скачать книгу бесплатно
– Кто она?
– Ты о Виолетте?
– Ах, ее зовут Виолетта!
Зло бросила девушка.
– Нет, послушай, она просто принесла на починку старое платье.
– Правда, когда просто приносят платье, на починку всегда так любезничают и глазки строят?
– Кто строит, кому строит?
– Я видела, как ты смотрел на нее!
Заира уже закипала от злобы.
– Я ей строил, да ты что! Звездочка моя, что ты такое говоришь, она же шлюха из трактира!
Вот это новость. Как же так, а отец? Что же это тогда получается? Может он, просто не знает кто она? Нет, не может быть, если даже Арей знает ее. Да ее, наверное, все в городе знают, значит и отец знает.
Девушка разом сникла, вся злость как по волшебству улетучилась, она бессильно опустилась на софу рядом. Юноша вышел из-за стойки, присел рядом, за плечи обнял, легонько поцеловал в висок.
– Ну что ты звездочка моя, глупенькая, я же люблю только тебя!
Еще раз поцеловал, потом еще, потом их губы встретились.
Атолл.
Лекс не ошибся, ветер сегодня действительно набрал нешуточную силу, до обеда карты шли на полных парусах, по гладкому, как зеркальная поверхность озера, бескрайнему морю песка. Огромные колеса мощно перемалывали пески Пустоши, тянули их волнистыми протекторами, подминали, выталкивали, подальше от себя назад, чтобы снова схватить новую порцию и отправить в след предыдущей. Люди в черных комбинезонах с нашивками в виде штурвала на плече, работали с веревками, тянули, ослабляли, крепили, вращали лебедки. Заклинило, песком набило: нужно быстро снять защитный кожух, выбить песок, смазать, кожух на место – готово. Гаша лопнула, канатом по рукам, кажись перелом – спустить на грузовую палубу к отдыхающей вахте, осмотреть, наложить шину, подвахтенного на его место. Все похожи, все одинаковы, лиц нет, люди-тени. Странно за ними наблюдать, как за черными пауками, ткущими паутину-ловушку. Чем не пауки – мачты в канатах затянуты, паруса на них бьются – ветер ловят. Маленькие паучки лазают внутри своих скорлупок, копошатся, наперекор дневному господину Пустоши и его извечному другу-ветру. Идут, не отворачивают, упрямо вперед двигаются – наглецы.
Скоро рельеф начал меняться все чаще начали встречаться холмы и бугры, покрывавшие Пустошь как шишки или диковинные наросты на шкуре древнего зверя. Наезжая на них своими огромными колесами, передки картов подбрасывало немного вверх, после чего они клевали вниз щучьими носами кабин, волны песка взмывали вверх по обе стороны, обдавая горячими раскаленными брызгами карторов, работающих на верхней палубе-настиле с такелажем и лебедками, засыпая тех, что внизу закутанные в мешковину отдыхают. Здесь зевать некогда: зазеваешься – собьет с карта, слижет песчаным шершавым языком, утянет в Пустошь, проглотит.
Шеф-капитан дал указание уменьшить количество парусов на мачтах, не хватало еще, проделав такой огромный путь, повредить подвеску, порвать такелаж или сломать мачты. Карты пошли заметно медленнее, скорость упала, тряска, и постоянное зарывание носом, стали меньше и не такими жесткими.
