скачать книгу бесплатно
И я каждый раз вздрагиваю, потому что совсем не хочу повторять семейный сценарий. Я, конечно, не уверена, что найду мужа при своей заурядной внешности и скромном материальном положении, но рожать ребенка без отца и всю жизнь с ним мыкаться тоже не буду. Я, безусловно, очень уважаю свою бабулю – которая одна, без всякой поддержки, подняла, воспитала и выучила мою маман. Да и мамуля тоже не подкачала: без всяких академок, с ребенком на руках, закончила университет, тут же пошла работать, к тридцати пяти дослужилась до собственной квартиры, в тридцать семь – смогла купить машину. Они молодцы, они настоящие русские женщины. Такими гордится страна: коня на скаку остановят, в горящую избу войдут. Только я мечтаю, чтобы коней останавливал и в горящую избу входил кто-нибудь другой. Чтобы мужскую работу ради меня делал сильный, мужественный, надежный мужчина. Чтобы он зарабатывал деньги, возил меня на машине и открывал передо мной дверцу, и наливал шампанское в бокал, и дарил шубы, а если меха ему не по карману, то хотя бы цветы… Ведь шутка сказать: у нас в доме даже на Восьмое марта почти никогда цветов не было, жалкая дежурная мимозка, что вручали маме на работе, разумеется, не в счет.
Но мужчины у меня нет. Не то что богатого и надежного – вообще никакого. В институте были одни девчонки, на работе тоже коллектив абсолютно женский, а на автобусных остановках или в метро ко мне, если и клеятся, то совсем уж жалкие типы. Зачем мне такие? Тем более что я хоть краешком глаза, но успела заглянуть в совсем иную, красивую жизнь.
Завесу над ней для меня приоткрыл отец.
Отец, папа… Странная с ним история приключилась. Очень долго я вообще не ведала: где он, что с ним стало… Мама (с какой-то даже гордостью) говорила, тот вообще о моем рождении не ведает. Она ему не сообщила, что родилась дочь, рост 49, вес 3400. Но, оказалось, отец обо мне знал. И однажды ворвался в мою жизнь.
Когда мне было пятнадцать, возле школы меня подкараулил мужик. В тот момент голос крови мне ничего не подсказал. Я, конечно, далеко не красавица, но отца своего почему-то представляла роскошным, достойным, уверенным в себе мужчиной. А тут подкатывает ко мне унылый тип. Уставший, блеклый, в темной шевелюре явственно проступает седина. И куртешка обтерханная, и прибыл явно не на «мерсе», а своими ногами. И когда он вдруг завел, абсолютно неожиданно для меня, шарманку: «Ох, доча, неужели это ты?!», я едва не кинулась обратно в школу – жаловаться стерегущему вход охраннику, что ко мне какой-то маньяк пристает.
Но мы все-таки разобрались. Он показал документы, стал рассказывать про студенческий лагерь и про их, с моей мамой, сумасшедший роман. Все вроде сходилось, и на злодея, завлекающего меня в сети, мужик не тянул. Я ему поверила. Даже отвела новоявленного отца домой и предъявила мамуле. Та тоже его признала. Сразу. Но с каким же неподражаемо снисходительно-презрительным выражением обронила:
– Да, Иван. Ты постарел…
Потом мы вместе пили чай и ели скромненький, принесенный отцом торт. Разговор не клеился, гостю явно было неуютно, он ерзал и все никак не мог пристроить свои длинные стройные (тут я совсем не в него) ноги. А бабушка – та даже к столу не села. Стояла, опершись спиной о подоконник, и буравила моего отца презрительным взглядом. А едва тот обронил, что в Москву приехал всего на три дня и в гостиницу еще не устраивался, безапелляционно отрезала:
– Ну, уж тут вам точно не гостиница.
И я – едва ли не впервые в своей жизни – увидела, как краснеют взрослые (даже не просто взрослые, а старые!) мужчины.
