Все подстроено!

Господи, только не это!

– Я буду кричать, – предупреждаю сиплым голосом, вжимаясь спиной и затылком в холодный кафель. Вытягиваюсь в струну, поднимаюсь на цыпочки. Как будто это спасет.

– Будешь. Потом. А сейчас мы будем просто целоваться.

Просто целоваться? Просто? Целоваться?

– Будешь хорошей девочкой, отпущу. Но сначала поцелуй.

Зажмуриваюсь, замирая.

– Не–ет, – дышит мне в лицо пряным жаром. – Ты обнимаешь меня, целуешь. И если мне нравится твой поцелуй, мы расходимся.

– Только поцелуй? – слабо соображаю, не понимаю, врет Тимур или нет.

– Мгм. Смотришь на меня. Обнимаешь. Целуешь. Как любимого.

Поцелуй – это лучше, чем быть изнасилованной. Потерплю. Потом вымою рот с мылом. Лишь бы выбраться отсюда.

И больше никогда! Ни за что!

Молиться буду, чтобы Лёня не узнал!

Открываю глаза. Тимур чуть–чуть выше меня. Черты лица расплываются. Пятьдесят грамм водки, а меня развезло, будто я выпила как минимум стакан.

Выбираю точку на его лице – чуть пониже переносицы. Фокусирую взгляд на ней. Кладу руки ему на плечи. Сделав большой глоток воздуха и задержав дыхание, прижимаюсь губами к его губам.

Тимур вжимает мою голову в стену, толкает в меня скользкий противный язык. Не позволяя пошевелиться, дает волю рукам. Шарит по бедрам, задирает вверх платье. Толкается в меня бедрами.

Эй, мы так не договаривались!

Извиваюсь, возмущенно мычу, пытаясь освободиться. Бесполезно. Только еще больше раззадориваю мерзавца. Но я не сдамся! До последнего буду сопротивляться! Сколько смогу!

Кто–то демонстративно стучит в открытую дверь. Тук. Тук–тук. Тук. Как пароль.

Мы на виду! – с ужасом понимаю.

Тимур опускает руки, отступает, шкодливо улыбаясь. Вытирает губы тыльной стороной ладони.

В проеме стоит некто большой, в темном. Кажется, это Джокер. Мутно перед глазами.

Быстро одергиваю платье вниз и несусь мимо Тимура и этой темной фигуры прочь из туалета.

Никто из них меня не останавливает.

Не помню, как нашла выход. На стоянке у клуба увидела машину с шашечками, юркнула внутрь, на заднее сиденье, назвала адрес.

Почти вся дорога стерлась из памяти. Перед глазами мелькали только постыдные кадры из клуба. Нутро сводило от ужаса, что муж узнает.

К счастью, Леонида дома еще нет.

Сорвала с себя платье, бросила его в стиральную машину с двумя капсулами моющего средства, запустила самый долгий режим стирки.

И встала под душ с единственным желанием – стереть сегодняшний вечер и этих типов из памяти. С остервенением тру кожу мочалкой, пока не становлюсь похожей на молочного поросенка. Три раза подряд чищу зубы и язык.

Так паршиво я еще себя не чувствовала.

Что я скажу Лёне? Ему хватит одного взгляда на меня, чтобы понять, что со мной что–то случилось. Что–то, что ему не понравится. А я не смогу убедительно соврать.

Лёня вернулся домой поздно ночью и нетрезв. Я сплю, точнее, делаю вид, что сплю. Муж, раздевшись, плюхнулся на свою половину и вскоре засопел.

Боже, спасибо!

Время на моей стороне, а утром… утром я придумаю как все рассказать мужу.

До утра прокручиваю в гудящей голове все, что произошло в клубе. Поминутно. Посекундно.

Измены же как таковой не было? Не было. Поцелуй был вынужденным. Меня заставили. Никто не видел это бесстыдство, кроме Джокера. Кто я такая, они не знают. Даже имени моего не спросили.

