скачать книгу бесплатно
– Жаль, что я этого не видела, – пожаловалась я, чувствуя себя обделенной.
– Это легко исправить, – заявил Ги. Он сделал знак Габриэль, предлагая ей спеть на бис прямо в «Гран Кафе». Остальные офицеры начали колотить по столу, скандируя что-то странное: ко-ко, ко-ко, ко-ко.
Черные ресницы Габриэль затрепетали. Она огляделась по сторонам, затем встала, двигаясь стремительно, как кошка, рядом с нашим столиком. С игривой улыбкой она уперла руки в бока и начала:
Я потеряла свою бедную Коко?,
Коко? – мою собаку, которую обожаю,
Рядом с Трокадеро[23 - Площадь в Париже.].
На этом месте она чуть согнула колени. Повела бедрами.
Признаться, я очень сожалею
О моей жестокой потере,
Чем больше мой мужчина обманывал меня,
Тем более верным был Коко?.
Шаг, Габриэль прижала руку ко лбу и посмотрела налево, еще шаг, поворот головы направо.
Эй, Коко?,
Эй, Коко?,
Кто-нибудь видел Коко??
Мы все разразились аплодисментами.
– Браво, браво! – кричали офицеры.
Габриэль просияла и церемонно поклонилась. Посетители за соседними столиками с любопытством поглядывали на нас. Официанты, стоявшие вдалеке, хмурились.
– Я говорил с управляющим в «Ля Ротонд», – сообщил Этьен, как только Габриэль села на свое место. – Он хочет предложить тебе постоянную работу.
– Скажи, что ты согласна! – умолял Ги.
– Ты просто обязана! – вторил Арман.
– Я согласна! – радостно ответила Габриэль.
Чтобы отпраздновать это событие, Этьен заказал шампанское. Для офицеров Десятого полка легкой кавалерии Габриэль была открытием. Ее триумф был их триумфом. Это был и мой триумф, хотя мне не суждено было его увидеть. Моя сестра на сцене! Может быть, когда-нибудь я и сама выйду на сцену… Лейтенанты щелкнули пальцами, подошли официанты, чтобы разлить напиток. Пузырьки! Шипение! Я сделала глоток и сразу поняла, почему еlеgantes пили его ведрами.
Пузырьки заплясали у меня в голове. Чуть согнутые колени. Поворот бедер.
Вскоре Габриэль стала выступать почти каждую неделю, так продолжалось всю весну и лето. Она давала представления для всего гарнизона. Коко! Коко! Коко! Они замолкали, только когда она выходила на сцену и исполняла песню о маленькой потерянной собачке и вторую о петушке, которую добавила в свой репертуар: «Коко? Рико?».
Ей это нравилось. Они любили ее. Настолько, что теперь вместо «Габриэль» стали называть ее «Коко?».
На обратном пути в пансион Габриэль и Эдриенн все время пели песни из «Ля Ротонд», и я выучила их наизусть. Они больше не приходили на репетиции хора, Габриэль работала над новым репертуаром. В нем появилась песня о Буденах и Бутонах, двух супружеских парах, которые проводили вместе так много времени, что в конце концов у мадам Бутон родился малыш Буден, а у мадам Буден – малыш Бутон.
Была еще одна песня под названием «Фиакр», в которой двое влюбленных обнимались за закрытыми занавесками кареты. Когда женщина пожаловалась, что лорнет мужчины ей мешает, проходивший мимо муж услышал ее голос. Рассердившись, он стал кричать, но поскользнулся, упал и угодил под колеса.
– Какой кошмар! – ужаснулась я.
– Офицерам нравится, – возразила Габриэль. – Говорят, это достойный конец для любого, кто попытается помешать любовной связи.
Если было время, мы навещали Джулию-Берту, которая жила с бабушкой и дедушкой на площади Свободы, недалеко от рыночной площади, где они продавали мужские вещи вместо пуговиц и носков.
– Бабушка не дура, – неодобрительно говорила Габриэль после одного из наших визитов. – Она видит, как мужчины глазеют на Джулию-Берту.
Мою кожу покалывало. Конечно, Джулия-Берта усвоила урок, полученный в Обазине, и теперь так легко не отдаст свое сердце – или что-то еще.