Неудивительно, что больше мой отец нас не навещал. И не звонил.
Я закончила школу, со второй попытки поступила в институт – к сожалению, не на университетский филфак, как мечтала, а всего лишь в педагогический. Закончила его, поработала годик по специальности, указанной в дипломе – то есть в школе училкой младших классов, – и с позором оттуда сбежала. Долго мыкалась, пыталась устроиться то переводчиком, то даже менеджером по рекламе. А когда мне исполнилось двадцать шесть, наконец нашла свою нишу. Удалось счастливо применить и характер (спокойный, без особых карьерных мечтаний), и образование (педагогическое), и то, что я иностранным языком неплохо владею (английским меня чуть не с пеленок третировала все та же бабуля).
Я устроилась педагогом-воспитателем в частный детский сад. Вы, конечно, можете сморщить нос, и я с вами частично соглашусь. Не самая престижная должность, на визитной карточке ее золотыми буквами не напечатаешь. Но только с обычными детскими садами – из тех, что во дворах спальных микрорайонов – мой садик ничего общего не имел. Те муниципалитет финансирует – а нашим владели капиталисты. И предназначался он тоже для детей капиталистов. Располагался в ближнем Подмосковье, в огромном, полторы тысячи квадратных метров, особняке. Роскошная отделка, множество игровых комнат, крытый бассейн, во дворе – шикарная детская площадка, теннисный корт и полигончик для электромобилей.
Месяц посещений сего райского места стоил нереально дорого, соответственно, и публика, сдающая сюда своих отпрысков, была чрезвычайно серьезная. Детей привозили сплошь шоферы в аккуратных костюмчиках, а если жаловали сами родители – от них в буквальном смысле деньгами пахло. Свежими, только что отпечатанными, обязательно крупными купюрами. Наши нянечки и тетушки с кухни, если случайно с родителями сталкивались, всегда глаза опускали до полу. А я (хоть и холодело частенько в груди) всегда старалась общаться с ними на равных:
– Добрый день, Михаил Дмитриевич. Хочу рассказать про вашего Петю. Он, безусловно, молодец, все на лету схватывает, и стихи запоминает быстрее всех в группе. А вот с горшком по-прежнему проблемы. Вы уж возьмите этот вопрос под личный контроль, ладно?
И Михаил Дмитриевич, в дорогущем, пошитом на заказ костюме, смущался, и опускал глаза, и виновато лепетал, что обязательно примет меры и что взрослому парню (в следующем месяце будет целых два с половиной года!), конечно, не положено справлять малую нужду в штанишки.
– Ты молодец, Бэлка, – восхищались коллеги. – Как с ними строго!
Но только что с того? Мои рассказы про поведение чад отцы выслушивали внимательно, но смотрели на меня совсем не как на женщину, а как на обслуживающий добросовестный и квалифицированный персонал.
В общем, проработав в саду больше года, я к олигархам привыкла, но в их круг не вошла. Лишь единственный раз явление очередного богача в очередном дорогущем костюме повергло меня в ступор.
Однажды в наш детский садик явился… мой отец. Но боже, до чего же он изменился!
Тогда, при первой нашей встрече – двенадцать лет назад, – в памяти осталось: неуверенный в себе, несчастный, неустроенный человек, в котором вдруг (запоздало!) проснулась отцовская любовь. Впрочем, бабушка возмущенно говорила: «Да какая там любовь! Просто к московской квартире прибиться захотел!»
Сейчас же достаточно было единственного взгляда, чтобы понять: наша с мамой и бабушкой малогабаритная «двушка» в непрестижном столичном районе Люблино вызовет у этого мужчины лишь насмешку. Начать с того, что в садик он приехал (я подсмотрела на гостевой парковке) на «Роллс-Ройсе». Я не очень, конечно, разбираюсь в ценах на недвижимость, но, думаю, нашу квартирку поменять на такую машину не получится – автомобиль выйдет куда дороже. Да и весь вид отца (элегантные золотые часы, идеальная металлокерамика зубов, нарочито скромно-строгий костюм) не говорил, а кричал: «Я – богат! Я – успешен! Я состоялся!»