Наверняка после моего побега нашли себе более сговорчивую девчонку. Пьяные, обкуренные, они вряд ли вспомнят на утро меня.

Проанализировав все это на несколько раз и под разными углами, прихожу к выводу, что совесть моя перед мужем чиста. Не стоит ему знать о моем ночном приключении.

.

А теперь смотрю на веер фотографий передо мной. На них я целуюсь с тем самым парнем, Тимуром. Его лица не видно, только затылок. А мое – на некоторых фотографиях крупным планом. Мои пальцы обнимают его за шею. Его – задрали мое платье практически до талии. Трусики видно.

И выражение лица у меня такое, будто мне нравится!

5. Начало конца

Лёня ушел из дома. Молча. В ночь.

Не сказав, когда будет. Куда идет. Где будет ночевать.

Не дал объясниться. Не выслушал.

Ударил…

И даже после этого не спросил, как я и не нужна ли мне помощь. Не попросил прощения за пощечину.

Хлопнул дверью так, что посуда во всех шкафах зазвенела, люстра на потолке качнулась, а сердце мое испуганно подпрыгнуло к горлу и рухнуло вниз.

Еще один удар.

В глазах супруга я изменщица. Меня передергивает от брезгливости на его лице. Ощущение, что я до сих пор грязная после прикосновений чужого мужчины. Этот позор не смылся и виден окружающим.

Ноющей щеки больно касаться. Она горит как от ожога.

Заплетающимися ногами телепаю на кухню, достаю из морозилки лед. Положив горсть кубиков в пакет, прикладываю его к щеке.

Ш–ш–ш. Как больно.

Осматриваю помещение. Лёня не стал ужинать. Не притронулся к эклерам, он их так любит, особенно вот эти, готовые, с кремом, политые сверху шоколадом.

Убираю их в холодильник. Те, что недоделанные, выбрасываю в мусорное ведро. Не до них мне.

Мозг взрывается от вопросов.

Откуда у моего мужа эти фотографии? Кто их сделал? Джокер? Зачем? Мы с ним не знакомы и раньше никогда не пересекались. Месть? Кому, за что? Я никому ничего плохого не сделала.

Или это заказ от конкурентов и завистников Лёни? За мной следили?

Ответов ни на один из вопросов нет.

Как долго будет бунтовать Лёня? Сможет ли поверить? Я никогда не давала повода для ревности, на других мужчин не заглядывалась. Мой муж – первый мужчина и последний. Любимый. Никто, кроме него, не нужен. Он же знает об этом! Почему усомнился?

Вот почему! Мой взгляд опять падает на фотографии. Они везде. Их так много, что кажется, они попадаются на каждом шагу.

Но ведь это неправда!

Леня ушел из дома, а мне дышать нечем без него. Пусть бы он злился, кричал, бил посуду, но он был бы со мной! Мой!

Какая семья без скандалов? Я бы ему простила пощечину. Не сразу, но простила. Потому что люблю его больше жизни.

Потом, когда он бы выслушал меня, извинился, мы бы помирились. Жарко, долго. Чтобы ноги гудели и дрожали еще дня три после.

Но Лёня ушел. Не стал слушать.

И я растеряна и не знаю, что делать. Скорее бы закончился этот ужасный день. Уверена, муж скоро вернется и все наладится. Он остынет, выслушает, поймет, что я ни в чем не виновата. Он же меня любит, а если любит – простит!

Простит, что сразу не рассказала о походе в клуб, о безалкогольном коктейле, насильно влитой стопке водки и вынужденном поцелуе с незнакомым парнем.

Может быть, когда–нибудь даже посмеемся над этой историей.

Меня морозит то ли от нервов, то ли дома действительно прохладно.

Переодеваюсь в теплую пижаму вместо шелковой сорочки. Ложусь в кровать. С головой укрываюсь одеялом, сворачиваюсь калачиком. Левая щека болезненно ноет. Меня потряхивает.

