Журнал «Юность» №12/2024

Журнал «Юность» № 12/2024

© С. Красаускас. 1962 г.

Поэзия

Дмитрий Воденников

Поэт и эссеист. Родился в 1968 году в Москве. Окончил филологический факультет Московского государственного педагогического института. В 2007 году в рамках фестиваля «Территория» избран королем поэтов. Издано 14 книг стихов и эссе. Ведет на «Радио Культура» программу «Поэтический минимум». Автор колонок в изданиях «Стори», «Литературная газета», «Совлит» и др.

ФИТЮЛЬКА* * *У меня есть фитюлька —спрячем ее в ярко-солнечную шкатулку.Там всякая бижутерия, которую людиоставили у меня:какие-то кольца,какие-то серьги —и всякая ерунда:любовные письма,счета,даже есть найденные над ванной в высоком подпотолочном шкафунепонятно чьи старые акварельные краски.Кто тут писал акварелью,когда меня не было дома?Расписывал мою жизнь,таясь от меня.Краски застыли давно, но в их трещинах и ложбинкахспит эта спелая тайна,утраченная, но моя.А может быть, это именно у менябыли лазурно-зеленые крылья?Может, я сам был этой мега-супер-фитюлькой?И меня раскрашивали, осторожно касаясь,пока я заснул.На голове и спине – все блестящее, голубовато-зеленое,мелкие светлые крапинки на лице,а живот – ржавый, рыжий.И черный, как уголь, клюв.Бешеный зимородок.Он питается мелкой рыбой,личинками стрекозы, растерянными лягушатами.Высиживает яйца в зимнее солнцестояние(на самом деле нет),а птенцы вылупляются под землей.– Я помню: я слышал тогда после рождения гул обступившей земли —без оперения и слепой:и в тесноте, в той толкающейся темноте,шевелящейся и короткой,первые звуки мне плачущий рот шевелили.Это плакали под землейи приходили тогда ко мне зимородки,прекрасные зимородки,уродливые зимородки,мертвые и живые бешеные зимородкии говорили со мной.* * *Он жил в этом доме в лазурных и терракотовых красках,у какого-то моря в быстрых сумерках и повторял:– Какая огромная жизнь оказалась,будто в нее уместилось несколько жизней.Вот давно запорошена солью морскою – одна,вот лежит под руинами авторская, другая,вот еще, вот еще, а вот и эта:я только ее узнаю —у тебя в ней такая знакомая и смешная походка,ты идешь, словно прыгаешь,чуть подскакивая, как мячик,А когда лежишь и читаешь, ищешь глазами:где там, в углу на бумажной странице – время?Но страница не гаджет.Время течет в голове.И течет оно странно.Как я люблю этот долгий, бесконечно меркнущий день(на гулком пустом перекресткедевочка ссорится с мальчиком, будто они навсегда),в этом доме, как сахар и соль, как соль или сахар,время течет и никак не кончается.Мелкая вечность.Помню, однажды (я был совершенно одетый)ко мне прилетел оперившийся уже зимородоки нагло спросил:Почему вы сейчас абсолютно голый?Я рассматривал потом его отдельные перья —на подоконнике, в яслях, на взрослой кровати —слизывал с длинных усов его никакое мясо:мне показалось, он говорил совсем про другое.* * *Давайте не будем расставаться?Ну хоть с кем-нибудь не будем расставаться:будем хранить их слоями в своем все простившем сердце,а хоть с кем-нибудь доживем до преклонных лет,потом соберем всех ушедших в прибойную память,за длинным столом соберем,с фамильным серебром собереми скажем, кивнув на на минуту покинутый стул(ну вышли на кухню пока: за хлебом или горячим):Это как море.Это просто другое море.И ты возвращаешься:на тебе прошлогоднее платье,в руках – акварельные краски в рассохлой коробке,и говоришь: это свобода.Ты начинаешь всех замывать серебряной краской.Лица размыты, шеи текут, текут подбородки.«На на минуту, ты говоришь, на на минуту,я выходила на на на нана минуту,только за этим:ни с кем не хотела расстаться».* * *Девочка с мальчиком наконец доссорились навсегда,стих перекресток.А кот облизывается (у него морда в пуху,видимо, снова с подушкой играл),катает в углу то ли косточку, то ли катушку.– Отберите у него наконец эту фитюльку.В мельтешении темных солнечных листьев на полу и на стенке,в трепетании пятен на размытых неузнаваемых лицах и на экране —мы читаем ненужную памятьпро вылинявших зимородков.Они черно-белые, серые или в сепии,будто в состаренных фотоснимках,будто обратно, к рожденью ушли:нет никакого яркого цвета.Много-много тому назад один мальчиксидел с бабушкой и под Новый год выбирал,какую вырезать маску.«Давай мы выберем тебе зимородка?»Мальчик не знал тогда,какой бешеный тип этот маленький зимородок,как торпедой он прорезаетакварельную светлую воду,как хватаетбеглую рыбу,возвращает ее в синее небо,в безвоздушно-блаженную память.Как замедленная фотовспышка.1–10 сентября 2024 года

