Обритая орбита Бабы-Яги

Лития Тахини

Обритая орбита Бабы-Яги

Глава 1. Лесной стендап

Возле центрального входа на самую большую лесную поляну, собралось множество зверей, птиц и сказочных существ. Да и не мудрено, ведь целую неделю висели рекламные афиши, гласившие о приезде звезды разговорного жанра, стендап-зарисовщика из самой глуши леса – Старичка-Лесовичка. Да и тема была заявлена интригующая – «Похождения Бабы-Яги», с пометкой 16+. А здесь, в цивилизованной части леса, жители были не избалованы подобным “горячим” контентом.

Балуясь стендапом, Старичок-Лесовичок в основном работал сталкером, или, как его иногда называли – духом-проводником. Кто только не обращался к нему, ища проход к нерукотворному в своей сути, диву дивному, к чуду, как оно есть! Некоторые, амбициозно мечтали о тайных знаниях, граничащих с колдовством, а кто-то хотел банальной “сбычи мечт” и незатейливой удачи. А Старичок был вовсе не против помочь им попасть в эту волшебную, исполняющую желания зону, именуемой – Чащей. Ведь его дело было простым – провести жаждущего на ее периферию, а там уж Чаща сама пусть решает судьбу просящих и нуждающихся в ее покровительстве.

Вот так, подолгу пропадая в самой дремучей, непроходимой, болотистой части леса, где даже деревья и растения разговаривали на совсем незнакомом, для городских зверей, диалекте, – Старичок-Лесовичок выполнял сразу два полезных дела в лесной жизни. Во-первых, был проводником, а во-вторых, был спецкорреспондентом для цивилизованного лесного общества. Ведь, несмотря на глушь, жизнь в чаще бурлила порой похлеще, чем в лесном городишке. И некоторые подробности можно было узнать только лишь через Лесовичка. Как, например, эту самую историю.

Когда все зрители расселись, кто на траве, а кто на пнях да бревнах, на центр поляны важно вышел Старичек-Лесовичек. Он залез на высокий, старый березовый пень, поросший ценным видом дерзких грибов, что служили в качестве микрофонов. Этот пень был самым любимым у выступающих артистов, и не только из-за дополнительной подзвучки. Дело было в другом, пень украшал особый вид мха, который внешне, с гордым и важным видом нес на себе декоративную функцию. Но в своей самолюбивой сути, чтобы глотнуть несколько часов внимания и славы, пусть та и была эфемерной, так как принадлежала не им, а исполнителям – они распыляли споры, дающие артистам адреналин и особый кураж. Одним словом, все были довольны – и пень, и грибы, и мох, и артисты, ну и в итоге – зрители!

Набравшись бодрости и смелости от выпущенных мхом спор, Лесовик поклонился и в знак приветствия, помахал мухоморьей шляпкой собравшейся публике. И сходу, без разогрева, не выдерживая никаких эффектных театральных пауз, заявил: «Нет больше с нами Бабы-Яги! Она безвременно покинула нас…»

Он собрался было продолжить, но взволнованная публика не дала ему этого сделать. Сказочные существа наперебой выражали свое соболезнование дремучей Чаще, а смотревшие прямую трансляцию через экраны гаджетов, наперебой слали грустные смайлики, слезки и RIP-эмодзи.

Да, Лесовичек слыл удивительным рассказчиком, но на этот раз он превзошел сам себя, в худшем смысле этого слова. “Каким-то жестокосердным он стал, аль мухоморов переел, что говорит о смерти Яги, будто между прочим…”, – именно так о нем перешептывались между собой жители леса. А он, в свою очередь, игнорируя эмоциональные возгласы и горестные заламывания конечностей скорбящих зрителей продолжил, как ни в чем не бывало. И рассказ его был столь удивительным, что больше ни разу, ни кем не был прерван.

Глава 2. Дизайн и Филимон

Баба-Яга сидела на скрипучей табуретке и пялилась на стену покрытую копотью, что начадила старая, пропускающая дым, печка. Ей больше не нравилась эта стена, как и не нравилась шатающаяся, скрипучая табуретка. “Бытие определяет сознание”, эту надпись она мимолетом прочла, когда беззаботно рассекала по дальним дремучим лесам, на своей сверхскоростной ступе. Эти три слова были вырезаны на стволе могучего пятисотлетнего дуба. Смысл надписи был чем-то новеньким, чего она прежде не видела и не слышала. Именно поэтому фраза врезалась в память. Другое дело, если бы там привычно было нацарапано: Света + Костя = Любовь, или: Димка дурак!