Хочу уснуть, а когда проснусь – чтобы все оказалось сном. И утром мы были бы снова счастливой семьей! Вместе!

За окном глубокая ночь. Сна нет.

Проверяю телефон. Экран показывает половину второго. Ни звонков, ни сообщений.

Пишу мужу сама:

«Леня, ты где? Я волнуюсь, жду тебя. Пожалуйста, вернись, нам нужно поговорить, я все объясню. Просто поверь, я ни в чем не виновата. Я тебе не изменяла. Я люблю тебя»

Нажимаю отправить и жду, жду ответа. Сообщение доставлено, прочитано.

Терроризирую экран. Но заветного карандашика и мелкой записи «Любимый пишет…» нет ни через минуту, ни через десять. И даже час спустя ничего не происходит.

Подушка мокрая от слез. Кожу щиплет от соли.

Ощущение безысходности затапливает с головой, стоит закрыть глаза и ненадолго провалиться в беспокойный сон.

Среди ночи подскакиваю с вытаращенными глазами от того, что в груди не хватает воздуха. Больно под ребрами. И становится больнее от того, что вторая половина кровати пустая и холодная, а из приоткрытой двери спальни не горит свет. Мужа дома нет.

Я давно простила ему его эмоции, ругань, оскорбления, удар. Лишь бы пришел, вернулся домой. В семью. Ведь мы семья.

Счастливая!

У нас все наладится. Любовь победит все зло, что свалилось на наши головы. Нужно только поговорить, разобраться.

Где же ты, Лёнечка?

Утром встаю с больной и гудящей головой. Не выспалась, плюс ревела добрую часть ночи. Принимаю душ, одеваюсь в спортивные штаны и футболку, кутаюсь в вязаный кардиган. За окном пасмурно и сыро, прямо как у меня на душе.

Иду на кухню просто потому что надо. Есть не хочу, а вот попить нужно. Надеюсь, кофе немного взбодрит.

Кручу в руках телефон, задумчиво глядя через забрызганное дождем стекло на улицу. Все сливается в сплошную грязно–серо–зеленую массу. Именно такими мрачными цветами вырисовывается ситуация, в которой я сейчас варюсь.

Почему Лёня мне не ответил? Не позвонил.

Нет, я знаю почему, просто… Мне он так нужен!

Набираю его номер сама.

Два гудка. Три. Четыре.

Сбрасывает.

Еще злится.

А если бы мне подсунули подобные фотографии, где главное действующее лицо – мой муж, что бы делала я?

Мне было бы больно, да. Наверное, так же, как больно ему.

Но теперь я знаю, что все может быть подстроено.

Мне нужно доказать Лёне, что я ему не изменяла.

Надо найти тех парней из клуба – Тимура и Джокера. Поговорить начистоту, узнать кто мог все это подстроить.

Только…

Одна я туда идти боюсь.

Позову Леру и Юлю. В конце концов, из–за них я попала в неприятную ситуацию, из–за которой рушится мой брак.

6. Надо что–то делать

Все мое нутро против того, чтобы выносить сор из избы, но выхода у меня нет. Девочкам я должна рассказать о беде в семье и попросить помощи. Тем более, что от них мне нужно только сопровождение в тот клуб. Вдруг они знают в лицо тех двоих парней, что подставили меня перед мужем? Это облегчит поиски, а если нет – того же Джокера могут знать официанты или кто–то, кто часто там бывает.

Набираю Леру. Слушаю долгие гудки, а потом механический голос «Перезвоните позднее или оставьте голосовое сообщение». Сбрасываю звонок.

Звоню Юле.

Подруга берет трубку почти сразу.

– Ксюха, привет! – начинает разговор первая.

Юлька всегда в хорошем настроении, в какое бы время суток ей не позвонили. Вот и сейчас я чувствую ее радостную улыбку и уголки губ сами ползут вверх. Я буквально на секунду забываю о своей проблеме. Ждановой невозможно ответить по–другому.

– Привет.

