Психоделика. Книга для мертвых

– Пустое, – я вяло отмахнулся,– не суетись. Мне нужно…

– Все потом, потом.

Хозяин уже отдавал приказания, и мне пришлось подчиниться, если откровенно, то и не без охоты. Я хотел порыться в библиотеке, чтобы найти хоть какие-нибудь упоминания о Реликвии, или если повезет осторожненько распотрошить своего друга на эту тему. Правда от этого змея не ускользнет ничего, в том числе и мой интерес к вопросу, но что мне оставалось делать?

Однако у моего старого друга были совершенно другие планы. Сегодня он решил меня удивлять.

Об этом мне сообщили за обедом, который начался незамедлительно и как всегда был необыкновенно кстати.

– Скажи, – обратился ко мне Гийом, в его лукавых глазах была припрятана усмешка, – что знаешь ты об Иллюзии?

Он выделил это слово, и я это понял.

– Иллюзия и иллюзия, горячечный бред, еще у пьяных случается.

– Так. Еще.

– Видения, наверное, сны…

Гийом хлопнул в ладоши.

– Прекрасно! Именно сны. А ты никогда не задумывался, что есть их сутью?

– Да нет.

– А зря, я задумывался, а вообще есть люди, для которых это профессия.

– Сны?

– Именно.

– Очень забавно. А что есть и такие?

–А как же. И один из них сегодня у меня в гостях. Пойдем. У меня сегодня намечается небольшое представление.

Мне стало любопытно, Гийом всегда любил удивить чем-нибудь эдаким.

Мы воспитывались вместе и дружили в детстве. Только я имел склонность к оружию, а Гийом любил книги. Потом… жизнь моя круто поменялась, а Гийом оставался все тем же молодым аристократом, который мог ни в чем себе не отказывать и ни в чем себя не ограничивать.

Со временем он унаследовал немалое состояние своего родителя и занялся наукой и искусствами, притом, что при наличии толкового управляющего, а старик Карлен также достался ему от отца, это было не сложно.

Мы прошли в сад, сквозь долгую анфиладу комнат, и я снова мог с удовольствием смотреть на картины великих мастеров, развешанные по стенам этого нескромного жилища.

Действо происходило в затемненной комнате без окон в левом крыле дома. Мастер Иллюзий оказался генуэзцем, или где-то рядом, представили его как Габриеля. Публики кроме меня было совсем немного. Три надменного вида господина в похожие друг на друга выражением своих бесцветных глаз как близнецы. Одеты в дорогие ткани, но без роскоши. Нас представили, мы равнодушно кивнули друг другу и я тут же забыл их имена.

Скосив глаза на Гийома, я понял, что он наслаждается ситуацией и едва сдерживает хитрющую свою улыбку фавна. Мы расселись в удобные кресла, генуэзец поклонился и стал зажигать свечи. При этом он стал говорить, и как-то странно, каждую фразу от отсчитывал, помню, что выглядело это примерно так.

– Раз. Сон – это форма мысли, два – суть вещей – измененная ткань вселенной принявшая некую форму, три – силы высшего порядка изменяют форму вещей по собственному разумению, четыре – осознающий себя во сне может управлять тканью сна, пять – во сне мы подобны богам, шесть – семь – восемь-…

Он говорил и говорил, я чувствовал, что улетаю куда-то далеко… далеко…

Последнее, что я увидел перед тем, как погрузиться в пучину сна была шахматная доска, стоящая на маленьком инкрустированном столике…

…Точеная фигурка черной королевы на шахматной доске, бесшумно скользящая с квадрата на квадрат. Расчерченный серыми и белыми плитками пол только усиливал впечатление. Я внутренне подобрался, я был далеко выдвинутой белой пешкой, которую сейчас должны были съесть. Под моими ногами лежал истекающий кровью чернокожий воин, покрытый леопардовой шкурой и зажимающий руками рваную рану в боку. Его украшенное диковинными перьями копье валялось в пределах клетки.

