Второгодник

Следом за ними сформировали отряды «Крановщицы», «Животноводы», «Упаковщики» и другие, которые придумали к сегодняшнему дню. Полностью распределили классы восьмой, девятый и десятый. Существенно заняли шестой и седьмой. А вот малышня осталась недовольной, потому что для них оставалась только уборка и животноводство. Но еще не вечер, оставался индивидуальный отбор в отряды дизайнеров, механиков, ремонтников и витязей. Была еще задумка создать театр.

С учителями мы приняли решение, что первые четыре класса надо по максимуму нагружать учебой уже сейчас, до того, как найдем нужных преподавателей. Можно тренировать развитие концентрации внимания и памяти, благо я помнил десятка два упражнений для этого, заняться спортом, шахматами, слепой печатью на машинке и стенографией.

– Построиться по отрядам! – прокричала Нонна Николаевна. – Вы все знаете друг друга, поэтому вам надо выбрать в отряде того, кто станет командиром и кому вы согласны беспрекословно подчиняться. Они будут отвечать перед руководством школы за результаты работы, соблюдение техники безопасности, организацию работ и дисциплину. Все понятно? Приступить. Школьники, нераспределенные в отряды, образуют сводные отряды по классам и выбирают себе командиров тоже.

Примерно через час нервная суета и шумные дебаты в отрядах закончились. Нонна Николаевна дала команду строиться.

– Товарищи «Покупатели», ведите отряды на места будущей работы, знакомьте с тем, чем ребятам предстоит заниматься и чему учиться. Начало работ – завтра в девять часов утра. Обед – с четырнадцати до пятнадцати. Мы с родительским комитетом и младшими девочками постараемся всех накормить. Окончание работ в восемнадцать часов. В восемнадцать тридцать командиры отрядов и все желающие собираются в актовом зале школы на первый Совет Командиров. Командирам иметь с собой списки отрядов. Все. По рабочим местам, шагом – марш!

На следующий день, в половине девятого утра, подходя к правлению леспромхоза, я обнаружил у входа живописную группу мужиков, которая активно «дебатировала» предстоящие изменения производственного процесса.

– Я повторяю, все это – полный бред. Нам же яйца оторвут, если какой-нибудь пацан уронит себе бревно на ногу. А это будет, к гадалке не ходи.

– Скажи лучше, как ты предлагаешь из детей делать мужиков? Как посылать пацанву в разведку, так можно было, а поработать на пилораме, так опасно? Так что ли?

Тут спорщики увидели меня и замолчали. Кто-то проговорил, остывая:

– Откуда ты только взялся?

– С дерева упал!

– Вот, то-то и оно! – потянул тот же голос, видимо, надеясь развернуть новый спор.

– Все, что вы говорите, – полная ерунда и не хочется тратить на нее время. – Пришлось рубануть резко, чтобы до поры до времени избегать оценочных разговоров. Будут результаты – тогда поговорим.

– Мне надо понять, чего можно ожидать от распиловочного и окорочного участков. С учетом того, что работать будут дети. В норме одна пилорама. Р-63 может выдавать 8 кубов обрезной доски в смену. Это правда?

– Я больше шести не давал и не слышал, чтобы кто-то мог сделать больше, – ответил Виктор Сергеевич.

– Но ведь характеристики пилорамы… – начал было я, но Виктор Сергеевич меня перебил:

– Кроме того, чтобы пилить, надо подать бревно, рассортировать доски, сделать пакет на второй прогон и так далее, и так далее, а работников и в лучшие-то годы больше трех на пилораму не было.

– Так значит, все упирается в количество работников?

– Все упирается в плановую себестоимость и в то, куда ты денешь тридцать шесть кубов обрезной доски в день.

– Тридцать шесть кубов – это половина экспортного вагона. Если все пилорамы будут работать весь месяц, 22 рабочих дня, то это всего одиннадцать вагонов. Чего тут продавать? Контракт ведь есть, только пили.

– Больно ты умный! Посмотрим, сколько ты продашь, – проворчал все тот же голос.

– Сколько будет – все продадим. – Продолжать этот разговор было неинтересно. Меня волновал другой вопрос: как поведут себя ребята, когда эмоции, которые мы с Ноной нагнали, схлынут? Придут ли? Насколько глубоко засел пофигизм в их душах? Первые дни будут невероятно тяжелыми.

