Любить, бояться, убивать

– Да. Электрошокер и цепи для перфомансов обычное дело. А эти, может, и что похуже придумали.

– Так обращаться с клиентами? В нашем-то полицейском государстве? Да они с ума сошли! Одна крошечная жалоба – лицензии лишат в момент!

– Вы не в теме, господин частный детектив. Деятельность квестов в России не лицензируется. Проверяющих органов тоже нет.

– Да ладно! Когда где-то девушка ногу сломала – шум поднялся на всю страну. И уголовное дело, кажется, завели.

– Там другое дело: пол провалился. Но мне Ольга сказала: у них все проверено-перепроверено. Будет высший пилотаж – когда больно, страшно, но без увечий. «Мы бьем, но всегда знаем, когда остановиться». Это, типа, их кредо.

– Помнится, было у меня дело, – сказал Паша. – Поклонники садомазо. Тоже вроде знали, когда остановиться. Только девушка в реанимацию попала. А парень на допросе талдычил: «Я не виноват, увлекся». Когда уже начинаешь бить – взять себя в руки трудно. Ответственно заверяю.

– Ой, Паша! Перфоманс – по времени всего час. Забить нас до смерти они не успеют, – заверила я.

– И много у них клиентов?

– От четырех до восьми сеансов в день. Это реально круто. Месяца не работают, а уже в тройке лучших. Из ста двадцати конкурентов.

– В Москве столько квестов? И везде клиентов бьют?

– Бьют только на «маньячках» и хоррорах. На юмористических – веселят, на эротических – за всякие места трогают. Есть детские квесты, есть просто без контакта. В «Школе танцев» сначала тоже можно было заказать лайт-вариант, чтобы тебя вообще не касались, – просветила я. – Но впечатления, говорят, не те. У них концепция изначально хардовая. Поэтому решили: поставить восемнадцать плюс и неженок просто не пускать.

– То есть все, кто туда идут, знают, что их будут бить? – никак не мог примириться Синичкин.

Я улыбнулась:

– Ольга жаловалась – хуже всего, когда настоящие мазохисты приходят. Их лупят, а они просят: «Еще! Сильнее!» Хорошо, у перфомансов есть черный список таких дурачков, поэтому они не часто просачиваются.

– Но я не позволю никому бить тебя!

Боже, до чего прекрасны его сурово сдвинутые брови!

– И себя в обиду не дам.

– Тогда готовься платить штраф, – ухмыльнулась я. – Один товарищ маньяку в солнечное сплетение врезал – потом соточку косых выложил за физический и моральный ущерб. По досудебному соглашению.

Любой бы старпер продолжил ворчать или сказал: «Не пойду!» Но в глазах Синичкина (за что и обожаю) яркими лампочками вспыхнуло любопытство:

– Ну, ничего себе тренды в столице!

Я прижалась к Синичкину, шепнула в ухо:

– Если ты боишься, я попрошу Ольгу, чтобы с нами по знакомству обошлись помягче.

Но он решительно отозвался:

– Не надо. Мне интересно. Никогда раньше не доводилось бороться с маньяком одной лишь силой мысли.

– Попробуй, конечно.

И я зачитала финальную фразу из письма «Школы танцев»:

– «В криминальной хронике про вас не напишут. Трупы тех, кто не смог спастись, мы уничтожаем».

– М-да. Похоже, твоя Ольга всерьез играет, – задумчиво молвил Синичкин.

– Да брось, Пашенька! Тебе ведь сказали: это обычный театр. Только ты сам на сцене. Повизжим, поржем.

– Ты повизжишь. – Он чмокнул меня в щеку. – Ладно. Какая форма одежды?

– Кроссовки и что-то удобное. Но старое, чтобы не жаль было испачкать. Я приготовила тебе спортивные штаны и две майки на выбор.

– Ты неоценима, мой дорогой секретарь и частный детектив-стажер! – Синичкин поцеловал меня в губы и требовательно повалил на постель.

