Одолжи мне жениха

И Михаил Константинович направился к зданию.

Сквозь приоткрытую дверь слышались громкие голоса. Сильнее всех орал его собственный сын. Хорошо, что Наташа не слышит, как ее мальчик умеет выражаться. Это врождённой грамотности у него нет, а врождённое умение материться – имеется.

Дверь распахнулась, и, щурясь на солнце, на пороге появился Ярослав Михайлович – всклокоченный и красный. Увидев отца, он остановился, словно налетел на невидимую стену.

– О, батя…

Он тряхнул головой и быстрым шагом направился к отцу. По привычке протянул руку как для делового рукопожатия, потом рассмеялся. И шагнул в отцовы объятья.

– На кого серчаешь? – Отец кивнул в сторону здания, из которого вышел сын.

– Да на работничков своих, на кого же еще, – поморщился Ярослав. – Уж и не знаю, что хуже – трудолюбивые как муравьи гости из Средней Азии, которые фазу и ноль путают, или наши, которые всё про фазу знают, но делают работу только из-под палки.

– Это задачка, – согласно кивнул Михаил Константинович. – Лучше всего, наверное, китайцы.

– Но лучше без них, – хохотнул Огарёв-младший и засунул телефон, который держал в руке, в карман куртки. – А ты какими судьбами тут, отче?

– Да так, проезжал мимо, решил заскочить.

– Да? – Сын недоверчиво оглядел невзрачные домики частного сектора и виднеющиеся неподалёку трубы ТЭЦ. – Завод же вроде в противоположной стороне?

– Ну так… вот… – Михаил Константинович замялся.

– Ясно, – вздохнул Огарёв-младший. – Мама прислала для перевоспитания непутёвого сына.

– Совсем не для перевоспитания! – не согласился Огарёв-старший. – Толку тебя воспитывать… Поздно уже. А поговорить надо, – добавил отец твёрдо.

– Вы, часом, не разводиться ли собрались? – подозрительно уставился на отца сын.

– Тьфу на тебя! – вытаращился на сына Михаил Константинович. – Тебе напомнить, сколько нам лет? Какой, к чертям собачьим, развод?

– Да мода такая пошла… – буркнул Ярослав. – Ну я рад, если не так. Где говорить будем?

– Думал, ты меня в гости пригласишь.

– Это можно, – кивнул Ярослав. А потом замер, не дойдя пару метров до машины. – А может, нам пивка дерябнуть, а, Михаил Константинович?

– Это можно, – согласился Огарёв-старший. – Поддерживаю. Но только по чуть-чуть, ты же помнишь, что мне много нельзя.

– Так кто про много говорит? – Ярослав открыл дверцу машины. – По паре бокалов. Я же помню, что ты единственный в своем роде непьющий металлург.

Он завёл мотор, и белый джип тронулся с места.

* * *

– Ты прости меня, Славка, если чего не так… – Огарёв-старший пригубил второй бокал и блаженно зажмурил глаза. Спиртное оказывало на него очень сильное действие, именно поэтому Михаил Огарёв почти не пил. Плюс еще и язва. Но пару бокалов он себе твёрдо разрешил, и если первый ушёл как в песок, то со вторым он решил растянуть удовольствие.

– Что я тебе простить должен?

Сын, закатав рукава рубашки, деловито раскладывал на столе закуски. Хозяйственный, весь в мать. Михаил Константинович смаковал маленькими глотками ледяное пиво и любовался сыном. Лучшее от обоих родителей взял. Огарёвскую крепкую стать и Наташину красоту – на лицо парень яркий, от девок отбою лет с шестнадцати не было. А вот жил до недавних пор один. Да и со свадьбой как-то вышло… нехорошо. Как бы на эту тему разговор-то перевести? Но думалось после пива не очень.

– Ну, если я чего в воспитании твоём… это… упустил.

Ярослав с весёлым изумлением посмотрел на отца. Даже кальмара сушёного отложил. А потом заговорил:

– Мне как-то один человек, бухгалтерша моя, кстати, одну умную вещь сказала. Что есть единственная воспитательная система, которая стопроцентно работает. Называется – личный пример. Так ты мне этим самым личным примером всё показал, батя. Как надо жить, что делать можно, а что нельзя. Я всё прекрасно понял. А что с лишними нотациями не лез – так за это тебе отдельное сыновнее спасибо.

Михаил Константинович довольно крякнул, пригубил еще пива и блаженно зажмурился. А потом сообразил, что в исполнении поставленной задачи он так и не продвинулся.

– Славка…

– Ась? – Ярослав вернулся к прерванному занятию и увлечённо грыз крупными белыми зубами сушёного кальмара.

– А что все же со свадьбой-то было, а?

Ярослав вздохнул. И снова отложил так и недогрызенного кальмара. Почесал коротко стриженный затылок. И неожиданно перевёл тему:

– Пап, а ты маму любишь?

