скачать книгу бесплатно
Поняв, что я твёрдо намерена к ним подойти, фигуры опустили свои посохи. Я замедлила шаг, но движение не остановила.
– Помогите… – просипела я, но фигуры даже не пошевелились, только теперь я обратила внимание, что телосложение у них мужское, а лица замотаны не до конца, оставляя открытыми глаза, которые мне показались странными. Но я уже нагляделась на столько странностей, что эта мне показалась самой маленькой. Это несомненно были разумные существа! И я их нашла! Пусть они пока не понимают меня, но ведь это поправимо!
Один из мужчин приподнял посох и сделал ко мне на три шага, я остановилась. Он тоже. Тогда он произнёс:
– Доркхайя, симпэ!
В тоне его голоса почувствовался приказ, но я не понимала его, так и ответив:
– Не понимаю…
И присела на землю. Мне показалось, что я так покажу свою слабость и усталость, и мне непременно должны будут помочь. А, может, я подумала о том, что именно это ждут от меня мужчины, но, как оказалось, что я надеялась зря. Тот же самый мужчина вдруг повернулся к другим и произнёс им что-то вроде:
– Гро прихэ!
А потом резко поднял свою палку и замахнулся мне ею по голове. Увернуться я уже не успевала, да и не осталось сил. Резкий удар по лицу, боль, и я нырнула в темноту.
Очнулась я от жуткой головной боли и тряски. Меня укачивало и швыряло.
"Везут, сволочи… Уроды… Бить беззащитную женщину… Сотрясение мне сделали, подонки…"
Голова и челюсть раскалывались от боли, жутко тошнило. Я подняла дрожащую руку и пощупала лицо, глаза у меня, почему-то, не открывались. Правая сторона опухла, а челюсть показалась мне выбитой или сломанной. "За что? Твари…"
Видимо, мои шевеления заметили. Опять прозвучало гортанное "рггэ" и тряска прекратилась. Раздался скрип, похожие на скрип дверей, и мне разжали губы, в которые полилась кисловатая жидкость. Я сделала несколько глотков, но желудок мой не захотел принимать это питьё. Начались рвотные спазмы и меня вывернуло.
Тут же получив чем-то тяжёлым по рёбрам, я задохнулась от боли.
– Доркхайя сэйе!
"Сам ты, сэйе, козёл!" – захотелось мне крикнуть в ответ, но губы издали только невнятное мычание: перебитая челюсть не желала шевелиться. Вдруг я услышала женский смех, раздавшийся где-то недалеко.
"Женщины? И они смеются над тем, как обижают другую? Какое ужасное место! Господи! Куда же я попала?"
Господь мне пока ответов не предоставил, поэтому я продолжала лежать тихо и старалась больше не шевелиться. Тот, кто пытался меня напоить, давно ушёл, тряска возобновилась, но я продолжила слышать женские голоса, щебетавшие что-то на этом же, незнакомом мне языке.
Но организм не обманешь: мне захотелось в туалет, хотя рот был сухим от жажды. Я опять пошевелила рукой, и опять повозка остановилась. Вошедший на этот раз мне ничего не дал, а поднёс что-то к моеей шее. Я услышала тихий щелчок. Дотронувшись до неё рукой, я обнаружила на себе ошейник!
– Доркхайя, назовись!
Если бы я могла, то я открыла бы рот от удивления: я поняла, что мне только что сказал этот мужчина. Я попыталась сказать своё имя. Я знала, что со сломанной или вывихнутой челюстью не поболтаешь, но своё имя назвать можно было и одними губами, которые я, слава Богу, чувствовала.
– Ри… та… – прошептала я.
– Кто твой миэр? – слово "миэр" у меня в голове почему-то переводилось между "хозяин" и "отец", я не знала что ответить на этот вопрос, самым лучшим было назвать папино имя, что я и сделала.
– Пёт… – "эр" выговорить у меня не получилось.
