Ритуальные принадлежности

– Давай мы с тобой еще сделаем цветочков? А мама с работы придет, и мы ей подарим.

– Ага, – сказал мальчик. – Только надо сирень! Я знаю, какая она.

– Ну, сирень-то у нас, поди, не получится. Давай лучше розочку сделаем. Или ромашку. Где у нас вторые ножницы?..

Дениска сидит рядом с бабушкой, смотрит внимательно.

– Вот, гляди, – показывает она. – Видишь, как надо?

Таисья Макаровна действует неторопливо, чтобы внук поспевал за ней. Ножницы у нее в руках выстригают цветные бумажные лоскутки. Потом лоскутки в морщинистых пальцах шевелятся, соединяются и раздвигаются, нитка с мягким хрустом вьется вокруг стебелька… Бабушка наклоняет голову, придвигает стакан и опускает в него новый цветок. Поправляет его, разглядывает, улыбается.

– Дениска, у тебя больше нету зеленой бумажки?

* * *

Вернулась из школы Аленка. Постояла возле стола, посмотрела, чем занимаются братец и бабушка. Наверное, ей стало завидно, она хмыкнула и произнесла такой приговор:

– Это бумажные. Они неживые.

– Ну так и что же, бумажные? – отозвалась Таисья Макаровна. – Зато они зимой расцвели у нас. Теперь нам зима не страшна. Ты глянь, какую Денис ромашку придумал! Прямо как настоящая.

– И совсем не похоже, – возразила Аленка. – Я-то могу и получше.

– А ну-ка! – Таисья Макаровна подала внучке ножницы.

Аленка успела прибавить к букету две ромашки, и тут послышался в прихожей голос Нины Петровны:

– Ну и погода сегодня! Такой ветер, просто кошмар!

– Беги, милый, встречай маму-то, – шепнула Дениске старуха и подала ему стакан с букетом. А сама притянула к себе Аленку, обняла ее и прислушалась.

– Ах ты мой хороший! – воскликнула Нина Петровна, принимая от сына подарок. – Дай-ка я тебя поцелую… Ты сам это сделал?

– Нет, мы с бабушкой! И Аленка нам помогала.

– Ну, молодцы-то какие. Спасибо… – Нина Петровна появилась в дверях и повторила уже для свекрови. – Спасибо, Таисья Макаровна. Вот уж какое спасибо, я просто не знаю что и сказать.

Старуха улыбнулась невестке, в глазах у нее защипало. Она подумала, что теперь будет знать свою роль в этом доме: делать цветы, приносящие радость.

* * *

Назавтра Федор Васильевич выполнил просьбу матери, купил в «Детском мире» несколько пачек цветной бумаги. Ему тоже хотелось, чтобы мать не скучала одна целыми днями, а занималась нетрудной работой, которая всем по душе.

Старуха, счастливая от собственной пользы, за несколько дней украсила квартиру цветами. Теперь у нее получались даже пионы и гладиолусы. Цветов стало много, и старуха вспомнила о Надежде Самойловой с девятого этажа, отнесла ей самый лучший букет… Потом еще несколько раз она поднималась к ним в гости. Но не задерживалась, всегда успевала вернуться домой до прихода невестки и сына.

Но однажды так получилось, что она не успела…

В пять часов, как обычно, она вынесла мусор к машине, а когда возвращалась, встретилась возле подъезда с Надеждой и маленькой Ольгой – случайно, как в первый раз. Ольга обрадовалась, позвала бабу Тасю в гости, и старуха даже домой не зашла, прямо в пальто и с ведром поднялась с ними в лифте на девятый этаж.

Надежда Самойлова уже привыкла к доброй старухе. В этот вечер она по-женски доверилась ей и рассказала свою невеселую историю. Таисья Макаровна постаралась утешить молодую соседку. Она засиделась в гостях допоздна.

7.