Маргарита Шилкина

Родилась в 2003 году в городе Абакане.

С 2021-го – студентка Литературного Института имени А. М. Горького по направлению «Проза» (мастерская Р. Т. Киреева), участница мастерских АСПИР («Мир литературы. Новое поколение», межрегиональные мастерские в Екатеринбурге и Новосибирске) и форума молодых писателей «Липки», полуфиналист премии «Лицей».

ОБМЫЛОК СНОВИДЕНИЯ* * *На каждой скульптуре скальпельСколотый (угадайте с кого) с меняОсколкиО сколькоОскал, обточенный об скалыТочечно вычерченПод соколиным носомРимский императорВыпивший меда из клюва летящего орлаМне нужен сок мирового дерева, чтобы зарослаВыбоинаВыбитый зуб мальчика из второго классаВова, я правда случайноБез умысла, ВовТвой папа тогда посмеялся, мол, мальчик, мужчина, а тут девочка и выбитый зубЗабавноХорошо, что не разозлилсяЗабылЧто когда в классе разбирали гласные и согласныеНе разразилась негласная войнаКакая возможна лишь между восьмилетними детьмиВоспитанными на видеоиграх вроде «Фермы» или «Супер Коровы»Кров надо мной бескровныйПол подо мной кровянойСтатуя в центре зала уставшаяУтомленная центробежным вращением, вечным возвращением к себеСтатуя в центре залаСолнечным сплетением ставшаяСтан твой беспрестанно выситсяЗа моей спинойОсанна в вышнихВышедших за пространственно-временныеПоправших памятьПолноводье рассекшихСловно губу(Стекающая по подбородку темная струйка – на твоей ладони, на твоих руках)Колени истерлисьОсыпались ресницыЧто жеЖенись на жрицеЯ жеЖерновЧто разжует (со временем) плотьОплотПлод твой, отец мой,ПламенныйПламенящийПОДЗЕМНЫЕ ВОДЫВ расщелинах – щелочьРесница на щекеЩекотноЕсли провести протокК проталине, где подснежники – ониЗавянутЗаводьТина, тишинаРастекаютсяПо обочинамОбодок с Hello KittyСломали в четвертом классе —Четвертование беспечностиОси клонятся к земле —КоленопреклонениеВдох через носЗа километр (кило) до солнечного затменияСолнца нет, а значитПора подниматься водеОт стоптанных пятокДо непричесанной головыНеровный пробор на затылкеНе виден из-за затменияМожно не чистить зубыОни и такПостоянно мокрыеТина на груди – русалкаОтрастает хвостБудем хвастаться, насколько хватитСловПомимо тины – тишинаОткрыл рот —Вода хлынулаХрустСкрип (мокрых) зубовПотерлись панцирьЩупальца прилиплиНи карасей, ни щук, ни осьминоговНа ощупь по песчаному дну —Связка ключей на веревкеДлиннойДолжно быть, на шее носилиДолжно бытьДолжны былиДолжныБылиОбронили связку в канализациюВсплыла на шпиле* * *У листка драцены на моем подоконникеВенчиком вьются веныНеКончик его остр, как клюв клестаНеСошьешьКак я, хотя и стараюсь стараюсь стараюсь, не могуСшитьПрошлое с настоящимНасущное с несущественнымСуществующее с измышленнымМышьякНе из мышейМышеловка захлопнуласьХ1,25 х1,5 х2ХлопокБольшое сжатие*Бабушка спрашивает: «Ты любила школу?»Отец (отец?) говорит: «Учиться мы будем всегда: в школе, в институте, на работе и заводя детей»Завод по производствуУ меня что ни день – больничныйЯ боюсь, товар забракуютЛучше увольнение, чемБракШколу я не люблю*Мой сын (а уверена: сын) мне жаль, что я не прочту тебе «Фауста»«Фауст» в четыре месяца как (пред)определениеВолна опирается о мою щиколотку, как о плечо, и печалится, говорит:провидение покинуло наши пустынные земли подсох на твоем подоконникелист треснул молитвенный круг это козлоподобные существа (существующее с измышленным) с привязанными к куцым хвостам жестяными банкамина