– А как иначе-то? – Огарёв-старший едва пивом не поперхнулся.

– А как вы познакомились?

– Как-как… – мечтательно вздохнул Михаил Константинович. То, что сын ушёл от ответа на вопрос, его странным образом нисколько не задело. – В студенческой компании познакомились. Я влюбился намертво, от красоты ее задыхался, двух слов связать не мог. Да и что я ей мог сказать, с политеха-то? В голове один термех да сопромат. Не поверишь – полгода страдал молча. А потом не выдержал. Как в той песне: галстук новый купил и пошёл объясняться. Стихи выучил про любовь, три штуки аж. Она же с филологического, стихи должна любить – я так рассуждал. А у самого сердце в пятках, язык к нёбу прилип. Ну, кое-как одно прочёл, половину слов позабывал, запинался. Молчит Татка моя. Щёку рукой подпёрла и молчит. «Миша, – говорит потом, – ты сколько стихов выучил?» – «Три», – говорю я. А она…

– Что она? – поторопил отца Ярослав.

– А она говорит: «Нет, три я не выдержу». И поцеловала.

– А дальше?

– А дальше ты маленький еще, чтобы тебе рассказывать, – усмехнулся отец. – Ну так и что же всё-таки с твоей свадьбой?

– А мне, бать… – Ярослав стал медленно распускать кальмара на полоски. – Мне стихов ни для кого учить не хочется. Не люблю я ее. Совсем. Как морок какой-то, сам не пойму, как я дал себя во всё втянуть. Мама со своим нытьём про внуков, да и Виолетта вроде ничего так, симпатичная, в постели… Ну… гхм… стихи тоже любит. И черт его знает как… – Ярослав махнул кальмаром. – А потом, знаешь, как пелена с глаз пала. Стою как идиот, какие-то коленца выделываю, мать ее меня своими потными руками за шею обнимает, кто-то сверху какие-то ленты привязывает, будто я лошадь свадебная. И всё. Перемкнуло что-то, я в лифт и…

– А куда делся-то потом? – проявил инженерное любопытство Огарёв-старший.

– Не поверишь, – улыбнулся Ярослав. – Мир не без добрых людей. Соседи приютили.

– Нда-а-а, – многозначительно произнёс Михаил Константинович. Может быть, это неправильно – особенно в свете негодования супруги, но сына он понял. И упрекнуть его не мог при всем желании. Он посмотрел на сына. – Может, и хорошо, что не женился. Сватья моя несостоявшаяся своим тракторным напором даже меня пугала.

Ярослав дёрнул плечом.

– Ой, не напоминай! Они до сих пор не могут успокоиться.

– Вот как?

– Да! Названивают обе, и Виолетта, и мамаша ее: «Ярослав, что случилось? Ярослав, давай поговорим и всё обсудим». А что тут обсуждать? Что непонятного?

– Помощь нужна? – обеспокоенно спросил Огарёв-старший. О том, что он должен был занять совсем иную позицию по данному вопросу, он благополучно забыл.

– Справлюсь, – беспечно отмахнулся Огарёв-младший. – Ты давай-ка лучше закусывай, язвенник.

Отец стал закусывать, а Ярослав отправился на балкон – покурить. Там его настигло сообщение от матери.

Мама: Ярослав, отец с тобой?

Сын: Так точно.

Мама: Выпиваете?

Сын: И откуда ты всё знаешь?

Мама: У меня чуйка! Ты помнишь, что ему нельзя?

Сын: Помню. Я слежу. Два бокала пива и спать положу.

Мама: У себя?

Сын: Ага. Ты сегодня свободная женщина. Пригласи подружек, устройте шабаш.

Мама: Не хами. Ярослав…

Сын: Да, мамуль?

Мама: За желудок отца отвечаешь головой!

Сын: Отвечаю.

Отца Ярослав уложил спать на своей кровати, сам устроился на диване. Не мог отчего-то заснуть долго. Неудобно. Непривычно. Думал. Он сказал отцу, что сам справится. Но пока в этой идиотской постсвадебной нелепице он завяз прочно.

Глава 3. Чужая свадьба, чужая свадьба, случайный взгляд… Нет, какие, к чёрту, случайности…

Весь ужас постигшего меня… нет, даже не несчастья… катастрофы, так точнее! – я осознала через день. Когда, придя с работы, обнаружила, что дверную ручку мне намазали дерьмом. То есть обнаружила я это не сразу, а когда за ручку взялась. Что это дерьмо – когда поднесла руку к носу. То, что надо, после тяжёлого рабочего дня, вы понимаете? И вместо душа и ужина я оттирала руки, ручку и дверь – ей тоже немного досталось.