Я отдавалась объятиям, требовала, побеждала и сдавалась.

Обычно во время секса все посторонние мысли из головы изгоняю. Но сейчас, за долю секунды до выхода на пик наслажденья, мелькнула еще одна цитата из Ольгиного письма: «Возможно, сегодня ваш земной путь завершится».

И меня накрыло лавиной сумасшедшего оргазма.

* * *

Квесты обычно устраивают в промышленных зонах, но навигатор привел нас к довольно обтрепанной «сталинке». Рука преобразователя-мэра, на удивление, еще не дотянулась до задворок Южного порта. Дождь барабанил по крышам частных гаражей, на детской площадке (безо всякого защитного покрытия на земле!) покачивались на ветру ржавые качели. Никаких указателей на квест не имелось, но рядом с одним из подъездов зоркий Пашин глаз углядел заржавелую дверь, а на ней скромную табличку: «Школа танцев».

Красное на черном. Коротко и страшно.

Я надавила кнопку звонка.

Врата почти сразу распахнулись, и я попятилась.

На пороге стоял Ярик. У меня уже и рот распахнулся – удивляться и расспрашивать, как он здесь оказался. Но я пригляделась и поняла: просто очень похож, да и загримирован. Удивительная синева глаз – несомненно, контактные линзы. Вокруг носа и губ – еле заметные следы пластического геля.

Юноша опустил очи долу (точь-в-точь как Дорофеев-младший) и забубнил:

– Добро пожаловать в школу танцев. Но прежде, чем я проведу вас вниз, ответьте: готовы ли вы принять все риски, включая возможность расстаться с жизнью?

Да. Точно не Ярослав – тот настолько складно говорить не умеет.

– Готовы, – браво улыбнулся Синичкин и, похоже, правила игры понял и принял.

– Тогда идите за мной. – Юноша двинулся вниз, в подвал.

Мы шли за ним. Псевдо-Ярик медленно шаркал по щербатым ступеням. На лестнице было темно. Слегка подсвечивались лишь картины на стенах – и ни одна из них не внушила мне оптимизма. На первой крупным планом: искривленные, стертые до крови пальцы стопы. Рядом: перепуганное создание в балетном трико приседает в плие, а на ее худющую спину обрушивается хлыст.

Еще и актер (или кто он там) бубнит:

– Зря вы сюда пришли. Здесь тебя за человека не считают. Так, мясо. Издеваются, бьют, голодом морят.

Настолько жалостливо получилось, что я не выдержала, спросила:

– Чего не убежишь тогда?

Парень резко остановился, обернулся – глаза перепуганные.

Приложил палец к губам:

– Тш-ш! Нельзя говорить, что сбежишь. Ведьма услышит, бить будет! Мы ее ведьмой зовем, нашего репетитора. Она пощады не знает.

Он схватил меня за плечи, зашептал в ухо – впрочем, довольно громко, явно чтобы и Паша слышал:

– Да и некуда мне бежать. У меня справка, я аутист, ни квартиры, ни родных. Нигде больше работать не смогу. Только танцевать умею.

«Ох, Ольга, засранка! Парень любил ее, а она теперь деньги на его болезни зарабатывает», – мелькнуло у меня.

Лестница привела нас в подвал. Тут оказалось еще антуражнее. Комната небольшая, мрачная. Вдоль одной стены – балетный станок. Рядом со второй – дыба. В самом темном углу – стол. Лэптоп и возле него окровавленная плетка – подобного сочетания я прежде не видела. Администратор, что восседал за конторкой, был облачен в черное, лицо скрыто балаклавой.

Он грубо крикнул парню, что нас встретил:

– А ну, пошел в зал!

Тот сразу ссутулился, засеменил, скрылся за черной шторой.

С нами администратор обошелся тоже не слишком вежливо. Швырнул через стол по листку бумаги, две ручки, скомандовал:

– Где шляетесь? За опоздание здесь бьют, не в курсе?! Быстро расписались – и тоже на репетицию!