В почтовом ящике лежал одинокий конверт. Федор Васильевич взял его, поглядел. Почерк был незнакомый, и он не сразу понял, что это письмо из деревни, от Петра Филипповича Буряка. Ну правильно, вот же написано: «Зозуле Таисье М.» Он снял перчатку, надорвал конверт, извлек письмо, адресованное матери: все равно ведь она сама прочесть его не сумеет. Федор Васильевич пошел не спеша вверх по лестнице, чтобы успеть до восьмого этажа закончить чтение.

Письмо было большое, подробное. Петр Филиппович пересказывал бывшей соседке деревенские новости, и даже поведал, как поживает коза, принадлежавшая когда-то покойнице Варваре Дудиной, перешедшая затем к старухе, а теперь зимующая вместе с коровой Петра Филипповича в скотском сарайчике. «Я ваши цветы прибрал, взял из них семена, весной посею у вас возле дома. И в огороде посажу что-нибудь, зачем он будет пустой, это не по-хозяйски. Если вы до нас обратно приедете, то уже будет у вас и картошка, и лук, и капуста, помидоры и укроп с огурцами, я чего себе посажу, то и для вас. Вы скучаете в городе, мы уже старики. Приезжайте, никто не осудит…»

«Чудак человек, – подумал о нем Федор Васильевич. – Зачем же она обратно поедет? Ей и с нами теперь хорошо».

Он отпер дверь своим ключом, вошел домой и сразу же громко позвал, чтобы обрадовать:

– Мама, идите сюда! Вам сюрприз!

– Бабушки дома нет! – крикнула из комнаты Аленка.

– Что значит нет? А где она?

– Я не знаю, у мамы спроси!

Нина Петровна вышла из кухни.

– Ума не приложу, – развела она руками. – Я-то сама пришла только что. Алена говорит, что уже давно дома сидит, а бабушки не было и до сих пор нет… Что это у тебя? Письмо? От кого?

Федор Васильевич глянул на вешалку, пошевелил висящую одежду и не нашел того, что искал: пальто матери. Он встревожился, протянул письмо:

– Слушай… ну-ка прочти. Не нравятся мне эти дела.

Нина Петровна прочла, ахнула и посмотрела на мужа округлившимися глазами. Он сказал озабоченно:

– Сходи, глянь, вещи на месте?

Вещи были на месте. Нина Петровна медленным шагом возвратилась из старухиной комнаты в прихожую и проговорила с недоумением:

– Что же она, без вещей умотала? А деньги на билет? У нее разве были?

– Не знаю. Может, и были.

– Ой, Федя… что делать? Беги на вокзал!

– Ерунда какая-то, – сказал Федор Васильевич, надевая шапку и застегивая пуговицы на пальто. – Неужели она и правда сбежала от нас?

– Как девчонка несмышленая, честное слово! Я знала, я чувствовала… Слушай, а может позвонить? На вокзале всегда милиционер дежурит, ее быстро найдут.

– Да не выдумывай! Кто будет искать?.. А если поезд уже ушел?

– Ой, не знаю… – прошептала Нина Петровна. – Ну и бабуля у нас… вот ведь какая, а? Да что ты стоишь-то? Ну!

Федор Васильевич вышел за дверь и, не дожидаясь лифта, побежал вниз по лестнице. Нина Петровна крикнула ему вдогонку:

– Такси возьми!

Она постояла в прихожей, покусала губу. Прошла в кухню, опустилась на табуретку.

– Мама, – подошла к ней Аленка. – Почему бабушка от нас уехала?

– Ты-то хоть помолчи! – прикрикнула мать на нее. – Тебя не касается!

Федор Васильевич домчался в такси до вокзала, протолкался без очереди к окошечку справочного бюро и узнал, что скорый поезд Москва-Хабаровск стоит на третьем пути, отправление через пятнадцать минут. Стараясь не очень спешить, Федор Васильевич дважды, в ту и в другую сторону, прошел через все вагоны, вышел из поезда на людный перрон, закурил папиросу.

– Поберегись! – крикнул носильщик и прокатил мимо него тележку, наполненную чемоданами.