Потом даже сил не было на ужин. Да и аппетита после возни с дерьмом – тоже. Ну и ладно, авось схудну. А то у меня весь корм – в коня, то бишь в Тоню. В общем, вместо ужина я курила на балконе и вслух возмущалась. Потом позвонила Феня, напомнила, что мне завтра на окрас моей красной шевелюры. После чего Фене пришлось выслушивать мои стенания по поводу воспитания современной школоты. Феня мне посочувствовала. Полегчало. И даже аппетит проснулся, и я пошла шуршать в холодильнике, смотреть-разглядывать, что бог послал. А то вдруг жопа похудеет. А без жопы Тоня Карманова – ну совсем не то.

Через день выяснились две вещи. Во-первых, система воспитания современной школоты ни при чем. Во-вторых, дерьмо собачье. Точнее, дерьмо тире собачье. Ибо теперь оно было навалено у порога. А на самой двери красной баллонной краской начертаны были письмена огненные. Точнее, одно… ШЛЮХА.

В общем, я снова вместо ужина убирала дерьмо – в этот раз получилось быстрее, оно же не было размазано. А вот с надписью пришлось повозиться. Хорошо, что в ванной нашлась оставшаяся с годичной давности ремонта бутылка с уайт-спиритом. Надышавшись растворителем, но не оттерев до конца краску – теперь моя дверь выглядела так, словно на ней кого-то убивали – вся в красных разводах, – я мрачно курила на балконе. И пыталась как-то уложить в голове факт, что люди, которых я знаю практически всю жизнь, способны на такие… мерзопакостные поступки. Ситуацию усугубляло то, что вины моей не было совершенно никакой. Прямо классика жанра: «Не виноватая я, он сам пришёл!» Но шанс всё толком объяснить я упустила, теперь слушать меня однозначно не станут. Соседи вышли на тропу войны. Кроме шуток, ничего хорошего в этом нет. Но когда я представила, как тётя Галя или Виолетка ползают по земле, добывая собачье дерьмо, мне стало смешно.

На следующий день смеяться мне расхотелось. Потому что мне в замок напихали, как позже выяснилось, спичек. Выяснили это сотрудники службы спасения, которых мне пришлось вызвать, когда я не смогла открыть замок. Парни довольно быстро и умело справились с абсолютно невыполнимой, на мой взгляд, задачей – просто выжгли спички из замка с помощью какой-то железной раскалённой фиговины. Замок при этом не пострадал. Парни посмеялись, поинтересовались, кому же насолила такая красивая девушка, взяли деньги и отбыли дальше по своим спасательным делам. Да уж, девушка красивая от слова «красная». Волосы свежепокрашены, морда от натуги и злости красная.

«Нет, – думала я уже перед сном, – это не может продолжаться долго. Они же взрослые люди, и этот детский сад им надоест».

А через день в моем многострадальном замке была уже жвачка, а перед дверью – гора шелухи от семечек высотой почти мне до колена. Вот вам и детский сад. Вот вам и «надоест».

Приехавшие спасатели – как родные уже! – посоветовали подать заявление в полицию. «Девушка, это же намеренное нанесение материального ущерба», – посоветовал мне худой чернявый парень с рябыми щеками, вливая шприцем в замок какую-то жидкость, судя по запаху – ацетон. «После третьего раза надо будет менять замок», – добавил он.

Да какое там заявление! При мысли о том, чтобы иметь дело с Виолеттой и ее мамашей, мне становилось дурно. Да, струсила, признаю. Пообещав сделать мне в следующий раз, как постоянной клиентке, скидку, парни удалились. А я села на диванчик и пригорюнилась. Конкретно так пригорюнилась, что аж плакать захотелось. Нет, серьёзно. Представила, что завтра, после полного под завязку рабочего дня, – а у меня завтра плотненько, – я приду домой… И застыну перед дверью. Чёрт его знает, куда завтра завезёт двух шизанутых мадам их фантазия.

В общем, сидела я, как Алёнушка у пруда на какой-то известной картине, жалела себя. Дожалела до того, что уже начала вспоминать Ярика. А что? Не выгони я тогда Ярика, ничего бы этого не было. Не явился бы ко мне на порог конь породы «Огарёвский рысак», а если бы и явился – так Ярик бы его… Тут я некстати прыснула, представив противостояние двух Ярославов – с очень предсказуемым результатом, надо сказать. Но вовремя спохватилась – нашла время ржать, Тоня! – и принялась себя снова жалеть. Так обстоятельно к этому делу подошла, что даже носом начала пошмыгивать. И тут меня отвлёк от мыслей скорбных дверной звонок.

Не надо лишний раз напоминать, да? К двери я подошла осторожно. И опасливо заглянула в дверной глазок. После чего гостеприимно распахнула дверь. Чтобы услышать до боли знакомое:

– Привет. Как дела? Есть чё пожрать?

Я стала медленно набирать в лёгкие воздуха. Чтобы заорать.

– Тихо-тихо-тихо… – верно расценил мои намерения Огарёв. И жестом фокусника протянул мне левую руку, которая до того была скрыта дверью. А в руке красовались три коробки с пиццей.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «Литрес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на Литрес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.