Ругался парень убедительно,орудие избиения на столе выглядело так, будто его часто пускают в ход.

И хотя именно я с утра горячо убеждала Пашу, что новый жизненный опыт всегда полезен и интересен, идти в «Школу танцев» мне совсем расхотелось.

Еще и музыка заиграла – «Адажио» Альбинони. Негромко, но весьма душераздирающе. Сразу кладбище напомнило. Или морг.

Администратор же с черной маской на лице распалялся все больше. Вышел из-за стола (я оценила бицепсы и накачанный торс). Грубо схватил меня за предплечье, потянул:

– Пошла сюда!

Поставил так, чтобы я любовалась дыбой, навел видеокамеру, велел:

– Говори. Я, такая-то, пришла сюда добровольно, всю ответственность беру на себя, никаких претензий к «Школе танцев» иметь не буду.

Я повиновалась – хотя голос срывался, пришлось прокашливаться.

Синичкин – тот на дыбу взглянул с усмешкой и требуемую фразу произнес почти весело.

Администратор демонически расхохотался и втолкнул нас в абсолютно темное помещение. «Адажио» Альбинони заиграло громче. А когда свет вспыхнул, мы увидели настоящий репетиционный зал. Две стены полностью зеркальные. У балетного станка стоял встречавший нас парень. Он изо всех сил старался выпрямить спину и собрать стопы в первую позицию. А дама в черном комбинезоне очень правдоподобно колотила его палкой по спине, икрам, ягодицам. И верещала:

– Плечи вынь из ушей! Висишь, как белье на веревке! Хвост убери! Наел зад! В карцер пойдешь, сутки без жратвы!

Конечно, то была Ольга Польская. Но я в жизни бы не подумала, что она может так орать.

Балерина обернулась к нам. Грим ее лицо украшал зловещий: глаза щедро обведены черным, губы – будто только что крови напилась.

Она выплюнула:

– Оба к станку! Быстро!

– Здороваться будем? – улыбнулся девушке Паша.

Но Ольга заорала еще пуще:

– Здесь вопросы задаю я! Встали к станку левым боком, спину прямо!

Нам с Синичкиным оставалось только повиноваться.

Альбинони надрывался. Ольга командовала:

– Левую руку на станок, носки врозь. Пятаки зажали!

– А «пятак» это что? – весело спросил Паша.

И немедленно получил палкой по пятой точке:

– Попой не мигать, ягодицы подтянуты!

Неведомо, больно ли она его стукнула и вообще, настоящая палка или резиновая, однако шеф подобрался-выпрямился – любо-дорого посмотреть.

Репетиторша подошла ко мне:

– Рюкзак с ушей сними! Голову держим гордо.

И долбанула по плечу. Палка – вроде милицейской дубинки, только помягче. Больно не до слез, но весьма ощутимо.

Я постаралась сделать осанку, героически выдержала довольно противный пинок под колено, и тут наш сотоварищ-актер испуганно заорал:

– Вот он! Вот убийца! Он опять здесь!

Ольга фурией рванулась к нему. С силой влепила под подбородок – парня от удара качнуло. И завопила еще громче:

– Ты, придурок, чертов аутист, псих ненормальный! Нет здесь убийц! Опять мерещится? В смирительную рубашку захотел?!

– Но он здесь, здесь! – Несчастный танцор тыкал пальцем в сторону зеркала на соседней стене.

Я, конечно, тоже взглянула туда – и ледяной, противный комок провалился из горла в желудок. Из зеркала – прямо мне в глаза – смотрел человек в черной балаклаве. Адажио Альбинони заиграло на максимальной громкости, а зеркало – вдруг зашевелилось, пошло рябью. Прямо из стекла высунулась рука с оружием. Раздался выстрел, крик! А дальше – полная темнота. И шум падающего тела.