– Волнуешься? – сзади подошел Виктор Сергеевич и приобнял меня за плечи. – Не бойся, придут! Село с утра продолжает гудеть.

Он оказался прав. Пришли все. Сорок человек. Что ж, пора выходить из подполья.

– Строиться по отрядам, в колонны по три! – прокричал я. Получилось визгливо и истерично. Да уж, этот детский голосок! Ничего с этим не поделать.

– Во! А это что за пупок на ровном месте нарисовался?! – закономерно прилетело из толпы ребят, которая и не подумала реагировать на мои потуги. Мужики стояли в стороне, не вмешивались и с любопытством ожидали, как я буду выкручиваться.

– Строиться! Я председатель Совета Командиров, меня назначила директор школы. Своим приказом! Строиться сказал!

– Ну-у, если он сказал, то сам пусть и строится! – Толпа ребят была готова превратить все в цирк.

– Командиры отрядов, подойдите ко мне! – когда не спеша ко мне подошли два десятиклассника, продолжил:

– Я понимаю, что мой возраст, мои габариты и тембр голоса не способствуют появлению желания мне подчиняться, но я есть и буду вашим командиром. Это не обсуждается. Потому что умнее, образованнее, да и сильнее любого из вас.

Ребята загудели. Говорил я громко, и многие слышали.

– Что-то делать начинаете только тогда, когда вам наваляют по мордам? Что мозгов не хватает, чтобы приложить их к принятию решений? – Я состроил максимально скептическую рожу.

– Ладно, смотрите, если кто-то повторит, то займет мое место.

Достал юбилейный рубль, согнул его и на вытянутой руке передал Сергею Остроухову, сыну нашего участкового. Среди ребят его никто не называл иначе, как Ухо. Он взял его в руки, покрутил и развернувшись бросил пацанам.

– Строиться! – он выглядел гораздо более авторитетно. Дальше ситуация стала выправляться, правда, на ближайшем перерыве мне пришлось показательно рубль выпрямить.

– Виктор Сергеевич, принимайте и организуйте рабочий конвейер, пожалуйста.

– А это как? – спросил Виктор Сергеевич. Мне показалось, что в глазах у него плясали смешинки, а может, нет.

– Это значит, что надо разбить весь производственный цикл на элементарные операции и расставить исполнителей. Одни бревна подтаскивают, другие нагружают тележки, третьи пилят, четвертые отделяют и вывозят горбыль и так далее.

– Понятно, коли так, – произнес Вовкин отец и улыбнулся во все тридцать два зуба.

Процесс пошел, потихоньку ускоряясь. Первый час Виктор Сергеевич раз десять свистком останавливал работы и делал внушительный втык, если кто-то, по его мнению, слишком близко подошел к нарушению техники безопасности. Во второй час остановок было в половину меньше.

А потом подошло время перерыва. Где-то без десяти одиннадцать в ворота леспромхоза въехала телега, запряженная колхозной клячей. Ей уже давно не доводилось работать. По возрасту и состоянию здоровья она большую часть своего времени бродила по выгону перед конюшней. Никому в голову не приходило ее как-то использовать. Тут же этот антигуманный акт свершился, кто-то впряг Марусю в телегу, а та, почувствовав себя при деле, вспомнила молодые годы и воспряла духом. Разве что только не бежала, не по годам ей это, но головой мотала вполне весело.

На козлах сидела Светка из четвертого класса, а рядом весело скакали еще три девчушки, мал мала меньше. Что характерно, взрослых с ними не было. Живописность зрелища была такова, что челюсти ребят отвалились и закрываться не спешили.

– Перерыв, перерыв! – бодро кричала Светка, а остальные девчата с энтузиазмом подвизгивали. Зрелище вызвало положительную реакцию в коллективе и своим исполнением, и своим содержанием. Не сказать, что все устали, но отказываться от бутерброда с чаем дураков не нашлось.

Светка стояла на телеге и, уперев руки в боки, покрикивала:

– Давайте быстрее, нам за вами еще посуду мыть и кормить другие отряды! – Одна девчушка раздавала бутерброды, другая зачерпывала сладкий чай из армейского термоса, а Светка с ястребиной зоркостью следила, чтобы кто-нибудь не утащил второй бутерброд.