“Так нет же, настал проклятый век просвещения! Заставляет задумываться о доселе неслыханном! – негодуя, размышляла Баба-Яга. – Устала! Устала я от этих покосившихся стен моей маломерки! Курьи ножки вон какие сильные: они вдвое больше избушку на себе выдержат! Хочу новое жилье, дизайнерское! Еще паутины сколько развелось, ведь можно ее не только по углам поразвесить, а и по стенам это кружево пустить. И комодик с добром прикрыть от глаза недоброго, глазливого, всяких там забредших ко мне Аленушек с Иванушками! А тараканов-то, тараканов сколько наплодилось! Ведь всем нужно где-то теперь жить. А еще портретики Туза Червового да Валета Бубнового надобно куда-нибудь примастырить, будут радовать меня своей лихою красотой!”

Баба-Яга, недолго мешкая, вскочила в видавшую виды ступу и рванула через лес в ближайший город, в поисках курсов по дизайну интерьеров. Она решила никому не доверять процесс преобразования своей старой избушки в новомодные просторные хоромы. Ведь для нее не было проблемой создать с помощью магии новое жилище, но вот каким оно должно было быть, до конца не представлялось. “Да-да, ученье – свет, а неученье – тьма!” – проговорила вслух Яга еще одну пословицу, в виде позитивного подкрепления сделанного выбора.

Сбросив скорость, она тихонько летела над узкими улочками города и всматривалась в вывески. По всему маршруту насчитала их штук пять, и отдав предпочтение самой пестрой: припарковалась возле входа, замаскировав ступу с метлой, под большой горшок с фикусом. А после и сама, превратившись в непримечательную гражданку без определенного возраста, по имени Яна Бабаева, записалась на курсы.

Бабе-Яге очень нравилось осваивать оформительские премудрости. Она вовсю чертила дизайн новой избы, набрасывая идеи внутренней стилизации своего воображаемого жилища. Всё шло легко, предсказуемо и непринужденно, пока в один из дней, две девушки преподавательницы выглянув в окно, вдруг не зашлись в легком эмоциональном возбуждении. И тут же: зарделись их щеки, заблестели глаза в предвкушении чего-то, или, быть может, кого-то.

Интрига длилась недолго, потому-то буквально через минуту вошел источник девичьего переполоха. Надо отметить, что Баба-Яга тоже изнутри вспыхнула огоньком, по десятибалльной шкале, где-то на пятерочку. И тут действительно было от чего – молод, красив, статен. Черты лица – не пойми какие, – то ли цыганские, то ли арабские: волосы смоляные, а кожа белая. И весь этот экзотический коктейль, завершали глаза – сиренево-голубые, как васильки, ну прям как у молодца из скандинавских сказок. Таких не встретишь в местных топях да лесных дебрях. А когда он подошел к окну, которое обрамляли фиолетовые шторы, его глаза приобрели насыщенный сиренево-синий оттенок.

«Может у него линзы на глазах, или он болен хворью неведомой?» – шепнула иронично Яга, сидящей рядом, загипнотизированной его красотой девочке, с широко распахнутыми глазами. Но та не ответила, будто ничего вокруг нее не существовало – лишь только он!

А молодому человеку, в придачу к такому ошеломительному базовому уровню, как внешность, – шла еще пара дополнительных фишек, которые чрезвычайно усиливали светимость его, и без того, ослепительного ореола. Во-первых, он был владельцем дизайнерской школы, а во-вторых, за ним стояла Сила, причем его собственная. Да, перед Ягой, во плоти стояло божье дитятко, поцелованное в темечко не просто всевышним отцом, а целым пантеоном разномастных богов.

Эта Сила была им не познана, но зато бездумно и эгоистично присвоена – как что-то само собой полагающееся ему по праву рождения. Он впустую расплескивал ее, интуитивно научившись испускать этот неиссякаемый, окармливающий пространство поток. При этом, самолюбиво наблюдая, как в глазах людей, а особенно барышень, зажигаются огоньки восхищения и неподдельного интереса к его личности.