Когда свет снова включился, Ольга уже распласталась подле недвижимого тела актера, выла по-бабьи:

– Костинька! Открой глазки! Костинька, скажи, что ты жив!

Но парень – весь в крови, глаза остекленели – не шевелился. И вообще чрезвычайно походил на настоящего мертвеца. Я взвизгнула. Синичкин нахмурился – игра, похоже, переставала ему нравиться.

В этот момент снова послышались выстрелы, и Ольга кинулась к нам:

– Ложитесь! Он вас убьет!!!

Я послушно бросилась на пол. Паша замешкался, и я в ужасе увидела на рукаве его толстовки кровавое пятно!

Свет снова исчез. Ольга схватила меня за руку, крикнула:

– Бежим! Надо срочно спасаться!

Но я вырвалась, тревожно обернулась к Синичкину:

– Почему у тебя кровь?

– Это краска. Пейнтбол, наверно, – успокоил он.

– Бежим! – повторила репетиторша. И совсем панически добавила: – Он убьет меня, а потом и вас!

Мы бросились вслед за ней прочь из репетиционного зала. Ворвались в какую-то каморку, захлопнули за собой дверь. От силы четыре квадратных метра, голые кирпичные стены, тусклый свет. И окошко вентиляции, забранное решеткой.

– Мы должны пробраться туда! – оказала Ольга.

И вдруг охнула:

– Отвертка! Она осталась в зале!

– Я принесу, – с готовностью отозвался Синичкин.

– Нет! – оборвала его балерина. – На тебе печать крови, он найдет тебя по запаху. Идти надо ей.

И указала на меня.

– Нет. Не пойду. – Я отступила.

Паша решительно повторил:

– Отвертку принесу я.

Но свет погас снова. Раздался скрип – дверь, что мы захлопнули за собой, растворилась. Я бросилась к Паше, но спастись в его объятиях не успела. В кромешной темноте почувствовала: грубая рука закрывает рот. Меня хватают, с силой волокут за собой. Пискнуть не получилось, но Паша – даже в тишине и мраке – конечно, понял, что происходит. Кинулся ко мне, попытался отбить.

Однако на него налетела Ольга. Судя по шуму, повисла всем телом, завизжала истерично:

– Нет, ты не пойдешь! Это ее миссия!

Дверь за моей спиной захлопнулась. Человек, что меня похитил, мгновенно исчез. Я снова очутилась в репетиционном зале. Тут по-прежнему играла печальная музыка, а у станка в прежней позе возлежал труп.

И где искать отвертку? Я (стараясь держаться от мертвеца подальше) начала обходить комнату. Взялась ощупывать станок. Может быть, внутри какая-то полость? Но случайно взглянула в зеркало и снова заорала от ужаса:оттуда, изнутри,на меня смотрело мертвое лицо Ольги. Кроваво-красные губы посинели, на уголках рта пузырится пена.

Я инстинктивно отвернулась, и взгляд мой упал на труп.

Но и парень уже не лежал! Окровавленный, с вытекшим глазом, он полз ко мне!

Какая, к лешему, игра?! Я перепугалась по-настоящему. Зачем-то ударила кулаком в зеркало – хотела, что ли, чтобы наваждение спало? Но то и не подумало разбиваться – зато костяшки пальцев я себе сбила.

Актер (или оживший мертвец?) продолжал плотоядно глядеть единственным глазом и подползал все ближе. Я начала отступать – для надежности держась за станок. И вдруг нащупала: кусок дерева вырезан. Сунула руку внутрь – отвертка! Вот повезло! Или момент, когда я должна найти искомое, специально рассчитан?

Как только инструмент оказался в моих руках, свет снова погас. Только выход из репетиционного зала подсвечивался. Я ринулась туда.

– Осссстанься со мной! – провыл зловещий голос из кромешной тьмы.

Раненый (или призрак) продолжал ползти. Догнал, уцепился за мою щиколотку.