Я старалась не волноваться. Бабушка присмотрит за ней, убеждала я себя. Бабушка проследит, чтобы никто не воспользовался ею.
– Помни, не отдавай свое золото, – предупреждала я ее перед отъездом, после того как мы спели ей песни из кабаре, сопроводив их собственной хореографией. Джулия-Берта смеялась и хлопала в ладоши.
Мои мысли все время были заняты мюзик-холлом. Я представляла себя на сцене в красном атласном платье, отделанном кружевом, с обнаженными руками и плечами, поющей о фиакре, о Бутонах и Буденах. Придумывала свои собственные очаровательные жесты, изящные повороты, поглаживала себя по животу и корчила гримасы, подражая беременной мадам Бутон, поворачивалась в другую сторону, шагая на месте, как мадам Буден, гордо толкая воображаемую коляску.
– Я тоже буду певицей, – прошептала я однажды Арману, сидя в «Гран Кафе».
– Лицо ангела Боттичелли, – сказал он, наклоняясь ко мне, – и голос тоже.
Позже я намеренно уронила перчатку между нашими стульями. Когда мы оба потянулись за ней, его губы коснулись моей щеки. Считается ли это моим первым поцелуем?
В пансионе я была ужасно рассеянна, в голове постоянно звучала музыка, я никак не могла забыть ощущение от прикосновения мягких губ и жестких усов Армана. Поэтому во время шитья мне приходилось переделывать стежки. Я ошибалась при решении большинства задач по математике. Когда нужно было написать сочинение на тему «Важность бережливости в домашнем хозяйстве», я смотрела в окно на простую стену лицея, представляя себя на сцене в Париже. Канониссы сочли мои сочинения нечитабельными и стучали линейкой по столу, чтобы привлечь мое внимание. Они заявили, что навыки ведения домашнего хозяйства у меня отсутствуют.
Я опускала голову, стараясь не улыбаться. Что я могла сделать? Невозможно не отвлекаться, когда мир полон соблазнов.
ДВАДЦАТЬ
В августе Арман и Ги объявили, что в следующее воскресенье они сыграют матч по поло.
– Наши Три Грации должны там присутствовать, – сказал Арман, – на удачу.
Ги выпятил грудь:
– Поло – самая реалистичная имитация боя.
– В следующее воскресенье? – уточнила Габриэль, будто сверялась со своим расписанием.
По словам офицеров, должны были собраться почти все жители Мулена. Команда Армана и Ги собиралась противостоять игрокам, приехавшим из Аргентины: коневодам самых больших скотоводческих хозяйств. Лошади противника назывались криолло, и аргентинцы надеялись продать их французской кавалерии. А матч по поло должен был стать наглядной демонстрацией товара.
– Нашим соперникам повезет, если они забьют хотя бы один гол, – заявил Арман. – Я подарю им такую возможность. Уверен, что мы выиграем 12:1. Кто-нибудь хочет пари?
– Я слышал, что эти криолло обладают необычайной выносливостью, – заметил Этьен, – и идеально подходят для легкой кавалерии.
– Невозможно, – сказал Ги. – Это сельскохозяйственные лошади. Они должны быть впряжены в плуг.
Я перестала слушать и задумалась о том, что бы я надела на матч, будь я богата и будь у меня выбор. Это, конечно, не матч в Шато де Багатель[24 - Замок в Булонском лесу.] в Париже, но это было начало, способ узнать ритуалы и правила поведения зрителей, которые, судя по тому, что я читала в журналах, должны одеваться как можно более впечатляюще.
В день матча большое пространство у казарм было превращено в поле для игры в поло. Собственно говоря, для этого траву подстригли покороче, а углы и ворота отметили флажками. Деревянные стулья для зрителей расставили вдоль одной стороны, в нескольких ярдах от края игрового поля, однако никакого реального барьера между полем и «трибунами» не соорудили.
Этьен, присоединившийся к нам, был одет в штатское. Габриэль сообщила мне, что два года обязательной военной службы закончились и он уволен в запас. Его родители, владельцы преуспевающей текстильной компании, недавно умерли, оставив солидное наследство. И теперь его траты никто не контролировал, поэтому Этьен искал место, где мог бы посвятить себя разведению лошадей для скачек и поло.