Шеф Анд сен Ивер уже порядком устал и весь измучился, нещадно ломила спина, отдавая глухой болью при каждом новом зарывании щучьего носа в песок. Сорок семь лет, стар он уже для таких переходов. На переход во время Солнечной Бури, когда короткий путь самый губительный, а ветра равнины буйствуют нещадно, его подтолкнула крайняя нужда – семейный долг. Как отказать когда на кону жизнь собственного сына? Двадцать два года назад мастер-помощник Анд стал отцом, на свет появился долгожданный и любимый мальчик, наследник. Это был уже третий ребенок, первые два погибли из-за врожденных болезней. Мальчик родился здоровым, родители себя не помнили от счастья и сразу окружили его всей той теплотой и заботой, которая не досталась первым двум погибшим. Любовью, которая годами копилась и становилась сильнее. Отец сразу назвал сына наследником и учеником и, с того момента, по праву смог называться полным именем от своего родителя. Анд сен Ивер, что значило Анд сын Ивера, полное имя означает, что ты сам стал отцом мальчика, которому ты передашь семейное ремесло, назвав его учеником. Вначале всю любовь и заботу, а позже и все свои знания и умения он передал сыну, воспитав и вырастив его настоящим мужчиной, передав семейное ремесло. За него он испытал гордость, когда сын, пройдя путь от старкара до мастер-помощника, наконец, сам стал шеф-капитаном. С ним три года назад он разделил огромную радость, когда сын сам стал отцом и учителем. Но все хорошее заканчивается, когда ты живешь среди людей, в твой дом приходят наемные головорезы и ставят перед выбором – сын или долг за сына. Сын вел караван, угодивший в засаду мародеров. Карт вывести он не сумел, растерялся, на всей скорости колесом поймал зыбучку – яму наполненную зыбучим песком. Ось карта вырвало, мачты сломало. Карт и товар потерян, хорошо сам жив остался. Пуля в плече, вторая в руке, сын дома лежит в бреду, а наемники грузоотправителя на пороге с автоматами стоят. Все свои сбережения отдал, но все равно не хватило, пришлось соглашаться самому караван вести через Пустошь да во время бури.
– Проверить укладку груза, доложить!
Крикнул шеф-капитан в металлический рупор-воронку, выставив его в проем кабины сзади. Сзади посередине кабины, проем выходил на грузовую палубу карта, имел поручни и не был застеклен, в отличие от трех лобовых и двух боковых проемов. Задний проем был значительно больше смотровых и устроен так, чтобы в него спокойно мог пролезть человек. Это было необходимо, так как место посередине кабины, по расписанию всегда занимал шеф-капитан либо мастер-помощник. Лобовые смотровые проемы предназначались для рулевого слева, шеф-капитана – по середине и правый проем для вожатого. Боковые смотровые проемы значительно улучшали обзор по сторонам для рулевого и вожатого.
Старкар головного карта, с нашитыми на потертом комбинезоне штурвалом на плече и одной узкой желтой линией на предплечьях, продублировал команду шеф-капитана идущим сзади картам специальными черными флажками, выбрасывая их вверх и в стороны в определенной последовательности, затем сменил флажки на белые, и процедура повторилась для своей команды. Карторы головного карта в черных плотных комбинезонах, с наглухо замотанными лицами и опущенными на глаза панорамными очками спустились в грузовой трюм. Прошли по бортам вдоль груза, подергали за каждую веревку, где нужно подтянули, осмотрели ткань закрывающую груз и, каждый по очереди, подняли одну руку вверх, все в порядке, все штатно. На идущем следом карте подняли зеленый флажок, на замыкающем – красный.
– Шеф Анд сен Ивер, проблемы в третьем карте!
Доложил в проем старкар. Шеф-капитан обернулся к нему и громко прокричал.
– Командуй остановку!
Снова черные флажки взметнулись в разные стороны, им на смену пришли белые и перья-паруса стали сползать вниз, прячась в тубусах. Те, которые в тубусы не убирались, команда скатывала, обвязывая веревками и покрывала чехлами. Когда был уложен последний парус, шеф Анд сен Ивер скомандовал остановку рулевому, тот послушно выполнил распоряжение, одной рукой продолжая удерживать карт на курсе, второй медленно начал тянуть огромный рычаг на себя, карт начал медленно снижать скорость и остановился.
Второй карт остановился в нескольких метрах сзади и правее, третий карт, взяв еще правее протянув дальше второго, остановившись напротив головного. Таким образом, карты образовали некое подобие треугольника, с местом внутри. Так как готовить карт к выходу и ставить паруса занимает много времени, это было необходимо в целях безопасности, в случае внезапного нападения, на этой площадке внутри за картами можно будет укрыться и вести бой из-за укрытия.