Я должна сейчас рассказать зачем и почему я звоню, но язык словно немеет. Улыбка сползает, а к горлу подступает комок, на глаза набегают слезы.

Вместо слов громко всхлипываю в трубку.

– Ксю, что случилось? Что с тобой? – подруга реагирует мгновенно.

– Юль, у меня в семье беда, – кое–как справляюсь со сжатым горлом.

– Что за беда? Муж умер?

– Нет–нет! – поспешно отвечаю, ужасаясь Юлиному предположению. И как подумать о таком могла? – Ты что! Он… он ушел.

– В смысле ушел? Куда ушел? Надолго?

– Я… я не зна–а–ю… – все–таки реву.

– А ну успокойся! – приказывает командирским голосом. – В магазин ушел и не вернулся или что?

Успокоиться трудно. Проговаривая вслух, снова окунаюсь во вчерашний кошмар. Даже щека опять начинает гореть и копчик ноет.

– Мы поссорились. Вчера. И он ушел. И до сих пор не вернулся, – перемежая фразы всхлипами, рассказываю.

– Так, я сейчас приеду!

– Нет, не надо, если Лёня придет, точнее, когда он придет, у нас будет серьезный разговор, лучше наедине.

– Тогда ты ко мне.

– Говорю же, мне нужно его дождаться.

– Ладно, давай подробности.

– Сейчас.

С прижатым плечом телефоном беру стакан, наливаю воды, пью маленькими глотками. Чувствую холодную жидкость, что бежит по пищеводу в пустой желудок. Это единственное, что я могу в себя влить. На еду у меня во время стресса отторжение, а кофе так и остался не сваренным.

Совсем раскисла, еще и голова начала болеть сильнее.

Ставлю телефон на громкую, чтобы зарядить кофемашину. И пока механически, чисто по мышечной памяти двигаюсь по кухне с приложенным холодным стаканом к виску, рассказываю Юле о результате нашего похода в клуб.

– Офиге–еть, – шокировано тянет подруга, что за время моего монолога не проронила ни слова. – Почему сразу нам все не рассказала?

– Как?! И зачем, Юль? Я же не знала, во что это все обернется.

– Слушай, твой Леонид, конечно, козел каких поискать. Не поверить собственной жене… Любимой!

И это я еще утаила, что Лёня меня ударил!

– Он… он не ожидал такого от меня, понимаешь? – оправдываю мужа. – Я будто ему нож в спину всадила… Ты представляешь, как это все выглядит в его глазах? Да я бы сама не поверила, поменяйся мы с Лёней местами.

Чур–чур–чур меня!

– Да уж. Ситуация… – сочувствующе вздыхает подруга.

– Юль, я хочу снова сходить в тот клуб, найти тех парней и…

– И? Что ты им скажешь? Придите ко мне в гости, расскажите моему мужу, что тебя шантажом заставили целоваться?

– Ну… я не знаю. А как тогда? Может быть, тот Джокер знает, кто нас фотографировал или он сам… Я хотя бы спрошу зачем и кто просил.

– А он тебе прям расскажет. Ну ты, Ксюха, и наивная, – подруга спускает меня с небес на землю.

– Я не знаю, что мне делать, Юль! – срываюсь опять в истерику.

– Тише, тише, родная. Блин… А если делать упор на то, что тебя опоили чем–то? Ну, типа не соображала, что делала, и все такое… Ты уверена, что тебе что–то подсыпали в стакан?

– Н–нет…

– Надо было сразу кровь сдать, чтобы узнать. Слушай, а ты же пила тот, что Лерка принесла? Хотя нет, эту версию сразу исключаем, она не могла дряни тебе насыпать.

Конечно Лера не могла! Я даже мысли такой не допускаю.

– Те двое заставили меня стопку водки выпить. Может и не подсыпали ничего, просто я алкоголь не пью, вот с одной стопки и повело. И без закуски. А вообще, какая разница что и сколько я пила? Фотографии – вот что меня волнует в первую очередь! Кто и зачем?