Я вновь завизжала, вырвала ногу, толкнула дверь и ворвалась внутрь. Страшное чудище пыталось последовать за мной. Ольга выпихнула его назад, с трудом закрылась, но тонкие врата продолжали трястись, все сильней и сильней, а голос умолял:

– Отдайте мне Ольгу-у-у! Она мне нужна-а-а! Я ей отомщу-у-у!

Та умоляюще взглянула на нас:

– Пожалуйста! Спасите меня! Бежим, скорее!

Настолько перепуганным выглядело ее лицо, что Павел, похоже, окончательно включился в игру. Он буквально выхватил из моих рук отвертку. Начал быстро и ловко (дома бы так!) выкручивать болты из вентиляционной решетки.

Но ровно в тот момент, когда преграда была снята, дверь в каморку подалась.

Я ждала увидеть давешнего мертвеца, но вместо него на пороге оказался человек в балаклаве. Его пистолет был нацелен на нас. Я оцепенела.

Грохнул выстрел – на стене рядом со мной расплылось красное пятно. Ольга взвизгнула. И хотя Паша сказал, да и своим умом я понимала – это всего лишь пейнтбольная краска – к спасительному выходу рванула со скоростью олимпийца. Впервые в жизни подтянулась на руках – и юркнула внутрь. А как там Паша и Ольга будут забираться, мне было решительно наплевать. Прежде самой спастись. «Школа танцев» пробудила самые низменные инстинкты.

Я, пригнувшись, но максимально быстро пронеслась по вентиляционному ходу. Спрыгнула в следующую комнату – и снова завопила.

Потому что первое, что увидела – тело мужчины. Он был подвешен к потолку на крюк за ребра. Из распоротого живота свисали буро-черные кишки. Мертвые глаза смотрели прямо на меня.

«Римма. Успокойся. Это муляж», – приказала я себе.

Но тут и помимо освежеванного товарища хватало гадостей. На огромном сундуке возле стены имелся скелет в истлевших одежах. Рядом, на полках, помещались пятилитровые банки. И в каждой – какая-то мерзость: сердце, печень, глаз. Особенно меня поразил палец с ярко-красным ногтем.

Вслед за мной спрыгнула Ольга.

Паша (и здесь остался джентльменом) прикрывал отход.

Балерина с грохотом задвинула решетку вентиляции. Закрыла ее на засов. Выдохнула.

– Ф-фу. Пять минут есть.

Паша на куклу-труп взглянул мельком, но вот заспиртованные органы его заинтересовали.

Ольга тем временем вещала:

– Это логово маньяка, но сейчас он не здесь. И чтобы спастись, мы должны убить его первыми. Здесь должно быть оружие. Я помогу его най…

Договорить не успела – пол под ее ногами разверзся, девушка с отчаянным криком исчезла в черном провале, и створки тут же снова сомкнулись.

– Ж-ж-жизель, – трясущимися губами произнесла я.

– Чего? – удивился Синичкин.

– Ж-жизель в б-балете вот так появляется, из-под земли.

– Римка! – Паша сжал меня в объятиях. – Ты чего, действительно боишься? Это просто игра! Ты ведь сама меня убеждала!

– Я п-понимаю.

Он твердо произнес:

– Ты бледная как смерть. Давай остановим квест.

– Нет! – возмутилась я – Ни за что!

Постаралась взять себя в руки. Сказала:

– Все, я уже успокоилась. Не трать время. Нужно искать оружие.

Паша взглянул с сомнением:

– Ты дрожишь.

– Значит, хороший квест, – вымученно улыбнулась я. – Смогли напугать.

– Ну, ладно, – и потер руки. – Ты права. Даже в идиотских ситуациях нельзя сдаваться.

Присев на корточки, он начал простукивать пол.

– Паш, это не реальная жизнь. Традиционных тайников тут нет, – осмелилась встрять я. – Чтобы спрятать, в квестах выбирают самое мерзкое место. Загляни, например, вон этому в брюхо, – оборачиваться к повешенному я не стала.