него наступилиКопоть из-под копытПолночь – воют собаки, волки скулятКлеста моего захлестнул колокольный звон, почемуЗвонари не спят? ПолночьСын мой (не дочь) я не прочту тебе «Фауста», потому чтоБоюсь, что товар (тебя) забракуют:Катаракта, кровоизлияние в мозгДа что там – разбитая коленка,Потянутая кистьПосмеивание одноклассников, одногруппников, свиной (когда последнийраз о нем слышала?) гриппБоюсь, что ты оставишь у «Пятерочки» самокат (не электро-), и его украдут,и ты расстроишься, и успокоить я тебя не сумеюЯ не умею успокаивать даже себя как мне успокоить тебяНе скажешь ведь «все хорошо» не соврешьА девочки девочки девочки(Мальчики мальчики мальчики)Вдруг одна из них разобьет тебе сердце и ты потеряешься, попадешьв больницу?Из-за нее, из-за меня, из-за насОдна – предрасположенностьДругая – не-расположенностьИз пороха в прахИ ты будешь плакать и плакать и удивляться удивляться как тебя хватаети не знать когда закончитсяИ не знатьИ мне ничего не скажешь(Прости, мам, что не говорю слова какие слова они выпали из окна упалипод колеса под колесом мой клест кричит не могу тебе об этомНе могу и ему никогда не смогуИ себе иногда не могу)У девочки этой (мальчика)Тоже есть мамаДевочка эта (мальчик)Ест мамин суп, просит поцеловать ее (его) на ночьНу или просила(Просил)А потом приходит к тебе (ко мне)ИЛучше бы не приходила(Приходил)*Шарканье ног по коридоруНог многоИ они не совсем идутТраншея в видеИзгиба шеиИзлучениеИзвлечениеВлечетК неизлечимомуБоюсь, что отца твоегоНе станетИ за мноюВслед за нимПридетМногоголовыйМорскойЗмейКоторый поетИ песнь егоПлесневеетПенная бухтаЗаливВолна опирается о щиколотку и говорит: ты уже ушла однажды и большене уйдешь жди песнь живых песнь жаворонков петуховПетух, обезьянаПес, змеяPoena culleiЯ – святотатец илиУбийца отца?ИНе илиОн схватил меня удоюИ вытащил мой языкНезрячими зрачкамиМне только представлятьВолнистую траекториюПолетаПерекрестныйКлювИ негромкое «кеп-кеп-кеп»Я купила бы тебе кепкуЛюбую, какую бы захотелДаже с самым уродским рисункомВроде Соника, который обнимает Человека-паукаСо странной надписью«We all what we all»Я, может, бытьИ куплюЯ не может быть,Но ужеЛюблюТебя в этой уродской кепке* * *Снег. И бело все, и белоЯ прикасаюсь к насту, как к себеНе трещина, но отпечаток, отпечатокИ вся я, все во мнеНа наст – капельИ капли теИх ниспадениеСколько разБессчетность, бороздящая края, пределыМатематическая ввереность себеИ множества, пространство, времяЗа сколько остров распадется на осколкиЗа сколько жидкость обратится в парНа выдохе вливающийся внеНа вдохе, вдохеИ низ, низина, спуск к истокуИ истончается кора. Смола, связующая, вяжущая нитьюИ нить на языке, плечахИ под, и подИ поднимается опавшей ткани атлас, как будто бы не отделялся, как будто отдаленья нетИ погребенья – нетИ только имяНа губахМои(х)* * *Словочто сосательный леденец от горлас медовым вкусомрассасывается на языкене разгрызтьПтичье перо,выпадающее из подушкиоседающее на бровьне сдутьПолый мышечный орган, по венозным стволамВбирающий кровь иАртериям ее отдающийне разбитьВ набитую маршрутку заглянувший воздухЗабытая в гостях зубная щеткаИ улица с названием «Щипок», где нету щепоки не за что крепить бельеИ сообщение: «Да, давай,конечно»Смещение, смешеньеСмыслЧто омывает контур междометийМне этот смысл – в сухопутного кита – жука – усеТот поднимается на шатких лапках и, потрясая головой, дохаживает