– Черт, нельзя было тебя одну оставлять. Ничего бы не случилось тогда. Ксюш, мне так жаль, честно…

– Угу.

А мне–то как жаль!

– А мы там с Леркой так зажгли, я думала, пол каблуками проткнем… Сто лет не танцевали… Когда вернулись за столик, так и подумали, что ты домой уехала, не стала нас ждать… – виноватым тоном оправдывается подруга. – Если бы мы знали, что так получится…

Если бы…

Мне так себя жаль, что впору снова зареветь, да глаза уже болят от слез, и голова раскалывается.

– Так что, Юль, сходишь со мной в тот клуб? Не сейчас. Я пока буду дома ждать Лёню. Мне нужно ему все объяснить. Если он поверит, то может и не придется искать Тимура и Джокера.

А еще не хочется светиться отеком и синяком на щеке. Стыдно. Пусть хотя бы отек сойдет, а синяк можно и тоналкой замазать.

– Все–таки хочешь найти тех отморозков? – осторожно спрашивает подруга. – Не боишься, что опять накинутся?

– У меня выхода нет, Юль, – в отчаянии заламываю руки. – У меня брак по швам трещит.

– Лерку надо с собой взять. Она у нас пробивная. Весь клуб на уши поставит и тебя в обиду не даст.

– Я ей звонила, не доступна. Позже еще позвоню.

– Ладно, держи меня в курсе когда, куда, чего. Ну и вообще… держись.

– Спасибо тебе, дорогая.

7. На выход

Отключаю звонок, проверяю мессенджеры в надежде, что Леонид как–то отреагирует на мои звонки и сообщения. Но в телефоне все безжизненно.

После разговора с Юлей стало чуть–чуть легче. Подруга мне верит, потому что знает, как я люблю своего мужа. Почему же муж мне не верит?

В груди разливается едкая горечь от мыслей, что Лёня во мне разочаровался.

Господи, зачем я пошла в тот клуб? Зачем вообще согласилась на встречу с девочками? Сидела бы дома, как обычно, пекла ватрушки, хранила наш семейный очаг.

Дура!

Как жаль, что нельзя отмотать назад и все исправить.

И как жаль, что нельзя попасть в будущее, когда весь этот кошмар закончится.

Я верю, что все у нас с Лёней наладится, надо только набраться терпения и пережить сложный этап в нашей жизни.

Пью кофе, не чувствуя вкуса. Прислушиваюсь к шорохам с улицы, ожидая услышать шаги любимого. Но за окном только шум ветра и дождя.

Готовлю обед. Лёня любит все свежее. Дважды есть одно и то же он не будет. Несвежее тоже.

После, закутавшись в плед, сижу на диване в гостиной, поджав под себя ноги.

Весь день.

Вечер.

Ночь.

С телефоном под боком.

.

– Ты еще здесь? – просыпаюсь от грубого толчка в плечо.

Раздираю ресницы, замечаю, что за окном светло. Я проспала на диване до позднего утра. Почти сутки. Засоня. Видимо, стресс и прошлая бессонная ночь «уложили» меня в спячку.

Молниеносно в памяти проносятся события последних дней, но муж передо мной вселяет надежду, что он вернулся и готов слушать и прощать.

– Лёня! – обрадовано подскакиваю, с досадой думая, что выгляжу, наверное, растрепанной и заспанной, и тут же падаю обратно, встретившись с его ледяным взглядом.

Наивно думала, что муж, проведя два дня вне дома, остынет, простит, выслушает.

Ничего в его лице не изменилось. Те же ненависть, холод, брезгливость.

Кутаюсь обратно в плед.

– У тебя десять минут, чтобы убраться из этого дома, – чеканит Игнатов.

Стоит перед диваном, широко расставив ноги, руки за спиной сцеплены в замок.

Чужой человек. Страшный. Опасный. В оболочке моего любимого мужа.

– В смысле? – непонимающе хлопаю глазами. О чем он говорит?