– И Эмильенне д’Алансон, – добавила Габриэль приглушенным голосом.
– Знаменитой куртизанке?!
– Тс-ссс! – прошептала моя сестра. Она взглянула на Этьена, который неподалеку беседовал с группой незнакомцев.
Я знала об Эмильенне. Все знали. Она была прославленной красавицей, известной тем, что разорила королевскую семью и множество богатых мужчин. Король Бельгии Леопольд был одержим ею и подарил столько ожерелий и колец, что стал ей не нужен и она ушла от него. Он был не единственным. Герцогиня д’Юзес отправила своего сына Жака в Африку только для того, чтобы спасти его от Эмильенны, но тот успел подарить куртизанке фамильные драгоценности. В Судане бедный Жак подхватил лихорадку и умер.
И теперь знаменитая соблазнительница была с Этьеном? Нашим Этьеном?
– Это просто развлечение, причем для обоих, – прокомментировала Габриэль. – Офицеры не будут обсуждать это при нас, но, по словам Ги, Этьен отшучивается именно так, когда другие лейтенанты дразнят его. – Она закатила глаза. – Мужчины и их развлечения! Эмильенна уже стара, ей за тридцать, расцвет давно миновал. Но это не имеет значения, потому что она богата. Она собрала столько рубинов, жемчуга и изумрудов, что может делать все что захочет. Ги утверждает, что Этьен тратит деньги только на лошадей, Эмильенна в этом не нуждается.
В ее тоне слышалось некоторое уважение к куртизанке. И я вспомнила, как еще будучи в монастыре, после истории с Джулией-Бертой и сыном кузнеца, Габриэль сказала: «Если ты собираешься согрешить, сделай это, по крайней мере, с кем-нибудь богатым».
Мне хотелось знать подробности, но Этьен снова присоединился к нам, и матч вот-вот должен был начаться. На поле разминались всадники, выписывая круги и восьмерки. Мне следовало бы восхищаться нашими лейтенантами на французских лошадях, ловить взгляды Армана. Перед началом игры я пообещала ему короткий поцелуй, если они победят.
– Когда мы победим, – поправил он меня.
Но увы, я не могла оторваться от аргентинцев в одинаковых рубашках с воротничками-стойками и короткими рукавами, которые демонстрировали сильные загорелые предплечья. На спине каждой рубашки красовался номер, от одного до четырех. Их лошади были меньше французских, не такими изящными, но казались более мощными. Форма наших офицеров была строгой и официальной: хлопчатобумажные рубашки, застегнутые на все пуговицы, с длинными рукавами, отложными воротничками и с жилетами поверх них. Они смотрелись как настоящие денди. Их соперники же выглядели так, словно пришли развлечься.
Габриэль смотрела на аргентинцев, скривив губы и скрестив руки на груди.
– Могли бы одеться и получше. Не говоря уже о том, что их лошади уродливы.
– Габриэль! – упрекнула ее Эдриенн.
Этьен рассмеялся.
– К счастью для них, ни один из этих критериев не влияет на победу.
– А кто они? – спросила я, все еще испытывая благоговейный трепет.
– Они англо-аргентинцы, потомки богатых британских семей, которые много лет назад уехали в Южную Америку строить железные дороги и разводить скот. Теперь они приезжают в Англию получать образование. Они не совсем аргентинцы и не совсем англичане.
Один из аргентинских игроков полностью завладел моим вниманием. Когда он подъехал вплотную к нам и я увидела его мускулистые руки и то, как уверенно он держится в седле, у меня перехватило дыхание. Было кое-что еще. То, как он двигался со своей лошадью. Между ними не было борьбы, не было хозяина, контролирующего своего зверя, а был танец, партнерство, словно они – единое целое.
– Наполовину человек, наполовину лошадь, – проговорила я.
– Кентавр, – кивнул Этьен.
– Кентавр, – завороженно повторила я.
Пока игрок мчался по полю, я чувствовала необъяснимое волнение, мой пульс бешено ускорился.
Я мысленно отругала себя: «Следите за глазами, мадмуазель!»