– А добавки?! За всю свою предыдущую жизнь столько бревен не ворочал. Мне надо силы восстановить.

– Нонна Николаевна сказала, что много есть вредно, работать плохо будешь, полежать потянет, – отрезала Светка.

– Я исхудаю, меня девушки любить не будут! – Фантазия ребят начала разгораться, как сухая трава в степи. Веселиться – не работать. Виктор Сергеевич раздал девчушкам по хворостине и со словами: так эти неслухи понимают лучше! – отошел в сторону, чтобы с мужиками полюбоваться на творение своих рук. Было весело. Девчата лупили, ребята «падали в обморок».

– Все! Время кончилось! Командирам вывести отряды на рабочие места! – гаркнул Виктор Сергеевич. У него получилось гораздо более внушительно, чем у меня. Что ж, нет предела совершенствованию.

За этот день мы запустили три пилорамы, а одну проверили на работоспособность. В полный рост работали на всех окорочных станках и щеподробилках. Два плюс два. В итоге одна пилорама работала с окоренным кругляком и делала необрезную окоренную доску, а две из неокоренного кругляка, но предварительно отобранного по диаметрам, делали обрезную доску. Выход пока на уровне сорока пяти – пятидесяти процентов.

После обеда к нам присоединились «упаковщики», которые занялись мульчой и щепой, а Елена Петровна вместе со своими девчатами пытались придумать способы подсчета нашей производительности. Когда я уходил на другие участки, шум стоял знатный и бодрый.

Совет Командиров собрался только к семи часам. Нонна Николаевна начала с разноса:

– В чем дело? Команда была собраться в восемнадцать тридцать, а сейчас сколько? Вам что, товарищи дорогие, плевать на мои слова? Я требую, слышите, тре-бу-ю, чтобы работы начинались и заканчивались вовремя, все мероприятия проводились по плану, обеды и перекусы не срывались, документы создавались, отчеты делались полностью. Без дисциплины все наши планы полетят к чертям, а мы с вами окажемся пустобрехами. Кого как, а меня такая перспектива не радует. Остроухов, почему опоздал?

Серега встал и как-то обреченно проблеял:

– А зачем все это? У меня после обеда треть пацанов ушла, говорят – пусть негры на плантациях так горбатятся. Надо мной все смеются. Мне что, больше всех надо?

Славик Дроздов, командир второго отряда, сказал:

– У меня ушло семь человек из двадцати.

Мое терпение на этом закончилось.

– Командиры отрядов, у которых ушли работники, должны пойти и привести их сюда. Сейчас. Приказ директора школы. Дядя Искандер, тем, кто не придет, или после разговора все-равно не выйдет на работу, надо будет перекрыть доступ туда, где идут работы. Разговор с ними будет только после повинной на Совете Командиров. Отбирайте себе ребят в «Витязи». Заседание Совета Командиров переносится на час.

– За час мы обойти всех не успеем, – понуро изрек Славик.

– Откладываем на два часа. Сегодня будем ждать до победы.

Пришло десять человек, семь отказались идти.

– Выходите сюда, встаньте лицом к Командирам Отрядов! – голосом отца Гамлета выдала Нонна Николаевна. – Слева начинайте. Андрей, мы слушаем, почему ты самовольно ушел с работы.

– А почему я должен вкалывать в свои каникулы? – с отчаянием камикадзе выкрикнул Андрей. А что боец, похоже!

– Значит, ты просто школьник и к жителям села не относишься, так? Тебя решения школьного коллектива помочь сельчанам не касаются, так? Почему вчера не сказал, что не будешь работать? – Нонна Николаевна давила нешуточно, в последний момент нависнув над несчастным Андреем. Желание провалиться сквозь землю у остальных отказников выразилась покраснением щек и ушей. Они не нашли в себе силы как-то сформулировать свою позицию, а лишь блеяли, как овцы перед стрижкой. Пора переводить ситуацию в конструктив.

– Вы ушли с работы, потому что устали. А что будет завтра утром, когда мышцы заболят по-настоящему? Вы не встанете с кровати, а мамочка прибежит ставить компрессик? А как вам видится процесс обучения мужской работе? Вы вообще-то собираетесь становиться мужчинами или вам под маминой юбкой теплее и уютней? Вы, вообще, учиться зарабатывать собираетесь, черти ленивые?