И пусть уйду я в безвременье,

В тот край, что вечно спит во мгле,

Души прекрасное спасенье,

Когда-нибудь приснится мне…

Не знаю, что чувствовали остальные семеро абсидианово черных, похожих на каннибалов воинов, но в горле у меня пересохло, они смотрели совершенно недружелюбно, хотя и оставались внешне спокойны. Тем не менее, наметанным взглядом старого ловеласа, я отметил, что Королева была чудо как хороша, даром, что черная, у нее были идеальные черты лица, жесткие курчавые волосы, под сверкающей темными рубинами короной, где каждый камень был размером с голубиное яйцо, а в глазах горел адский огонь. Она напоминала древних воительниц с фресок Египта и Карфагена, ее набранная из золотых колец изящная кольчуга хищно звякнула когда она пролетала мимо меня на жуткого вида животном, наряженном единорогом, но судя по негромкому ржанию все-таки бывшему конем. С рога украшавшего морду животного обильно капала кровь, а в трех клетках слева от меня истекал кровью молодой тамплиер, изображавший в этой партии офицера.

На мне был точно такой же белый плащ, в руках моих был каплевидный щит с изображенным на нем крестом, а в руках мой верный меч. Сзади подпирая меня, угадывались точно такие же фигурки в белых плащах, но они казались ужасно далеко, словно в тумане.

Принцесса пролетела мимо меня и врезалась в мощную зубчатую башню, стоявшую на правом фланге. От удара, башня содрогнулась и от нее стали отламываться громадные каменные фрагменты. Они падали на доску и исчезали один за другим, пока не исчезли все. Через несколько, словно растянутых в пространстве мгновений на клетке, где произошло столкновение, осталась лишь висящая в воздухе тяжелая пыль и поднявшийся на дыбы черный единорог со своей великолепной всадницей. Она победно подняла вверх копье, черные воины издали леденящий душу торжествующий вопль и кто-то отчетливо произнес в моей голове:

«Мне нужна твоя кровь!»

Я вздрогнул и снова посмотрел на Королеву. Она тоже глядела мне прямо в глаза. Она не произнесла больше ни слова, но слова были уже и не нужны, я чувствовал исходящую из нее энергию, и странную тоску. Я чувствовал себя несчастной пешкой в чьей-то большой игре, но все это было уже не важно.

Я опустил глаза вниз и увидел клетки доски. Черная, белая, черная, белая…

х х х

Глава XIX

The Velvet Underground “Venus In Furs”

явь 0019

Сон во сне… Хм… Та еще хрень, и Гийом этот голубоватый. Однако и знакомые у моего, или как там его… А еще и дельце наклевывалось. Да… Сегодня предстояло ехать на шабашку, и если все сложится удачно, то в выходные я тоже буду с работой. Как не странно это радовало. Удивительное создание человек, постигает радость бытия через труд. Рабский.

Ну вот, скажите мне на милость, на хрена мне эта шабашка? Что я деньги там какие-то немереные заработаю? Нет. Немного конечно заработаю, как же тут без спортивного интереса? Ну, побухаем, ну время проведем с толком, и что? Надо, не надо, подрываемся и едем. И все это словно один бесконечный тоннель. Правда горит только местное освещение, да еще какая-то падла лампочки через одну повыкручивала, а в конце света пока не наблюдается.

Нашему человеку обычной работы мало, ему еще и приработок надо иметь обязательно, это вам не загнивающий запад, где свободное время люди проводят в праздности и тунеядстве, по Таиландам разъезжают да с трансвеститами харятся.

Наш человек на основной работе отдыхает, по мере сил, а работает на шабашках и приусадебных участках. Таков уж наш менталитет.

Это у западников все наоборот. Такое впечатление. Что они на работу работать ходят. А у нас с этим все в порядке. У нас главное что? Прийти с работы живым. Ведь сколько опасностей подстерегает на каждом шагу ужас. Подвижной состав, который только и норовит человека, в смысле работника, переехать. А стрелки? А недостаточное освещение? Одни межшпальные ящики чего стоят! Чуть зазевался, не туда ступил и все, ноги, считай, нету. Это в лучшем случае.

Ага, а в понедельник соберемся бригадой и будем обсуждать, кто, как и где провел выходные. Как обычно выяснится, что все задолбались, ну очень сильно, ни хрена естественно не отдохнули, а потому работать сегодня ни в коем случае не будем, типа на хуй надо.