* * *

Таисья Макаровна попрощалась с Надеждой Самойловой, обещала зайти еще завтра. Она спустилась по лестнице и, стараясь не зашуметь пустым ведром из-под мусора, проскользнула в квартиру.

– Вы где пропадали! – закричала, увидев ее, Нина Петровна. – Вы что, на помойку ходили?

– Нет, не ходила… – растерялась Таисья Макаровна от этакой встречи. – Я тут, у соседки была.

– У какой соседки? Вы что?

– Да у Нади-то, у Самойловой. Посидели с ней.

– Ну ты подумай! – возмутилась Нина Петровна. – Вот уж подружку себе нашли, поздравляю!

– Да она ведь хорошая, Надя-то. Зря ты так на нее говоришь.

– Как вам только не стыдно! – еще громче сказала невестка. – Федя на вокзал побежал вас искать!

– Почему на вокзал? – удивилась старуха.

– А кто же вас знает! Может, вам что-нибудь не понравилось, и вы сбежали от нас. И даже не попрощались.

– Зачем же я буду прощаться? Я и не думала…

– Вот Федя придет, вы ему объясняйте! Он там носится где-то, разыскивает вас. А она сидит себе, с этой лахудрой беседует. Нехорошо, Таисья Макаровна. Просто очень нехорошо.

– А ты, доченька, меня не стыди, – тихо сказала старуха. – Я перед вами не провинилась. Если так надо, я и правда уеду. Это ваша догадка, а не моя.

– Да что ж такое! – всплеснула руками невестка. – Вы же сами просили, чтобы жить у нас. Ну и живите! Только надо по-человечески делать, зачем же так говорить? Никто вас не гонит!

– Да я уже вижу, – прошептала старуха.

Она сняла молча пальто, отнесла ведро в кухню, прошла к себе в комнату и закрылась.

* * *

Федор Васильевич вернулся домой поздно вечером. Он был выпивши, но жена ничего ему не сказала на это, а только предложила не трогать старуху, пусть она успокоится, и лучше никогда не напоминать ей о том, что случилось сегодня.

– Я ее уже отругала как следует. Хватит с нее.

– Где письмо? – спросил Федор Васильевич.

– Зачем тебе? Что ты хочешь с ним делать?

– Ничего не хочу. Ты его спрячь-ка подальше, и матери не говори. Так будет лучше.

И он и она рассердились на Таисью Макаровну почти одинаково – это сблизило их, и когда легли ночевать, они долго не спали, перешептывались, обсуждая событие. Федор Васильевич говорил жене, что за ними здесь тоже есть грех, и немалый, а Нина Петровна отказывалась:

– Ты сам-то подумай, ну чем ей мы не угодили? Живет, горя не знает… Я уж и так и этак стараюсь, чтобы ей поспокойнее было. Разве не так?

– Так-то оно так, – соглашался Федор Васильевич. – Но все-таки ей у нас не хватает чего-то.

– Да господи, Федя! У нее же всё есть – и в тепле, и в покое. Комнату отдельную освободили ей… Чего еще надо старухе-то?

– Да как же ты не понимаешь? Ей хочется в нашей жизни участвовать, а не просто так. Она мне однажды сказала об этом… Вот бы ей дело какое найти. А то кроме помойного ведра у нее никакого занятия нет, смешно даже.

– Ну вот еще цветы она свои лепит, тоже работа, – неуверенно предположила Нина Петровна.

– При чем тут цветы? Надо как-нибудь сделать, чтобы она у нас была не лишняя в доме. Я не знаю…

– Ой, Феденька, слушай… придумала!

– Что ты придумала?

– Да вот эти цветочки-то… У нашей одной продавщицы мать точно таким же делом занимается. И не просто для удовольствия, а по заказу! Она их делает, цветочки, а потом сдает, и ей даже деньги платят за это. Деньги не ахти какие, но все-таки… ведь не в этом же дело, правда?

– А куда она сдает их?

– Да есть тут одна контора… Мы давай вот что. Я завтра все разузнаю, посоветуюсь с этой продавщицей, спрошу у ней, как и что. И тогда уж тебе расскажу, ладно?.. А теперь давай спать.