до росинкиИ растворяется роса медовым леденцом* * *«Мшистый» похоже на «мышь», на «камыш»не на «мох»и мыши прогрызают дырыво снах, в стебляхнезаметно, почти бесшумно – они же мышимаскируются под женщин с блестками на щекахпод женщин с жухлыми овсяными волосамиих не вытравить запахом горелой резины,жженой шерстии керосина«чем потравить грызуновпрежде чем они разгрызуткисельные берегапрежде чем они молочные рекивычерпаютпрежде чем веки мои закроютсяраньше вех»*Она сказала: «справедливостимне хотелось больше любви»по принципу справедливости – наказание и иные меры ответственности, применяемые к лицу, совершившему преступление, должны быть справедливыми, то есть соответствовать характеру и степени общественной опасности преступления, обстоятельствам его совершения и личности виноватогов таком случае как компенсация морального вреда:семьсот шестьдесят девять дней, начавшихся с вопросасемнадцать снов, где в половине не однаодин потраченный учебный гододна палата с десятью людьми (с одной соседкой-то не уживешься)поисковой отряд и принтер купленный отцомодин роман ну или большая повестьчуть меньше семисот, но с пять десятков наберетсястоновстихотворений, снова стонов,слез и сомнений,семнадцать снов, разгаданныхи сонник пусть навретно это ты,а значит, обвинения снятыОна спросила: «И неужели мы дойдем до клятв?»и ладно бы спросила только этоеще там было про желанье стриптизершии чахлую улыбку алтарюне хуже ли желанье стриптизершиза день, за два до алтаряпалат хоть с десятью, с шестнадцатью местами*И сон спасает от забвеньябез сновидений сон*Десять предметов черных, с десяток красных и розовых около шестинашла я в ожиданииодиннадцать минутсколько нашла всего их, сколько предстоитнайти*Синтез случайностей —судьбаанализ их – знаменовенье* * *Непрополотые грядкиМеж могильных камнейЧто растетНе огурцы, не розы, ноРозмаринЕго в кофейне на Кутузовском проспекте в Калашном переулке околоАптекарского огорода мы добавляли в чайИнтегрируемыйСекретный ингредиентЧайная церемония меж мрамора и гранитаМаковое молокоИспитое из бумажного стаканаС промокшими отгибающимися краямиПроводя пальцем по днуЯ нечаянно его протыкаюНу кто же виноват что дно такоеЧто тонкоеНу тонкое оно ну кто виноватНиктоНу слабое да слабое незащищенное извинитеНе косяк производителя не вина стаканаСтакан, отчего ты не закрывался крышкой дополнительным слоем бумагидвенадцатью дополнительными слоямиСтакан, стаканМаковое молоко выливаетсяНа мамин плащ, в химчистку отнесенныйХимиотерапияДля маминого плащаБыли метастазы в манжетахИ вот опятьТеперьВ области поясаВсе это хлипкий стакан и мои неумелые рукиДотрагивающиеся до чего нельзяTo heal a wound, you need to stop touching itНи о чем не говорит?Говори не говориРуки все равно тянутсяПотягивание с утраЧто сутраОм намоСчастья это никому бы не принеслоСчастьеКогда у меня оно это пресловутое безусловное былоДа и было лиКогда смеялись до костенеющих скулКогда прочитала фамилию в спискеКогда снился мой тебе поцелуйДа было оно это безусловное пресловутое былоТолько мышцы скул приходили в норму приходилось идти к себе в пятьсот восьмую в полуобморок в полумракТолько в списке там и другие фамилии были и двигались они продвигалисьТолько твой мне даже не снилсяБессознательное мое ящик ПандорыСмеется надо мной, согласна – живот надорватьВисит через плечо юмор висельника, словно оставленная под столом