– Знаете, Александр, посмею утверждать, что наш мастер в последнее время стал изрядным снобом…

– Ага, и я заметил, он откровенно подзаебал…

Ну. Примерно в таком духе. Мне вот сюжетец недавно навеяло. Предствьте себе сцену и спектакль для двоих. Ну, два актера всего в постановке занято. И оба несут пургу по философии. Один пускай классик по Канту или Ницше, суть не важна, а другой пускай что-нибудь из нового дискурса. Опять же не важно. Про смысл жизни и прочую лабуду. Все это долго и нудно. Декораций нет вообще. Голые стены и на стене дверь нарисована, но тут важно, чтоб так была нарисована, что зрителю сразу было понятно, что она не откроется никогда. Дверь из разряда тех оффисных дверей, что когда идешь по определенному учреждению и ищешь нужный кабинет, двери дерг-дерг, дерг-дерг, а все заперто на хрен. И уже в конце коридора знаешь, что заперто, что это кладовка какая-нибудь для веников, а все равно ее дерг, и что? Заперто, конечно. Вот такая должна быть дверь. И чтоб попиздели философы два отделения, ни о чем, а потом, когда зритель уже засыпать станет, дверь эта невзрачная, рраз!!! И открылась. А оттуда мужик в кожанке и черных очках с пистолетом, автоматом, арбалетом, короче неважно с чем, бац-бац и оба философа – мертвые. Дверь закрывается Занавес! Каково?

Только начал я парням сюжет свой рассказывать, любят они бредни мои послушать, видимо от серых будней их это отвлекает, и тут оборотка приходит в лице Карпа Захаровича:

«Смирно! Строиться! Выходить по два-три человека. Пикет 83, два насоса не включилось, электрические уже там. И прививки от гриппа не забываем делать!».

« Да я уж делал!»

«Не ебет, всем сказали, там еще вакцина дополнительная, кто не сделает, выебу лично!»

И все это с милой такой озорной улыбочкой, типа сам все выходные в деревне с ногами на кровати провалялся, а не с лопатой в поле проторчал. Достал. И прививки эти достали.

И бредет зондеркоманда разбирать аварийный запас, и резиновые сапоги, и приглушенно переругиваясь и прикуривая на ходу, распихиваем по сумкам инструмент.

Неделя началась. Отдохнули.

После обеда, прошедшего в скучной невразумительной обстановке, поперлись в депо на склад. А в депо охрана.

Понабирают защитничков на базаре и стоят потом глазками лупают. «Покажи удостоверение, да покажи удостоверение!»

Один притомил, до самого не хочу. По три-четыре раза в день приставал. Уже ж и в лицо выучил падла, а все туда же: «Покажи, да покажи». Ладно.

Идем как-то с Леонтьевичем из КИПА, а на посту никого. Чудеса! Почти уже в домик зашли и тут вслед:

– Стоять!

Оглядываемся, а охранник сука камуфляжная из-за елок на нас зорко глядит и молвит человечьим голосом:

– Покажите удостоверения!

А сам штаны подтягивает, облегчался значит за елками. Ну мы такого нарушения стерпеть не могли, конечно, Леонтьич и говорит:

– Вот смотри Саша, кто наше имущество защищает. Тут уже два грузовика с террористами на территорию заехало, а он сидит из себя пасту давит.

– Ага, – говорю я противным старушечьим голоском, – и по по мобиле трындит полдня вместо несения службы.

– Вот! – обрадовался Леонтьич, и взял на перевес воображаемое ружьишко, – а террорист он ведь какой нынче пошел?

– Какой? – интересуюсь.

– Умный, и опытный. – он в лоб на КПП не попрется, он заляжет в кустах и смотрит. Оппа, мобила зазвонила, оппа, охранник под елку в кусты присел. Он сразу… клац! – Леонтьич передернул воображаемый затвор.

Тут я включаюсь:

– Охранник услыхал, подскочил, а штанишки то спущены! Он туда-сюда заметался. Куда прятаться?

– Через забор! – кричит Леонтьич снова прицеливаясь.

– Точно, через забор, он туда, а тут…

– Бабах!

Я закачался и медленно, словно тяжелораненый носорог пошел на охранника.

Тот в ужасе спрятался в домике, успев крикнуть:

– Клоуны!

– За клоуна ответишь!– грозно отозвался Леонтьич, и мы гордо пошли по своим делам.

На обратном пути удостоверения у нас не проверяли. В момент перехода границы юное чмо сделало вид, что нас вообще нет и зачем-то полезло под стол. Так-то, знай, падло устав караульной и гарнизонной службы!