– Биуж, она тебе лжёт! Нет среди сифэйнов никакого с таким именем Пиот! – раздалось неподалёку. Я попробовала открыть хотя бы левый глаз, чтобы рассмотреть того, кто так настойчиво обвинял меня во лжи, и кое-как мне это сделать удалось: глаз открылся, но я по-прежнему ничего не видела. Перед глазом мелькали цветные пятна и яркие точки, от видения которых у меня опять закружилась голова. А мужчина продолжил меня обвинять под постоянное женское хихиканье: – Доркхайи все на столько же неразумные, как и лживые создания, недаром их клеймят и держат в ошейниках! Скорее всего, сбежала от своего миэра, да заблудилась среди Спящих камней, а теперь морочит нам голову! Посади её лучше на цепь, иначе она опять попытается сбежать!
Мне захотелось крикнуть: " Ты ничего не знаешь обо мне, чтобы обвинять меня во лжи!" Но мой голос мне опять отказал, и я захрипела, а женщины рассмеялись, теперь уже очень громко.
– Заткнитесь, ленивые тирайи! – прокричал им всё тот же голос, и женщины перестали смеяться. – Это от вас рождаются такие выродки! Там, куда вас везут, не забывайте про настойку прайи, она поможет вам уберечься от беременности от сифэйна! А то плодите всякую шваль, а всем остальным расхлёбывать…
Он говорил что-то ещё, но я уяснила одно: та, в чьё тело я попала, относится к очень низкому классу или касте этого общества. Само слово "доркхайя" у меня в голове переводилось как "дикарка" или "животное", от чего моё настроение не могло улучшиться. И интересным мне показалось значение слова "сифэйн", от которых неведомые мне тирайи рожали таких, кем стала я. Это слово перевелось как "колдун" и "хранитель". Откуда такое странное значение? Мне было непонятно. Но я и так мало что пока понимала.
На ночь повозки не останавливались, продолжая движение. Мне насильно больше не вливали ничего в рот, цепью меня тоже не пристегнули, и я могла бочком, по полу, передвигаться. Левый глаз стал видеть лучше, да и головокружение почти прекратилось.
Я обнаружила, что еду внутри огромной крытой повозки, в которой, кроме меня, находятся ещё с десяток женщин в светло-серой одежде. Это они насмехались надо мною, когда мужчина меня бил. Только, в отличие от них, я ехала в чём-то наподобие клетки, сделанной из деревянных прутьев. Напротив бархатной ткани повозки была маленькая дверца, в которую и входил один из тех, балахонистых. Сейчас там стоял небольшой кувшинчик с узким горлом, чтобы мне удобнее было вливать в себя питьё, а в полу была дыра, от которой шёл неприятный запах. "Местный туалет" – поняла я, и, не стесняясь смотрящих на меня в тусклом свете единственного светильника женщин, оправилась. Как говорила моя бабушка: " Когда наполняется мочевой пузырь, отключается разум и совесть." Женщины на это моё простое действо отреагировали странно: они начали возбуждённо перешёптываться и тыкать в меня пальцами. Вскоре мне это надоело, и я решила над ними пошутить: подойдя к клетке, я зарычала и бросилась на неё, изображая хищника. Для пущего эффекта провела по ней ногтями, как когтями. Эты дуры завизжали и прижались друг к дружке. На визг отреагировали: повозки остановились, и внутрь зашёл один из мужчин.
– Что разорались?
А я уже сидела, прижавшись спиной к деревянным прутьям и изображая сон.
– Доркхайя… Она взбесилась!
– Не выдумывайте, глупые стримэ! Полезли, наверное, к ней, чтобы поддразнить!
– Нет, она сама! Мы её не трогали!
– Заткнитесь! Пора спать! А то своими криками призовёте сюда крайгэ, уж они то точно от вас и костей не оставят!