– А что скажут командиры? – задала Нонна Николаевна вопрос, резкий до неожиданности.

– А мы что, мы согласны, плохо это, – послышалось блеяние, сходное с речами отказников. Совершенно очевидно, что наши командиры сидят вместе со всеми в общем болоте и квакают с ними в унисон. А нам нужны командиры, которые в том, что мы делаем, видят что-то такое, что потерять не хочется.

– Из-за этих ребят и таких, как они, слабаков наши начинания могут рухнуть. Одни ленятся, но делают бравый вид, другие их поддерживают не потому, что согласны, а потому, что друзья. В итоге большая часть ребят не приходит. Их предел сидеть за партой и есть пирожки в обеденный перерыв.

«Чайки стонут перед бурей, стонут, мечутся над морем и на дно его готовы спрятать ужас свой пред бурей. И гагары тоже стонут, им, гагарам, недоступно наслажденье битвой жизни: гром ударов их пугает. Глупый пингвин робко прячет тело жирное в утесах… Только гордый Буревестник реет смело и свободно над седым от пены морем!» – продекламировал я на истерическом взводе кусочек «Песни о Буревестнике», стараясь делать ударения в нужных по смыслу местах.

– Вы, глупые пингвины, для чего бережете свои жирные тела? Чтобы удочка из рук не выпадала или чтобы стакан не дрожал? А вы, командиры? Какие вы командиры, вам бы только из толпы пингвинов не выпадать! Быть, как все! Вам, гагарам, недоступно наслажденье битвой жизни! Вам бы в кучку, к пингвинам прижаться! – Я махнул рукой и сел. Нам нужно, очень нужно, чтобы кто-нибудь из командиров не выдержал и откололся от монолитной ребячьей стены. Хоть один.

Не выдержала Наташа Лисовская из девятого класса, командир «Учетчиков». Она встала, напрягла губы в ниточку и начала выплевывать слова:

– Я хочу работать. Я хочу учиться. Я хочу жить, как человек. И если из-за кого-нибудь все это прекратится, я тому… тому… глаза выцарапаю!!! – последние слова она уже кричала.

– Натаха, ты не заводись, сама-то… – начал кто-то из отказников, но его перебил Ухо:

– А я глаз выбью, салабоны! Правильно Игорь сказал, пингвины вы жирные. Кто завтра не придет, будет моим личным врагом!

Рядом с ними молча встали еще три командира. Это была наша первая, но главная победа на пути создания здорового коллектива!!!

В великой китайской «Книге Перемен» в десятой гексаграмме есть такой образ: «Наступи на хвост тигра так, чтобы он не укусил тебя. Развитие.» Тигр является символом всего старого, устоявшегося, что в силу своей привычности способно погубить то новое, что вы хотите создать. Сейчас, в начале пути, тигром для нас с Нонной Николаевной является все село, с его жителями, привычками, традициями, устоявшимся миропониманием. Нам надо найти такой подход к людям, чтобы они добровольно пошли за нами, не взбрыкивая; как ласковая кошечка, а не грозный зверь.

С другой стороны, для существования коллектива и всего процесса воспитания нам нужна дисциплина. Дисциплина – это некий набор требований к ребенку, давление, насилие над ним. Это справедливо ровно до того момента, пока ребенок не сочтет эти требования правильными, справедливыми и внутренне не примет их, как норму своего поведения. Такое случается на последнем, четвертом, уровне развития коллектива.

Наш же коллектив находится на первом уровне своего развития, когда с одной стороны стоит директор, а с противоположной, в известной оппозиции к нему, все остальные, причем и учителя тоже. Я бы назвал этот этап организационным. Директор, собирает людей, организует коллективную деятельность, которую не отторгают члены коллектива, распределяет роли, порядок работ, расписание и все прочие организационные моменты. На этом этапе все его требования должны быть строго увязаны с логикой коллективной деятельности. Опоздание, невыход на работу, несоблюдение должностных инструкций – все это мешает нормальной работе, а значит, можно и нужно применить требование. Ввести в практику подчинение. Это оправдано. Главное, что это было оправдано в глазах самих ребят. Все законно, как они говорят.

Антон Семенович Макаренко назвал этот этап развития коллектива «этапом диктаторского требования руководителя». Именно за это слово, «диктаторское», а также за использование коммунистической фразеологии в наши демократические времена его идеи изъяли из педагогики, а его самого предали анафеме.