Команда высыпала на внутреннюю площадку, старкары начали назначать и расставлять по местам дозорных, остальные, пока у них случилось свободное время, покидав циновки на раскаленный песок, повалились отдыхать. Охрана с автоматами заняла позиции между рядом стоящими картами в вершинах треугольника, распределили секторы обстрела. Лекс с шеф-капитаном стояли у кабины головного кара, дожидаясь пока к ним подойдет мастер-помощник. Ворон, расставив наемников, тоже направился к ним. Вот, морок, только его истерик сейчас не хватает, все и так дерганные, а его наемники так вообще уже три дня на взводе, того и гляди прорвет. Вожатый искоса посмотрел на шеф-капитана. Старик выглядел хреново, дорога совсем измотала его, пытается держаться, но через силу, видно, что не сдюжит, отдых ему нужен. Придется самому с Вороном разбираться, да усмирять взрывной нрав наемника.
Хоть Лексу и было двадцать два года от роду, многое уже успел в жизни повидать, через многое пройти. Жизнь подарила ему настоящего и любящего отца и учителя. Но она же его и забрала совсем рано, в пустой ссоре на постоялом дворе на глазах у Лекса его зарезал пьяный наемник. Самого парня сука жизнь не обделила талантами, родовое ремесло он перенял быстро и легко, уже в двадцать на его плече красовалась нашивка птица на фоне солнца частично закрытого луной на синем фоне. Красовалась по праву, у него был талант выбрать наиболее безопасный маршрут для каравана, был у него и дар – ориентироваться без подручных средств и приборов во время Солнечной Бури. Как он это делал объяснить обычному человеку сложно. Он мог вживую, средь бела дня, видеть звездное небо, так как будто бы дело было ночью, видел, как по карте звездного неба движется дневное светило, поэтому безошибочно находил нужное направление движения для шеф-капитана. Он любил Пустошь, всегда воспринимал ее как живое существо, он ее понимал, слышал. Совсем еще ребенком, он с отцом уже колесил с караванами по этим пескам, учился стрелять из ружья, учился распознавать людей, учился их слушать, учился говорить с ними. Со смертью отца он многое потерял, не только наставника, но и лучшего друга и товарища, он целый мир потерял, с тех пор Пустошь стала для него пустой и какой-то чужой. Теперь ему всегда хотелось поскорее вернуться домой, к матери и младшей сестренке, единственным дорогим ему людям. Теперь он глава семьи, он в ответе за них.
Подошел мастер-помощник, веселый парень, на три года старше Лекса, как и все в караване с ног до головы замотанный, закрытый одеждой, чтобы не дать песку ни малейшего шанса до кожи добраться, ожечь, отравить.
– У третьего карта одна пластина левой рессоры на средней оси лопнула. Лашинг не выдержал – веревка лопнула и груз сместился, как следствие, рессору оси перегрузило, вот на очередной кочке она и треснула.
Старик тяжело опустил голову. Подошел Ворон, только конец предложения он, скорее всего, смог услышать. Шеф-капитан поднял голову, посмотрел на Лекса, перевел взгляд на мастер-помощника.
– Сколько времени понадобится, чтобы дублер завести, поставить и обтянуть?
– Часа два, никак не меньше.
Ворон, стянул платок-повязку с лица, сплюнул под ноги, на шефа Анд сен Ивера смотрит. Молчит пока.
– Лекс, что скажешь, если через два часа закончим, есть нам резон сегодня снова паруса ставить, или будем сразу лагерь разбивать до завтра?
Нам? А ты-то сам как, сдюжишь? Лица на тебе нет.
– Дальше рельеф сильно поменяется, холмы будут намного выше, выше картов. Ветер будет сильно рваным, местами с сильными завихрениями, ускорениями и спадами, паруса придётся все время добавлять и убирать. Через пару часов он начнет слабеть, это нам очень на руку, чтобы этот участок проскочить, Пойдем туда завтра по сильному ветру, можем не пройти, тем более на сломанной рессоре.
Старик кивнул.
– Хорошо мастер Гикс. приступайте к ремонту, время терять нельзя, постарайтесь не затягивать – время дорого. Распределите людей по вахтам, самых опытных для ремонта задействуйте, остальным отдых – впереди трудный переход, много работы.
Мастер-помощник ушел.
– Дойдем сегодня?
Голос скрипучий, неприятный, глаза за стеклами запыленных очков холодные. Обращается к Лексу.
– Ветер стихнет через час после заката, времени хватит.
– После заката?
Пауза.