Шли через базар наблюдали китайцев и прочих восточных людей, я сделал полезное наблюдение насчет того, что китайцы потихоньку превращаются в евреев. Судите сами, во-первых они живут по всему миру, во-вторых там где они живут, они ведут семейный бизнес, в-третьих в случае начала чего-нибудь они моментально мобилизуются и непонятно где и в каком месте смогут произвести те или иные виды дестабилизации общества. Кроме того у них оказывается есть деньги. Они наполняют мир дешевым товаром, и не всегда понятно какими свойствами обладает та или иная вещь. А представьте платы на оргтехнике начиненные неким вирусом, или самовзрывающиеся, а потом по сигналу самовзрывающиеся в определенном месте и из единого центра? Не слабо? То-то же. Еврейскому господству приходит конец, из недр Тибета выходит Дракон. Красный с красным же удостоверением.

х х х

сон

…На сей раз нас атаковали всерьез.

Как раз тогда, когда Зибанежад, пожелавший от скуки пообщаться со своими телохранителями прокашлялся и испив из деревянной походной чаши освежающего холодного отвара принялся рассказывать:

– Однажды, Саладин вошел во взятый им город. Он восседал на дивной красоты жеребце, посреди окружавших его эмиров. И вдруг одна женщина с истошными воплями прорвалась сквозь строй стражей и рухнула на колени перед султаном. Она просила разыскать ее сына, которого взяли в плен при захвате города. Мольбы этой христианки настолько тронули душу султана, что он положил ногу свою на шею коня и объявил эмирам, что не тронется с места, пока сына этой женщины не доставят сюда. И чтобы вы думали? Его разыскали и вскорости вернули матери.

– Дивные дела твои, Господи! – воскликнул Гарольд, которому я переводил и истово перекрестился.

Тут на нас и напали.

Это были не просто разбойники, а разбойники хорошо обученные, и еще я понял, что на сей раз, мы обречены сражаться. Случайно, или нет, они оказались здесь, но очень уж грамотно они произвели охват каравана, и лишили нас возможности всяческого маневра. И хотя навскидку силы были примерно равны, не было никакой гарантии, что у наших противников в скором времени не появятся союзники.

Проклятая крепость стояла там же где и была. А что с ней сделается?

– Это люди Османа, – сказал Ахмед и добавил что-то про себя, из его интонации я заключил, что дела наши плохи.

– Кто таков? Разбойник?

– Да, он держит в страхе все караванные пути. Правда говорят, что он шагу не сделает без приказа Султана. И тот снабжает его всем необходимым. Только что-то мало их сегодня. Не к добру…

Нам какая разница? Султан, не султан. Почему бы и нет. Хороший отряд на христианских пока владениях, чтоб не скучали христиане. Хороший ход.

– Отдайте купца и будете жить!

Он стоял весь в черном, крепко вбив ноги а песок и щурился разглядывая нас из-под белой, словно мертвой ладони. У него была черная борода и испрещенное морщинами и шрамами лицо. И волчий взгляд холодных глаз. Нет. Глаза не были холодны, они были словно замерзшая вода тысячелетнего озера.

Переглянувшись с Гарольдом, мы двинулись навстречу, на переговоры.

Он втянул из кармана плотный мешочек из грубой ткани, развязал и протянул мне:

– Хочешь?

– Чего там? – опасливо спросил я.

– Грибы. Сушеные, – пояснил Гарольд.

– Нет, не буду…

– Как хочешь, – Гарольд меланхолично закинул в рот небольшую жменьку черных грибов и медленно задвигал челюстями. – А мне они сегодня понадобятся…

«Ого! – подумалось мне, – германец у нас-то не простой, сейчас наестся грибков своих и разбойников в раз покрошит самостоятельно!»

– Как зовут тебя? – подбоченившись спросил я по-арабски.

– Хасан, – коротко, словно клинком рубанул, ответил человек в черном.

Гарольд дожевал грибы и шумно отрыгнул, араб покосился на него, но промолчал.

– Зачем он тебе?

– Много вопросов неверный, отдай и будешь жить.

«Я неверный? Сам ты неверный!» Как много диалогов здесь на востоке развивались по этому сценарию, ужас!

– А твои люди не побояться прийти сюда?

Гарольд указал на толпу за спиной переговорщика, и страшно поглядел на разбойника. Я перевел.

С глазами германца творилось что-то невероятное, видал я эти штучки, но тут был особый случай, на Гарольда действительно стало страшно смотреть. Глаза его источали могильный ужас, борода встопорщилась, жилы на лбу надулись и запульсировали. А зрачки? Они расширились настолько, что глаз казался совершенно черным. Казалось сейчас, в сию же минуту с ним приключится припадок. Разбойник тоже все это понял и бормоча под нос что-то непонятное кинулся прочь. Его проняло до костей.