для настольного тенниса сумочка с ключамиПотерять ключиНе войти домойБудто бы ключи – это компасИ с ними быЯ до этого дома дошлаХата моя с краю, но краяНетВисит через плечоПуговицы протертыРемни отстегнутыСнился ритуал: встать на колени и коснуться губамиЗапястьяКто из нас вставал на оба коленаКто ни на одноНе одноглазый, многоокийВеликан хранитВыход из рощиВот почему, выходит, меня так волнуютКоровыКровь на местеОтломанного рогаОн хоть и полый, в негоНе протрубишьНо испить из негоМожноМолоко из макаМожешь не истончаться, можешь жеДаты на могильном камне близкиеСколько – тридцать три, тридцать шестьЖальСовсем молодойЧей камень, не посмотрелаА, так ведь мойТак ведь мой* * *Знаешь, мне тоже страшноЧто я обращусь в эту женщину напротивЧто я мужчиной земляным стануИли не стануНикемНо мужчина тотЖенщина этаУлыбаютсяА я не то что быЖенщина эта – бабушка, похожа на моюТы любил бы меня, если бы я была бабушкой? Ты бы любил меня, как червя или штрих?А ну даЧто же я спрашиваюМне и бабушкой, и червем становитьсянеобязательноМожно и так узнатьУ нее трость как трезубецИ рубашка в горошекОна – гроздь негневаУдивленные верблюжьей шерсти глазаЕй было, как и мне, чуть больше двадцати когда-тоКогда горели небесаКогда огонь синелОна сказала: «состраданье мол»И мал, и смел, как воробей, и мел, и мелководьеМальков ловила сланцемИ солнце отражалось выстланным ковромКовер из капель, капельниц, коленейКольцо на пальце сам догадаешься какомШтаны-шарнирыМассажный шар по голениПо голойЕй тоже было двадцать с чем-то, как и мнеИ будетСнова будетИ снова со́скиСахарная вата, сланцыСоски́ и со́ски, и сахарная ватаСольИ следующая станция – мояРодной мне сталаТа, на кого я без виденья посмотрелаНет, дай мне Бог или не-БогНу кто-нибудь, кто есть тамЕсли естьЛет в шестьдесятБыть штрихомНа ее трезубце-тростиИ мне не важноЛюбил ли, любишь ты меняЯ – червьНа грядке, где морковь растет ееОна со мной выходитА ну да, ну даКонечноИ мы расходимсяКак молнии зубцыКоторые когда-нибудь сойдутся* * *«все ангелы говорят по-немецки» —смешно, что эта фразапопалась в лентеименно вчеравсемирная сеть, подобномировому духувсе ведает, все знает обо мневне стен с подвешенной подковой, вне разливающихся голосовбезгласием, безличием единыи принцы бриза, и шторма королии выгибающееся стекло, как линза,нечетко выражает, отражает бликпроникновенье в непогодуприкосновение к лучугде в центре города песок? или: где центр города?«это традиция» —это трапеция,трапеция с названьем СГИБ,в себя что сердце мое заключает,где стороны две параллельны и смотрят, видят знакомые до цвета радужкичерты, видением дыхание заменяютне знаю я на что склоняется «видѣниѥ», но знаю, что его склоняют,словно склондве стороны других не параллельны, они – основы,но снова: неясно где и когда, сквозь сколько километров и часовиз пункта А в пункт Б – велосипедистя пешеход, а следовательно, не исчезаю, а следовательно, удел – искатьтрапеция осколков и разрывов0 км/чорганизующая пневма —самослагающийся стихосвобожденьераньше срокакак сорока (в прежних стихотворениях ворона, голубь, клест),падкая на блеск (на белезнящий блик от линзы),я собираю «эрзац», «антрацит» и да кого же в этом смысле удивит, что то,что мыслится, что обретает буквенную формудороже мне отеческого поцелуя в лобно не дороже придорожной каплия бы могла придумать поцелуй, но капля ширеей стоит бытьей стоит столько стоить