Протрубил рог, и игра началась. Всадники и лошади метались туда-сюда, две команды гонялись друг за другом, чтобы выиграть мяч, сталкивались, оттесняли, не давая пробить, клюшки со свистом рассекали воздух. Это было одновременно впечатляющее и пугающее зрелище, особенно когда игроки оказывались слишком близко, иногда на расстоянии вытянутой руки. Игра захватила нас настолько, что мы вскочили со своих мест.
Аргентинцы выкрикивали непонятные мне слова с неповторимыми интонациями, отчего казались еще более загадочными.
– На каком языке они говорят? – спросила я Этьена.
– На испанском. А еще на французском и английском.
– Ты много о них знаешь, – удивилась я.
– Мы переписывались. Я предполагаю купить у них лошадей, если они действительно такие, как говорят. Когда дело касается лошадей, я люблю побеждать. Эти криолло точно не для ипподрома. Но они идеально подходят для игры в поло. Только посмотрите на них!
Ему не нужно было это говорить, я и так глядела во все глаза. Наш Кентавр вертелся и крутился вместе со своей лошадью, отбивая мяч на полном скаку так, будто ничто другое не имело значения, резко останавливался, снова переходил в галоп. Он был великолепен. Взмах клюшкой, и счет становится 1:0, затем 5:0, затем 10, 11, 12:0. Это была война. И аргентинцы побеждали.
Толпа притихла. На поле Ги и Арман ругались сквозь зубы, отчаянно колотя по мячу. Габриэль объявила аргентинцев невежливыми за то, что они столько раз забивали. Эдриенн казалась огорченной тем, что все так расстроены. Все, кроме Этьена. И меня.
Когда матч закончился, игроки передали своих лошадей конюхам. Смущенные лейтенанты бросились в казарму. Арман не получил поцелуя, но это было неважно. Я забыла о нем напрочь.
Аргентинцы смешались с остальными зрителями, в основном джентльменами вроде Этьена, которым не терпелось побольше узнать о южноамериканских лошадях. Пока Эдриенн и Габриэль критиковали их манеру одеваться, я последовала за Этьеном к игрокам. При виде красивого аргентинца мое сердце екнуло. Я предположила, что ему лет двадцать пять. У него были завораживающе карие глаза с золотистыми искорками и слегка взъерошенные черные волосы. Гладко выбритое красивое лицо не пряталось за бравыми усами. Во всем его облике было столько достоинства, что я совершенно растерялась.
– Хуан Луис Харрингтон, рад нашей личной встрече, – пожал ему руку Этьен.
– Зовите меня Лучо, – ответил месье Харрингтон.
– Где ты научился так играть, Лучо?
– В пампасах. Мы начинаем играть в поло еще до того, как научимся ходить.
Стоя рядом, я молча слушала разговор мужчин о лошадях. Что означало прозвище Лучо? Что такое пампасы? У меня возникло странное желание узнать о нем все. Потом я заметила на его руке глубокую царапину, из которой сочилась кровь и вот-вот должна была запачкать его белые бриджи.
Я вытащила носовой платок, на котором практиковалась в вышивании своих инициалов, и, не задумываясь, приложила его к ранке.
– У вас кровь, – пролепетала я, чувствуя, как розовеет мое лицо. Я только что прикоснулась к незнакомому мужчине.
Застигнутый врасплох, он взглянул на меня несколько удивленно, его пальцы коснулись моих, когда он взял платок.
– Мерси, – произнес он, поворачивая руку и вытирая кровь.
– Позвольте представить вам мадемуазель Антуанетту Шанель, – весело улыбаясь, вмешался Этьен. – Одну из знаменитых Трех Граций Мулена, вместе с сестрой и тетей.
Лучо пристально взглянул на меня.
– Как она может быть только одной, если воплощает в себе все их качества: Красоту, Радость и Молодость?
Я старалась вести себя естественно, будто красивые мужчины постоянно делали мне подобные комплименты.
– Вы очень добры, – я улыбнулась, – но меня как самую младшую называют Молодость.
– За Молодость! – Лучо изящно поклонился. – Ценное качество, которое мной растрачено. Я должен вам платок, Антониета.
Его глаза задержались на мне еще на мгновение, прежде чем он отошел, чтобы присоединиться к товарищам по команде, все еще прижимая мой носовой платок к своей руке.
Глядя ему вслед, Этьен покачал головой и рассмеялся.