Синичкин послушался. Подошел, пощупал, оценил:

– Да, кукла качественная. И кишки со знанием дела исполнены.

Засунул руку мертвецу в живот, обрадовался:

– Опа! Ты права. Винтовка.

Он осмотрел оружие:

– Пейнтбольная. Десять патронов. Не густо. Давай вторую поищем.

Однако в этот момент в комнате сгустился сумрак. А в углу засветились контуры двери.

– Раз дверь – значит, второй винтовки нет. Закон жанра. Надо с одной идти, – предположила я.

– Наверно, – согласился Синичкин. – Как они так быстро реагируют?

– Кругом камеры. Администратор видит и слышит каждое наше слово.

Паша быстро обвел глазами комнату, увидел красный глаз, что смотрел на него с потолка, обратился к нему:

– Я справлюсь. А девушку мою больше не пугай, ясно?

Ответом нам стал демонический хохот.

– Сейчас только разозлишь еще больше, – проворчала я. – Пойдем лучше быстрее. Маньяка убивать.

Паша приблизился к подсвеченной двери. Приоткрыл, выглянул (я подсматривала из-за его спины) – узкий, хило подсвеченный коридор.

– Он нас сможет подстрелить в любую секунду. А пейнтбольный шарик с близкого расстояния – это весьма неприятно, – пробормотал Паша. И велел мне: – Останься лучше здесь.

– С трупом и кишками?! Нет.

– Винтовка все равно только одна. Вентиляция закрыта. На двери засов. Запрешься.

– А эта дырка в полу?

– Задраим.

Паша вернулся в комнату. Взгляд его уперся в скелет, возлежащий на сундуке. Синичкин решительно сбросил труп на пол – кости противно щелкнули. Подтащил и поставил поверх люка тяжеленный сундучище.

– Пашенька, они все равно как-нибудь сюда проберутся! Давай лучше я за твоей спиной буду прятаться!

Синичкин выглядел озадаченным и в коридор не выходил. Но тут откуда-то издалека донесся отчаянный Ольгин крик:

– Паша, спаси! Он меня убивает!!!

– Это подсказка, – вздохнула я. – Значит, по сценарию идти должен только ты.

– Ладно, жди. Я сам его возьму, – Синичкин окончательно вжился в роль.

И исчез в темноте. Я захлопнула за ним дверь, заперла ее на засов. В сумраке комнаты видела: тело на крюке слегка покачивается. Из коридора донеслись выстрелы. Один, второй, третий.

Я забилась в угол. Взгляд метался с окошка вентиляции на сундук, закрывавший люк. Пока все тихо. Только человеческие органы в банках начали подсвечиваться отвратительным синим цветом. Я присмотрелась внимательнее – и сердце окончательно обратилось в ледяной ком. Две наполненные жидкостью емкости оказались пусты. Но на обоих имелись наклейки. На первой значилось: «Павел Синичкин». А на второй – «Римма Парсунова»!!!

Проклятые сценаристы! Да не будь я частным детективом – давно бы свалилась с инфарктом.

И, кстати, почему мы так уверены, что в эту комнату только три входа? Стены черные, освещение слабенькое. Запросто может быть еще один, который мы с Пашей не заметили.

Я присела на корточки, начала ощупывать пол – пыталась найти очередной люк. Но с вентиляционной решетки и сундука, что закрывал первый лаз, взгляда не сводила.

И вдруг крышка проклятой коробищи громко клацнула. Оттуда, быстро и грациозно, выпрыгнул уже знакомый мужчина в балаклаве. В руках его был нож.

«Это актер. И перфоманс – игра», – сказала я себе.

Но горло все равно свело спазмом страха.

Он подошел. Встал напротив. Молча.

Я прижалась к стене. Мужчина замахнулся. Лезвие (похоже, самое настоящее, стальное) просвистело у меня перед лицом.

Глухой голос велел:

– Стоять и не двигаться.

Я послушно замерла.