Александр Аносов

Родился в 1988 году. Автор нескольких поэтических сборников. Публиковался на сайтах Poluntona и «45-я параллель», а также в журнале «Север» (г. Петрозаводск). Живет в Москве.

НУЛИ И КОРАБЛИ* * *так хочется с тобою говорить о чем-то белом.ich liebe dich – на лебедином,tan solo tu – на соловьином(подставь любое).в твоих руках не тает снег,в них ножницы – отрежь ненужные слова.как волосы, они не отрастают,и эту брешь заполнить можно только снегом.пустое место, лысина моя(на лебедином это будет Glatze).она блестит себе на солнце,и белым наполняется пространство.и вот уже закончились слова.* * *чем чаще я расстаюсь,тем больше волос теряю.самое главное открытие (в любви)кроется в единственной фразе —«мне скучно».и этот бар, не мой ровесник,и этот книжный магазин,и кинозалы —пугающе ненужныеприметы карго-культа.впрочем, и тыпревращаешься в это же,в убитый стул, обитый бархатной тканью,в стишок, который не издаст журнал «зрелость».вы начинаете терять волосы, – говорит мне врач.волосы не люди, отрастут.…орфей не хотел и оглянулся,а я хожу и оглядываюсь – не ты ли?(лишь бы не ты.)* * *во время пения соловей теряет до 80 процентов веса —тут впору задуматься, почему у нас с тобойвместо небесной музыкиэта бедная несовершенная речь,диафония, молчанка, взаимозависимый флуд.я тоже хочу, как уцелевший соловей,сохранив только 20 процентов себя,чередовать две соседние ноты,окрыляться и летать,умножаться на два и делитьсяпауками, червями и ягодами.парность нередко отменяет все музыкальные рейсы,все эти летучие трели.быть вдвоем – не терять,а удваивать вес.говорят, одиночество развращает,но еще оно заставляет быть вечным солистом-вокалистом,звонкой головушкой,когда эти песни никто не слышит.и птичьих не жалко,и человечьих.мой вес на месте,так как я молча, без звука, про себя поюодну и ту же немую песню,которая не весит ничего.* * *

Качается, но не тонет.