8.

Всюду были цветы. В хрустальных вазочках и тонких стаканах, на столе и серванте, в большой комнате и в супружеской спальне. Даже к шторам приколоты несколько хризантем. Старуха бродила по квартире, подолгу разглядывала яркие сухие букеты, и за два дня не прибавила к ним ни цветочка. Сын и невестка стали ласковы и внимательны, заговаривали с ней, задавали вопросы, но старуха отмалчивалась.

На третий день, когда она уже пообедала, в дверь позвонили.

– Здесь живет Зозуля Таисья Макаровна? – спросила улыбающаяся приветливая женщина, держащая в одной руке объемистый саквояж, а в другой книжечку с записанным адресом.

– Это я, – сказала старуха.

– Здравствуйте, очень приятно! – женщина решительно посторонила Таисью Макаровну и вошла.

– Вам, наверное, Федор Васильевич нужен или Нина Петровна? Так они на работе и не скоро придут, – торопливо проговорила старуха.

– Да зачем они мне? – засмеялась нежданная гостья. – Ведь это ваши изделия? – она указала на бумажный букет, украшающий тумбочку с зеркалом.

– Это? – удивилась Таисья Макаровна. – Да, это мои.

– Ну вот! Значит, все правильно! – женщина резким движением расстегнула «молнии» своих зимних сапог, сбросила их и осталась в чулках. – Ну, что же мы стоим здесь? Ведите меня, показывайте вашу работу. И будем оформлять соглашение. – Она подхватила саквояж и проследовала за Таисьей Макаровной в комнату, не снимая пальто.

– Замечательно! Просто чудесно! – высказалась она, быстрым взглядом окинув многочисленные цветы, украшающие богатую мебель. – Как раз то что нам нужно!

Она села к столу, открыла саквояж, извлекла пачку бланков. Приготовила авторучку, посмотрела на старуху с улыбкой.

– Ну что, Таисья Макаровна? Значит, будем сотрудничать? – И стала быстро заполнять бланк, приговаривая: – Ваши изделия очень красивые, оригинальные, они пойдут у нас по первой категории. Только я вам советую в будущем ограничиться одним наименованием. – Она огляделась по сторонам. – Ну, вот хотя бы эти хризантемы… Приспособитесь, набьете руку, и они у вас хорошо пойдут, как с конвейера. Инструменты, материалы – это все мы вам предоставим, я через пару дней занесу. Работу вашу будем оплачивать сдельно, сколько цветочков, столько пятачков, хризантемы по гривеннику… О, да у вас и гладиолусы есть? Ну, с вашим умением вы у нас будете хорошо зарабатывать!

– Да я не понимаю, – сказала старуха. – Вы что, будете их покупать у меня, цветки эти?

– Ну… да, – ответила женщина. – То есть не покупать, а принимать вашу продукцию. Раз в неделю… Да вы не сомневайтесь, у нас много надомниц оформлено, никто не жалуется. Каждый понедельник я всех обхожу, принимаю изделия и оплачиваю сразу на месте. Ведь это удобно же, правда? Не выходя из дома будете получать определенную сумму, еженедельно. У нас некоторые и по двадцать, и по двадцать пять рублей зарабатывают. Если хотите, могу прямо сейчас принять у вас то, что готово.

– Не знаю я, – старуха пожала плечами. – Да вы из какой организации?

Женщина посмотрела на нее с недоумением.

– Бытовой комбинат. Цех ритуальных принадлежностей. Вас разве не предупредили?

– Ничего не сказали… Я прямо не знаю, что и делать… Вы эти цветки-то куда потом? Это какие же принадлежности? Для покойников, что ли?

– Нет, не только, – гостья уже подозрительно разглядывала Таисью Макаровну и говорила неуверенно, без прежней заинтересованности. – У нас продукция разнообразная. И венок надмогильный идет, и свадебные украшения, еще театральные заказы бывают, бутафория и антураж… Конечно, в основном-то мы оформляем ритуал погребения, этой работы больше всего. Вот как раз хризантемы ваши тут были бы очень… Да что вас смущает? Вы не согласны? Отказываетесь?