Люди считывали с него – это «что-то», это «нечто», – что не обличить в стройные логические ряды. Возле него просто хотелось находиться. Кто-то покусывал пространство подле него, словно гурман, – а кому-то невтерпеж было попросту жадно наброситься и сожрать густую и питательную массу энергии, витающую вокруг. Что собственно, в дальнейшем на глазах Яги не редко и происходило, при этом, от Фила нисколечко не убывало. Да, он представился ученикам как Фил!

“Филя”, мечтательно вывела каллиграфическим почерком на краюшке листа, Яга. Премудрости дизайна ее больше не интересовали, как в общем-то и не очень заботила красота Филимона. Уж какие только красавчики не встречались на ее пути, но она всегда зрила в корень. Сходить с ума по мужской красоте, это уровень – минус пару-тройку жизней тому. А вот любоваться, вдохновляться, очаровываться – такие гедонистические слабости Баба-Яга могла себе позволить. Но конкретно этот случай был столь уникальным и нетипичным, что Яга от предвкушения развития событий, разволновавшись, – совсем позабыла о маскировке, и на ее носу проявилась большая бородавка.

Она не просто так пришла в блаженный трепет, ведь, как и любая колдунья, она охотилась на Силу в любых ее проявлениях. Без Личной Силы нет магии, нет колдовства, без нее не видно ни своей дороги, ни дороги того, кто о ней спрашивает.

А Баба-Яга в своей чаще, хоть и слыла безжалостной и лукавой, но зато очень четко и быстро, с хирургической точностью потрошила залежи налета чужих иллюзий. Она мастерски доставала из глубокого колодца души, самые сильные, первородные страхи, – подселяя на их место исцеляющие заговоры.

“Именно Личная Сила дает видение сути вещей. А еще, Силы много не бывает!” – так думала Баба-Яга, принявшись строить планы на сакральную Филимонову часть.

Совершить сей акт планировалось в короткие сроки, да и удача, вроде как сама шла в цепкие мозолистые руки Бабы-Яги. По словам самого Фила, он приехал из заморских стран на родную землю, где-то на месяц, после чего собирался уехать обратно. А месяца для Яги было вполне достаточно, чтобы всё обтяпать.

Яга из опыта усвоила, что Сила ловится на внимание охотника, а в отношениях между людьми, внимание обоих должно встретиться в эпицентре нестандартного сценария и под контролем одной из сторон, завязаться в тугой узел. При чертовском обаянии и житейском опыте Бабы-Яги, “жертва” не понимая, что происходит: доверчиво и в изобилии готова была вливать свое внимание в приготовленную ловушку. Не имел значение ни пол, ни возраст. Но с Филом, планы будто сами собой пошли наперекосяк, и все ухищрения Бабы-Яги – не срабатывали! Но уж чего-чего, а охотиться она умела, и терпение у нее было развито – звериное.

Она видела задатки мага у Фила, как и задатки охотника, но вся эта светская, сытая жизнь, увела его с магического пути. И когда она будучи уверенной, что он непременно клюнет на ее уловку, предложила прокатиться на своей ступе, якобы взятой в аренду у сказочных существ, и полетать, – то он ответил, что предпочитает рассекать городские чертоги на одной из своих заморских карет. Вместо непредсказуемости полета, он предпочел контролируемую обыденность, которая собственно, и спасла его от расставленной ловушки. Тут не только Сила, но даже скукота в житейской прозе была его союзницей. И Яга продолжила свою охоту.

“Вот зачем ему владеть такой чародейской мощью, если он ею не пользуется! – будто оправдываясь перед собой за задуманное, размышляла Баба-Яга. – Ведь, рано или поздно, Сила его прикончит… ну, или с ума сведет».

Все могло бы сложиться для Филимона по-другому, если бы он сам пришел к ней за советом, за поиском своей дороги, в Чащу. Вот тогда, Баба-Яга не смогла бы ему отказать, – этический магический кодекс нарушать нельзя. Она бы его на лопату посадила, в печку засунула, да и допекла бы его незрелость до нужной румяности; после чего выкупала в мертвой воде, умертвив мирянские заблуждения, а после, к роднику с живой водой отвела! Но, если до этого момента сам не пришел, то уже не придет! А пустяков и случайностей в жизни Бабы-Яги не происходило, в ее жизни все случайности были закономерными, и это значило, что руки у нее развязаны.