И в голове моей пронеслось: до чего несправедлива жизнь! Ведь мы оба – и он, и я – прожили, не видя друг друга, двенадцать лет. Я за это время всего лишь закончила школу, институт да с огромным трудом нашла более-менее приличную работу. (Впрочем, сейчас, глядя на отца, я понимала, сколь жалко мое нынешнее положение в сравнении с его высями.) А он, он… Из обтерханного, неустроенного мужичка обратился в экую птицу!
Отец меня тоже сразу узнал. Глаза блеснули, пальцы нервно хрустнули. Но голос остался бесстрастным:
– Неужели Бэла?..
– Да, – склонила я голову. И с трудом вытолкнула из себя такую непривычную фразу: – Здравствуй… папа.
Дело происходило во дворе. Малышня из моей группы с азартом осваивала новую извилистую, как в аквапарках, горку, и, разговаривая с отцом, я не сводила со своих подопечных глаз. Понятно, конечно, что все безопасно, покрытие пластиковое, лесенка с высоченными перилами, да еще и специальный инструктор по спорту рядом, но дети есть дети. Даже в обычных садиках родители из-за малейшего синяка скандал устраивают – а здешняя элита, как говорит наша директор, и пристрелить может.
– Значит, ты здесь воспитатель! – продолжал отец. – Ну, да! Мне же сказали: имя у вашей воспитательницы необычное Изабель Николаевна! Как я сразу не догадался!
По его лицу мелькнула и быстро растаяла улыбка. Ну, к такой реакции я привыкла. Мое французское имя в сочетании со вполне русским отчеством всегда вызывало насмешки. Сколько я натерпелась из-за него (дурацкая мамина задумка – назвать дочь в честь актрисы Изабель Юппер), что в раннем детстве, что в школе!
А мужчина (нет, называть его «папой» у меня язык больше не повернется) сказал:
– Значит… вот ирония судьбы… мой Макар будет в твой группе!
Его глаза метнулись в глубь двора, к площадке, где стояли электромобили. В одном из них – самом огромном «джипе» – важно восседал курчавый, на вид лет трех мальчишка.
– Вон он, разбойник, – махнул в его сторону отец.
Снова смерил меня взглядом и констатировал:
– Твой сводный брат. Младше тебя… на двадцать четыре года.
А тут и наша директриса подбежала. Широко заулыбалась отцу – и по размаху ее оскала я поняла: тот действительно важная птица. Начальница наша расточала улыбки строго по ранжиру – от скупой полосочки губ в адрес скромного топ-менеджера до сплошного меда подмосковному губернатору. Представила нас с отцом (вот хохма-то!) друг другу и сообщила, что его сын, маленький Макар Малыгин, действительно зачислен под мое начало.
– Очень рада… – пробормотала я.
А в голове промелькнуло: мама Макара ведь формально получается моя мачеха. Интересно, она хотя бы моего возраста? Или младше?
Удивительный все-таки вираж заложила жизнь!
Отец, видно, думал о том же. Потому что, когда директриса отошла, задумчиво произнес:
– А я думал, что наши с тобой пути разошлись навсегда…
Я пожала плечами:
– Они и разошлись. Вы – заказчик (так в нашем саду сотрудники иронически называли родителей), а я – персонал. Буду на вас работать. Точнее, на вашего сына.
И перешла к обычным для родителей новичков вопросам:
– Ему, вы сказали, три года? Расскажите, пожалуйста, что он умеет…
– Потом, – отмахнулся отец. – Лучше скажи: как мама?
В его глазах промелькнули искры явного интереса – я бы даже сказала, былой страсти.
– А что мама? – пожала плечами я. – Все хорошо. Работает.