Лицо у этого Хасана перекосилось и пошло пятнами, на бегу он развел в стороны руки и вдруг резко хлопнул

Рябь какая-то побежала вслед за этим хлопком. Марево. Не знаю как и назвать, только что-то двинулось в этом мире. Двинулось и потекло сквозь пустыню и сквозь нас…А может это мне показалось. Резко стошнило, Гарольд, увидев мое удивленное лицо, захохотал, и я поспешил увести его, благо проклятый Хасан куда-то скрылся. Вот только что был на виду. А теперь раз и нету, и только строй всадников и их дурацкое улюлюканье…

Гарольд вынул из ножен двуручник и разрубил упавшее с телеги бревно. Как телегу не разрубил заодно, ума не приложу. Потом его вроде немного отпустило. Не знаю, я перестал за ним следить, у меня нашлись другие занятия.

Я скомандовал спешиться и более-менее грамотно расставил повозки и стрелков, юный египтянин попытался было что-то возразить, но я был не склонен к длительным беседам и просто швырнул его под повозку, приказав не высовываться, раньше времени, там он и исчез. Больше я его не видел.

Рядом танцевал Гарольд, он разделся до пояса и теперь ножом рисовал на груди какие-то узоры. Хороши в лесу грибочки, или берсерком по жизни, как говаривает незабвенный Гийом, любящий изящное словцо!

Меж тем все оставалось на местах. Строй разбойников, которые не решались атаковать, и наши оборонительные позиции слегка усиленные набирающим силу берсерком. В данный момент он танцевал некий сложный танец вокруг воткнутого в песок двуручника. В иной ситуации это наверное было-бы забавно, но сейчас, когда на тебя нацелено полсотни клинков… Не знаю. Все чего-то ждали.

– Эх, саиб, не надо было тут ночевать. Плохая примета, – сокрушался Ахмед.

– Я в приметы не верю, – отвечал я.

– Они в тебя верят! – засмеялся Ахмед.

– Сейчас будут торговаться по-настоящему, зря он грибы съел, – сообщил Ахмед, – защити нас Аллах!

– Сходи, узнай у купца, чем мы можем пожертвовать из груза для спасения наших тел.

Ахмед возвел очи к небу и удалился.

Когда он вернулся с ответом, к нам уже двинулись новые переговорщики, Зибанежад обещал отдать каждого десятого верблюда с поклажей, учитывая, что животных было три десятка, отдавать пришлось бы трех, не думаю, что такое количество разбойников удовлетворится таким раскладом.

Я вздохнул и снова поехал навстречу. Один, Гарольд обеспечивал поддержку, кружа в своем бесконечном ритуальном танце. Кто его учил? Ноги б вырвать таким учителям!

Переговорщиков было двое, их лица под черными тюрбанами были закрыты платками, думаю больше от ветра, чем из-за боязни быть узнанными. Бояться, они не боялись ни черта, ни дьявола, что становилось понятно при одном только взгляде в их пронзительные хищные глаза.

– Мы забираем все! – сразу и безапелляционно заявил один из них на неплохом французском, присмотревшись к нему поближе, я решил, что это определенно не араб, – и можете убираться на все четыре стороны. Аллах сегодня милостив.

– Заманчивое предложение, – ответил я, внимательно рассматривая собеседника, – и сколько человек ты желаешь положить в этих песках сегодня до захода солнца?

– О! Вы хотите отдать свои жизни, за этого жирного ублюдка Зибанежада?

«Ого, они даже знают имя купца! Впрочем, чему удивляться новости по пустыне разносятся моментально».

– Не знаю, на все Воля Божья! Это моя работа и я буду ее выполнять.

– Да, ты храбрец, нас вдесятеро больше! Прикажи своим людям сложить оружие!

– Нет, уважаемый, я прибыл в эту землю, чтобы найти немного славы и возможно денег, будем драться, тем более, что ты лжешь, вас от силы всемеро больше чем нас, а нас защищают повозки, и у меня хорошие стрелки. Пока вы доберетесь до купца, половина твоего отряда поляжет. Притом половина половины падет от двуручного меча моего берсерка. Учти, он очень дорого стоит, и привык отрабатывать вложенные в него деньги. Каждый второй… – я сделал многозначительную паузу и попеременно повел пальцем на одного, потом на другого, и повторил для вящей убедительности,– каждый второй. Или ты, или ты… Думай.