Женщины успокоились, а я подумала, что не очень-то и похожа на местных женщин: они все, как одна, были крупными, полными, с большими грудями и широкими бёдрами, скорее, были похожи на прежнюю меня, а я сейчас имело очень худое, подростковое тело, хотя прежняя хозяйка могла стать такой от банального недоедания. Но и лицо этих женщин сильно отличалось от моего нового: ничего утончённого в их чертах не было, скорее, наоборот. Крупные, мясистые или крючковатые, носы, небольшие глаза, тонкие губы на небольших ртах, отсутствие скул. Как будто я и они – из разных народов или рас.
Единственный светильник погас, в повозке слышалось только чьё-то тихое сопение, уснула и я.
ГЛАВА 3. Крепость.
С утра значительно похолодало, и балахонистые принесли женщинам скатанные шерстяные одеяла. Меня они обделили, хотя видели, что я сижу, обхватив себя руками. Женщины накинули их на плечи, и стали поедать принесённые лепёшки с кусочками чего-то тёмного, меня опять пропустили, только поставив новый кувшинчик. Кислое питьё шло мне на пользу: желудок уже практически не болел, голова не кружилась. Женщины опять защебетали, а я сидела в уголке своей клетки и дрожала от холода.
И тут открылась дверца, и на пол полетела шкура какого-то зверя, вонючая, до рвоты. но выбора у меня, по сути, не было, и я накрылась ею с головой, опять подавляя в себе рвотные позывы. От холода тоже можно было погибнуть, и я знала несколько таких примеров, услышав их от нашего инструктора в университете.
Дурно пахнущая шкура грела хорошо, и я, сомлев, опять уснула. Щебетание женщин стало для меня просто фоном, как и шум большого города. Наш дом стоял недалеко от центрального проспекта, и мы, жители близлежащих домов, уже привыкли к круглосуточному гулу машин, сигналам водителей. Наше сознание уже просто его не воспринимало, хотя дядька мой, брат моего отца, проживший всю жизнь в небольшом посёлке под Смоленском, приехав к нам погостить, заснуть так и не сумел, а уезжаю, буркнул: "Как вы тут только живёте?"
Меня разбудил громкий крик уже знакомого "рггэ" и чьи-то чужие переругивающиеся голоса. С повозки стала сползать ткань, и женщины ещё более оживились. Я села и стала ждать того, что будет. Розовый свет немного резанул по моему открытому глазу, и я увидела огромную каменную стену, рядом с которой стояла наша повозка. С другой сторону собралась небольшая толпа из десятка мужчин, которые негромко переговаривались между собой. Все они были одеты по-другому, не так, как те, что подобрали меня. Верх их напоминал полукафтаны тёмно-синего цвета, украшенные вышивкой и большими разноцветными кристаллами, похожими на драгоценные камни. Несмотря на холодный ветер, который я сразу почувствовала, когда скинули покровы с повозки, мужчины стояли с непокрытыми головами, без перчаток, в странной обуви, похожей на валенки и сапоги одновременно.
– Смотри, каких молоденьких привезли…
– Свежая кровь…
– Раньше привозили лучше…
– Эта – и год не протянет…
– Смотрите, а это кто там, в клетке? Неужели доркхайя? А она-то здесь зачем?
Мужчины осматривали девушек, как товар, а я осматривала их, стараясь делать это аккуратно. "Кто владеет информацией, тот владеет миром", эту фразу знают все, но моя бабушка добавляла всегда:
– Многие знания – многие печали… Не думай, Ритка, что это придумали глупцы. И в древности не глупее люди жили… Посмотри на пирамиды…
Я старалась всегда совместить и то, и другое, но не всегда это удачно выходило у меня. Вот и с Костиком не вышло… Если бы я знала, что он… Да что уж теперь! Я вообще-то умерла в своём мире! Где тот Костик, и где я!
Тут среди синекостюмных мужчин появился мужчина в чёрном, с длинной бородой и цепким взглядом. Если остальные мужчины были молоды, то этот был стар и морщинист. Он осмотрел девушек, показывая на каждую указательным пальцем. Та подходила к краю повозки, а мужчина просил её покрутиться вокруг себя.
– Двести монет из жёлтого металла, – сказал он, обращаясь к одному из балахонистых.