Таисья Макаровна отвернулась, посмотрела на свои одуванчики и ромашки. Она представила, как чужие руки будут составлять из этих цветов похоронный венок. Подбородок ее задрожал.

– Нет, – сказала она. – Вы извините меня, я… не буду.

– Ну вот, интересное дело! – обиделась гостья.

Она с раздражением затолкала в саквояж бумагу и авторучку, щелкнула замком. – Что же вы голову людям морочите? Только зря время потратила с вами! Звонят, приглашают, потом отказываются.

– Да я не звонила вам, что вы! – удивилась Таисья Макаровна.

– Ну, не знаю. – Женщина поднялась и ушла в прихожую обуваться. Там она что-то еще проворчала, задержалась у зеркала, и уже, не прощаясь, открыла наружную дверь.

– Постойте! – Таисья Макаровна торопливо приблизилась к ней. – А если все вот эти цветы я продам сейчас? Это сколько денег получится?

– Откуда я знаю! – резко ответила женщина. – Надо считать.

Старуха посмотрела на нее просительно и виновато.

– Ну, вы тогда… посчитайте, пожалуйста. И возьмите их все.

Женщина хмыкнула, захлопнула дверь.

– Так бы сразу и говорили! Давайте, несите. Только быстро, у меня еще семь адресов. – Она водрузила на тумбочку саквояж, распахнула его. – Сыпьте сюда!

– Сейчас, милая, – старуха засуетилась. – Я мигом, я не задержу…

Бумажные цветы, шурша и сминаясь, один за другим исчезали внутри саквояжа. Женщина молча следила за ними и считала количество. Последнюю астру Таисья Макаровна задержала в руке ненадолго, с тяжким вздохом опустила ее в саквояж. Теперь это уже не цветы, а ритуальные принадлежности, и старуха тоскливо подумала об их незавидной дальнейшей судьбе, словно это были живые и близкие ей существа.

Женщина отсчитала несколько бумажных купюр, добавила звонкой мелочи и протянула старухе небольшой серый листок.

– Вот здесь распишитесь.

– Ой… да может, не надо?

– Что значит не надо? – рассердилась работница. – Это квитанция! С меня же потом в бухгалтерии спросят, как вы думаете?

Старуха послушно взяла авторучку, начертила в квитанции крестик.

– Еще и неграмотная, – пробурчала женщина. Она глянула в зеркало, поправила на голове мохнатую шапку, открыла дверь и оглянулась к Таисье Макаровне.

– Зря вы от хорошего дела отказываетесь. Если что, звоните по тому же телефону. Подумайте хорошенько.

– Я подумаю, – покорно сказала старуха, чтобы еще больше ее не обидеть.

* * *

Она пересчитала свою небогатую выручку. Денег оказалось тринадцать рублей и девяносто копеек. Еще двадцать пять рублей у нее были отложены и хранились в шкафу под одеждой, завернутые в газетный обрывок.

Она собралась. Всего багажа получился один большой узел и обувная коробка, в которой прежде хранились цветная бумага, ножницы, нитки и тряпочные лоскутки, все это старуха оставила на столе, может быть ребятишкам еще пригодится. Она взяла себе в дорогу кусок колбасы, хлеб с маслом и луковицу. В последний раз обошла всю квартиру, оделась в прихожей и не забыла присесть на минутку, соблюдая обычай.

Присела – и вспомнила о Надежде. Еще не было и четырех, Надя Самойлова, должно быть, не вернулась домой после работы. Все же старуха поднялась на девятый этаж, позвонила в дверь и постояла, прислушиваясь… Дверь не открылась.

Таисья Макаровна мысленно простилась с Надеждой, тихим шепотом пожелала, чтобы все у них с Оленькой было хорошо и люди бы их не обижали. Она вернулась за своими вещами, оставила на тумбочке ключ, а под вешалкой тапочки, подаренные Ниной Петровной. Вышла из квартиры и решительно захлопнула дверь.