Девиз в гербе Парижас вещами на выход, мой друг.как будто на другой перехожу корабль,но это все один и тот же(качается, не тонет).со мнойне личные – лишние вещи,еще немного и полное собрание Плюшкина:обмылки биографий,осколки географий,нисколько фотографий (ты все и так запоминаешь),чужие сны.в одном святая Ксения сказала,что девочку пора бы покрестить.а мне уже не стоит удивлятьсянепотопляемости нашей(святой Андрей не снился).бритоголовый парень в баре спросил:«а ты с какого корабля?»* * *я как уходящая натура,не знающая, где дверь,где выход из парка,разбитого не для меня (не мной).даже у трамвайных рельсовесть начало и конец,они не ходят кругами,как поет З.а я хожу,и каждый все большепохож на адский,вечное возвращениев одну и ту же точку(в начало или в конец?).знай свое место:«вы находитесь здесь».трамвай трогается,чтобы проехать от А до Б и потом обратно.а я держусь корней,фонарным столбом,колоссом стою.из трамвая выходит женщина,смотрит на меня и говорит:– а ноги-то у тебя глиняные.* * *сколько еще тайнскрывает твоя голованеюная, буйная, странная?пока я заедаю стресс,она умножает на десятьразные ужасы мира,моего и не только.усидеть бы на стуле,запомнить бызапах твоих волос.что-то уже началось,похожее на восхождениена пик Коммунизма,откуда назад никак —все в моих руках,это моя ответственность.любовь моя, как не отсвечивать,как отпустить тебя и себяв непонятное плаванье?тайна, еще одна тайнас печальным лицом.* * *в раю я буду зверем без души —«оно мое», как в языке английском.в шерсти моей неведомые вши,как мысли, будут громко шевелиться.и все, уже не обнимать —передней лапой трудно дотянуться,а только заднейлевой бок чесатьи райских птиц считать,чтобы уснутьсяв аду, где все еще поетжива душая голосом Нетребки,не сливки я снимаю – слепкис чужого рта, и вот кладу их в ротзвериный, райский, занебесный,который там не будет говоритьни на каком из языков известных,а только скалиться и иногда скулить.* * *у этой любви опеваний больше, чем ее самой,до прощальных слов можно долгоподставлять любые —обожаю, люблю…счастье – шутка, посмеемся и будем,не умирая, каждый четверг обмирать.это я о себе (у тебя есть другие слова).у расставания собачья головаона только смеется и лает.и я бы загавкал тоже.когда придется в последний развместе завтракать,то вместо ай-лав очередногоя из собачьего (прощального) лексиконадостану двойное гав.

Иван Волосюк

Родился в 1983 году в городе Дзержинске (Донбасс) в семье шахтера.

Выпускник русского отделения филологического факультета Донецкого национального университета. Публиковался в журналах «Новый мир», «Дружба народов», «Звезда», «Нева», «Волга», «Юность», «Новый берег», «Интерпоэзия», «Новый журнал». Стихотворения переведены на итальянский, испанский, французский, болгарский, сербский, румынский языки. Живет в Подмосковье, пишет о литературе для «Московского комсомольца».

…Точно крыша под ногой.

ТвардовскийПела мышка в норке ночью:– Спи, мышонок, задолбал!Отнесу тебя нарочнона Путиловский вокзал.Ни звонка, ни эсэмэскитам не примет твой айфон.Я тебя зарою в Пескидо итоговых времен.Брошу в маленькую ямкув виде грязного комка,над тобой поедут танкибезымянной ЧВК.Я завою, как железо,под солдатским сапогом,задеру подол, полезупо отвалу босиком.На груди сложивши руки,рухну с грозной высоты,все равно у них в фейсбуке[1]кровожадные коты.* * *Забудь о радостях тайги,проснись османским янычароми оставаться не могив сугробах белых и печальных.Мороз едва ли Божий дар,а кто южней, не носят курток.Ты можешь в множестве болгарза своего сойти придурка.Разденься. Видишь – древний грекв тебе от бровных дуг до пяток,а здесь все время валит снег,и впереди шестой десяток.Смотри на вечные места:цветут весь год и манят видом,хотя Италия пуста —в любую дверь входи, живи там.Еще в Словении ты могпрослыть балканским патриотом,а здесь замерзнешь, видит Бог,оставшись жалким стихоплетом.Когда от Курского пешкомты шел, снаружи коченея,кого ты славил: милый дом?Россию? Лету? Лорелею?* * *Мы на мертвых ставили печати,зарывали череп у крыльца,нету и следа былой печалина моем подобии лица.Вещей гарью наполняя рощи,мы сжигали их для красоты.И деревьев грифельные мощиподступали к нам из темноты.Задыхался в августе и падал,путал сновидение и явь.Спать ложись! Оно тебе не надо,потаенных писем не малявь.В настоящем что, дурак, ни делай,будущее сложится само,день за днем, неделя за неделейв стопку госиздатовских томов.Ты же к этой муке безучастен,сам составлен из корней и вех,и твое единственное счастьевечно быть посмешищем для всех.Впрочем, с точки зрения музеямы ничем неотличимы отчучела оскаленного зверя,муляжей князей и воевод.И, пожалуй, главная нелепостьв том, что братья, возвратясь с войны,приносили драму или эпос,лирики всецело лишены.