«Все надеется на хорошую дачу накопить. Панкреатит ее замучил. Поседела вся. И с бабушкой – той уже семьдесят, постоянные болезни, капризы – они каждый день ругаются…»
И в свою очередь произнесла:
– А вы, я смотрю, разбогатели…
Получилось не очень вежливо, но мне вдруг стало обидно. Мама в своей поликлинике на две ставки пашет, и я в этом садике каждый день с восьми до восьми с единственным выходным, и тут вдруг давно забытый отец выплывает. Из новой жизни, на роскошном автомобиле, с новым, явно от молодой красотки-жены, ребенком…
Впрочем, смутить родителя мне не удалось.
– Да. За двенадцать лет многое изменилось, – пожал он плечами. – В прошлый раз, когда мы с тобой встречались, я переживал тяжелые времена. Даже, не скрою, потому приехал, что надеялся у твоей мамы помощи просить…
«Ну, и дурак, что надеялся! – хмыкнула про себя я. – С какой стати ей было тебе помогать – когда ты за пятнадцать лет впервые объявился?!»
Отец же с явным удовольствием продолжал:
– Но проблемы, слава богу, остались в прошлом. Сейчас все наладилось. У меня серьезный, перспективный бизнес…
«Да ладно, серьезный, – мелькнуло у меня, – наворовал небось, а теперь в респектабельного играешь».
И сама себе удивилась. Прежде меня никогда чужие деньги не раздражали. Всегда внушала себе, когда с богатыми клиентами нашего садика общалась: смогли люди себе достойную жизнь обеспечить – значит, молодцы. И завидовать им нечего – только уважать. Но одно дело – посторонние люди, а совсем другое – собственный отец. И в Макаре (одетом, я теперь в этом разбираюсь, в костюмчик из новой коллекции «Дизель») наполовину, как и во мне, его кровь. Однако обслуживать, и холить, и оберегать, и тешить мальчика буду я – его старшая сестра. Дочь того же самого человека…
Отец, кажется, понял, что у меня на душе. И решительно произнес:
– Вот что, Бэла. Если ты думаешь, что я снова лишь мелькну в твоей жизни, то ошибаешься. Мы теперь будем общаться.
– А куда вы денетесь, – усмехнулась я. – У нас по правилам садика родители раз в неделю должны с воспитательницей беседовать.
– Ну, для меня ты не совсем воспитательница… – улыбнулся в ответ он. И тут же его глаза похолодели, отец строго добавил: – Хотя здесь, конечно, о наших с тобой родственных связях никто знать не должен, ты поняла?
Внезапно возникшие властные нотки в его голосе не оставляли сомнений: командовал отец давно и успешно. Я, будто кролик, парализованный взглядом удава, поспешно пробормотала:
– Конечно!
– Вот и договорились, – резюмировал он. – В следующее воскресенье приглашаю тебя в гости. У меня дома будет небольшой прием. Я тебя представлю – супруге. Ну, и гостям.
– Не поняла… – Пробормотала я. – Вы меня представите… как кого?
– Как свою дочь, конечно, – пожал он плечами. – Я же сказал: я тебя больше не брошу.
– Но… – опешила я.
Он что, с ума сошел? Его жена наверняка взбесится. Да и Макар (трехлетние детки, если кто не в курсе, уже много чего понимают) явно удивится, с чего это воспитательница из садика вдруг пожаловала к нему домой, да еще на прием. К тому же наверняка вновь обретенный родитель живет в каком-нибудь роскошном особняке, и гости там собираются ему под стать, такие же богатеи, и надеть на подобное мероприятие мне решительно нечего!
Но ничего сказать я не успела. Отец обвел меня внимательным взглядом (и в нем, ей-богу, сквозили и забота, и родительская гордость) и произнес:
– Я буду действительно очень рад показать тебя всем. Вон ты какая выросла: серьезная. Статная.