После этого развернул коня и насвистывая, поехал назад. Думаю, Гэлуэй был бы горд мною… Восток. Тут все как на базаре, не поторгуешься, не проживешь. Надо было выиграть время. Дорога тут наезженная, глядишь из Яффы кто-нибудь да подъедет. Разбойников никто не любит, купеческая солидарность знаете ли…

Краем глаза я увидел, что переговорщики скачут по направлению к небольшой кучке всадников державшихся несколько в стороне от остальных. Видимо там и находился Хасан.

– Что? – набросился на меня Ахмед по возвращении. Он был очень недоволен, когда я поехал один. Гарольд не обращал внимания ни на кого. Я заметил, что глаза германца стали почти черными из-за расширившихся зрачков.

Я флегматично пожал плечами:

– Ждем…

– С наскока не выйдет у них,– пробормотал стоящий рядом со мной грузный охранник с опрятной седеющей уже бородой, спокойно жующий свою жвачку,– постреляют конечно, для того чтоб гонор показать и ускачут.

– Дай Бог…

– Выскочить бы сейчас, да порубить их! – запальчиво вскинулся паренек с едва пробивающимися усами, стоящий рядом с бородачом, но с другой стороны.

– Выскочи, порубай, – зевнув, ответил тот,– тебя самого порубают, рубака, не с нашими силами сейчас на рожон лезть.

– А что?

– А то, что сидеть надо пока сидится и молитву возносить, чтоб помощь пораньше подоспела, тогда с двух сторон и ударим.

– Эх, а будет она, эта помощь?

– Должна… Район патрулируют рыцарские разъезды. Командует тут некий де Рошфор. Рано или поздно они доберутся сюда.

– Если только?

– Если только Крепость не выкинет коленце…

– Мда…

Такие вот разговоры. Солнышко меж тем припекало нещадно.

Как ни странно я был совершенно спокоен. Отчего-то пришла твердая уверенность, что все закончится мирно. Слава Богу, ждать пришлось не долго.

Когда все та же парочка выдвинулась вперед, я неспеша отправился навстречу уже абсолютно уверенный в том, что дело только в цене. Тем более, что танцы Гарольда понемногу стали сходить на нет и в конце концов он обессилено рухнул на песок, опершись спиной на ближайшую повозку.

Так и получилось, мы отдали три верблюда, и отправились дальше, Ахмед сказал, что провидение было на нашей стороне, я же считал, что с нас просто сняли плату за проезд, с соблюдением некоторых местных обычаев. Только и всего…

…но потом события стали разворачиваться с сумасшедшей скоростью.

Не прошло и десяти минут, как на склоне ближайшей песчаной горы появилась темная полоска, которая стала быстро надвигаться на нас. Караван только-только пришел в движение. У нас не было времени даже развернуть повозки. Погонщики снова принялись с бешеной скоростью разгружать лошадей и верблюдов, а Гарольд невероятным образом, оказавшийся рядом, подтолкнул меня под правую руку.

– Сейчас повеселимся! – сообщил он подмигивая.

И откуда они взялись? Расстояние между нами и атакующими быстро сокращалось. Они были верхом на замотанных тряпками лошадях и похоже неплохо вооружены. В воздухе уже зазвенели стрелы.

Рядом вдруг оказался Франциско:

– Раздай паломникам оружие, – шепнул бенедиктинец, – они будут сражаться.

– Неплохая подмога! – ответил я.

– А сам будь начеку! Мы почти у цели…

Что-то в его голосе заставило меня напрячься.

– Ахмед! – крикнул я, – раздай богомольцам топоры!

– Это дело, – серьезно кивнул тот и началось…

Стрелки старались, как могли, но противников было как-то слишком уж много. Бой довольно быстро превратился в ближний, и началось совершенное веселье. Шальная стрела со звоном срикошетила от моего щита.

– И на все воля Твоя! – прокомментировал седой бородач.

И тут из-за повозки на свет божий выбрался наш незадачливый берсерк. Не знаю, что он там еще кушал, но это было прекрасно. Он пошел сражаться один. Вот прямо так съел еще пару грибков и пошел.

Сарацины обстреляли нас из луков, мы ответили им из арбалетов, потом противник, приблизившись немного, порезвился верхом и принялись нарезать круги вокруг наших импровизированных редутов, меткими выстрелами выбивая зазевавшихся бойцов, то они удалялись, то возвращаясь.