Когда Яга поняла, что обычные женские ухищрения, типа долгих взглядов и прочие рационализаторские предложения о полетах на ступе, на Филимона не действуют – она применила свой фирменный метод ловушки внимания. Тем более, что для этого возник превосходный повод: Фил лично собрался дать дополнительный мастер-класс по анатомическому рисунку. В частности, по скелету – главному каркасу, на который можно навесить любую физическую форму с объемом.

На уроке, студентам было отведено полчаса, чтобы самостоятельно набросать эскиз позвоночника и конечностей, с предоставленной модели человеческого скелета. В конце мастер-класса, Фил подходил к каждому ученику, бегло оценивая наброски, и точными движениями делал поправки, задавая правильные линии. Он медленно шел, словно плыл между мольбертами. Баба-Яга, как под гипнозом смотрела на сжатую в нем пружину Силы, которая словно вызолачивала его изнутри. И взбудораженная фантазия Яги поэтично дорисовывала образ – будто не кровь, а само золото течет в его венах, под стать великим богам древнего Египта! Фил, сам того не осознавая, излучаемым им светом, расточительно насыщал окружающее пространство. Он словно бессознательно соревновался своей яркостью, с включенными на всю мощность электрическими лампами на подвесном потолке.

“А ведь это скоро закончится…” – сидя на галерке, думала Баба-Яга, пытаясь запечатлеть в памяти всю мощь и красоту светимости Фила; одновременно с этим, трансформируя состояние нежной симпатии в безжалостность. И когда он, с заранее считываемым разочарованием на лице, подошел к Бабе-Яге, она была готова! Фил приготовился сказать нечто, что говорил раз сто перед этим, после чего, сделать небрежный жест карандашом. Но вместо этого – подвис дольше обычного, пристально всматриваясь в холст.

– Что это, Яна? – спросил Фил, указывая карандашом на место, где должен был находиться позвоночник.

“Что-что, да уж не глаза твои ясные!” – про себя подумала Яга, плохо контролируя тепло, которое стремительно разливалось по телу, от услышанного звука своего имени, пускай и вымышленного. А вслух, произнесла:

– Так это ж позвоночник, в виде шампура… с кусочками шашлыка, вместо позвонков! Извини Филя, с утра макового зернышка во рту не было, уж очень есть охота, увлеклась!

– Окей, а это тогда что? – иронично поинтересовался он, указывая карандашом на нижнюю линию таза, нарисованного Ягой, скелета.

– Аааа, нууу… я ж мужской скелет рисовала, так что это – кость мужского члена! – с притворным смущением и деланной наивностью неофита в мужской физиологии, выпалила Яга.

Что тут поднялось! Сорвались со своих мест ученики – подбежали, толпятся, обсуждают втихаря и со смехом странную дуру Яну. Много энергии скопилось вокруг рисунка, все вокруг хохочут, резвятся, не замечая, как тем временем, завязывается связь Яги и Фила. Как во влитую энергию внимания Филимона, микроскопические паучки-альбиносы впрыскивают парализатор. Как беспрепятственно проникают их лапки во все его энергетические центры, взламывая остатки сопротивления и защиты психоэмоциональной системы. Как из хаотичной массы разноцветных нитей разной частоты, выдернутых из главных каналов его энергоструктуры, – маленькими и цепкими конечностями – сплетают тугой проводок. И тут же, по-мастерски быстро, подсоединяя его к Бабе-Яге, в районе пупка.

И полилась к Яге Сила Филимонова. Беспрепятственно, изобильно и незаметно. Ведь это только в фантастических сказках всё происходит напоказ, и хорошие демонстративно побеждают. А в реалиях жизни порой и не разберешь – где дела творятся во зло, а где – во благо, и вообще, кто есть кто!

Но на этом не закончилась история Яги и Фила. После того злополучного для Филимона мастер-класса, он зачем-то предложил присутствующим, сделать отдельный чат с бесплатными уроками по интуитивному рисунку. Еще он пообещал свою бесплатную обратную связь. Естественно, большинство учеников бодро поддержали его предложение.

Но когда дошло дело до практики, то чат как-то обмельчал, народичи под разными предлогами начали отлынивать от домашних заданий. И в итоге, осталось около десяти постоянных чатлан, которые худо-бедно выполняли домашку. В их число, конечно же, входила и Яна Бабаева. Яге было очень любопытно знать, что же будет с Филом дальше. Да и связь не мешало укрепить, так как Сила все еще прибывала от него, хотя лилась уже не полноводной рекой, а тонюсеньким ручейком.