Сомнительный, конечно, комплимент. Серьезная – наверняка в смысле, что скучная до зубной боли. А под словом «статная» он наверняка имел в виду мои лишние килограммы… Но все равно в моем сердце, в тревожно-радостном ожидании, вдруг кольнуло.
Я, конечно, – во многом под гнетом наших семейных традиций – привыкла жить без отца. И не нуждалась в нем. Не надеялась ни на помощь, ни на наследство. Но, согласитесь, все равно приятно, когда вдруг, неожиданно, находится родной папаня. И оказывается не скромным пенсионером и не каким-нибудь спившимся дегенератом, а шикарным, явно преуспевающим мужчиной. Больше того: он готов ввести тебя в свою новую семью. Предъявить жене и гостям. И может быть (мелькнула не самая типичная для меня меркантильная мыслишка) он еще и своими богатствами со мной поделится?!
…Так что все оставшиеся до воскресенья дни мои мысли крутились исключительно вокруг грядущего приема.
И вот день Х настал. Жил отец – не обманули предчувствия! – действительно в особняке. Ничего оригинального, всего лишь тысячеметровая вилла в поселке на большой воде – где-то по Дмитровскому шоссе.
– Добираться к нам неудобно, но ты не волнуйся, я за тобой машину пришлю.
Однако как я доберусь, меня волновало меньше всего. Беспокоило другое. В тот же вечер после встречи с отцом, когда я наконец в начале десятого оказалась дома, я первым делом ринулась в ванную. Сорвала с себя одежду – и очутилась перед единственным на всю нашу квартиру зеркалом от потолка до пола.
Зрелище мне предстало, увы, не самое жизнеутверждающее. Серьезная – да, тут отец не соврал, вон, даже морщинка между бровей пролегла. А насчет второго его комплимента, что «статная»… Папа еще корректно выразился.
Я всегда, с самого детства, была склонна к полноте. Да еще и бабушка (с которой я вместо садика сидела до школы) постоянно переживала, что я худенькая, и старалась меня откормить. Против каш или там отварных овощей я восставала яростно – а вот от пирогов, что она блистательно пекла, конечно, не отказывалась. А еще бабуля умела делать восхитительные пончики, и «хворост», и шанежки, и заварные пирожные со взбитыми сливками, и хачапури, и нереально вкусный бисквитный торт с орехами… Тут кто угодно не устоит. Так что ребенком я росла, прямо скажем, пухлым. И в школе меня частенько поддразнивали «толстушкой». И в институте я была плотнее всех девчонок в группе. Но там хотя бы обязательная физкультура была, и на каток мы ходили, зимой – в лыжные, летом – в байдарочные походы. А когда учеба закончилась – вместе с ней закончился и весь спорт… Конечно, работай я секретаршей в какой-нибудь престижной западной фирме, как миленькая приобрела бы, за компанию с коллегами абонемент в какую-нибудь «Вселенную фитнеса». И потела бы до работы на тренажерах, а вечерами задирала ноги на аэробике. Но и в школе, где я мимолетно послужила, и в нашем садике фитнес был не в чести. Никто никаким спортом среди коллег не занимался. Да и когда, где время найти? Я уже упоминала, что в садике я работаю с восьми до восьми и добираться мне до работы больше часа…
Вот и получилось, что к своим двадцати семи я накопила двадцать один килограмм лишнего веса – если считать по французской формуле красоты, рост минус сто десять. Моя пышная фигура по душе, кажется, только гостям с Востока – те мне вслед частенько языками цокают. Но как ко мне отнесутся на великосветском приеме? Тем более что и одеться, как подобает в высших кругах, у меня явно не получится. С богатеями, пусть и мельком, я в своем садике общаюсь давно и уже успела усвоить: они только на первый взгляд ведут себя и выглядят демократично. Является какая-нибудь мамаша из крутых – вроде бы в скромных джинсиках, однотонной футболке, скучных ботиночках… Гимназистка, да и только. А потом такие же штанишки встречаешь на манекене в витрине бутика в Третьяковском проезде. И сопровождаются они ценником, где впору в нулях запутаться.