Боже мой, людишки, что вы творите!!! Ничего не смыслите в педагогике, но заняли ответственные посты в Министерстве и Академии педагогических наук, оцениваете гения по использованию тех слов и терминов, которые были приняты в его время, но которые со временем поменяли значение. В итоге Макаренко – певец тоталитаризма и диктатуры. Куда катится мир!!! Идиот на идиоте и идиотом погоняет!!! Хорошо, что я уже не там, демократический угар остался далеко в будущем.

6 августа 1965 года, пятница.

Утро началось с ожидаемого разгильдяйства старших школьников, которые составляли костяк «Распиловщиков» и «Окорочников». Выход на работу затянулся больше, чем на час, а потом час ушел еще и на раскачку. Не помогали ни мои визги, ни ругань Виктора Сергеевича. Ребята больше напоминали сомнамбул, чем бодрых строителей светлого будущего. Скрип их костей слышался физически. Они не спорили и не огрызались, они просто ползали.

Когда я завернул Светку с первыми бутербродами и крикнул им, что сегодня они не заработали, ребята проводили телегу с тоской и безнадегой. Виктор Сергеевич объявил перерыв, и все попадали, где стояли.

Глядя на эту ломку тел и психики, в какой-то момент я подумал о чудовищной жестокости происходящего, но здравый смысл и мой старческий цинизм не позволили жалости что-то сделать. После перерыва ребята задвигались бодрее, стали ухмылками реагировать на мои подколки, а к концу третьего часа кто-то первый раз пошутил в ответ. Жизнь выправлялась. Забегая вперед, скажу, что справились мы с этой напастью только через две-три недели. О ней просто забыли и вспоминали со смехом.

А сейчас я объявил, что после работ состоится общее собрание школы и явка всем строго обязательна. Такое безобразие без реакции оставлять никак нельзя.

Где-то в четыре часа прибежала Наташка, младшенькая Елены Петровны, и, запыхиваясь и глотая слова, донесла до нас содержание своего послания: звонил Петрович и просил загрузить две машины: одну окоренным кругляком, а другую обрезной пятидесяткой. Отправка завтра утром.

Про усталость уже никто не вспоминал. Суета поднялась несусветная. Все бросились грузить машины. Я лишь в отчаянье покачал головой и показал рукой на это безобразие Виктору Сергеевичу. Тот совсем, как петух, захлопав крыльями, бросился свистеть и строить народ… К концу смены машины-таки загрузили и даже не смертельно сбили производственные процессы. Мужики обзывали все это зрелище «детским садом», но как-то не зло, со смешинкой в глазах.

В актовый зал на общее собрание старшеклассники заходили хмуро. Чуяли, что выпишут им по полной. Сейчас, в конце дня, когда мышцы ныли от усталости, но не болели, у них хватало сил оценивать ситуацию правильно и чувствовать себя немного виноватыми. Конечно, завтра мышцы будут болеть даже сильнее, чем сегодня, но победить свою слабость будет легче. Уже не впервой! А сейчас мозги судорожно напрягались в поисках оправданий.

Собрание я начал с неожиданностей:

– Сегодня мы загрузили первые две машины. Петрович говорит, что если успеем, то завтра можно грузить еще две. Скоро придут первые деньги. В связи с этим у меня к вам вопрос: «Что будем делать с деньгами?». А если серьезно, то хотелось бы обсудить такую тему: «Зачем мы все это делаем?» То ли в зале было очень тихо, то ли комары нынче очень голосистые летают, но слышно было только их.

Время от времени ребята задавали вопрос: «На кой мне это надо?», но он бывал чисто риторическим и служил целям оправдания своего безделья. В конструктивном смысле он прозвучал впервые и вызвал эффект разорвавшейся бомбы, причем не только у детей. Не привыкли в этом времени самостоятельно распределять результаты своего труда. Обычно все сваливалось в одну кучу и раздавалось равными долями. В качестве кучи выступало государство. Например, сейчас, когда леспромхоз не работал, но получал зарплату наравне с теми, кто работал, выручало именно такое распределение.