– Я подал на развод.

– Что ты сделал? – не верю своим ушам.

– Я. Подал. На развод.

Сжимаю голову обеими руками, отказываясь принимать действительность.

Это все сон. Плохой сон. Кошмар.

Глаза мгновенно наполняются слезами.

– Лёня, послушай…

Встаю с дивана, хочу положить руки на плечи мужа, чтобы говорить с ним глаза в глаза.

Он одним взглядом показывает, что не стоит этого делать.

– Лёня, – тороплюсь высказаться, пока он не перебивает, – я тебе уже говорила, ничего не было. Я тебе не изменяла. Этот парень заставил целовать его, иначе он бы меня изнасиловал. И кто–то сфотографировал нас. Поверь мне, пожалуйста. Ты же знаешь, как я тебя люблю. Мне никто не нужен.

– Пять минут, – морщится как от зубной боли.

– Лёня! – вскрикиваю. – Да услышь же ты меня!

– Пошла. Вон! – жестко проговаривает.

– Да что с тобой случилось?

Толкаю его в каменную грудь ладонью, надеясь пробудить, привести в чувство. Заглядываю ему в лицо, пытаюсь поймать взгляд, ведь глаза – зеркало души. Мои глаза не врут!

Эту глыбу не сдвинуть. Любимые черты заострились, нос, кажется, стал длиннее и тоньше, придавая лицу орлиный вид. А взгляд…

ТАК Лёня на меня ни разу не смотрел. Брезгливо, будто я заразная.

– Почему не хочешь просто выслушать все от начала до конца?! – волна возмущения и отчаяния овладевают мной. – Ты же любишь меня, Лёня! И знаешь, что я люблю тебя, только тебя! Маленькая оплошность и все, за борт? Ты же не такой, – качаю головой. Как достучаться до него? – Я тебя знаю – ты добрый, чуткий, внимательный. Ты никогда не делал поспешных выводов, всегда проверял каждую мелочь. Почему сейчас не хочешь разобраться, любимый? Почему так просто вычеркиваешь меня из своей жизни?

Все тщетно. Его разум спит. Ни одна мышца на красивом лице не дрогнула. Лишь в глазах, глубоких, темно–синих, обрамленных густыми цвета молочного шоколада ресницами, появилось некое раздражение.

– Время вышло. На выход, – берет меня за локоть.

Вырываюсь.

– Ты… ты же знаешь, мне некуда идти, – теряю выдержку. Вот–вот сорвусь в истерику.

– Это больше не мои проблемы, Ксения, – ему как будто даже мое имя произносить неприятно. – Убирайся.

Хватанув воздуха, сквозь пелену в глазах несколько секунд молча смотрю на своего мужа.

Может быть, нам действительно нужно пожить какое–то время отдельно, только лучше бы ушел муж. Но он сейчас не готов обсуждать и этот вопрос тоже.

– Ладно, если ты так хочешь… я уйду, – голос дрожит, но я пытаюсь держать лицо перед этой бездушной машиной. – Только дай мне еще десять минут собрать вещи.

– У тебя было время. Ты им не воспользовалась.

– Что? – Губы сами растягиваются в улыбку – это смешно. – Ты хочешь сказать, что выгонишь меня в этом? – оттягиваю в стороны спортивные штаны на бедрах.

– Именно, – кивает.

– А знаешь что? – начинаю злиться на этого упрямого осла. – Это и мой дом тоже. У меня здесь столько же прав, сколько и у тебя. Не хочешь меня видеть – уходи сам. Где–то же ты ночевал две ночи подряд? А кстати, где ты ночевал?

Костюм тот же, что был на нем, а вот рубашка свежая, новая, не мной купленная. Но он мог и сам купить.

Муж закатывает глаза, будто я сказала какую–то чушь. И отвечать явно не собирается.

– Десять минут на сборы вещей. Потом выволоку за порог в этом, – кивает на мои штаны.

Непробиваемый!

Чурбан!