Благодаря маленькому коллективу, в чате царила веселая и дружеская атмосфера. Задания выполнялись кое-как, но зато комментариев не по делу, было сверх меры. Особенно все любили поддевать Яну, которая умудрялась не только смешно рисовать, но и парировать незлобивые шуточки своих коллег к своим художественным шедеврам, по ходу, оставляя потешные комментарии к чужим работам.

Фил, поначалу, тоже живо участвовал в жизни группы. Комментировал рисунки, раздавая ценные указания, шутил и даже обсуждал погоду. Но с какого-то момента, в переписке его становилось все меньше и меньше. И никто даже не догадывался, что же с ним на самом деле происходит.

Ведь Сила, которую Филимон не смог постигнуть за всю свою жизнь, по сути, – находилась у него в плену, на службе его примитивных фантазий и желаний. Лишенная возможности разогнаться на всю свою природную мощь, она всего-навсего, тоскливо служила ореолом обычному, меркантильному человечку. Сила с радостью, будто засидевшаяся на цепи собака, готова была сбежать к любому, кто дал бы ей развернуться и проявиться на всю катушку! И вот этот долгожданный миг для нее настал – она покинула его!

А Фил со временем, читая иногда слишком уж фривольные комментарии Яги в чате, и вовсе одеревенел. Не телом, разумеется, а духом. Потеряв Силу, его мысли стали тяжелыми и неповоротливыми. Его дух словно застыл, и со временем – он врос в пень на котором сидел – но не в реально существующий, а в пенёк, порожденный его воображением. И однажды, Яга увидела, как после очередного коряво нарисованного ею рисунка, сознание Фила ориентируясь на весьма кривые маршруты проложенные его протекшей крышей – полностью зафиксировалось на собственном члене.

С каждым днем, он все больше и больше закреплялся в своих нижних центрах, а его член, на тонком плане превратившись в ствол – рос и рос, пока не вымахал метра полтора в высоту. Со временем, на нем выросли листовые ветки, и он зазеленел лиственной кроной. А немного погодя, появились цветочные почки, и он, хоть и коротким, но безудержным цветением, засыпал отцветшими лепестками все пространство вокруг себя. Остановить это забвение и одеревенелость духа было уже невозможно, и время от времени, Яга, впадая в мягкосердечие, корила себя за то, что переусердствовала с откачкой Силы.

Случалось это обычно когда в очередной попытке проглотить всю откачанную Силу, она терпела поражение. Словно не по размеру она была ей. Отпив половину, Яга и так чувствовала себя заполненной до предела этим природным энергетиком. И что делать с его не проглоченным, не вмещаемым в себя огромным ее остатком, она не знала. Тем более, что и та часть, которую она в себя впихнула – плохо усваивалась.

В нынешнем состоянии Бабе-Яге не верилось, что она еще совсем недавно хотела делать в избушке ремонт. Ведь благодаря встрече с Филимоном, ее будоражили совсем иные, теперь уже трансцендентные материи. Она чувствовала, что очень близка к тотальной трансформации, но в реальности не могла приблизиться к ней, не понимая, с какого боку подступиться к следующей ступеньке внутреннего преображения.

“Что! Что это должно быть? Я смогу творить невероятную магию?! Я стану всемогущей, или того круче – бессмертной?! ” – в предвкушении, перебирала она варианты возможных метаморфоз у себя в мыслях.

Но дни шли, а ничего кардинально не менялось. Не было никаких изменений ни внутри, ни снаружи. Да еще и до конца не сожранная ею Филимонова Сила, подливала горького масла в огонь. Она живая, тихо дышащая, притрушенная нафталином, чтобы ничего вредоносного на ней не завелось, – валялась на огороде возле подвязанных помидоров с перцами. Изо дня в день, глядя на нее, Яга поначалу чувствовала жадность, потом досаду, но в конце концов пришлось смириться с тем фактом, что позаимствованный костюмчик – большемерит!

Глава 3. Парацельс Циркуль

Пригревало солнышко, избушка на курьих ножках медитативно покачивалась из стороны в сторону, нагоняя на Бабу-Ягу сон. Сквозь дремоту она вспомнила, как когда-то столкнулась со странным мироощущением в себе. Тогда она была еще совсем молода и впервые влюбилась в самого обычного с виду парня.