Строить планы на расходование заработанных денег в этом времени казалось противозаконным и предосудительным. Именно этот факт и вызвал ступор у присутствовавших в зале. Только три человека, кроме меня, были подготовлены к разговорам на эту тему: Елена Петровна, Александр Сергеевич и Нонна Николаевна. Последняя, при этом, была далеко не уверена в правомочности такой постановки дел. Наши аргументы вынудили ее замолчать, но до конца не убедили.

– Откуда будем брать деньги и сколько, решим на Совете Командиров, а сейчас давайте обсудим, на какие цели будем тратить. Вот ты, что ты любишь больше всего на свете, что бы ты купила, если бы тебе дали десять рублей? – обратился я к малышке, которая сидела в первом ряду. Та замялась, проглотив язык. Соседние ребята не сочли это уважительной причиной для молчания и начали добродушно стимулировать ее высказаться.

– Мороженое купила бы… с сиропом… много, – выдавила она упавшим голосом так, что услышала только соседка, которая и продублировала громко в зал.

– А что, мороженое – это здорово! И хотя я бы больше хотел бифштекс с кровью из парной телятинки, но от мороженого, особенно с сиропом, тоже не откажусь! – удалось вставить свои две копейки в поднявшийся шквал предложений. Их было много, но сводились они в основном к перечислению разных вкусностей.

– У меня есть предложение! Давайте поручим Елене Петровне просчитать возможность с первой прибыли поехать в Ленинград на экскурсию с заходом в мороженицу. Хотя бы первым четырем классам.

– А чего тут считать? Я и так скажу, что можно организовать. Где-то в октябре! – громко крикнула Елена Петровна, чтобы ее услышали.

– Давайте голосовать по этому вопросу. Кто за то, чтобы ученики начальной школы в октябре поехали на экскурсию в Ленинград и заодно посетили мороженицу? Кто – за? Против? Воздержался? – Единогласно! Принято. Однако это не снимает вопроса о том, зачем мы так упорно трудимся. Поднимем планку до тысячи рублей. Куда можно их потратить? Наташа Лисовская, прошу, твой вариант!

Наташа медленно встала и понурившись проговорила в пол:

– Я бы построила дом, чтобы крыша не протекала, и вода была в кране.

– Дом?!! Я тоже хочу! Скажите, а здесь есть такие, которые не хотят построить для своих семей хороший дом? – Зал загудел, заголосил и захохотал. – Понятно, все хотят. Тогда давайте помечтаем о строительстве Сказочной Деревни! Дома будем строить в четыре ряда. В одном ряду крыши красные, в другом – зеленые, в третьем и четвертом еще какие-нибудь. В домах холодная и горячая вода, городской туалет и отопление, а мимо домов – асфальтовые дороги…

Меня перебил нарастающий гул детской фантазии. Это страшная сила. Дома обзавелись башенками, где будут телескопы, в комнатах шикарные серванты с хрустальной посудой… Дальше я перестал что-либо понимать и дал время всем высказаться. Через пятнадцать минут поднял руку и минут пять ждал, пока установится тишина и можно будет говорить.

– Предлагаю поручить Совету Командиров проработать проект «Сказочная деревня» и через месяц доложить общему собранию, что получилось. Это непростой вопрос, его с кондачка не решишь. Я уже сейчас вижу, что придется строить несколько заводов: по производству профилированного бруса, металлочерепицы, саморезов и пластиковых труб. Окна, водогреи. Короче, пусть командиры думают. Кто – за? Единогласно!

Переходим ко второму вопросу: недостойное поведение членов первой и третьей бригады. Сегодня первая и третья бригады собиралась на работу больше часа. С такими работничками мы не только Сказочный поселок не построим, но и дырку от бублика не поимеем. Что будем с ними делать? Те, кто опоздали сегодня на работу, выходите к сцене.

Вышло восемнадцать человек. Много.

– Какие есть предложения? – зал молчал, я надеялся на вчерашних командиров. И они не подвели:

– Пусть отрабатывают в выходные. Час опоздания – три отработки! – Серега Ухо внутри себя, похоже, переступил какую-то черту, потому что говорил уверенно и спокойно.

– Еще есть предложения? Тогда голосуем! – Все с облегчением проголосовали, благо светиться перед старшеклассниками не надо. – Принято. Секретарь, перепиши опоздавших и посчитай, кому сколько работать.

– С кем считать?

– Так с самими ребятами и считайте. Думаю, они врать не будут. Зачем по мелочам совесть терять.