– Ты что нас ночью вести хочешь? Ты что грибов перебрал, морок тебя дери!
– Шеф Анд сен Ивер, вам тоже лучше отдохнуть, мастер-помощник будет занят ремонтом, устанет и не сможет заменить вас на переходе, вам понадобятся силы, а мне ваше умение, чтобы дойти сегодня.
Старик спорить не стал, куда там, выжатый совсем. Только руку на плечо вожатому положил. В глаза устало посмотрел, развернулся и полез в кабину на отдых устраиваться.
– Ты мля, меня не слышишь или вид делаешь?
– Прекрасно слышу, ты просто меня слышать не хочешь. Я же сказал, что ветер стихнет через час после заката, я не смогу вас ночью вести без ветра, поэтому планирую быть на месте еще до темна.
– А если не выйдет у тебя до темна нас довезти, что тогда?
Ну все, приехали, начал заводиться ирод, не хочет слышать ничего.
– Тогда я вас буду поить в трактире три дня, тебя и твоих четверых головорезов, идет?
О, магия слов о дармовой выпивке подействовала – глаза аж заблестели, только это совсем другой, не тот холодный блеск. Вплотную подошел к вожатому, в глаза ему посмотрел.
– Идет, только сначала я с тебя шкуру спущу и аргам ее скормлю, а уж потом ты нам выпивку поставишь.
**********
Погруженный в предрассветную темноту Атолл еще дремал, тихо было, только изредка раздавалось хлопанье дверей, на площади в районе рынка, торговцы просыпались, и неспешно открывали свои лавки. Короткая ночь не приносила желаемой прохлады и облегчения после бесконечно долгого жаркого дня. В период Солнечной Бури дни были особенно долгими, жаркими и изматывающими, а ночи мимолетно короткими и нестерпимо душными. По улицам лениво передвигались дворовые. В их обязанности входило убирать улицы и дворы, утром тушить фонари освещения, а вечером разжигать их вновь. На базарной площади, возле зданий городской администрации и зданий первого яруса, трактира, и обоих постоялых дворов освещение было электрическое – от ламп накаливания, остальные переулки, переходы и галереи верхних ярусов освещались от жировых ламп, которые нужно было разжигать и тушить вручную каждый день. Электричество в городе было, но его вырабатывалось крайне мало – не хватало генераторов. Ночью ветра Пустоши тоже спали, поэтому электричество нужно было запасать, в аккумуляторы, собирать которые нынче стоило безумно сложно и дорого. Когда-то люди в избытке имели даже портативные батареи в любом приборе, а электрический фонарь было чем-то настолько обыденным, насколько сейчас обыденны лучины в домах бедняков. Странное было время, то о котором сохранилось множество воспоминаний в книгах того времени, которые в огромном количестве выкапывались копателями и приносили добытчики, из мест погребения древних городов. У тех людей было все, они даже по воздуху летать могли, у них даже была чистая вода и практически неотравленный воздух, не было таких страшных болезней, они были счастливы! Но тогда чего им не хватало? Зачем развязали ту страшную последнюю войну? А чего не хватает людям сейчас? Зачем выжившие потомки тех людей развязали большую войну тринадцать лет назад? Наверное, дело в самом человеке, а не в условиях, в которых он живет…
Небо на восходе окрасилось предрассветной желтизной, узкая полоска света быстро расширялась, ползла вверх. Тревожные тени проснулись, поднимаются, растут, удлиняются, шепчутся – дневной владыка Пустоши приближается. Легкий ветерок пришел с заката, играя как ребенок, подбросил вверх пригоршню песка с поросшего травой, небольшого холмика, отсалютовал своему дневному другу. Ветер побежал дальше, просыпаясь, стал подниматься выше и выше, минуя город на его пути, ударился об отбойник на крыше, отскочил, задел дремлющие на мачтах городские флаги, на синем фоне которых красовалась массивная башня среди песков. Флаги затрепыхались, ветер отпрыгнул в сторону, запутался в лопастях ветряка, лопасти недовольно заскрипели, поворачиваясь, разгоняясь все сильнее и сильнее, пришла пора и им проснуться, людям нужно электричество, и генераторы будут добывать его из ветра, превращая в ночной свет.