Внешность у него была, на первый взгляд – худосочная и ботанская. Но когда болезненного вида умник снимал свои очки и распускал собранные в пучок окрашенные в черный цвет волосы, которые строгим, удлиненным каре ниспадая на плечи, обрамляли его худое, бледное лицо – то его образ тут же кардинально менялся. Да, с завидным постоянством случалось то самое сказочное превращение гадкого утенка в рокового черного лебедя, – когда вроде сложившееся представления о человеке, регулярно расщеплялось на, – до и после.

И если бы в мире Бабы-Яги существовали вампиры, то какая-нибудь кровососка, без определенного возраста, не удержавшись от искушения, – непременно обратила бы этакого ряженого гота себе на забаву, – в такую же клыкастую тварь, как и она сама. Ведь на последнем Хэллоуине, жадно наблюдая за ним, таким необычным – с подведенными глазами и смоляной помадой на губах, одетым во все черное, с цепями на шее, да шипованными кожаными браслетами на запястьях, – Яга словно параноик, не сомневалась, что все духи потустороннего мира зарятся только на него одного!

Да, Ягу привлекала не сама красота, а лицедейское изменение его наружности, именно оно бесконечно влюбляло в себя. В основном будоражил образ черного лебедя, возникающий под лирическо-готическим провансальским маринадом, сдобренным обманчивым флером высокого интеллекта. В таком вот калейдоскопе меняющихся впечатлений, иногда и гурман не отличит вкус наваристого бульона из настоящей курицы, от воды, с добавлением приправы из дешевых куриных кубиков, усиленных вкусовой добавкой, под названием – глутамат натрия. Что уж говорить о простых смертных, неискушенных любовной горячкой, да не знавших жизни.

А еще, ко всему букету внешних достоинств, ее любимый подчеркнуто-важно, причислял себя к братству метафизиков. И выглядело это в глазах Яги абсолютно крышесносно! Глядя на то, как этот начинающий, амбициозный алхимик, по-задротски усердно грыз философский камень и искал эликсир бессмертия, Баба-Яга дала ему магическое, оккультное имя – Парацельс Циркуль. Тогда она еще верила пословице “Как вы шхуну назовете, так она и поплывет”. Но в реальности, такая желанная для Парацельса – Алхимическая Амброзия, – наглухо заколотила гвоздями от него все свои двери и окна, чтобы он ни в коем случае и ни при каких условиях, не смог проникнуть в ее метафизические чертоги!

А молодая Яга в упор не видя его бесталанность, смотрела на него – как на философа, гиганта мысли, и постоянно восторгалась им, даже когда он рубался в шашки или перекидывался в картишки, со своими сопливыми дружбанами-утырками.

Яга частенько чувствовала себя недостойной его и ломала голову вопросами, отчего ей досталось такое счастье, и почему из всех окружающих его нимфеток, он выбрал именно ее своей пассией. Ведь по ее мнению – ни особым умом, ни красотой она не отличалась. Вкус в одежде у нее тоже был специфический, совершенно не гламурный. А еще она частенько любила подкрепиться сырым луком с селедкой, да чесноком с салом и черным хлебом. От этого зрелища, ее возлюбленный брезгливо морщился, и когда до него доносилось это благороднейшее, по мнению Яги, амбре, он вздрагивал от него, словно нечистая сила от ладана. Только выглядело это так, словно он – вздрагивающий ладан, а она – нечистая сила.

Но поскольку Яга была молода и тяжелой кармы наработать еще не успела, то и судьба была к ней весьма милостивой. Она ответила на вопросы Яги почему они вместе, практически не отходя от кассы. Хотя милость ее, по праву, можно было считать условной, но все же в последствии, благодарить было за что, ведь горькая правда иногда лучше сладкой лжи.

Как-то еще в начале их знакомства, Яга в порыве страсти, рассказала Парацельсу о так званой – Черной книге, которая у нее хранится. На самом деле, это были сшитые между собой три толстых тетрадки в клеточку, с засаленными, грязными от частого перелистывания, кончиками страниц. Эта семейная магическая тетрадь передавалась из поколения в поколение. В ней были записаны всевозможные ритуалы и заговоры, зарисованы “рабочие” пентаграммы и собрана житейская мудрость всех Бабусь-Ягусь, из многих поколений нашей распрекрасной Яги. И когда Парацельс услышал об этой книге, то пришел в щенячий восторг, только вот глаза отчего-то заблестели по-волчьи!