Это не тот человек, за которого я входила замуж!

Я уже сама хочу развода с ним! Это ж надо – чуть проблема в семье, вместо того, чтобы разбираться, слышать, слушать, он кардинально рубит все, что так старательно мы с ним строили.

8. Со стороны виднее

Понимаю, что конструктивного диалога с мужем не получится.

Хочет, чтобы я ушла?

Я уйду.

Как бы больно и обидно не было – уйду. У меня тоже гордость есть.

Надо же, пуп земли! Меня обвинил в измене, которой не было, а сам дома не ночевал. Две ночи!

Это я ему концерты закатывать должна, а не он!

Развернувшись, быстрым шагом иду в спальню.

С минуту стою посреди комнаты, не понимая что делать. Какие вещи брать? На сколько?

Судя по виду Леонида – навсегда.

Но я за то, чтобы сохранить семью. Муж одумается. Пусть не сразу, чуть позже, но это случится.

Достаю чемодан с антресолей, кладу его на кровать, открываю крышку. И начинаю кидать в него белье, какие–то платья, юбки, блузки, брюки. А еще куда–то надо положить обувь, косметику, украшения. Последних немного, но они мне дороги.

Напоследок окидываю супружескую спальню грустным взглядом, цепляясь за всякие мелочи.

Картины на стене. Стильный торшер. Ковер на полу с высоким мягким ворсом. Бра у изголовья кровати. Сама кровать с шелковым комплектом – это все я заказывала сама. Обустраивала нашу спальню, чтобы была уютной. Вила наше семейное гнездышко.

А сколько сладких ночей мы здесь провели с мужем! Сколько стонов удовольствия и страстных криков слышали эти стены, мебель, ковер…

Черная тоска гремучей змеей сдавливает сердце. А если…

Если я сюда больше не вернусь?

Нет, даже думать боюсь об этом.

Достаю из сумочки маленький флакончик любимых духов, брызгаю ими на подушку и одеяло со стороны мужа. Пусть их аромат напоминает ему обо мне, быстрее в чувство приведет.

Ровно через десять минут сгружаю тяжелый чемодан и битком набитые два пакета к порогу. Сумочку перекидываю через плечо.

Выжидаю, что муж выйдет, поможет с вещами. В итоге вытаскиваю их на крыльцо нашего особняка сама, затем за ворота. Лёни в поле зрения все это время нет. Я тоже в нем разочарована!

Нужно вызвать такси.

Я еще не решила куда ехать. Родителей давно нет, а их, точнее, мою трехкомнатную квартиру, что находится почти в центре, практически сразу после свадьбы мы сдали в аренду на пять лет. Оплату взяли вперед, чтобы купить этот дом. Конечно, всей суммы с аренды не хватило на покупку, помогли подаренные на свадьбу деньги и совсем чуть–чуть взяли в кредит. Он уже выплачен и благополучно забыт.

Если все же развод будет, дом придется делить, а это значит либо продавать его, либо вытаскивать деньги из фирмы. Последнее муж точно делать не станет.

Так что Лёне совсем не выгодно со мной разводиться.

Проверяю кошелек. Налички у меня мало. Снять гостиницу или квартиру на несколько суток не хватит. На карте деньги есть, но я их тратить не буду.

Из гордости.

От обиды.

Потому что это ЕГО карта!

Вариантов, куда ехать, не много. Самый оптимальный – к Лебедевой.

У нее просторная квартира, она живет в ней одна, и я надеюсь, что подруга позволит мне пожить у нее пару дней.

Именно такой срок я определила для Лёни. Должен же он прийти в себя, в конце–то концов. А я за это время найду тех парней и добьюсь их признания.

Эти мысли не дают мне совсем пасть духом. Наоборот, заряжают энергией, ведь на кону – моя семья и любимый мужчина.

Набираю Леру.

Телефон механическим голосом извещает, что абонент занят. Лерка с кем–то треплется. Терпеливо выжидаю пять минут, чтобы позвонить снова.