– Товар высшего качества, все тирайи из прекрасных семей, отдалённых от Врат, ни у одной в роду не было доркхаоров! А вы говорите двести монет… Четыреста, не меньше!
И начался обычный торг. Так вот к кому я попала! К работорговцам! А девчонки-то обычные рабыни! Только ведут они себя как-то странно, смотрятся очень довольными и радостными, улыбаются мужчинам в синем, а те им подмигивают!
Что за дурь? От этих мыслей меня отвлекло слово "доркхайя", и я поняла, что речь пошла обо мне.
– Нам не нужен лишний рот! Вы знаете, что возможности в крепости ограничены. Мы заказывали десять девушек, больше нам не нужно!
– Мы не просим за неё ничего, всего лишь компенсацию за еду и напиток торкхи, который мы ей давали… Доркхайя не назвала нам имени своего миэра, поэтому вернуть мы её не можем, просто не знаем, куда!
– Она и была такая… отвратительная?
– Да… Мы её такой и нашли…
"Вот же ж, блин! Врут и не краснеют! Твари балахонистые! Попортили мне лицо, а теперь…"
Что будет теперь, додумать я не успела. Бородатый мужчина вошёл в мою клетку, держа в одной руке штуку, напомнившую мне копьё, остриём ко мне, и приказал:
– Выходи, быстро!
Я подхватила шкурку и поплелась из повозки. Возле самого края мужчина остриём кольнул меня в спину, подталкивая прочь, я споткнулась и свалилась вниз, больно стукнувшись рукой и боком о землю.
Девушки уже стояли возле стены, выстроившись в ряд. Бородатый мужчина опять тыкнул в меня копьём, заставляя подняться. Но встать полностью на ноги мне не дали. Я смогла встать на колени, и, только собралась приподняться, один из балахонистых положил мне на плечо свой посох.
– Стой так, доркхайя!
Он рывком сдёрнул с меня ошейник, и я зашипела от боли. Мне второй раз в жизни захотелось выматериться. Вот уроды! Сколько можно надо мною издеваться!
Я потёрла шею, радуясь, что избавилась от такого аксессуара, но моя радость была недолгой: я увидела в руках у бородатого другой ошейник, шире прежнего, украшенный блестящими кругляшами.
"Как на суку цепляют, козлы!" – мне было неприятно, но я ничего не могла поделать. Побродив среди камней, встретив страшную зверюгу, помучавшись от голода и жажды, я хотела жить среди людей, поэтому сцепила до боли зубы и закрыла свой единственный открытый глаз. Мои пальцы непроизвольно сжались в кулаки.
"Я вам, когда-нибудь, отомщу, сволочи… И за избиения, и за унижения… А пока потерплю…"
Когда ошейник сомкнулся на моей шее, я вздрогнула, а бородатый вдруг сказал:
– Не бойся, так будет безопаснее для тебя и для нас… А твоего миэра мы отыщем, не будь мы сифэйны Браамадерга! – последнее слово я перевела, как Стальной Чертог.
Открыв левый глаз, я осмотрелась повнимательнее: девушек уже повели куда-то в ворота, открывшиеся в каменной стене, мужчины в балахонах запрягали своих огромных тягловых животных, у которых оказались морды, похожие на слоновьи, только с коротким носом-хоботом и круглыми ушами, а напротив стены простиралась огромная серая равнина. Тут я почувствовала, что мне на нос упала какая-то маленькая и холодная штука. Когда она растаяла на мне, я поняла, что это снежинка. Я подняла голову и увидела, что здесь небо не было розовым, оно было серым, низким, и из него начал сыпаться обыкновенный снег.
Я всхлипнула.
– Ну хватит, доркхайя! Пойдём!
Я аккуратно поднялась и босиком по холодным и мокрым камням, из которых оказалась выложена площадка перед стеной, поплелась за бородатым. Мне не хотелось опять стать грушей для битья.