Солнце показалось над горизонтом, разом залило своим ослепительным светом долину, тени шарахнулись в последнем отчаянном прыжке, разбились о неприступные городские стены и сгинули. Дневной владыка поднимался все выше и выше, ему было интересно заглянуть за высокие стены города, увидеть представление забавных букашек, там внизу. Букашки суетятся, снуют без устали по лабиринтам своего игрушечного городка. Букашки галдят, носят, меняют, бросают, ненавидят, предают, любят, рожают, крадут, убивают. Забавное представление было сегодня, идем друг верный, друг быстрый и свирепый – нам пора. Оставим букашек до завтра, пусть тени возвращаются, пусть тени поглотят их, скуют в своих объятиях страха, пусть наполнят дома и души букашек парализующей, вязкой темнотой забвения.
За дверью спальни раздавались голоса – низкий властный голос жены, она уже кого-то отчитывала. Ей отвечал тонкий детский голосок, опять дочери досталось, из-за пустяка какого, поди. Опять не в духе жена проснулась. Как не хочется вставать, проклятое утро, проклятая бестия, опять будет мозг выедать, сейчас начнет снова поучать как нужно дела вести. Начнет указывать на то, что он не может заработать и скопить на нормальный дом, хотя бы на втором уровне, как их друзья, точнее сказать «её» – его друзьями они не были никогда. Расем с семьей, вон вообще на первый уровень перебрался год назад. У нее всегда, чуть что – Расем то, Расем сё. По любому спит с ним зараза, да и морок с вами – спите, любитесь, как хотите, меня в покое оставь, дай жить нормально, дочь не трогай. По пустякам шпыняет ее постоянно: «Такая же, как твой отец неудачник, ничего не можешь, ни к чему не стремишься. У тебя не игры в голове должны быть – смотри, да присматривайся к сыновьям из зажиточных семей, ищи мужа себе нормального. Не повторяй моих ошибок молодости, вот, выбрала себе слюнтяя в мужья, так и мучаюсь теперь. Сил моих больше нет вас, никчемных, терпеть».
Жарко, душно с утра, вентиляция не помогает, третий ярус с утра уже солнцем разогревается, тонкие в несколько слоев законопаченные стены, жесть да щиты всякие, местами камень, а накаляются на солнце нещадно. То ли дело стены первого и второго ярусов, примыкающие к городской стене, в два метра шириной – прохлада и безопасность. Рубаха мокрая совсем, потная, к телу липнет. Дышать нечем, грудь сдавило, сердечко шалит. Где капли? Доведет она меня, раньше времени в могилу положит, а как же Мара, как же доча без меня, сгнобит ее совсем бестия.
Семь лет назад встретил ее на базарной площади, сама заговорила, сама свиданку назначила. Красивая тогда была, веселая, ни намека на ту стерву, в которую потом превратилась. Хотя вру, конечно, сам дурак слепой был. С рождения больной. Что-то про обмен, каких-то веществ лекари все время говорили, полный, медлительный, жара постоянная, потный, запах этот… Кто с таким знакомиться захочет. Сам же никогда не мог первым подойти, заговорить, как посмотрят, смеяться будут, так с самого детства повелось.
Нашел капли, накапал, выпил, вода горячая противная.
В тот год отец умер – тоже сердце, на роду у нас значит так. В наследство карт торговый оставил, небольшой двухосевой. Сдал его в аренду, за пару удачных ходок сумму неплохую заработал с аренды. Потом она. Как то быстро у нас все закрутилось, еще бы – меня понять можно, я же с женщинами никак и никогда, вот и повела меня как кобеля дурного, стоило только пальчиком поманить. Через полгода уже оженились, мать благословение дала, а сама через четыре месяца вслед за отцом, даже внучку не увидела. У ее отца бизнес только что прогорел, уговорила меня карт продать, да с отцом в новое дело вложиться. Послушал код безмозглый. Не до того было тогда, наконец-то радость большая – дочь родилась.
Как вставать не хочется. Ноги за ночь отекли, болят, не встать, огнем горят. Нужно, нужно – работа… пропади она пропадом, нужно склад идти открывать. А какому мороку он нужен, буря уже пять месяцев свирепствует, торговля стоит, даже с близлежащих копален руда не привозится.
