное, эта девочка-девушка за свою коротенькую жизнь уже нахлебалась и горя, и слез, и разочарования. Не верила никому, и ни на что не рассчитывала. Просто проживала каждый день один похожий на другой и старалась не мечтать и не загадывать, чтобы лишний раз не убедиться в том, что жизнь часто бывает не справедливой.
– А кто-нибудь сможет подтвердить, что именно в это время твой брат помогал привести тебе домой мать? – снова спросил девушку Рябинин.
– Ну, Верка, наверное, если вспомнит, а еще тетя Валя, соседка по лестничной площадке, она как раз кошку свою выпускала погулять.
– А брат твой Юрка, он какой? – спросил ее Рябинин.
– Юрка, он добрый, заботливый. Он меня очень любит, всегда гостинцы мне приносит, конфеты, яблоки, когда у него возможность есть, конечно, – еще он всегда всем помогает. Кому мебель передвинуть, кому на даче огород скопать. Еще он никогда не дерзит и старших уважает, за это его бабушки, наши соседки очень любят.
Она бы, наверное, еще долго перечисляла достоинства своего брата, если бы Рябинин не задал ей другой вопрос:
– А, этот парень Роман, с которым он сидел в беседке, ты его хорошо знаешь?
– Ну, да конечно, это Рома Антонов, очень хороший парень. Они с Юркой дружат еще со школы. Юрка, конечно, шалопай, учился не ахти как, а Рома отличником был, сейчас в медицинском институте учится на хирурга. Кстати это у него день рождения был. Его родители не любят нашего Юрку, особенно Ирина Петровна, мать Ромы, она у нас в школе химию и биологию преподает. Она и Юрку учила, и меня, и Павлика нашего, когда родители сюда только переехали. Так вот, Ирина Петровна не знает, что они дружили всегда, и сейчас дружат. Поэтому Рома домой его не приглашает, разве что когда родители его в отъезде. В тот день Рома позвонил Юрке, и они пошли в беседку. Вот там я их и видела в последний раз, – заключила девушка.
– Постой, а это не тот Роман Антонов, что живет по улице Северной дом 8, квартира 42? – вдруг спохватился Рябинин.
– Ну, да, это дом напротив, из новых построек, мы считаемся одним двором, только наш дом на улице Коммунаров стоит, а их на Северной. Мать его нам звонила уже несколько раз, сказала, что Рома пропал, спрашивала Юру, но я сказала ей, что он на работе и с Ромой конечно не встречался.
– Зачем ты ей соврала? – спросил Рябинин, хотя сам уже догадался, каков будет ответ.
– Чтоб потом мне от Юрки с Ромой попало, когда они найдутся? – опустила глаза девчушка.
Потому с какой нежностью девушка произносила имя Романа Антонова, Рябинин догадался, что она в него тайно влюблена, а потому спросил, просто так, скорее всего для того, чтобы убедиться в своей правоте, нежели узнать объективную оценку человека.
– Расскажи мне об этом Романе, какой он?
– Рома, очень красивый, воспитанный, умный, очень добрый и порядочный, веселый. Я никогда от него грубого слова не слышала, если Юрка иногда может сорваться и накричать, то Рома никогда даже голоса не повысит. Его все очень любят и дорожат его дружбой. И вообще он душа компании, все девчонки в школе и во дворе, да и в институте, наверное, влюблены в него, с нескрываемым восторгом и в то же время с грустью признала Даша.
Видимо он был для нее неким небожителем, которому она хотела бы служить и не требовать ничего взамен. Одна мысль о том, что он существует, живет по соседству, иногда заходит к ним в гости, дружит с ее братом, уже приводила ее в трепет и восторг. Она поклонялась ему и боготворила, а потому не видела в нем никаких недостатков, подвел итог Рябинин.
– Знаешь, Даша не могла бы ты мне помочь? – начал свою вступительную речь Рябинин. – Дело в том, что я сейчас живу один и все домашние хлопоты свалились на меня, как снежная лавина. Мне надо купить продукты, а что нужно я не знаю. Я хочу попросить тебя пойти со мной в магазин и помочь сделать необходимые покупки. А то я каждый день обещаю своему холодильнику наполнить его, и каждый день не успеваю.
– Хорошо, – улыбнулась девушка. И на ее щеках появились симпатичные ямочки. У нее была длинная белая шея, узкие плечи, каштановые волосы были собраны на затылке в пучок. Разрез глаз по форме напоминал миндаль, а цвет глаз Рябинин определить не мог. Вначале в коридоре они показались ему черными, когда она сидела напротив него на кухне, спиной к окну – коричневыми, а теперь, когда в них отражалось заходящее солнце коричнево-зелеными, как цвет болотной трясины. Сейчас она напоминала Рябинину оперившегося птенца, но еще не лебедя, хотя предпосылки этого превращения уже начинали прослеживаться.
«Скоро этот «гадкий утенок» обретет нужные формы, и тогда Роман Антонов берегись, засосет тебя это бездонное болото миндальных глаз», – мысленно пригрозил он пропавшему студенту.
Супермаркет находился внутри двора. Народа в нем почти не было, все уже давно ели приготовленные ужины, или насытившись смотрели телевизор. Только такие, как Рябинин, еще шатались, как неприкаянные по магазинам и соображали, что им купить.
Даша со знанием дела давала ему советы. Что лучше купить, что дешевле и выгоднее, что из чего можно приготовить. Когда продуктовая корзина до краев была наполнена. Рябинин спросил:
– А для чая? Мы ничего не купили к чаю.
Даша удивленно посмотрела на него, и окинув взглядом корзину, спросила:
– А сыр, колбаса, масло, паштет и еще куча всего разве не для чая?
– Это для него, – погладив себя по худому животу, ответил Рябинин, – а для души надо конфет, торт, фрукты, и обязательно сахар.
– Мы же взяли два пакета, песок и рафинированный, – удивилась Даша, но направилась в кондитерский отдел. – Вы какой любите, бисквитный или песочный?
– Не знаю, – пожал плечами Рябинин, – я доверяю твоему вкусу, какой ты выберешь тот и купим.