Так что я почти не сомневалась: мое вполне элегантное платье (но всего лишь из скромного магазина «Манго») никого в заблуждение не введет. Опытный глаз мигом раскусит, что и шелк – искусственный, и фасон – позапрошлого года. Босоножки, правда, выглядят эффектней – почти как «Маноло Бланик». Но, в отличие от настоящего «Бланика», натирают нещадно. А про украшения, крошечные серьги-гвоздики и простецкую золотую цепочку, и говорить нечего…
Бабушка, правда, утверждает, что одежда – не главное, было бы в наличии душевное богатство. Тут мне действительно есть чем похвастать. Образование имеется, английский знаю и беседу в состоянии поддержать – особенно, если речь зайдет о серьезных книгах или театральных постановках, а уж про раннее развитие малышей, свой конек, могу и вовсе говорить часами. Но только для подобных приемов, я подозреваю, совсем не знания нужны – а способность элегантно трепать языком. Только в этом я тоже полный ноль. Сроду никакой светской жизни не вела – просто потому, что не ведут ее воспитательницы детских садиков, даже элитных.
В общем, пока собиралась на прием в особняк отца, накрутила я себя донельзя. Да еще когда ехала в роскошном «мерсе», что прислал за мной отец, умудрилась на платье зацепку сделать. А искусственный трикотаж только зацепи – мигом вылезет «стрелка» сантиметров в десять длиной.
Отец, правда, едва завидев меня, галантно произнес:
– Бэлочка! Ты сегодня просто ослепительна! Проходи, пожалуйста. Бери коктейль… – Он замахал официанту.
Зато его супруга (как я и предполагала, девица оказалась моего возраста или даже помладше) одним змеиным взглядом окинула меня всю и ехидненько добавила:
– Да, да, садитесь. Только, пожалуйста, не на канапе, – она своим тощим телом заслонила диванчик на тонких ножках, – лучше вот сюда, в кресло. Так нам всем, – опять ядовитая, в духе земноводных, улыбка, – будет спокойнее.
А отец выпада молодой женушки будто и не заметил. Взял с подноса коктейль, вручил мне, еще раз улыбнулся, ласково потрепал по плечу – и умотал к другим гостям. Я же осталась с дурацким, слишком кислым коктейлем сидеть в неудобном кожаном кресле.
…За весь вечер папа подходил ко мне от силы пару раз. Спрашивал, хорошо ли мне («Да, конечно!» – бодро отвечала я). Познакомил с партнером по бизнесу (пожилым дядькой с равнодушными глазами) и с парочкой молодых людей – я так поняла, то были дети его знакомых. Оба будто из одного инкубатора – чистенькие, спортивные, с дорогими часами на запястьях, а взгляды – пресыщенные и насмешливые. Первый спросил у меня, была ли я в этом году в Куршавеле. У меня получилось в ответ вполне светски усмехнуться:
– А что, разве туда до сих пор кто-нибудь ездит?
– Это вы правы! – с энтузиазмом откликнулся юноша. – Мне тоже Биарицц нравится куда больше. Да и норвежкие фьорды по-своему забавны!
И минут пятнадцать без остановки болтал про свои путешествия, включая грядущее – они с друзьями в июле собирались пройтись по Эгейскому морю на яхте.
Ответить ему мне было нечего – не рассказывать же про дом отдыха «Березка», куда мы ездили от маминой работы.
А второй из потенциальных поклонников меня и вовсе в тупик поставил. Едва отец, познакомив нас, отошел, он выпалил:
– Ты с какой скоростью подаешь?
Тут уж я (хотя и пыталась с помощью газет, телика и Интернета подготовиться к возможным «светским» вопросам) растерялась. Пробормотала:
– Ты о чем?
А он окинул оценивающим взглядом мою фигуру и авторитетно заявил:
– Думаю, километров двести в час. Почти как Иванишевич.