Квадраты, квадраты – все на уме у нее одни квадраты. Серебряные, но лучше золотые, да не ноготки, а сразу ей четвертаки, а то и полтинники подавай. А лучше и вовсе целый квадрат. Да где им взяться-то, тем более золотым. Вот самому бы чеканить их… Замечтался однако.
Взяли сначала в аренду склад – дела пошли, неплохо пошли. Склад выкупили через два года, только папаша ее, склад к рукам прибрал, на себя оформил. Сказал, что большая часть денег в предприятии его была, он дело своим трудом поднял, поэтому хозяином он будет, а меня управляющим этим складом поставил… на побегушках. Бестия тогда папашку поддержала, все по-честному, говорит, да и стар он, так что склад в любом случае твой. Ага, как же мой, старик еще меня переживет, а нет – так она же его и приберет к рукам, сука морочья.
Оделся, идти нужно.
– Ну, наконец-то поднялся, солнце вон уже скоро над крышей станет, а он все бока отлеживает!
Глаза злые, сверкают, стоит – руки в бока необъятные уперла, волосы темные кудрявые в разные стороны. В трактире на полке альбом стоит с фотографиями «Мифы и легенды древней Греции» называется, вот там такая же, как ее… Медуза Горгона! Вот точно – вылитая.
– Сладко ли тебе спалось муженек, мой, трудолюбивый?! Конечно как же, когда же мы отсюда переехать сможем? Если глава семейства даже не чешется, чтобы квадрат лишний заработать и домой принести!
Ну вот, о чем я и говорил – старая песня, заезженный винил. Выбросить бы его с окна да вниз на улицу, битым камнем мощенную, или разбить об угол стола, да в канаву сточную спустить, к аспидам во тьму бездонную.
– И тебе доброго утра.
Вяло, без выражения ответил. На кухню прошел. Дочка за столом сидит над кашей, лениво в тарелке ковыряется, настой из трав по чашкам разлит, на меня, как всегда не накрыто.
– Папочка, доброе утро!
Искренняя, приятная улыбка, открытое светлое личико, веснушки на пухлых щеках, золотые волосы в две косы сзади собранные. В ответ улыбнулся. На бабушку свою очень похожа, жаль не виделись никогда.
– Привет солнышко!
В лоб поцеловал, хихикнула довольная.
– Папуль, ты садись, я тебе сейчас быстренько соберу. Сел на стул. Мегера пришла свое место заняла, не на кого не глядит, сидит ложкой кашу зачерпывает, настоем запивает.
– Чтобы есть нужно работать, а не дармовщину разводить.
Дочь тарелку поставила, чашку настоем наполнила, подала.
– С собой ее на склад сегодня возьми, мне нужно к Арею зайти, платье заказать новое хочу. На обмерку пойду. Потом дела еще есть в городе.
– Платье? Дорогое? Ты же сама говорила, что на дом копить будем.
Лицо повернула, глаза, сколько в них ненависти.
– Ты что мне предлагаешь голой на людях ходить? Ты мужик, ты должен заработать и на дом и жене на платье.
Отвернулась, настой пьет.
– Хотя какой ты мужик, даже не был им никогда.
– При Маре не нужно.
– Ей шесть, уже можно жениха подыскивать. Через шесть лет готова к женитьбе будет.
– Время придет – сама подыщет.
– Сама она себе ничего стоящего не найдет, потому что вся в отца слюнтяя. Я за тебя всю жизнь все делаю. Место свое ты благодаря кому получил?
– Благодаря кому?
– Конечно благодаря мне. Я своего отца уговорила тебя никчёмного управляющим поставить.
– «Какой из него управляющий, чем он управлять может».
Повторила она, подражая голосу своего отца.
– Еще тогда отец понимал, что ты ни к чему не годен, но все равно тянул – потому что я просила, родня потому что.
– Там и мои деньги были, я тогда свой карт продал, забыла!
– Рот закрой! Смотри, голос у него прорезался.
Ложка в тарелку грохнулась, сильно, отлетела, под стол упала. Женщина встала, от злобы кипя, тарелку и чашку со стола забрала, в мойку понесла.