9.

В здании вокзала шумела гулкая суета. Возле билетных касс толпились нервные люди в окружении своих чемоданов, тут же кричал чей-то младенец. Таисья Макаровна спросила у крайнего, хорошо одетого молодого человека, здесь ли ей можно купить билет на хабаровский поезд. Молодой человек ей кивнул и сказал, неожиданно улыбнувшись:

– Будем попутчики. Держитесь за мной.

Старуха обрадовалась и вправду подержала его за рукав, но тут же смутилась и неловко отпрянула, склонилась над своим узлом, будто ей надо было его передвинуть немного… Под сводами зала пробубнил голос усталой женщины, неразборчивое диспетчерское объявление. Таисья Макаровна выпрямилась с напряженным лицом – встревожилась: не опоздать бы на поезд. А если сегодня он уже уехал и следующий будет нескоро, может быть только завтра? Да и хватит ли денег на билет… Молодой человек понимающе посмотрел на нее.

– Скорый на Ленинград объявили, вы не расслышали? А наш прибывает через сорок минут, если не опоздает. Так что время есть, не волнуйтесь, успеем. Я могу взять вам билет, если хотите. А вы пока посидите вон там – видите, женщина с мальчиком? Это мои… Вы в купейном, наверно, поедете? Давайте деньги. А то вас тут затолкают.

– Спасибо тебе, сынок, – сказала Таисья Макаровна. – Да что уж ты обо мне так заботишься? Я могу и сама. Мы ведь люди чужие.

– А вас кто-нибудь провожает?

– Нет, я одна, – призналась старуха.

– Да вы не бойтесь, я не обману вас.

Таисье Макаровне стало неловко – ей больше не хотелось никого обижать, а этот парень обиделся… Она торопливо достала газетный пакетик и передала ему в руки.

– Ага, – кивнул молодой человек. – Я вам нижнюю полку спрошу. Скажу, что для матери нужно. Вы как, – он улыбнулся, – не против?

Старуха вздохнула.

– Дай бог тебе здоровья, – заговорила она, – и всего тебе самого…

– Ничего, ничего, – остановил ее молодой человек.

– Благодарить меня пока еще не за что. Вы идите к ним, посидите, а я уже скоро, тут немного народу осталось… Женщину Катериной зовут. Не стесняйтесь, она добрая, разговорчивая.

Таисья Макаровна подхватила свой узел и пошла нерешительно. Женщина, видно, давно наблюдала за ней, кивнула издалека и подвинулась на вокзальном диванчике.

– Здравствуйте, – сказала Таисья Макаровна, села с ней рядом и назвала себя. – А вас Катерина звать, я уже знаю.

– Вот и хорошо, – ответила женщина. – Очень приятно.

– Слава богу, – сказала старуха. – Такие хорошие люди мне встретились, а то я одна что-нибудь не так поняла бы. Я по железной дороге-то ездила, да уж и не помню когда это было. А вы вместе поедете, всей семьей?

– Нет, – объяснила Катерина. – Мы нашего папу Сережу провожаем. Он к нам в гости приезжал, повидаться.

– Ну? – удивилась Таисья Макаровна. – Как же это так, повидаться?

– Да так, – женщина пожала плечами. – Мы тут живем, а он там. Вот и приехал. На Павлика вот поглядеть, на сынишку.

– Ну и правильно, – поддержала ее Таисья Макаровна. – Он хороший у вас, папа Сережа-то. Вон какой добрый, внимательный. Я прямо так рада, что мы с ним в одном вагоне поедем… Ты любишь папу своего? – обратилась она приветливо к мальчику. – Хороший у тебя папа, правда?

– Да, – ответил ей Павлик. – И мама хорошая.

– Вот и ладно, что так. Значит вы дружные, молодцы какие… Ничего, в жизни всяко бывает. Скоро, наверное, вместе будете жить, а как же? Зачем это – он там, а вы здесь?