Он поиграл ножом перед моим лицом – эффектно, словно заправской зэк. Потом велел:

– Хочешь уцелеть – делай, что говорят. От стены не отходишь. Все время ощущаешь ее спиной. Ясно?

Я затравленно кивнула.

– Теперь большой шаг влево, – продолжал командовать он. – Не направо, а влево, дура!

И снова лезвие пронеслось перед глазами.

– Теперь еще один. Еще полшага.

Явно: онподводит меня к очередной гадости. Но что сделаешь против мужчины с ножом?

Убийца подошел совсем близко – глаза в глаза. Опустил оружие. Прохрипел:

– Перед тем, как убить… я всегда своих жертв целую.

И сорвал с головы балаклаву.

Я снова завопила.

Умом понимала: банальный грим. Но до чего отвратительны язвы и гнойники на его лице!

Убийца легонько толкнул меня в грудь. И вдруг стена, на которую я опиралась, задрожала, качнулась, начала падать…

От неожиданности и ужаса я даже визжать не могла, только рот открывала.

По счастью, никуда не грохнулась.

Кусок стены опустился довольно мягко – видно, специальный механизм встроен.

Я оказалась спиной на полу – уже в другой комнате, – но даже дернуться не успела.

Страшный мужчина ловко прыгнул вслед за мной, отшвырнул нож, немедленно пристегнул мои руки-ноги к вделанным в пол кольцам и спросил, почти ласково:

– С чего начнем? Иголочки под ногти? Или сразу пальчики ломать?

Он отошел к подсвеченному стеклянному столу, где в изобилии обнаружились пыточные инструменты. Вернулся со зловещего вида щипцами. Ухватил ими, пока не больно, указательный палец. С неприятным сладострастием пояснил:

– Сейчас чуть-чуть поверну – и он хрустнет…

– Паша… – прошептала я.

– Забудь, – отмахнулось чудовище. – Я с ним разделался. В том коридоре он представлял собой отличную мишень.

– Слушайте! Но это уже не игрушки! – Я забилась в оковах.

Убийца слегка сжал щипцами палец, и меня пронзило самой настоящей болью!

– Пожалуйста, не надо! – взмолилась я.

А он усмехнулся:

– Ты попала, Римма. Квест – это просто ширма. Способ заманить. А на самом деле отсюда никто живым не выходит.

– Я не боюсь тебя.

– Ты зря так в себе уверена.

Щипцы снова впились в мой палец.

Черт! Да здесь все, как в жизни. Чтобы спастись, лучше потянуть время, поговорить. Как снастоящим преступником.

Пришлось жалостливо пропищать:

– За что вы меня мучаете? Что лично я вам сделала?

– Ольгу благодари! – выплюнул он. – Знаешь, скольких она загубила в своей школе танцев? Я ей самое дорогое отдал. Сына единственного. Его Костиком звали. Мальчик хотел научиться танцевать. А она его забила до смерти. Поэтому я решил: убить сначала тех, кто ей дорог. И самой последней – ее саму.

– Но я… и Паша – мы совсем ей не дороги! – залепетала я. – Нас-то за что?!

– Вы пришли в ее адскую школу танцев – значит, вы с ней, – безапелляционно заявил он.

И снова сжал щипцами мой палец.

Дело знал хорошо: очень больно, кости хрустят, но ни трещины, ни даже синяка потом явно не будет.

«Дьявол, надо ж было так попасть!»

Я лихорадочно прикидывала: что по сценарию могу сделать, чтобы спастись. Но вдруг услышала Пашин крик:

– Римма! Ты где?

Убийца попытался закрыть мне рот, но действовал не слишком поспешно. Поэтому получилось заорать:

– Я тут! Паша, скорей! Пашенька!

Страшный маньяк в ярости отшвырнул свои щипцы. Прошипел:

– Все равно тебя достану.

И исчез во мраке.

А надо мной уже склонялся встревоженный Синичкин. Вся его толстовка была в краске-крови.