За воротами оказался обычный дворик, с четырёх сторон окружённый высокой каменной кладкой. Девушки, громко разговаривая и смеясь, стали подниматься вверх по каменной лестнице, приткнувшейся в дальнем углу. Я поспешила было за ними, но бородатый грубо дёрнул меня за руку и показал на небольшой сарайчик, привалившийся к дальней стене. Он открыл ключом, так похожим на земные, огромный висячий замок странной формы в виде звезды. Передо мною распахнули двери в моё новое жилище.
Маленькое оконце перед покрытым сухой травой и ветками потолком ничего не освещало, но и без света было ясно, что это скорее хлев, чем жилое помещение. На полу также обнаружилась сухая трава и несколько шкур. "Ага! А вот и моя кроватка!" Я добрела до травы, собрала её в кучу постелила одну шкуру и взяла в руки другую. Оглянувшись, я посмотрела на бородатого, продолжавшего стоять в дверях.
– Ты – странная доркхайя! Ничего, вернётся Великий Тиулэ, он разберётся во всём! Надеюсь, что я не совершил ошибку, кода выкупил твою свободу у дэкханэ…
Хороша свобода! Нечего сказать! Я услышала, как бородатый запер меня снаружи. Упав на вонючую подстилку, я закрыла глаза и подумала, что лучше так, здесь, чем одной, в поле, среди камней и зверей. Сон долго не шёл ко мне, и я стала молиться. Католические молитвы сменялись православными, я просила у Бога только одно: дать мне место в этом безумном мире, в котором я оказалась.
Утром меня разбудил шум снаружи: дворик просыпался.
– Дэлайя! Неси сюда воду! Нужно прополоскать бельё!
– Смилтэ, чего застыла! Хватай тирги и тащи на кухню! Господа не будут ждать, когда ты там проснёшься!
– Где там эта дикарка! Мирно, выпусти её и пусть она нам поможет! Вечером возвращаются патрули, сегодня понадобятся все рабочие руки!
Громкий женский голос раздавал распоряжения. Мужской вскоре ей ответил:
– Крамма, ты чего раскричалась с утра пораньше? Боишься, что Тёмный тебя не услышит?
– Слава Светлейшей, Мирно, что Тёмный пока обходит эти края! Покажи своё приобретение, говорят, что она жуткая уродина!
– Не слушай все длинные языки, Крамма! Девушка совершенно обычная, и до приезда Великого мне не хотелось бы её выпускать!
– Почему это? Кормить-то ты её собираешься?
– Ну конечно…
– Тогда пусть помогает! Светлейшая не любит даровать пищу ленивым! Пусть поможет почистить тирги и ободрать шкурку с паркан, а потом вынесет помои!
– Ну, ладно, ладно, не кричи!
Раздался щелчок замка, и дверь в мой хлев открылась, а я стояла уже рядом с ней и ждала этого блаженного часа своей призрачной свободы!
Бородатый, которого, как оказалось, звали Мирно, удивлённо уставился на меня. Я сделала шаг на свет, он в сторону.
– Странная дикарка… странная… – пробубнил он и крикнул уже в сторону небольшой группы женщин, полощущих на ветру в огромной низкой бочке светлые ткани. – Крамма! Вот дикарка! Объясняй ей, что нужно делать!
– Ты шутишь, Мирно? Доркхайи не понимают ничего!
– Эта, похоже, всё понимает! Видимо, её миэр её хорошо учил!
– Да? – от группы женщин отделилась высокая краснолицая бабища с закатанными по локоть рукавами серого платья. На её голове скрывала волосы треугольная шляпка – не шляпка, а какая-то конструкция из белой ткани. При чём как она держалась на голове, было не очень понятно. – Что, нравится мой дормуэр? Но тебе такого никогда не получить, деточка! Да он тебе и не пригодится! Ты умеешь чистить тирги?
Я промычала, а женщина усмехнулась:
– Я так и думала. Понимает, говоришь! Смилтэ! – закричала она. – Выдай дикарке чистую туйю и покажи, как чистить тирги! Если она испортит молодняк, ты сама все съешь! Сырыми!