– Да мы с ним в разводе, – сообщила Катерина спокойно. – Вот уж четвертый год.

– В разводе? – удивилась Таисья Макаровна. – Как же это? Да ведь я вам и не поверю.

– А что? – посмотрела ей в глаза Катерина. – Очень просто… Если желаете, мы можем паспорта предъявить, там все оформлено. Да хоть сами у него спросите, вот он идет.

– В один вагон не получилось, – сказал молодой человек виновато. – У вас денег на плацкартный только хватило… Ничего?

– Спасибо, – тихо промолвила старуха, глядя на него с печалью и сожалением.

– Да вы не огорчайтесь, – неправильно понял молодой человек причину ее настроения. – У вас место удобное, нижняя полка, и в купе, не в проходе. Вот, возьмите, четыре рубля, это вам сдача. – Он передал старухе билет и деньги, посмотрел на часы. – Уже скоро посадку объявят. Поедем… А что это вы все такие невеселые? Случилось что-нибудь, Катя?

– Да так, ничего особенного, – ответила ему Катерина. – У нас какой-то странный разговор получился.

– Какой разговор?

– Ну… я сказала, что мы с тобой давно развелись. Так уж, к слову пришлось. А она не верит, обиделась.

– Зачем обижаться? – посмотрел на старуху молодой человек. – Что же тут такого для вас обидного?

– Конечно, – сказала Таисья Макаровна. – Разве это так правильно? Ведь у вас же сын есть, и вы его любите.

– Ну и что же? – ответили ей бывшие супруги. – Мы любим нашего сына, и он любит нас. Ему хорошо. Павлик, тебе хорошо, правда?

– Да, хорошо, – с готовностью подтвердил Павлик и прижался к матери, а молодой человек положил руку на голову сына и улыбнулся.

– Как же это… – промолвила оскорбленная старушка. Она не хотела верить сейчас этим людям, которые улыбались и обманывали ее. – Как же можно… Ведь он у вас сирота!

– Ой, – засмеялась мать Павлика. – Вы не понимаете, вы не можете нас понимать.

– Сейчас другое время, – уточнил молодой человек слова своей бывшей жены. – Теперь сирот не бывает.

– Да разве можно так говорить? – упрекнула их Таисья Макаровна. – Конечно, он у вас обут и одет… Да вы сами-то как же? Ведь это у вас не семья получается. Вы несчастливые люди!

– Откуда вы знаете? – неожиданно грубо сказала ей Катерина. – Мы в разных городах живем, ну и что? Почему несчастливые? У меня уже есть новый близкий человек, а у Сергея пока еще нету, так он сказал…

– У меня тоже есть, – не смущаясь, Сергей смотрел на старуху. – У меня их даже несколько, я из них выбираю одну, и скоро выберу, если захочу.

Сердце Таисьи Макаровны, непривычное к подобным словам, оскорбилось.

– Ничего не понимаю… – сказала она.

– Вот и хорошо! – опять грубо ответила ей Катерина. – Вы и не должны этого понимать. У вас была другая жизнь, а у нас другая.

– Нет, – возразила, подумав, Таисья Макаровна. – Жизнь всегда одинаковая. Надо жить и любить друг друга, чтобы всем было хорошо. Зачем вы меня старуху обманываете?

– Господи, – произнесла Катерина утомленным и презрительным голосом. – Сережа, может быть мы пойдем на перрон? Уже скоро твой поезд.

Все трое быстро ушли от старухи, а маленький Павлик оглянулся к ней на прощание и помахал рукой в рукавичке.

Дурацкий стакан

Маловероятное происшествие

Все шло по порядку.

Делегаты расселись по рядам, члены президиума за длинным красным столом разложили перед собой свои бумаги, музыканты сыграли гимн, и вот уже Иванов постукал по столу отчетным докладом горкома комсомола, выравнивая стопку листов, не спеша встал, вышел на трибуну, отпил глоток воды из стакана, поставил стакан на бортик трибуны и поправил микрофон.